Онлайн чтение книги Убить Волка Killing the wolf
Глава 63 - Разрушение города

Из-за западных посланников утренние споры заставили всех напрячься. После того как заседание у Императора было распущено, не обращая внимания на большую группу людей, которые хотели выяснить его намерения, Чан Гэн помог вывести пожилого мастера Фэнханя из дворца.

Люди в столице были в панике, не хватало конных повозок. Гу Юнь обычно просил Хо Даня вывести лошадь за пределы дворца, чтобы подождать его. Но в этот день было неизвестно, что задержало Хо Даня, его нигде не было видно.

Чан Гэн сначала не обратил на это внимания, идя бок о бок со старым мастером Института Лин Шу, они медленно возвращались назад. Мастер Фэнхань провел весь день в институте Лин Шу, его глазницы запали. Все его тело было похоже на редьку, из которой выкачали воду, осталась только пара ярко сияющих глаз.

"У Вашего Высочества хватает терпения сопровождать нас, стариков с больными ногами", — вздохнул мастер Фэнхань.
"Есть ли у вас какие-нибудь новости о подкреплении? Когда они могут прибыть?"

Чан Гэн ответил:

"Беспорядки на четырех границах охватили пять военных округов. Что представляет собой местный гарнизон, вы уже знаете. В последние годы военные расходы и квота Цзылюцзиня каждого региона неоднократно сокращались. Они едва ли могут позволить себе несколько единиц тяжелой брони, большинство из них используют легкие доспехи."
"Хотя легкие доспехи быстро маршируют и легко мобилизуются, им также очень легко противостоять. Как только вражеские войска выставят вдоль дороги тяжелую броню или перехватят боевые колесницы, если командир будет немного неопытен, то ему будет легко ввести войска в окружение противника — чужеземцам даже не придется выставлять много людей."
"Ваше Высочество действительно заставили этого старика почувствовать стыд, Институт Лин Шу уже несколько лет не может создать ничего полезного", — Чжан Фэнхань насмешливо покачал головой.
"Этот бесполезный человек мог только сидеть и проедать зарплату, я намеревался попросить императора об отставке в следующем году. Неожиданно мы столкнулись с национальной катастрофой, возможно, я не смогу умереть от старости".

Чан Гэн мягко сказал:

"Вклад мастера Фэнханя будет длиться тысячу лет, вы не должны принижать себя".
"Тысяча лет... будет ли еще существовать Великая Лян через тысячу лет?" — Чжан Фэнхань поджал губы.
"Я думал, что когда я поступлю в Институт Лин Шу, мне больше не нужно будет обращать внимание на внешний мир, иметь дело с огненной машиной и стальной броней до конца жизни, сосредоточившись на выполнении своей собственной работы".
"Но шумный мир оказался слишком тесным. Даже если праведники и злодеи шли своими путями, они постоянно натыкались друг на друга. Чем больше ты не хотел ни с чем связываться, чем больше ты хотел сделать что-то выдающееся, тем больше ты в итоге ничего не делал — даже если хотел быть только низшим классом с руками, испачканными в масле".

Чан Гэн улыбнулся и промолчал, он знал, что мастер Фэнхань только выражает свои чувства, и не хотел слышать его ответ. На данном этапе противоречие между императорской властью и военной мощью двух поколений, несомненно, было предохранителем, но это не было самой главной причиной — длительная болезнь постепенно опустошающейся казны обрекла их на этот мрачный конец.

Чжан Фэнхань сказал:

"Каждый день опоры противовоздушной сети корректируются. Сейчас чужеземцы осмеливаются только ездить, большое количество их Орлов не осмеливается подниматься, но силы в скрытых опорах ограничены. Я слышал, что чужеземцы используют веревки, чтобы "запускать воздушных змеев" за пределами города каждый день. Боюсь, что через несколько дней железные стрелы, хранящиеся в скрытых опорах, иссякнут. Что нам тогда делать? Есть ли у маршала Гу какой-нибудь план?"

