Онлайн чтение книги Убить Волка Killing the wolf
Глава 1 - В общем, Шэнь Шилю был слепым и глухим

В приграничном городке Яньхуэй стоит «Генеральский холм». Название у него величественное, а сам холм – не на что посмотреть, всего лишь горстка праха, как небольшая шишка, стоя у которой, человек с длинной шеей увидит вершину.

Генеральский холм был там не всегда. Согласно распространенной легенде, еще каких-то четырнадцать лет тому назад по этой земле прошли первые железные всадники Великой Лян, двигаясь на Север, дабы усмирить восемнадцать непокорных варварских племен.

Возвращаясь обратно через Яньхуэй, батальоны Железного Сюаня избавлялись от всякого хлама: сломанных доспехов, мечей и прочего, из чего довольно быстро выросла мусорная куча. Годами она покрывалась пылью, орошалась дождями и со временем превратилась в обычный холм.

Но даже спустя годы холм Генерала оставался безжизненным и бесплодным местом, на котором ничего не росло, даже обычная трава.

Холм был недостаточно уединенным местом, торчащим из земли не к месту и, по сути, непонятно было, что с ним делать. Старики болтали, что Генеральский холм навсегда пропитан убийственной аурой воинов Железного Сюаня, потому на нем ничего не растет.

Ухватившись за эти сплетни, местные малолетние разбойники сочинили истории о призраках, бродящих на границе города Яньхуэй, которые собираются у холма, и так получилось, что популярностью это место не пользовалось.

В тот вечер к подножию Генеральского холма подбежали два подростка.

Один из них был высоким и худым, другой - коротким и толстым, и вместе они напоминали бегущие палочки и миску для риса.

Стройный подросток, одетый как симпатичная девочка, производил обманчивое впечатление, и только присмотревшись, можно было понять, что это мальчик, прозванный Цао Нянцзы [1], потому что гадалка сказала, что он родился не того пола.

Родители боялись, как бы боги не призвали его обратно из-за этой ошибки. Поэтому, не спрашивая его мнения, и опасаясь, что ему недолго жить на свете, воспитывали сына как дочь.

Низкорослый толстячок – был младшим сыном мясника Гэ, по прозвищу Гэ Пансяо [2], и, как следует из его имени, все его тело благородно лоснилось от жира.

Борясь с природным любопытством, они вдвоем издалека подкрались к Генеральскому склону, но из-за легенды о призраке, никто не осмеливался подойти ближе.

В руках у коротышки Гэ был медный бинокль «Глаз тысячи миль». Вытягивая шею, он пристально взглянул на Генеральский холм, и пробормотал:

«Солнце почти село, а старшего брата все еще нет… и я не пойду. Лучше подвешу голову к балке, но дождусь его».

Цао Нянцзы парировал: «К чему эти полумеры, тогда используй иглы вместо стула [3]. Хватит этого дерьма, отдай мне «глаз».

Поддельная девушка Цао Нянцзы иногда умела выглядеть правдоподобно, но большую часть времени выходило все не так элегантно, особенно, когда в подростке бурлила грубость или желание ущипнуть кого-нибудь своими куриными лапками с острыми коготками.

Стоило Цао Нянцзы протянуть руку к Гэ Пансяо, как его тело рефлекторно отозвалось фантомной болью. Он вручил «Глаз тысячи миль» своему другу с одной лишь просьбой:

«Прошу тебя, не сломай его, иначе быть мне фаршем для пирога. Отец точно прикончит меня!»

При ближайшем рассмотрении, так называемый «глаз», был медной трубкой, как и полагается оснащенный прозрачным стеклом. Пять летучих мышей украшали «глаз» по кругу. Посмотрев через трубу вдаль, можно было в десяти милях определить пол кролика.

Разумеется, такая ценная вещь не валялась на дороге, а досталась Гэ Пансяо от дедушки, который служил в прошлом разведчиком.

Цао Нянцзы долго держал «глаз» в руках, как бы обдумывая что-то, а потом поднял его вверх и посмотрел на небо:

«Действительно ясное…»

Гэ Пансяо тоже посмотрел вверх и показал пальцем на знакомую точку: «Я знаю, что это Вечерняя Звезда, такое же имя у старшего брата – Чан Гэн [4]! Учитель Шэнь научил меня, и я запомнил!»

Постоянные упоминания Чан Гэна раздражали Цао Нянцзы, и он подначивал Пансяо:

«Какой еще «старший брат?» Сколько ты еще будешь переживать о нем, и бегать за ним, как собачонка. Думаешь, он когда-нибудь признает тебя? Он… постой, а это, случайно, не он?»

Гэ Пансяо посмотрел туда, куда указывал палец Цао Нянцзы, и это оказалось правдой.

