Онлайн чтение книги Убить Волка Killing the wolf
Глава 21 - Новогодняя ночь

Маркиз Аньдин не мог позволить себе каждый день прохлаждаться дома. Рабочее время гражданских и военных чиновников Великой Лян обычно начиналось с утренней зарей.

Некоторым лодырям позволялось уходить домой к матерям во время Шэнь*, но Гу Юнь явно не был бездельником.

*с 3 до 5 дня

Даже когда он покидал дворец его обычно разыскивали либо Император, либо его сослуживцы, а в тот редкий день, когда у него не было никаких дел, ему приходилось посещать северный лагерь, и он редко успевал вернуться в свой дом до захода солнца.

Короче говоря, жизнь Гу Юня была не лучше, чем у собаки или курицы.

Поэтому, если вы хотите получить инструктаж от маршала Гу, вы должны застать его за утренними тренировками перед выходом на заседание.

Поэтому каждый день, пока куры еще спали, Чан Гэн приводил свою тренировочную марионетку во двор Гу Юня и ждал его наставлений.

Вскочивший ни свет ни заря, худой и высокий мальчик шел впереди со своим мечом, за ним, немного поодаль, следовала марионетка.

Левая железная рука вытянута вперед, с нее свисает паровая лампа, а в правой, неизменно - коробка с едой, как у разносчика еды.

Когда они подходили к покоям маршала Гу, старый слуга, поднявшийся рано утром, брал коробку с едой и грел ее на слабом огне в стороне, а тем временем Гу Юнь начинал давать крестнику утренний урок.

Послушная марионетка, которая доставляла еду, затем становилась безымянной жертвой на поле боя, которую избивали и молотили без всякой жалости, что было весьма трагично.

После урока они по отдельности завтракали разогретой едой, и далее каждый следовал своему расписанию: Гу Юнь отправлялся на заседание, а Чан Гэн возвращался в свои покои, ожидая учителя. После обеда он обучался боевому искусству у гвардейцев маркиза.

Гу Юня нельзя было назвать хорошим учителем, как и у Шэнь И. у него тоже была проблема, когда он думал то об одном, то о другом, рассеянно, но увлеченно перескакивая с темы на тему. Лекция начиналась сразу после тренировки.

Нередко бывало, что маркиз начинал говорить о марионетке, а потому уже переходил к рассуждениям об использовании тяжелой брони. Как лучше распределять использование тяжелой и легкой брони, чтобы максимально эффективно распорядиться цзылюцзинем.

Нередко после этого его мысли могли перескочить на описание лошадей с запада и центральных равнин, кто выращивает больше всего риса, как переносить голод и так далее…

Только когда тема обошла Далянь от неба до земли, Гу Юнь, вероятно, опомнился и спросил Чан Гэна:

«Я опять отклонился от темы, не так ли? Что я хотел сказать в самом начале?»

Чан Гэн: «...»

Им двоим приходилось сидеть на больших ногах железной марионетки, слушая «скрип» шестеренок, вращающихся в теле железного монстра.

Вместе они размышляли о том, как мысли маршала унесло вдаль на тысячу миль, и о чем же он хотел сказать в начале.

Когда Гэ Пансяо и Цао Нянцзы узнали, что маршал Гу будет лично обучать их, то испытали внутри себя смесь восторга и благоговейного страха. Поначалу они с радостью преодолевали трудность раннего подъема и прочие сложности, чтобы, только зевая и недоумевая после нескольких уроков маркиза подумать: «Да какого черта?!»

Толстяк Гэ заметил: «Я думаю, что лучше послушать, как господин Шэнь читает сутру».

«Это генерал Шэнь, почему ты никак не можешь запомнить?» - Цао Нянцзы не особо следя за изящностью речи, раздраженно исправил Гэ Пансяо.

Он и сам колебался между тем, не отдать ли предпочтение «красивому мужчине», но совесть победила. Он добавил: «Мне тоже так кажется».

