Онлайн чтение книги Убить Волка Killing the wolf
Глава 96 - Опасность

Когда Чан Гэн открыл глаза, его окружала кромешная тьма, а единственной поверхностью, отражающей свет поблизости, оказалась лысая голова Ляо Жаня.

Как только он пошевелился, Сюй Лин, который был в очень плохом состоянии духа, бросился к нему и закричал: 

"Ваше Высочество! Ваше Высочество! Вы очнулись! Вы все еще узнаете меня? Ваше Высочество..."

Не успел он закончить кричать, как господин Сюй начал задыхаться. Он напоминал почтительного сына Чан Гэна, глядя на него и вытирая слезы.

Вопреки его усилиям, чем больше он вытирал лицо, тем больше слез начало литься, в конце концов, он сел в стороне и начал громко рыдать.

Чан Гэн: "..."

Этот пронзительный для уха звук имел очень похожий эффект на флейту его генерала Гу, проедающую дыру в ушах и голове Чан Гэна. В этот момент он оказался очень благодарен, что учитель Ляо Жань был немым человеком.

Немой учитель не только не визжал, но и очень заботливо утешал господина Сюя, у которого текло не только из глаз, но и из носа.

Он подошел к Чан Гэну и сказал на языке жестов: 

"Это место близко к лагерю Цзянбэй, здесь очень безопасно. Деревянная птица была выпущена. Под руководством старшего брата Суня я также пытался найти способ связаться с лагерем Цзянбэй, используя жетон Вашего Высочества. Если не произойдет ничего непредвиденного, генерал Чжун скоро сможет найти это место, Ваше Высочество будьте уверены."

Хотя монах часто притворялся загадочным и не любил мыться, он был достоин быть высокопоставленным учеником в павильоне Линь Юань. Если в году более трехсот шестидесяти дней, то как минимум было два из них, когда на Ляо Жаня можно было положиться.

Чан Гэн устало кивнул и, глубоко осознав, что называется «проиграть по-крупному», не смог удержаться от горького смеха.

В тот день Чан Гэн оставил охранников позади и в одиночку повел Сюй Лина в группу Шахай. К сожалению, ему не очень повезло, его прибытие было очень несвоевременным.

Они последовали за хозяином трактира Сунем в сторону основных сил Шахай, но по дороге толпа мятежников вылезла из своих гнезд, как раз в тот момент, чтобы столкнуться с ними.

На самом деле, в это время, хотя сердце Чан Гэна и сжалось, но он не поддавался панике.

Согласно его пониманию ситуации Цзянбэя в это время, восстание не стало для него неожиданностью. Собаки прыгают на стену, кролики кусают людей, когда напуганы. Все знали, что восстание — это серьезное преступление, караемое казнью девяти поколений, но даже если девять поколений все мертвы, они сами с трудом сводят концы с концами, как можно так жить? 

Умереть трусом или умереть обезглавленным мятежником — в любом случае это была смерть. Человек не мог умереть дважды, тогда лучше было бы восстать, по крайней мере, они могли бы умереть со значимой целью, оставив свои имена в книгах истории.

У беженцев из Цзянбэя просто не оставалось выхода, кроме как поднять мятеж.

Однако Чан Гэн не был богом. Он мог предположить, что среди беженцев может нарастать желание взбунтоваться, но невозможно было знать, когда и каким способом они собираются осуществить свои намерения. В то время Чан Гэн чувствовал только то, что он пришел не вовремя — каких только бурь не пережил Янь Ван? Он никогда не думал, что ситуация выйдет из-под его контроля.

Чан Гэн знал, что такой вид восстания толпы было несложно разрешить.

Прежде всего, и двор, и повстанцы знали, что в эпоху войн, когда все решает цзилюцзинь нельзя было добиться победы, имея двух или трех мастеров боевых искусств. Именно машины и доспехи имели огромное значение, и даже самый лучший и знаменитый генерал вроде Гу Юня не сможет многого добиться, когда боеприпасы будут исчерпаны. 

