Онлайн чтение книги Убить Волка Killing the wolf
Глава 35 - Тяжесть на сердце

Гу Юнь специально старался выровнять дыхание, но в итоге его тело продолжало непроизвольно дрожать после каждого вдоха. Сейчас, когда он стоял, как мачта, остальные не могли этого заметить. Но когда Чан Гэн держал его на руках, он чувствовал, что какая-то острая боль вот-вот вырвется из его тела.

Гу Юнь слегка запыхался, между его бровей появилась трудноуловимая морщинка. Он небрежно улыбнулся Чан Гэну: "Не бойся, это просто человек Дунъина, позволь мне погладить тебя по голове, не нужно бояться. Не держи меня так крепко."

Чан Гэн: ...

Он почувствовал боль и желание убить его одновременно.

Гу Юнь поддержал себя, используя ножны клинка Дунъин, и снова встал. На тыльной стороне его бледной руки виднелись синие кровеносные сосуды, казалось, что они могут вырваться из-под кожи.

В чаше с вином, которую дала ему Чэнь Цин Сюй, было его обычное лекарство, Гу Юнь мог сразу определить это по одному запаху. Он колебался между "ослеп и оглох" и "сильно болит голова, но ясно вижу" - конечно, был выбран последний вариант.

На самом деле, даже если он не примет лекарство, это не будет проблемой. В конце концов, Гу Юнь не знал заранее, что "музыкант" из павильона Линь Юань на самом деле внучка доктора Чэна, но когда перед ним поставили чашу с лекарством, он не мог побороть желание восстановить контроль над своим телом.

Гу Юнь мог признать, что Шэнь И был прав, он знал, что однажды он должен научиться жить в мире с этим сломанным телом, но понять это было одно, Гу Юнь все еще не мог применить это на практике.

Даже если он знал, что, не полагаясь на зрение и слух, он сможет жить без каких-либо препятствий. Даже если он в глубине души понимал, что любая болезнь, если к ней привыкнуть, перестанет считаться болезнью.

Однако по этой причине старый маркиз лишил его самых беззаботных лет детства. Хотя прошли времена и все изменилось, старая обида все еще оставалась трудноизгладимой.

Такую трудность можно было постепенно разрешить, и подождать, пока время даст на все ответ - на самом деле, за последние несколько лет, когда он научился хорошо жить вместе с Чан Гэном, обида Гу Юня на предыдущее поколение сильно растаяла, хотя он, конечно, не стал бы обращаться с Чан Гэном так жестоко, как это делал старый маркиз, но он мог постепенно понять отцовское сердце старого маркиза того времени.

Вся ненависть и обида в мире, в основном, может быть решена путем попытки забыть, другое дело - поставить себя на их место, чтобы стремиться к взаимопониманию.

Чанг Гэн стиснул зубы: "Нет".

Он не только не отпустил его, но даже крепче прижал к себе, держась за него изо всех сил, почти как будто заставляя себя приблизиться к Гу Юню, и двинулся внутрь кабины.

Гу Юнь сказал: "Когда ты придумал новый способ вести себя неподобающе?"

Чан Гэн повернул слова другого как насмешку: "Меня до смерти напугали люди Дунъина".

Гу Юнь: "..."

Чан Гэн подумал про себя: "Оставайся спокойным, оставайся спокойным".

Он отчаянно заставил себя успокоиться и помог принять относительно удобную позу для Гу Юня.

Чан Гэн нахмурился, глядя на лицо Гу Юня. Он понизил голос и прошептал: "Ифу, что тебя беспокоит?"

Гу Юнь знал, что не сможет скрыть это от него. Он размышлял некоторое время, а затем решил разыграть грязный трюк. Он поманил Чан Гэна пальцем.

Чан Гэн послушно подошел ближе.

Гу Юнь прошептал: "Нерегулярные месячные, боли в животе".

Чан Гэн сначала не мог отреагировать: "Что?"

Он понял это только после того, как спросил. Лицо мальчика мгновенно покраснело. Неизвестно, от чего это произошло - от смущения или от гнева.

У Гу Юня сейчас раскалывалась голова, и он желал только одного - удариться головой о стену. Видя, что смущенный Чан Гэн слишком очарователен он рассмеялся, пытаясь сдержать боль. Развлекаясь и терзаясь, он тоже немного смягчил боль.