Только у Чан Гэна не было проблем с этим, и он мог проводить с Гу Юнем немного времени каждый день, будучи готовым даже караулить у двери всю ночь - все равно каждая ночь для него была полна кошмаров.

Он верил в свою способность успокоить кость нечистоты так же сильно, как и в свою способность быть острым лезвием, каждый день отсекая немного лишнего и плохого, включая мысли о своем маленьком Ифу.

Хотя правда, что Гу Юнь не организован, но если действительно внимательно слушать, то что он говорит, то становится очевидно, что он говорит правильно, затрагивая по-настоящему важные вещи.

Его забрали на войну нерадивые родители, когда он был совсем маленьким, и он никогда не проводил во дворце больше нескольких лет, а затем в возрасте 15 лет он начал следовать за старым генералом, погибшим на юге, чтобы бороться с восставшими разбойниками, и с тех пор служит в армии.

Он сражался, побеждал и терпел множество поражений во всех семи основных армиях, кроме Железных драконов, местом господства которых были воды моря и с которыми он еще не слишком хорошо знаком, поэтому он может говорить о сильных и слабых сторонах каждой из них, как о сокровищах.

Гу Юнь был для Чан Гэна как гора, и, глядя вверх каждый день, он находил способ не высовываться и подавлять свои неуместные мысли, шаг за шагом.

Сам Гу Юнь, однако, не считал это каким-либо обучением.

Гу Юню казалось, что он просто выкраивает время, чтобы поиграть с Чан Гэном: то он учил Чан Гэна приемам работы с железными марионетками, то рассказывал ему о своих впечатлениях от раннего утра.

После долгого наблюдения за ним Гу Юнь не думал, что Чан Гэн подходит для того, чтобы идти по его пути, так как перед ним всегда был мягкий и сдержанный человек, с небольшим упрямством, но в целом очень разумный.

Гу Юнь чувствовал, что когда он вырастет, то станет благородным мужчиной, а не каким-нибудь кровожадным генералом, которого будут избегать боги и демоны.

В мгновение ока наступил конец года.

Новый император в первый же год своего пребывания на троне изменил название года на Лунань и в тот же день объявил об амнистии всему миру.

Среди освобожденных был и принц варваров, Инхо, который был заключен в тюрьму в имперской столице.

Император сдерживался уже более двух месяцев и использовал этот метод, чтобы выразить свое мнение окольным путем - предложение старого короля волков об увеличении ежегодной дани на 10% было слишком заманчивым, и он искал путь, как бы все утрясти.

Он не хотел уронить достоинство Гу Юня, поэтому этот вопрос обсуждался лишь раз и после замалчивался. Решение по этому вопросу не было вынесено окончательно и откладывалось до ежегодного праздника проведения императорских ритуалов. И вот, наконец, решение было принято, став очевидным для всех.

Две линии имперских гвардейцев расступились по обе стороны, и Шэнь И погнал свою лошадь прямо внутрь, остановившись только тогда, когда достиг Гу Юня, одетого в светлые меха и доспехи.

Гу Юнь посмотрел на него и медленно повернул голову своей лошади, чтобы идти обратно. Шэнь И поспешил за ним и сказал низким голосом: «Маршал, я думаю, что император намерен позволить тигру вернуться на гору в этот раз, что нам делать?»

«Решение Сына Неба - это золотые слова, великое желание, обращенное к Небесам. Трудно собрать разлитую воду, что я могу сделать?»

Гу Юнь сказал без выражения: «Чтобы успокоить меня, он пообещал Железному батальону Сюань тридцать колесниц и четыреста комплектов стальных доспехов, и указ уже был передан в Лин Шу. Он настолько благосклонен и праведен, что зашел так далеко, неужели я все еще могу быть бесконечно придирчивым из-за этого маленького вопроса?»

Новый император только что справил свой тридцать первый день рождения и был еще более жестким, чем предыдущий император, находившийся в преклонном возрасте.

Гу Юню было все равно, жесток император или нет, но проблема заключалась в том, что политика императора в отношении границ была еще более недальновидной, чем у предыдущего императора.