С Генеральского холма, смотря под ноги, спускался подросток с мечом в руках. Стоило Гэ Пансяо увидеть его, как страх перед призраком тут же пропал, он резво бросился вперед, не разбирая дороги, громко восклицая, как гром среди ясного неба:

«Старший брат, старший брат!»

Второпях Гэ Пансяо споткнулся и кубарем полетел к подножию Генеральского холма, с трудом затормозив у ног подростка.

Не вставая с земли, он сразу льстиво расплылся в улыбке и сказал: «Привет, старший брат, я ждал тебя весь день».

Молодой человек по имени Чан Гэн молча убрал ногу, которой чуть не наступил на толстяка Гэ.

Каждый раз вид Гэ Пансяо наталкивал его на мысль, что его отец-мясник, родился с поразительно острым зрением, потому что, прирезав тысячи поросят за свою жизнь, он умудрился оставить невредимым своего отпрыска.

Но его мысли оставались под замком, потому что Чан Гэн от природы был добродетелен в своих речах, и имел твердый характер. Несмотря на мысли в его сердце, обидные слова никогда не сорвались бы с его уст.

Чан Гэн вел себя, как настоящий старший брат. Он протянул руку, чтобы помочь Гэ Пансяо встать на пухлые ножки и похлопал его по плечу:

«Не надо носиться, будь осторожен, чтобы не пораниться. Что ты хотел от меня?»

Гэ Пансяо подобострастно ответил: «Брат Чан Гэн, завтра твой отец и остальные вернуться домой. Пойдем с нами за едой для гуся? Если ты согласишься, мы непременно выбьем дерьмо из этой мелкой обезьяны Ли и прочих!»

Отцом Чан Гэна называли начальника охраны города, господина Сюя, его отчима. Примерно в три года Чан Гэн потерял своего отца и вместе с мамой приехал в Яньхуэй, чтобы жить у своих родственников. Но оказалось, что эти люди уже давно покинули прозябающий в нищете город.

Обстоятельства чудом обернулись на их пользу, потому что бездетный господин Сюй тоже потерял свою супругу и тяготился одиночеством. Он был решительным человеком а, повстречав маму Чан Гэна, был очарован ею, и решил сделать своей женой, чтобы его дом снова ожил.

В данный момент господин Сюй отправился со своими людьми собирать дань с варваров, и до его возвращения в город оставалось всего несколько дней.

По традиции, возвращаясь с похода, солдаты приносили с собой сушеное мясо и сыр, которые они разбрасывали вдоль дороги, заставляя детей, сражаться друг с другом за еду. Эта игра называлась «захват корма для диких гусей» и очень привлекала мальчишек из города.

Это называлось «захватом еды», а значит, дети непременно будут драться между собой безжалостно и долго, получая травмы, поскольку взрослые не регулировали этот процесс. Разумеется, уговорить Чан Гэна встать на их сторону, означало автоматическую победу в сражении. Он был непобедим и на голову выше всех остальных.

В пограничном городке было много беспризорных детей, которые терпели лишения и слонялись без дела. В отличие от них, Чан Гэн с юных лет усердно тренировался, практикуя боевые искусства, отчасти подражая отчиму. Каждый день он занимался на Генеральском Холме, посвятив этому годы настойчивого труда.

Хотя Чан Гэну еще не было и четырнадцати лет, он мог одной рукой поднять тяжелый меч, весом около тридцати килограмм. Однако имея доброе сердце, он никогда не ввязывался в конфликты и драки с мелкими разбойниками, но эти юнцы необъяснимо трепетали перед ним.

Чан Гэн не воспринял всерьез предложение Гэ Пансяо и рассмеялся: «Ты знаешь, сколько мне лет? Зачем мне еда для гусей?»

Но толстячок Гэ не сдавался: «Я спросил у господина Шэнь, и он согласился дать нам несколько выходных, так что даже учитель Шэнь не возражает».

Чан Гэн медленно шел, заложив руки за спину, постукивая тяжелым мечом по икрам, и не обращая внимания на детские слова толстячка Гэ.

Он сам решал, учиться ему или нет, упражняться с мечом или нет, это не имело никакого отношения к тому, давал ли ему Учитель отпуск или разрешение.

Гэ Пансяо еще кое-что вспомнил и быстро сказал: «Кроме того, Учитель Шэнь сказал, что ему нужно поменять лекарство «Шестнадцатого» дяди, и, возможно, в ближайшие дни ему придется пойти купить лекарственные травы, поэтому его тоже не будет дома».

Этот комментарий привлек внимание Чан Гэна, он остановился и спросил, «Разве Шэнь Шилю не вернулся только что из Чанъаня (древняя столица Китая), как вышло, что он снова болен?»