Глаза Чан Гэна, казалось, могли извергнуть огонь, он в гневе сверлил его взглядом.

Гу Юнь был хорошо знаком с процедурой "подразнил-погладил". Он кашлянул, а затем серьезно сказал: "У меня не было времени поужинать, после того, как я выпил чашу холодного вина от госпожи Чэн, у меня немного болел живот, ничего страшного".

Это звучало немного более разумно. Но для людей, которые провели годы в армии, которым не доводилось иметь опыта нерегулярного питания, что такое пропустить один прием пищи?

А для тех, у кого кожа особенно толстая и прочная, как у великого маршала Гу, как он мог бесстыдно вести себя, как будто он слабый и нежный?

Усилия Чан Гэна сохранять спокойствие были полностью разрушены, его гнев быстро разгорелся: "Гу Шилю, ты..."

"Ты" надолго повисло в воздухе, он не мог придумать, что сказать дальше.

Гу Юнь внезапно улыбнулся, поднял руку и погладил Чан Гэна по голове: "Что, вырос и уже понял, что нужно любить своего Ифу? Твоя любовь не пропадет даром".

Его рука была огромной, как небо, пламя гнева в сердце Чан Гэна погасло в мгновение ока, оставив после себя лишь незначительный след дыма, испарившись в его беспомощности и бессилии.

Чан Гэн подумал: "Только Бог мог любить тебя, из твоих уст не исходит ни слова правды. Почему я должен зря  переживать? С тобой бы все равно ничего не случилось".

Однако страдальческое лицо Гу Юя вызывало у него боль, пронзая глаза, и Чан Гэн мог контролировать, что он говорит и что думает, но он не мог контролировать свое беспокойство и тревогу.

Подувшись некоторое время, он вздохнул, повернулся, обошел вокруг большого кресла и начал помогать массировать виски Гу Юня, его движения казались вполне профессиональными.

Чан Гэн увидел, что плечи Гу Юня начали расслабляться. Вообще, если не было боли в области груди и живота, то конечности могли быть активными, как обычно. Он подумал, что небольшие легкие травмы на руках и ногах не смогут причинить ему сильную боль.

После раздумий остался только один ответ - головная боль: Чан Гэн вспомнил, что подобное уже случалось однажды, когда они путешествовали из города Яньхуэй в столицу.

Давясь, он не мог удержаться от насмешки: "Ифу сказал мне в прошлый раз, что у тебя мигрень, ты уже забыл?"

Гу Юнь: "..."

Он действительно забыл, он говорил бесчисленное количество лжи в этой жизни. Если бы он четко помнил каждую из них, то, вероятно, не осталось бы места, чтобы вписать что-нибудь еще.

Чан Гэн: "Ну и как?"

Гу Юнь: "Голова тоже болит, не потому ли, что я посвятил себя Великой Лян до такой степени, что заболел?"

Даже такие слова можно было произнести не краснея ~ Чан Гэн признал себя побежденным, его гнев полностью исчез.

После того, как Гу Юнь закончил говорить, он использовал старый трюк "заснуть, как только голова коснется подушки" и наслаждался услугами Чан Гэна с закрытыми глазами. К сожалению, ситуация снаружи еще не была урегулирована. Ему приходилось постоянно держать ухо востро и он не решился погрузиться в глубокий сон.

Сначала Чан Гэн полностью сосредоточился на надавливании на акупунктурные точки, но через некоторое время его взгляд не мог не упасть на лицо Гу Юня.

Для тех, кого привыкли видеть, красивым или некрасивым, не было особой разницы. Даже несмотря на завораживающую внешность монаха, после долгого общения с ним он почувствовал, что тот ничем не отличается от дяди Вана из поместья маркиза - о, дядя Ван даже больше внимания уделял чистоте, чем монах.

Только Гу Юнь был исключением.

Волосы Гу Юня были рассыпаны по плечам из-за убийцы, который разрезал ленту, и у него не было времени, чтобы связать их снова, и он забросил их на плечи, чтобы они струились как текущая вода.

Чан Гэн долго смотрел на него, решительно подавляя образы из своих прошлых снов, которые невольно вырвались из оков и поднялись в его сознании. Если бы он не сдержался, эти воспоминания еще больше вторглись бы в его сознание, создав длинную и затянувшуюся иллюзию.