Группа Шахай, даже если бы эта банда из мира Цзянху была многочисленной, ни в коем случае не могла противостоять гарнизону Цзянбэя, пока у нее не было огнестрельного оружия, стальных доспехов и собственного источника цзилюцзиня.

Хотя восстание было неизбежным, однако избежать ярости императора они были не против.

Еще до своего прихода Чан Гэн готовил для них этот альтернативный путь к выживанию. Люди, которые были храбрыми и не боялись смерти, все равно ухватились бы за шанс выжить. Если бы у них имелся выбор, кто бы захотел вступить в схватку с гарнизоном Цзянбэя? Кто захочет быть яйцом, идущим против камня?

Хотя трактирщик Сунь, тот, кто привел Чан Гэна в группу Шахай, говорил резко и был не особо расположен, он оставался умным человеком и не действовал безрассудно. Глядя на конфликт внутри группы, он сразу скрыл личности Чан Гэна и Сюй Лина. 

В этой ситуации, когда все были на грани, упади на низ с неба Янь Ван, он не только не смог бы стабилизировать людей, но и разжег бы огонь в армии повстанцев. А если найдется недальновидный дурак, который схватит Янь Вана, чтобы угрожать лагерю Цзянбэй, то для обеих сторон все действительно закончится плохо.

Сам трактирщик Сунь и Чан Гэн по совпадению имели одну и ту же идею. Они не хотели использовать жизни этих жалких людей, чтобы набить морду гарнизону. Уже лучше направить силу на врагов с запада, чтобы императорский двор услышал хриплый и истошный крик побежденного врага.

Следовательно, Чан Гэн и Сюй Лин продолжали притворяться купцами с юга, трактирщик Сунь помогал их прятать. В то же время Ляо Жань, который смешивался с беженцами в Цзянбэе, чтобы молиться за людей, также случайно оказался в группе Шахай. Благодаря связям, которые Ляо Жань установил заранее, они смогли беспрепятственно связаться с высокопоставленными лидерами повстанческой армии.

Как известно, у Янь Вана был острый и хорошо подвешенный язык, который мог сладить с любым, с кем бы он ни говорил, за исключением того, что он всегда вел себя безобразно, когда сталкивался с Гу Юнем. 

Эта способность обладала отличной боевой мощью. До тех пор, пока он хотел, он мог переубедить кого угодно. За короткий период не более чем в месяц Чан Гэн уже контролировал ситуацию в Шахай. Первоначально люди в группе горячились, позже все остыли и были готовы сесть и взвесить преимущества и недостатки.

За исключением одного упрямого барана, который не хотел дышать одним воздухом с императорским двором, "четыре главаря" группы Шахай, включая трактирщика Суня, все были убеждены Чан Гэном, готовые послать людей, чтобы попытаться сначала связаться с двором.

Но в это время лагерь Цзянбэй, который до этого молча искал местонахождение Янь Вана, вдруг сделал шаг. Атмосфера вдруг снова стала напряженной.

Чан Гэн знал, что лже-Янь Ван прибыл в столицу, поступок был раскрыт, а его исчезновение в Янчжоу стало известным делом. Вовлекая принца, лагерь Цзянбэй был вынужден изменить свое отношение от действий тайно к публичным.

С одной стороны, Чан Гэн успокоил мятежников из группы Шахай. С другой стороны, он лично написал бумагу, надеясь, что гарнизон Цзянбэя пока не будет действовать необдуманно, чтобы не свести все его усилия на нет.

Кто мог знать, что в это время что-то пойдет не так.

Когда на человека обрушивается несчастье, он может захлебнуться даже при питье воды. С тех пор как Янь Ван попал в логово бандитов, у него никогда ничего не получалось. После того как группа Шахай сговорилась о восстании, они применили стратегию "хитрые кролики имеют три норки" и для безопасности они меняли местоположение своего штаба раз в десять дней.