Всего в Северном лагере осталось менее сотни Орлов, включая тех, у кого не хватает руки и ноги. Если противовоздушная сеть выйдет из строя, возможно, именно тогда город будет разрушен.

Чан Гэн: "Мм, он знает, он пытается найти выход".

Чжан Фэнхань, который был полон беспокойства, услышав это, не знал, смеяться ему или плакать. Он думал, сказать ли ему, что Янь Бэй был "героем, в силу своей юности", или же сказать, что он был чрезмерно спокоен. Казалось, что даже если небо рухнет перед ним, маленький принц ответит только "Я знаю", как будто это не имеет к нему никакого отношения.

Чжан Фэнхань намеренно понизил голос и сказал: "Сегодня мы не видели командира королевской армии Хань. Ваше Высочество видели это? Сейчас при дворе уже ходят слухи, что хотя император внешне осудил западных посланников, он планировал перенести столицу".

Чан Гэн улыбнулся, но он нисколько не был удивлен: "Его Величество не пойдет на такое, мы еще не истощили свои возможности… Я вижу повозку института Лин Шу, позвольте мне помочь вам подняться... А вот и дядя Хо".

Хо Дань торопливо двигался, его выражение лица было беспокойным, он подошел к Чан Гэну и сказал: "Этот старый слуга сегодня опоздал, Ваше Высочество, пожалуйста, простите меня".

"Все в порядке", — Чан Гэн махнул рукой, — "что задержало дядю Хо?"
"..."

Хо Дань внимательно посмотрел на его лицо. "Маркиз был ранен западной стрелой прошлой ночью. Я узнал об этом только рано утром. Я только что посетил его. О, Ваше Высочество!"

Под шокированным взглядом Хо Даня и Чжан Фэнханя, Чан Гэн, который все еще неспешно прогуливался, вдруг изменил выражение лица, повернулся, вскочил на спину лошади и исчез, как порыв ветра.

Перед Девятью воротами еще не рассеялся пороховой дым, западная армия отошла только на рассвете, и Гу Юнь смог немного отдохнуть. Его доспехи были помяты, стрела была вытащена.

Два военных врача окружили Гу Юня, держа в руках щипцы и ножницы, осторожно отрывая его деформированный наплечник, одежда приклеилась к телу. Чан Гэн поспешно вбежал, его взгляд на мгновение упал на Гу Юня, затем он не смог удержаться и отвернулся. Его выражение лица было еще хуже, чем у раненого.

"Aх..."

Гу Юнь тяжело вздохнул.

"Я спросил, не могли бы вы двое быть более решительными? Вы занимаетесь вышиванием — что вы копаетесь?"

Чан Гэн промолчал, глубоко вздохнул, отстранил двух военных врачей, затем опустился и внимательно осмотрел доспехи Гу Юня, которые невозможно было снять. Он достал железные щипцы длиной в палец, прижал плечо Гу Юня к себе и перерезал их с другой стороны.

Его движения были очень быстрыми, острые щипцы легко разрезали деформированные железные доспехи, кровь тут же пропитала его руку. Лицо Чан Гэна напряглось, и на некоторое время он перестал дышать.

Затем он украдкой прошептал: "Почему ты не дал мне знать?"

Гу Юнь, лицо которого все еще было искажено от боли, стиснул зубы и сказал:

"Ничего страшного — что сказали западные послы на встрече?"
"А что еще можно сказать, разглагольствуя о всякой ерунде в Золотом дворце", — Чан Гэн с трудом орудуя негнущимися пальцами, снимал фрагменты доспехов, приклеившиеся к телу Гу Юня в крови:
"Они сказали, что хотят, чтобы мы прекратили "преследования и грабежи" стран Западного региона, чтобы территория за воротами Цзяюй стала торговой зоной для всех стран, чтобы правовая система внутри зоны действовала в соответствии с правопорядком их страны, и..."