Каждый раз, когда дело доходило до этого, он насильно прерывал свои мысли, как во время схватки с Костью Нечистоты, и вспоминал бессмысленные стихи из буддийского писания, которым научил его Ляо Жань, и повторял их в глубине души снова и снова, словно точильный камень, многократно скрежещущий по его сердцу.

Но этот трюк почему-то вдруг не сработал. Возможно, весь самоконтроль Чан Гэна был потрачен на сдерживание гнева, и его мысли вдруг понеслись вскачь, как лошадь, вырвавшаяся из узды.

Кость Нечистоты внутри его тела соткала для него абсурдную и неописуемую фантазию.

Ему казалось, что он наклоняется и целует лоб Гу Юня, брови, переносицу... вплоть до губ. Его губы должны быть не очень мягкими и не очень сладкими, возможно, они были горькими, как лекарственный аромат, всегда остающийся на его теле, или, возможно, они были бы на вкус как вино, Чан Гэн даже хотел укусить его.

С появлением этой мысли, сладкий и ржавый вкус крови, казалось, сразу же появился, задерживаясь на его зубах и губах, Чан Гэн сильно вздрогнул.

Он вернулся к реальности и обнаружил, что стоит за креслом Гу Юня, а кончик его языка прикушен им самим.

В следующую секунду Чан Гэн понял, что его пальцы все еще остаются на голове Гу Юня. Он тут же отдернул их, как будто они были горячими.

На мгновение он замер в оцепенении, а затем с тревогой прошептал: "Ифу?"

Гу Юнь крепко спал, он не открывал глаз и не видел слабого кроваво-красного блеска в глазах Чан Гэна.

Чан Гэн глубокомысленно посмотрел на него, затем подобрал свой меч и выбежал из каюты.

Снаружи дул яростный морской бриз, черные орлы летали рядом с главным кораблем, охраняя его, а официальный Цзяннаньский флот под командованием Яо Чжэня зачищал поле боя.

Люди Дунъина разбегались во все стороны, прыгая прямо в море, готовые сесть в маленькие лодки или уплыть. Морские Драконы с четырех сторон уже приготовили темную сеть в воде. За короткий промежуток времени им удалось поймать этих рыб, попавших в сеть.

Хуан Цяо лично привели к Яо Чжэню. Яо Чжэнь, казалось, глубоко задумался, наклонившись, чтобы что-то сказать другому.

Эта стремительная цепь событий попала в поле зрения Чан Гэна, но не проникла в его сознание. Жгучий жар на его лице медленно рассеивался под дуновением морского бриза.

Холодный и пустынный воздух моря был подобен язве, проедающей путь в его мозг, сверлящей его кости, горький холод мог прорезать его плоть. Чан Гэн посмотрел на море и выругался про себя: "Ты - низкое животное".

Он подумал, что больше не сможет оставаться ни в поместье, ни рядом с Гу Юнем.

[Два дня спустя, в поместье мастера Яо.]

Во дворе распустились персиковые цветы, пар смешивался с приятным ароматом, обдувающим лицо. Гу Юнь сидел у окна и ел дынные семечки, ожидая, пока Яо Чжэнь напишет отчет. Опасаясь, что со стороны столицы могут быть изменения, срочный отчет уже был отправлен первым.

Столица блокировала новости, но у всех сторон есть свои глаза и уши. Некоторые слова уже просочились - говорили, что император в ярости и приказал императорской гвардии окружить Вэй Вана. Вэй Ван намеревался бежать из столицы ночью, но был пойман, когда добирался до ворот Де Шэн. О том, как с ним поступили после этого, ничего не известно.

На данный момент пыль в Цзяннани улеглась, нужно было написать еще один отчет, объяснив императору причину и следствие.

Яо Чжэнь, с лицом, как будто ему не хватало сна, отложил перо: "Господин маркиз, что нам делать в этой ситуации?"

Гу Юнь небрежно ответил: "Просто скажите, что господин инспектор узнал о странных происшествиях на море, тайно послал людей, чтобы тщательно наблюдать, и разгромил план мятежников до того, как он мог быть приведен в исполнение".