В это время штаб только что был перенесен на небольшой холм в Цзянбэе прямо над шахтой — в Цзянбэе не было недостатка в подобных местах. Если бы рядом с Чан Гэном сейчас был эксперт Механик, он бы подсказал ему, что это тупик, ведь деревянные птицы не могли взлететь в местах рядом с горой.

Многие шахты отрицательно влияли на компас. Несмотря на то, что деревянная птица Лин Юаня была изысканно сделана, ее основная механика полагалась на специальный магнит в брюшке, который мог установить связь с магнитом, носимым особями павильона Лин Юаня. 

Деревянные птицы могли летать в воздухе только за счет высоты, чтобы обойти помехи. Когда они этого не делали, кружась вокруг шахт, магниты в брюшке всех деревянных птиц немедленно разрушались.

Птица не могла вылететь. Не имея другого выхода, Чан Гэн был вынужден использовать неуклюжий метод — позволить Ляо Жаню самому бежать, чтобы отправить сообщение. Это было письмо, которое личный охранник Гу Юня доставил в столицу.

В результате что-то пошло не так.

Четыре лидера повстанцев, как правило, не имели хорошего образования. Их уровень интересов был очень близок к старым крестьянам, которые слушали пьесы в храме, называя себя 'Королем Неба', 'Королем Земли' и 'Королем Людей', вызывая мурашки по коже.

Трактирщик Сунь был 'Королем Людей', 'Король Неба' был особенно упрямым лидером, который был чрезвычайно злобным и питал глубокую ненависть к двору.

Упрямец изначально обладал огромным влиянием. Все когда-то хотели последовать за ним в восстании, но теперь он внезапно превратился из большого начальника в твердолобое меньшинство. После тщательного рассмотрения он почувствовал, что все в этом началось с "Короля Людей", который всегда не хотел противостоять лагерю Цзянбэй. 

Затаив злобу на трактирщика Суня, который был "жаден до жизни и боялся смерти", он подкупил доверенного подчиненного трактирщика Суня, чтобы тот нашел его слабое место и устранил его.

Результат оказался совершенно неожиданным. Подкупленный человек шпионил в течение шести-семи дней, не сумев найти слабое место трактирщика Суня, но сумел увидеть, как Ляо Жань поздно вечером покидает штаб-квартиру, вступая в контакт с людьми из двора.

Когда Король Небес увидел, что человек, которого они так долго называли братом, оказался придворной гончей, он сразу же пришел в ярость, его небольшое доверие к этому человеку рухнуло в одно мгновение.

Чан Гэн принял быстрое решение, взяв на себя инициативу и пригласив всех ведущих и уважаемых бандитов прийти, признал свой статус имперского посланника, прежде чем Король Неба мог прийти к его двери с вопросами. Хотя время было не очень подходящим, это было лучше, чем быть разоблаченным другим.

Чан Гэн, конечно, мог убить Короля Небес, но у людей мира Цзянху есть свои собственные взгляды на жизнь. Эти люди, зарабатывающие на жизнь низкими средствами, были не так разумны, как придворные чиновники. Неспособность справиться с ними может вызвать катастрофу.

Сначала гнездо бандитов было взорвано намеренной провокацией Короля Небес, дюжина ртов шумно спорила. Затем Янь Ван смело достал нож для колки дров и пригвоздил его к столу, холодно сказав: 

"Тогда давайте следовать правилам: три ножа и шесть отверстий*"

[*правило среди бандитов, когда кто-то совершает непоправимую ошибку и просит прощения, тебя должны основательно проткнуть три раза.]

Этот ход был способен подавить большинство людей, но не мог обмануть истинного бандита. Свирепая кровь Короля Небес была возбуждена им. Не говоря больше ни слова, он ударил Чан Гэна ножом. Чан Гэн знал, что это испытание не сможет закончиться, если он не нанесет этот удар, поэтому он стоял, не скрываясь.

Повстанцы были ошеломлены. Как только они увидели кровь, особенно большие лидеры, они поняли, что Янь Ван не мог умереть в группе Шахай таким теневым способом. В противном случае в этот момент они будут вынуждены восстать, сами того не желая, у них не будет другого пути, кроме как умереть, вся надежда повернуть назад практически исчезнет. 