Толстячок Гэ сокрушенно ответил, воображая себя сведущим: «Ах… кажется, ему снова стало хуже».

Из-за этих слов Чан Гэн резко принял решение, махнул рукой своим двум хвостикам и сказал: «Я должен немедленно навестить его. А вы отправляйтесь по домам, уже поздно и отец снова накажет вас, если вы пропустите ужин».

Гэ Пансяо вовсе не хотел так скоро расставаться и пролепетал: «Старший братик, а как же захват еды?»

Но Чан Гэну было неинтересно выслушивать его «это» и «то», потому что возраст для мальчишек имел ключевое значение. Поскольку толстячок и его женственный друг были младше Чан Гэна, круг их интересов сильно отличался.

Общего было до смешного мало, и Чан Гэн чувствовал себя по-настоящему взрослым в сравнении с детскими забавами Гэ Пансяо и Цао Нянцзы.

Тут уже сыграло роль, что у подростка были довольно длинные ноги и высокий рост. Приложив немного усилий, он стремительно оторвался от этой парочки и скрылся вдали.

Гэ Пансяо мог только глотать пыль и, в конце концов, он обрушил свое разочарование на идущего рядом Цао Нянцзы: «Ты должен был что-то сказать, чтобы убедить его!»

В этот раз Цао Нянцзы не стал бранить толстяка Гэ обычным командирским голосом. Его лицо зарумянилось, а взгляд поплыл. Театрально приложив руку к груди, как влюбленная девушка, он с придыханием сказал: «Старший брат выглядит прекраснее всего, когда вот так решительно уходит вдаль».

В ответ на эту речь Гэ Пансяо надулся и промолчал.

«Это золотце иногда просто невыносимо».

…

Господин Шэнь и «Шестнадцатый», о которых говорил толстячок Гэ, были братьями, у которых была своя собственная история отношений с Чан Гэном.

Два года назад, когда Чан Гэн был еще младше, он тайком вышел из городских ворот и заигрался в одиночестве, но потом случайно заблудился и наткнулся на волчью стаю, которая чуть его не разорвала.

По счастливой случайности, Учитель Шэнь проходил рядом. Он использовал лекарственный порошок, чтобы отогнать голодных волков, и спас жизнь ребенка. Впоследствии братья поселились в небольшом городке Яньхуэй, и начальник стражи Сюй снял для них пустой дом, не взимая арендной платы, в благодарность за спасение жизни пасынка.

Старший брат, Шэнь И, был ученым с довольно паршивой удачей, провалившим множество экзаменов. Хотя он был еще не слишком стар, он уже оставил свою карьеру ученого и стал отшельником в этом захолустном бесперспективном месте.

В свободное от отшельничества время, господин Шэнь успевал работать врачом, секретарем, учителем, «длинноруким мастером» и т.д. Он обладал разносторонними умениями и был специалистом-универсалом.

Местные приходили к нему лечить ушибы и травмы, а также приглашали Шэнь И принимать роды у кобыл, и при этом вежливо называли его «учитель».

По вечерам, когда его немногочисленные босяки-студенты разбредались по домам, он мог засучить рукава и ремонтировать двигатели паровых машин, стальные доспехи и всевозможные тренировочные куклы и прочие механизмы, чтобы поддержать свою семью.

Господин Шэнь И был хорош во всем, отдаваясь делу с усердием. Он неплохо зарабатывал и заботился о брате, а еще он был хорош в изготовлении лекарств и стряпне, так что он был очень способным, с какой стороны ни посмотри.

Чего нельзя было сказать о его бледной тени – болезненном брате в лице Шэнь Шилю. Он родился в шестнадцатый день первого месяца и, поскольку, родители оставили его без имени из-за практически нулевого шанса выжить, со временем он взял себе имя «Шестнадцатый» [5].

Шэнь Шилю не учился и не работал целыми днями, он не знал, как помочь, когда упала бутылка с маслом, и понятия не имел, как набрать себе воды. Он либо бездельничал, либо пил; был очень необразованным и не имел почти никаких заслуг.

Кроме его хорошей внешности.

Однажды он, правда, получил сомнительное признание. Самый старый житель города Яньхуэй, почти 90-летний старик, заявил, что никогда не встречал такого приятного и опрятного человека…

К сожалению, даже его безусловная внешняя привлекательность оказывалась бесполезной - Шэнь Шилю в детстве перенес тяжелую болезнь, и его глаза были настолько поражены, что он мог видеть только на два фута перед собой (около 60см), и уж точно не мог отличить мужчину от женщины на расстоянии десяти шагов.