Деформированный наплечный доспех был полностью раскрыт. Чан Гэн уставился на рану Гу Юня и резко вдохнул. Он выпрямился и на мгновение замедлил движения.

"И что...и" — Гу Юнь мелко дрожал, его пот капал вниз.
"Эй, доктор, почему вы до сих пор боитесь крови?"

Тело Чан Гэна было жестким, как железный прут: "Я боюсь твоей крови".

Он схватил бутылку вина Гу Юня и сделал два глотка, чувствуя головокружение и тошноту. Затем взял ножницы и отрезал лоскут одежды, первоначальный цвет которой уже было не определить.

"Тридцать шесть уездов на северной границе, от Сицзина до Ючжоу в Чжили, будут переданы Восемнадцати племенам, а столица Великой Лян будет перенесена в Лоян на Центральной равнине. Принцесса Хэ Нин также будет отправлена в Восемнадцать племен в качестве залога. С этого момента мы станем подданными восемнадцати племен и будем платить им дань каждый год".

Хэ Нин была единственной дочерью Ли Фэна, ей было всего семь лет. Гу Юнь сердито сказал: "Бред!"

Как только он напрягся, кровь начала проступать обильнее. Не в силах больше сдерживаться, Чан Гэн зарычал:

"Не двигайся!"

Двое мужчин на мгновение замолчали. Лицо Гу Юня было непостижимым, после долгого времени он сказал: "... Продолжай."

"Кроме того, они заставили Ли Фэна приказать Шэнь И вывести гарнизон Южных рубежей, занимавших острова Южного моря, разделить канал Восточного моря на реки, отвести Южный флот внутрь, внешняя территория и линия Восточного моря будут принадлежать дальневосточному региону чужеземцев."

Глаза Чан Гэна были тяжелыми, но его руки оставались нежными, обрабатывая ему рану. Он сделал паузу и сказал:

"Есть еще компенсация..."

Гу Юнь замолчал, но все его мышцы напряглись.

"Сегодня на заседании Ли Фэн хотел обезглавить посланников, но министры остановили его".

Чан Гэн взял Гу Юня за плечо и сказал: "Я сейчас очищу рану, Ифу, мне временно запечатать твое сознание?"

Гу Юнь покачал головой. Чан Гэн мягко посоветовал: "Я использую только немного лекарства, у тебя сильная сопротивляемость к лекарствам, ты не будешь долго спать. Если за пределами города произойдут изменения, я буду защищать вместо тебя..."

"Если ты хочешь промыть рану, то сделай это", — перебил Гу Юнь.
"Не говори ерунды".

Чан Гэн посмотрел на него и понял, что с этим человеком бесполезно разговаривать. В этот момент вбежал Тан Хунфэй:

"Маршал..."

Гу Юнь обернулся, внезапно уловив странный аромат. Не теряя бдительности, он вдохнул полной грудью, и все его тело мгновенно стало мягким.

Маркиз Гу, мудрый и искусный в боевых искусствах, никогда не думал, что Его Высочество будет знать такие подпольные средства мира Цзянху и даже использовать их на нем.

Гу Юнь: "Ты..."

Не моргнув глазом, Чан Гэн быстро ввел тонкую иглу в точку акупунктуры, а затем схватил бессознательное тело Гу Юня. Тан Хунфэй безучастно наблюдал за тем, как его командира кто-то вырубает, и смотрел на Его Королевское Высочество широко раскрытыми глазами:

"..."

Чан Гэн жестом велел ему молчать, обнял Гу Юня и уложил его, затем начал осторожно промывать его рану.

Язык Тан Хунфэя напрягся: "Это... тогда..."

Чан Гэн: "Все в порядке. Пусть немного поспит, чтобы облегчить боль".

Тан Хунфэй несколько раз моргнул — когда-то давно он думал, что Его Высочество Янь Бэй был добрым и мягким ученым. Позже он узнал, что тот умел хорошо сражаться и был прекрасен в заговорах.