Яо Чжэнь: "Нет, нет, я ученый, у меня была воздушная болезнь на "Воздушном змее", морская болезнь на "Драконе", тошнота на протяжении всего пути. Я не обладаю ни навыками, ни талантами. Естественно, что только маркиз может войти в ряды врагов и переломить ход событий".

Гу Юнь улыбнулся и сказал: "Маркиз? Маркиз Гу сейчас находится на северо-западе, смог ли он переместиться сюда? С другой стороны, я слышал, что мастер Яо был очень находчив, приказав солдатам облачиться в Черные Доспехи, шокировал мятежников и заставил их сражаться между собой. Такие методы ведения дел достойны восхищения".

Яо Чжэнь чуть не заплакал: "Я не могу этого сделать, пожалуйста, не делайте мне больно".

Мастеру Яо в этом году исполнилось тридцать шесть лет. Это был самый благополучный возраст для мужчины. Он отрастил усы и от природы родился с умным и способным лицом; карьера этого человека в качестве чиновника на протяжении половины его жизни всегда была сопряжена со многими взлетами и падениями, с самого начала он приклеился к этой земле изобилия рыбы и риса, но так и не добился никакого величия. Его особенностью было спать по целому дню.

Поэтому, возможно, большинство людей забыли его происхождение: в 12-м году правления Юань Хэ учитель Гу Юня, Линь Мо Сэнь, который в то время был еще жив, был главным экзаменатором на императорской экзаменационной сессии.

Наткнувшись на сочинение Яо Чжэня, он не смог удержаться от того, чтобы не хлопнуть по столу от похвалы. Он представил его императору Юань Хэ, и Его Величество лично назначил его Чжуан Юаньланем*.

*Титул для того, кто набрал наибольшее количество баллов на императорских экзаменах.

Гу Юнь сказал с глубоким смыслом: "Вы подавили восстание на Восточном море, устранили большую битву, которая могла поставить под угрозу районы чрезвычайной важности, вам не нужен даже такой большой подвиг? В будущем вы будете готовы выйти в мир с властью в руках".

Яо Чжэнь горько улыбнулся: "Разве талантливый человек получал бы такую зарплату? У меня нет ни таланта, ни добродетели, я только надеюсь найти хорошее место для старости в будущем, как я могу обладать навыками, чтобы перевернуть ход событий, пусть маркиз пощадит этого ничтожного чиновника."

Гу Юнь: "Я даже хочу доложить Его Величеству, чтобы он отправил вас на северо-запад, чтобы вы стали инспектором войск".

Яо Чжэнь подпер голову рукой и сказал: "У меня еще есть пожилая мать старше восьмидесяти лет и маленькие дети, которые ждут, чтобы их накормили. Я прошу господина Маркиза пощадить жизнь этой собаки. Вы можете взять любые предметы из моего дома".

Гу Юнь: ….

"Господин маркиз, как насчет этого, ведь это дело произошло здесь. Губернатор Лян Цзян* - господин Чжоу - определенно не сможет избежать вмешательства. Я должен обсудить это с ним".

*Лян Цзян относится и к Цзяннани, и к Цзянси.

Яо Чжэнь извиняюще улыбнулся, видя, что выражение лица Гу Юня не очень хорошее, он быстро добавил фразу,

"Верно, есть еще и молодой принц. Его Высочество путешествовал в Цзяннань и случайно наткнулся на повстанческие силы, захватившие группу механиков. Став свидетелем таких злодеяний, он в одиночку пробрался на их базу, помогая нашим силам изнутри, и лично поймал их лидера. Видите, звучит героически и правдоподобно?"

Услышав эти слова, Гу Юнь больше ничего не сказал.

По поводу происхождения Чан Гэна, хотя Его Величество и не высказал своего мнения прямо, можно было с уверенностью сказать, что он будет испытывать недобрые чувства. Теперь, когда дело касалось Вэй Вана, Его Величество, должно быть, чувствовал себя сильно разочарованным. Если бы после этого он обратил свой взор на нежеланного младшего брата, который теперь явно стоял на его стороне, то, возможно, решил бы забыть об обидах старшего поколения.

Чан Гэн приближался к возрасту наследования королевского статуса. Если он сможет добиться благосклонности Его Величества, то это будет лучше для его будущего.