На мгновение они задумались, прежде чем Гу Юнь заговорил: «Но верно и то, что казна пуста, а император немного нетерпелив, ведь он недавно вступил на престол. Вчера на приеме у Сына Неба был безобразный посол в высокой большой шляпе. У него было вытянутое лицо с длинным носом и впалыми щеками. Он пришел и трещал весь день, у меня теперь в ушах гудит».

«......» Шэнь И замер на мгновение, прежде чем ответить: «Ты имеешь в виду Западного понтифика?»

В сознании большинства людей Великой Лян иностранцы со своей религией очень странные и не ортодоксальные, «папа римский» не возжигает благовония в храме, а целый день носит большую высокую шляпу и ходит, вмешиваясь во все, а слова его короля мало значат - не попытка ли это перевернуть небо вверх дном*?

*имеется в виду главенство церкви над политической властью, что было неприемлемо для китайцев.

«Вчера я был на заседании некоторое время и слышал, что они хотят расширить древний Шелковый путь до крупного торгового маршрута вдоль западной территории, и наши две страны направят войска для его охраны и обеспечения взаимообмена. Нарисовав императору небывалые финансовые перспективы, он довел его до трепета».

Шэнь И рассмеялся: «Торговля - это же хорошо, о чем ты переживаешь?»

«Я не говорил, что это плохо - просто я мало знаю о торговле», - сказал Гу Юнь, - «но я все равно думаю, что если иностранцы будут торговать с нами, они не обязательно получат выгоду».

Тогда какой смысл было пройти такой долгий путь, если это не сулит им выгоды? Будто у них есть скрытые мотивы.

Это была правда.

Западные товары поступали в Великую Лян со времен правления императора У, и эти застекленные лампы и западные декорации были новинкой в течение нескольких лет, но, к сожалению, они просуществовали недолго.

Приток западных товаров был изысканным, но многие устройства должны были использовать цзылюцзинь, и как только они попадали на Центральные равнины, черный рынок пурпурного золота косвенно разгорался.

Император чувствовал, что если так пойдет и дальше, то страна попросту развалится.

Для того чтобы строго контролировать частное использование цзылюцзиня, он издал четыре указа в один день, требуя от всех регионов расследовать частное использование фиолетового золота, арестовав и убив несколько человек, и наказав всех их за заговор против государства, без какой-либо терпимости.

Затем Лин Шу взял на себя инициативу и собрал большую группу гражданских инженеров, которые согласились работать сверхурочно, чтобы произвести кучу копий западных товаров с аналогичными функциями, но работающими от сжигания угля или вращения шестеренок...

Жесткий нож блокировал экспорт пурпурного золота, но мягкий нож отрезал рынок для западных товаров. Даже имея пурпурное золото,  кто бы не предпочел использовать более дешевое топливо? Кроме того, западные картины были вычурными и, в глазах китайцев, несколько непривлекательными.

Подлинные западные товары вскоре были заменены подделками, а товары иностранных купцов в Среднем царстве ценились не слишком дорого.

Напротив, именно изделия из тонкого шелка, как говорят, пользовались успехом у иностранцев.

Гу Юнь сказал: «Раз нет выгоды, то, возможно, нет и добрых намерений».

Шэнь И на мгновение замолчал: «Что думает Его Величество?»

Уголки рта Гу Юня изогнулись, показав улыбку, которую нельзя было назвать кислой или острой, и он сказал:

«Император набрался смелости, он думает, что с моим Железным батальоном Сюань, охраняющим северо-запад, Лян будет неуязвима для мечей и копий, я даже сам не знал, что я настолько способен, думаешь, я должен беспокоиться?»

Шэнь И задумался на мгновение и спросил: «Император сказал это тебе в лицо?»

Гу Юнь горько улыбнулся: «Он не только сказал мне это в лицо, но даже подарил мне лисий мех».

Трудно было не думать о том, что имел в виду император, когда дарил ему зимнее пальто, ведь все при дворе знали, что маршал Гу круглый год ходит в одном ханьфу, и что он утеплял одежду только тогда, когда сталкивался со снежной бурей за пределами страны.