Он проникся к нему уважением и захотел стать ближе. Только в этот момент командир Тан по-настоящему почувствовал свое восхищение этим человеком.

Тан Хунфэй неосознанно протянул руку и коснулся своего лица. Шрам, оставленный Гу Юнем, еще не исчез. Он подумал про себя:

"Его Высочество слишком смел".

Чан Гэн: "Ах да, в чем дело?"

Тан Хунфэй вернулся к реальности и быстро сказал: "Ваше Высочество, император прибыл, карета отстала, видите...".

Во время разговора Ли Фэн уже вошел с изможденным видом, в обычном одеянии, взяв с собой только Чжу Коротконожку.

Ли Фэн посмотрел на лежащего без сознания Гу Юня и потянулся к его лбу:

"Дядя в порядке?"
"Это была всего лишь рана".

Чан Гэн наложил повязку на рану, накинул на Гу Юня тонкий шелковый халат и привел в порядок свои серебряные иглы:

"Просто я дал ему немного обезболивающего, он не очнется некоторое время. Королевский брат, пожалуйста, простите его".

Когда Чан Гэн закончил, он встал и подобрал Гэфэнжэнь Гу Юня. Не надевая доспехов, он повернулся, чтобы выйти.

Ли Фэн спросил: "Что случилось?"

"Я буду охранять город вместо Ифу некоторое время", — сказал Чан Гэн.
"Хотя посланники находятся в столице, я боюсь, что это будет уловка западных людей. Возможно, они воспользуются этой возможностью, когда мы ослабим бдительность, чтобы напасть — лучше быть осторожными".

Ли Фэн на мгновение замер на месте, затем внезапно выхватил меч и последовал за ним к выходу.

Чжу Коротконожка был застигнут врасплох:

"Ваше Величество!"

Ли Фэн проигнорировал его и подошел к стене.

С подзорной трубой в руках император Лунань мог видеть, что казармы Западной армии были недалеко, а плодородные земли в пригородах столицы теперь были опустошены. Жанььше кареты входили и выходили, как вода, за девять ворот столицы, которые теперь стали мрачными, угол городской стены, которая рухнула, держался на списанных доспехах, шатаясь.

Простые солдаты в Северном лагере знали Чан Гэна, многие из них быстро подошли поприветствовать его, но они не знали Ли Фэна. Они видели только, что он был хорошо одет и обладал необычным поведением, поэтому считали его ученым офицером и называли "господином".

Братья семьи Ли, которые виделись глаза в глаза, но не сердце в сердце, стояли бок о бок у стены, не имея сходства в своем облике с головы до ног. Их связь была не толще оконной бумаги, которую можно было легко проткнуть одним пальцем. Ли Фэн внезапно сказал Чан Гэну:

"Хань Ци должен вернуться во второй половине дня. Ты можешь передать эти новости дяде, пусть он найдет кого-то, кому можно доверить это дело".

Чан Гэн не стал расспрашивать дальше. Он выглядел совсем не любопытным и просто ответил:

"Да".

Ли Фэн: "Не спрашиваешь, куда я отправил Хань Ци?"

Чан Гэн посмотрел вниз на стену и каменные плитки. После минутного молчания он сказал:

"Я некоторое время отправлял цзылюцзинь и военные грузы с Министерством жилищного строительства, я обнаружил, что были некоторые подозрения по поводу доступа цзылюцзинь при императорском дворе в последние несколько лет... но, возможно, это была собственная договоренность королевского брата."

Как только император Лунань услышал об этом, он понял, что запас Цзылюцзиня, который он прятал, был обнаружен Чан Гэном. Ли Фэн с некоторым смущением сказал:

"Ну, в воротах Дэшэн есть проход в сад Цзинхуа. Я позволил Хань Ци вывести свои войска из города и открыть частное хранилище сада Цзинхуа. Там... кхм, там восемьдесят тысяч килограммов Цзылюцзиня, которые я еще не успел распределить — не суетитесь из-за этого. Сердца людей сейчас нестабильны. Если они узнают о тайном проходе, то могут еще больше удариться в панику".