Поэтому они поспешно пытались заключить мир и останавливали друг друга. Король Неба разозлился еще больше, объявив на месте, что он поведет своих людей, чтобы отделиться от группы Шахай.

В условиях внутренней борьбы в группе вопрос о восстании пришлось отложить в сторону. Трактирщик Сунь послал людей сопровождать Чан Гэна, чтобы они ушли ночью. По пути они были перехвачены несколькими волнами людей Короля Небес, идущих за их жизнями, почти все подчиненные, оставленные ему Трактирщиком Сунем, были потеряны.

В отличие от частично бесполезного Ляо Жаня, неспособного снять с себя доспехи, Сюй Лин был бесполезен в бою полностью.

Для мастера боевых искусств, даже если он был один в Тигровой пещере, это все равно было удобнее, чем бороться за свою жизнь с такой обузой на плечах.

Чан Гэн был ранен. Он не сражался так сильно в течение многих лет. Чтобы защитить господина Сюя, он был повторно ранен в грудь, разворошив и старую рану. К счастью, он все еще был наполовину учеником госпожи Чэнь, к лучшему или худшему, он все еще мог как-то остановить кровь.

Ляо Жань использовал лист, чтобы набрать воды, и напоил ею Чан Гэна, затем нашел лекарство, которое было у него с собой, чтобы перевязать раны. Чан Гэн выпил воду, испустил вздох и собрал немного сил, чтобы говорить. Он попытался восстановить дух и похлопал по боку, пошутив с Сюй Лином: 

"Иди, посиди здесь, Минъюй. Потерять своего коня может быть благословением. Пока мое дыхание не иссякло, не устраивай траур".

Сюй Лин вытер слезы рукавом, после того как он несколько раз повторил слова "как стыдно", он снова захлебнулся: 

"Это был этот ничтожный чиновник, который утащил ваше высочество вниз".

Чан Гэн тихонько рассмеялся, услышав эти слова: 

"В прошлый раз, когда иностранцы осаждали город, брат Минъюй сам твердо решил упорно трудиться и учить иностранный язык. Что ты намерен делать после этого? Хочешь вернуться и изучать боевые искусства, чтобы в дальнейшем разбивать грудью большие камни?"

Сюй Лин: "..."

Чан Гэн: "Видишь, господин Ляо Жань не плачет, он очень спокоен".

Монах бесстыдно жестикулировал: 

"Бедный монах не смог быть полезным и вынужден полагаться на защиту Вашего Высочества. Я обязательно зажгу лампу Долголетия для Вашего Высочества и буду воспевать сутры каждый день для Вас после возвращения."
"Спасибо, Учитель, может случиться, что милостью небес вам будет дарован дар речи, тогда я не боюсь умереть молодым".

Чан Гэн с трудом изменил свою позу. Холодный пот немедленно потек струйкой из-за его уха. Он задыхался и сказал Сюй Лину: 

"В эти дни об этом злободневном... вопросе начали говорить и бандиты из группы Шахай и другие. Ян Жунгуй использовал мое имя, чтобы поднять восстание. Даже если бы мы были невиновны, они, конечно, не смогут прижать нас к стене, но... ситуация может обернуться иначе... Ах... Господин, вы не можете говорить, но вы еще и слепой?"

Ляо Жань, у которого было слабое зрение, вместе с Сюй Лином подошли ближе, чтобы поддержать Чан Гэна слева и справа, осторожно обошли его раны и перевернули его.

"Мм, логика говорит, что иначе... мы бы не смогли очиститься". Затем Чан Гэн выдержал боль, чтобы закончиться последнюю часть предложения: "Ситуация с беженцами в Цзянбэе дошла до этой стадии, мы не можем сдаться на полпути... Вместо того чтобы мчаться назад, чтобы найти императора для защиты, я лучше останусь здесь, чтобы тщательно уладить дело, а потом я смогу воспользоваться этой незначительной травмой, чтобы взять отпуск и избежать подозрений."