Каждый день, проходя мимо дома Шэней, Чан Гэн слышал через забор, как нежный господин Шэнь рычит на брата, словно бешеная собака. А все из-за того, что, не переходя на крик, нельзя было заставить его что-то услышать…

В общем… Шэнь Шилю был глухим и слепым, красивым, но больным юношей.

В таком состоянии ему вполне светило стать «мальчиком для удовольствий», но, к сожалению, в этом пограничном городе жили исключительно бедные люди, которые, из-за тяжелой жизни и трудов, были подобны призракам, не имеющим желаний, и никто не мог позволить себе содержать его, даже будь он бессмертный небожитель.

По местному обычаю, в силу бедности людей, когда у них не было возможности отплатить за большую доброту, они признавали благодетеля своим родственником. Так, у некоторых появлялись дети и внуки, а других – родители.

Братья Шэнь спасли Чан Гэна из пасти волка, оказав неоплатную услугу, поэтому было вполне естественно, что Чан Гэн решил признать одного из них своим законным отцом.

Образованный и слегка поехавший головой Шэнь И, был ошеломлен данной традицией и сразу заявил, что это неразумно, и не осмелился принять мальчика. В то же время его слепой и глухой брат был счастлив принять ребенка, и воскликнул: «сынок!»

В отличие от Шэнь И, мутный Шэнь Шилю, увидел в этой ситуации верный шанс решить свои проблемы. Если, продолжая вести праздный и бесполезный образ жизни, этот болезненный никчемыш начнет побираться, то «сын» возьмет его под своей крыло и обеспечит его старость. Таков был расчет.

Чан Гэн быстро пересек двор своего дома, открыл калитку в углу и оказался у дома господина Шэня.

В доме господина Шэня обитало два холостяка и ни одной курицы-наседки, присматривающей за ними, поэтому, Чан Гэну не нужно было никого избегать.

Как только он вошел во двор, на него обрушился запах лекарств и звук воющей окарины Сюнь [6].

Молодой ученый, облаченный в старый халат, выглядел старше своего возраста из-за нахмуренных бровей и холодного взгляда. Он сосредоточенно следил за приготовлением лекарства. Но, казалось, что и он сам вот-вот вскипит.

Изнутри дома, раздражая слух, доносились звуки окарины, а сквозь окно можно было увидеть неясные очертания стройной фигуры, которая извлекала эти ноющие, нескладные звуки. После двух-трех приличных нот появлялись совершенно нелепые, утомляя слух и навевая мрачное настроение.

Назвать это захватывающее действие музыкой, можно было весьма условно. Чан Гэн попробовал прислушаться к мелодии, и понял, что не хотел бы давать какие-то комментарии по поводу игры, потому что, в силу своей тактичности, не знал бы, куда девать глаза.

Когда Шэнь И услышал его шаги, то с облегчением улыбнулся мальчику, а затем повернулся и на полную силу крикнул во внутреннюю комнату:

«Уважаемый, помилуйте, хватит мучить всех этим кошмаром! Чан Гэн здесь!»

Исполнитель и ухом не повел, полностью сосредоточенный на инструменте, он оставался глух к просьбам брата во всех смыслах.

Господин Шэнь выглядел бледным.

Чан Гэн слушал музыканта и чувствовал, что у него все еще полно сил, чтобы извлекать сложные звуки из инструмента, и он не выглядит тяжело больным, поэтому он немного расслабился и спросил: «Я услышал от Гэ Пансяо, что господин учитель хочет изменить лекарство для дяди Шилю, что с ним?»

Господин Шэнь посмотрел на цвет варева и сказал: «Ничего, это просто смена сезона, а лекарства во все четыре сезона нужны разные. Этот больной росток такой нежный, что нужно с осторожностью лечить его. Кстати, Шилю что-то приготовил для тебя. Я думал поймать тебя утром, но раз ты пришел, иди, посмотри сам».

Примечание:

1. 娘子 (niángzǐ) – Нянцзы: девушка, госпожа

2. 胖 (pán; pàng) - слог «Пан» в прозвище мальчика означает «полный» или «жирный».

3. «Висящая голова и шипы» – два примера тому, как старательные ученики не позволяли себе спать. Один подвязывал себя за волосы к балке вверху, а другой прокалывал тело до крови, чтобы взбодриться. Из этих двух примеров образовалась новая идиома, означающая чрезвычайное усердие и целеустремленность.

4. 长庚 (chánggēng) – имя Чан Гэна, а также «Венера» по-китайски.

5. 十六 (shíliù) – Шилю, или шестнадцать по-китайски.

6. Окарина Сюнь – духовой инструмент, напоминающий большую грушу с дырочками, играет по принципу флейты и требует хорошего контроля дыхания.