Шэнь И молчал.

Гу Юнь: «Я почти уверен, что должен вернуться на северо-запад после Нового года, император не может спать спокойно пока Железный батальон Сюань остается в северном лагере».

Тысячи миль рек и гор сгустились в одну линию при словах нового императора и надавили на плечи маркиза Аньдина.

Все верили, что пока маршал Гу подчиняет себе три великих фракции Железного лагеря, он непобедим и всемогущ в бою. Эта сила была одновременно опорой нового императора и страшила его сверх меры.

Он полагался на него и боялся его одновременно.

Гу Юнь пошутил: «А что ты скажешь, если я однажды возьму и умру?»

Лицо Шэнь И изменилось: «Откуда такие нелепые мысли, а?!»

Гу Юнь не слишком беспокоился:

«Чего бояться, жизнь и смерть - это судьба, богатство и удача – зависят от неба. Наша семья Гу не славится долгожителями, не только это, но даже по части детей мы не очень успешны, вырождаемся поколение за поколением. Старый маркиз видел меня каждый день и вздыхал долго и коротко, как будто предвидя… что не будет у меня наследника».

Шэнь И перебил: «Разве у тебя нет Четвертого Высочества?»

Гу Юнь покачал головой: «Мальчик не станет жить в тумане и есть песок... тц, сегодня хороший канун Нового года, почему мы говорим об этих вещах? Иди и закажи мне «красного змея», я еду домой за сыном».

С этими словами он погнал коня вперед, оставив Шэнь И позади.

Шэнь И сердито прорычал: «Ты не мог сказать мне раньше, во всем городе всего двадцать красных змеев, как мы можем заказать одного в последний момент?»

Гу Юнь: «Ты уж как-то реши...»

Слово «это» полетело вниз, овеваемое северо-западным ветром, и размазалось по лицу Шэнь И, когда маркиз Аньдин скрылся вдали, поднимая снежную пыль.

В самый разгар вдумчивого чтения, дверь внезапно распахнулась снаружи, и ветер и снег обрушились на Чан Гэна, разбросав рисовую бумагу на его столе.

Единственным человеком, который мог нарушить тишину и покой его уединения, был Гу Юнь, поэтому Чан Гэн беспомощно обернулся: «Ифу…»

По обе стороны от Гу Юня прыгали и махали руками Гэ Пансяо и Цао Нянцзы:

 «Старший брат, старший брат, маркиз сказал, чтобы мы покатаемся на красном змее».

Чан Гэн: «......»

Единственная причина, по которой он покидал свой дом в прошлом и ходил на склон генерала, чтобы попрактиковаться с мечом, заключалась в том, что его собственный двор был недостаточно большим.  Но с тех пор, как он прибыл в резиденцию маркиза, у него не было желания выходить на улицу и выпускать пар.

По его мнению, нет ничего плохого в том, чтобы сидя у домашнего очага, согреть пару бутылок вина и поболтать во время праздничного вечера.

Что это за развлечение - выходить на улицу, глотать ветер и наблюдать за шумными людьми?

Гу Юнь уже взялся снимать верхнюю одежду: «Поторопись, и не мешкай, дядя Ван сказал, что ты не выходишь из дома с тех пор, как поселился здесь, ты что, выращиваешь грибы?»

При мысли о «грандиозном зрелище» столицы с ее толпами людей у Чан Гэна по всему телу пробегали мурашки, даже если он проведет время с Гу Юнем.

Ему не хотелось идти с Гу Юнем, поэтому он тянул время и оправдывался:

«Ифу, есть правила, как встречать Новый год, кто-то должен остаться, чтобы следить за домом, я!...»

Не особо вникая в речь мальчика, Гу Юнь резво обернул его своей теплой накидкой и стал обращаться с ним, как с бревном, которое может говорить. Взвалив Чан Гэна на плечо, он вынес его из дома.

«Маленький сопляк, а так много болтает».