Чан Гэн кивнул, он не был удивлен — это был Ли Фэн, который уже вытащил все, что у него было. Упрямый император Лунань, который скорее будет погребен под Девятью Вратами, чем потеряет свою страну и перенесет унижение, став подданным другого.

Как только он замолчал, им больше не о чем было говорить — собственно, так было всегда, кроме ничего не значащих вежливых слов при выражении почтения и во время придворных дел, между братьями Ли действительно не о чем было говорить.

Ли Фэн: "Сколько тебе было лет, когда ты встретил дядю?"

Чан Гэн: "... Мне было двенадцать лет".

Ли Фэн издал звук "Мм" в ответ: "Он не женат, а также долгое время командовал войсками на северо-западе, возможно, он не сможет хорошо о тебе позаботиться?"

Глаза Чан Гэна слегка дрогнули.

"Вовсе нет, он действительно знает, как любить кого-то".

Ли Фэн сузил глаза к мрачному небу, он вспомнил, что тоже рос, разделяя привязанность с Гу Юнем. Когда он был ребенком, он иногда завидовал ему, что его королевский отец относится к другому лучше и нежнее.

Но чаще всего он чувствовал, что, хотя этот дядя не часто играл с ними, он был очень хорошим человеком. Он думал, что эта юношеская любовь может продлиться всю жизнь. Но прошло всего чуть больше десяти лет, а все уже так обернулось.

"Мин, — сказал Ли Фэн, — если город разрушится, я передам трон тебе. Ты можешь взять внутренний дворец и министров, сначала перенести столицу в Лоян через тайный ход, а потом потихоньку разрабатывать стратегию. Настанет день, когда все смогут вернуться".

Чан Гэн наконец посмотрел на него.

"Если этот день действительно настанет, — продолжал Ли Фэн, устремив взгляд вдаль, — тебе не обязательно возвращать трон наследному принцу, просто позволь своим племянникам иметь место для проживания".

Чан Гэн ничего не ответил, а через мгновение равнодушно произнес:

"Ваше Величество слишком рано заговорили об этом, мы еще не достигли такого плачевного состояния".

Ли Фэн посмотрел на младшего брата и смутно вспомнил, что слышал от матери в детстве. Она говорила, что все женщины племени волков были чудовищами. Они были наиболее способны использовать яды и околдовывать людей. В будущем они также будут рожать чудовищ, которые запятнают королевскую кровь Великой Лян.

Позже во дворец был возвращен потерянный на долгие годы Четвертый принц. Ради воли покойного императора и во имя собственной благосклонности Ли Фэн позволил ему остаться. Он практически никак не менял свой уклад жизни, лишь задействовал министерство для распределения средств в обычное время. Отправив младшего брата в резиденцию дяди, для императора это было "с глаз долой, из сердца вон".

Только в этот момент император Лунань понял, что не может видеть этого молодого человека насквозь. Перед лицом национального бедствия и великих врагов он оставался неизменным, даже положение верховного правителя не могло тронуть его сердце. Одежда на его теле казалась такой же, как и в прошлом году, рукава уже износились, но он не торопился позаботиться об этом.

Его было даже труднее читать, чем мастера Ляо Чи из храма Ху Го; его ничего не интересовало, как будто ничто в мире не могло его тронуть. Когда Ли Фэн открыл рот, евнух Чжу шепнул ему:

"Ваше Величество, пора возвращаться во дворец".

Ли Фэн пришел в себя, передал свой меч офицерам с одной стороны, молча похлопал Чан Гэна по плечу, взглянул на подтянутую фигуру юноши, затем отвернулся. После ухода Ли Фэна к городскому зданию поднялся монах с пепельным лицом — это был Ляо Жань.

Все монахи храма Ху Го удалились в город. Он сопровождал главного монаха, каждый день молясь за нацию. По ночам он тайно с помощью осведомителей расследовал дела людей, окружавших Ли Фэна.