Гу Юнь взвесил этот вариант, а затем с досадой посмотрел на Яо Чжэня. Этот человек действительно был очень талантлив.

В противном случае ему было бы трудно поддерживать длительную дружбу с маркизом Гу после того, как он встретился с ним всего один раз, но также было верно и то, что он не стремился к самосовершенствованию.

Все, к чему он стремился в жизни, - это иметь возможность есть и спать, а весь свой интеллект направить на то, чтобы выгораживать других.

Яо Чжэнь улыбнулся и снова спросил: "Господин маркиз, что вы думаете?"

Гу Юню было лень обсуждать это дальше, он закатил глаза и ушел.

Он намеревался тихо покинуть Цзяннань. В этом деле и павильон Линь Юань, и Железный батальон Сюань приложили усилия, но обеим сторонам было неудобно заявлять о себе. Как все это красиво обставить, они могли полагаться только на перо Яо Чжэня.

Когда Гу Юнь открыл дверь, он увидел, что Чан Гэн в настоящее время делает бамбуковую флейту во дворе. Вокруг него собрались Гэ Пансяо, Цао Нянцзы и две маленькие дочери мастера Яо.

Чан Гэн умело, аккуратно и терпеливо делал флейту для каждого из них. Его поделка выглядела вполне прилично, две маленькие девочки, которым еще не исполнилось и десяти лет, радостно прыгали вокруг него.

Гу Юнь снова был в хорошем настроении, когда увидел Чан Гэна. Хотя он никогда не говорил об этом вслух, он всегда надеялся, что Чан Гэн вырастет умным и ловким юношей, но не будет тщеславным, а скорее, праведным и доброжелательным, но не лишенным решительности, не таким слабовольным, как его отец, но и не таким экстремальным, как его мать.

Человек, которым вырос Чан Гэн, был именно таким, каким он хотел его видеть.

Даже внешность он унаследовал от своих родителей.

Он подошел, взял из рук Чан Гэна флейту, которая только начинала обретать форму, и улыбнулся: "А для меня есть?"

Расслабленная улыбка на лице Чан Гэна исчезла. Он взял флейту обратно и передал ее маленькой девочке, которая с нетерпением ждала в сторонке: "Это просто игрушка для маленьких детей, мастерство грубое и уродливое. Ифу, пожалуйста, не смейся надо мной".

Гу Юнь: ....

Он молча смотрел на флейту в руке маленькой девочки и думал: "Я хочу ее".

Ребенок, ростом не дотягивающий до Гу Юня, спрятал руки за спину и пристально посмотрел на него.

Чан Гэн отложил инструменты и жестом велел Гэ Пансяо отвести двух девочек в другое место поиграть, а сам встал и пошел за Гу Юнем: "Ифу собирается вернуться в Западные регионы?"

Гу Юнь: "Мм, ты вернешься в столицу, чтобы встретиться с Его Величеством, Чжун Цзе научит тебя всему, что тебе нужно сказать, не волнуйся".

Чан Гэн молча кивнул.

"На этот раз ты оказал дворцу большую услугу, император может даже предложить тебе награду", - сказал Гу Юнь. "Он может разрешить тебе приходить ко двору, чтобы слушать о политических делах. Если ты упомянешь об этом, он может даже разрешить тебе приехать на северо-запад, чтобы найти меня".

После встречи с Чан Гэном в этом году, маркиз Гу осознал, что он уже вырос в зрелого молодого человека, который не дрогнул перед лицом опасности. Его прошлогоднее ребячество исчезло. Гу Юнь стал более снисходительно относиться к идее взять его с собой на северо-запад.

На данный момент ситуация там была спокойной. Гу Юнь решил взять Чан Гэна с собой, чтобы тот научился чему-то новому. Ведь даже ничего не делая, после возвращения в столицу Чан Гэн все равно сможет считать эту заслугу своей.

Когда Гу Юнь уезжал из дома, Чан Гэн мечтал только об одном - отправиться с ним на северо-запад. Гу Юнь подумал, что теперь, когда он наконец-то получит то, что хотел, он, по крайней мере, будет счастлив и рад.

Неожиданно Чан Гэн остановил свои шаги, он замолчал на мгновение, а затем сказал:

"Ифу, я больше не хочу ехать в Западные регионы".