Сюй Лин увидел, что на свежих бинтах появилась кровь, услышав небрежную фразу «незначительная травма», его восхищение Янь Ваном было вне всяких сомнений. Оно было ненамного меньше по сравнению с мастером Фэн Ханем из столицы.

Он уже собирался искренне выразить свои чувства, как вдруг лицо монаха изменилось. Он махнул рукой, чтобы остановить мастера Сюя, и наклонил голову, приложив ухо к земле. Мгновение спустя он жестом указал на Чан Гэна: "Приближаются не менее десятка людей, сильные жеребцы, к какой стороне они могут принадлежать?"

Никто не мог сказать, были ли приближающиеся люди людьми генерала Чжуна или бешеными псами Короля Небес.

Чан Гэн одной рукой надавил на плечо Сюй Лина и с трудом поднял себя. Сюй Лин был удивлен. Он уже собирался открыть рот, чтобы остановить его, когда Чан Гэн протянул руку и прервал его: "Ш-ш-ш".

Расслабленное выражение, которое он намеренно демонстрировал на своем лице только что, исчезло, его глаза ярко блестели, его сосредоточенность была сконцентрирована, как у раненого царя зверей. Даже если он был весь в крови, он все равно мог обнажить клыки и нанести смертельный удар.

Чан Гэн держал меч, который он стащил у неизвестного бандита. Бледная тыльная сторона его руки была покрыта синими венами, но он не выглядел слабым от тяжелых травм. Наоборот, он вызывал у людей только чувство ужаса.

Сюй Лин не мог не затаить дыхание.

Внезапно Чан Гэн слегка наклонил голову, на его потрескавшихся и сухих губах появилась легкая улыбка. Он протянул руку, чтобы поправить свою грязную одежду, отбросил меч и твердо сказал Сюй Лину: 

"Иди посмотри, кто из генералов приехал, иди поприветствуй их, скажи, что я пригласил их в дом" 

Сюй Лин был ошарашен: "Ваше Высочество, откуда вы знаете...".

"Как у бандитов из группы Шахай могут быть такие упорядоченные шаги, словно идет один? Это, должно быть, один из генералов лагеря Цзянбэй". 

Чан Гэн нашел время, чтобы прикрыть ужасающие раны на груди и животе своим разорванным халатом. Он изящно сказал: 

"Простите этого принца за то, что он немного не в духе, как грубо с моей стороны".

Ляо Жань: "..."

Умение Янь Вана притворяться, можно сказать, передалось ему от маршала Гу.

Сюй Лин бросился на землю от уважения к нему. В это время, даже если бы Янь Ван врал, он бы безоговорочно поверил в это. Он немедленно вышел поприветствовать их.

Чан Гэн потянулся к своему мешочку и ощупал его. В нем, кроме успокоительного, было несколько лекарств для экстренной помощи. Дрожащими пальцами он достал пару листьев, снимающих боль, и тайком зажал его в руке. Он планировал разжевать их для экстренной помощи в дальнейшем, если боль будет слишком сильной, чтобы ее терпеть. Затем он отказался от помощи Ляо Жаня и поддержал себя мечом, чтобы встать.

Как раз в этот момент он услышал крик Сюй Лина: 

"Ваше Высочество, это...".

Опередив представление, посетитель уже входил в дом резкими шагами.

Чан Гэн: "..."

Гу Юнь, который должен был вернуться в столицу, стоял прямо перед ним.

Чан Гэн больше не мог оставаться на ногах. Меч издал громкий звук, когда его уронили на землю. Тело Чан Гэна накренилось вперед и Гу Юнь успел поймать его.

Янь Ван, который все еще "неторопливо шел под кровавым дождем", внезапно "рухнул от боли", спокойный и благодушный "Царь зверей" превратился в хрупкого больного кота, рука слабо опустилась с плеча Гу Юня. 

Он вздохнул шелковистым шепотом: "Цзы Си, так больно...".