Чан Гэн посмотрел на него. Покачав головой, Ляо Жань начертал:

"Я проверил всех людей из окружения императора, все они чисты, никто не имел тесного контакта с представителями Восемнадцати племен и их подчиненными".

Чан Гэн:

"Император подозрителен по своей природе. С нашей стороны неоднократно происходила утечка информации, шпион должен быть его доверенным лицом, вы проверили евнуха Чжу?"

Ляо Жань с торжественным видом покачал головой —"Да, проверил, с ним не возникло никаких проблем".

Чан Гэн слегка нахмурился. В это время Гу Юнь, которого Чан Гэн усыпил иглами и лекарствами, наконец-то очнулся. Поначалу он не мог понять, что произошло, пока не появилась тупая боль в ране на плече, и тогда он вспомнил, что произошло.

Гу Юнь встал и оделся, собираясь найти Чан Гэна, чтобы рассчитаться с ним. Кто бы мог подумать, что как только он вышел, издалека донесся громкий шум. Вся столица содрогнулась. Гу Юнь прижался к стене и подумал: "Землетрясение?".

Чан Гэн внезапно повернулся в сторону шума, на его лице промелькнули черные тени.

Он всегда думал, что предателем в императорском городе был дворцовый слуга рядом с Ли Фэном. Но с его осторожным и подозрительным характером, как он мог раскрыть слуге дело, касающееся сада Цзинхуа?

Гу Юнь: "Что случилось?"

"Я не знаю", — Чан Гэн быстро спустился вниз.
"Ли Фэн только что приходил сюда, сказал, что он позволил Хань Ци выйти из тайного хода и отправиться в сад Цзинхуа, чтобы перевезти Цзылюцзинь... Это направление западного пригорода?»

Гу Юнь полностью проснулся.

9 мая секрет сада Цзинхуа стал известен. Западные люди, прибывшие для заключения мира, действительно были прикрытием. Но вместо того, чтобы воспользоваться возможностью напасть на город, они послали войска на запад столицы, чтобы ограбить Хань Ци на полпути.

После смертельной схватки Хань Ци окончательно проиграл битву. Решительно воспользовавшись случаем, он зажег огонь, сжег 50 тонн цзилюцзиня, затем в отчаянии взорвал тайный ход и все было стерто с лица земли.

Это огромное пламя охватило весь западный пригород, как лесной пожар. Бесконечный огонь Цзылюцзиня был похож на пламя кармы, поднявшееся из преисподней. Оно сожгло всю императорскую армию, сопровождавшую Цзылюцзинь, а также удивленных жителей Запада и даже прекрасные пейзажи и павильоны в саду Цзинхуа.

Уникальный фиолетовый дым запятнал половину неба, словно предвестник, будто славный солнечный свет, льющийся с горизонта... Сердце земли пылало, вся столица дрожала.

Жар растянулся на десятки миль, медленно перетекая из западных пригородов в скалистые девять ворот, и столица, которая в начале лета должна быть еще прохладной, на мгновение превратилась в печь, которой была Южная граница.

Изначально легкий и неразличимый запах Цзылюцзиня разнесся вместе с восточным ветром, и все наконец-то смогли почувствовать этот особый аромат — это был какой-то неописуемый запах. Казалось, что это канифоль, смешанная с запахом травы.

Гу Юнь мобилизовал все оставшиеся тяжелые доспехи, натянул тетивы байхунских луков.

Как он и ожидал, западная армия в это время тоже начала движение. Гу Юнь не знал, сколько их отрядов было сожжено этим огнем, и как долго Папа сможет продержаться при таких тяжелых потерях. После многих дней осады обе стороны достигли своего предела. Сразу после этого пришла первая волна отчаянного наступления.

Тяжелые доспехи и колесницы двигались поочередно. Артиллерия и байхунские стрелки падали один за другим. Между яростным огнем обеих сторон не было почти никаких пауз.