Онлайн чтение книги Убить Волка Killing the wolf
Глава 46 - Опьянение

Сначала никто из них не отреагировал.

Чан Гэн подумал: "Почему он таскает эту сломанную флейту так близко при себе?"

Гу Юнь все еще недоумевал: "Что только что выпало?"

Взгляды обоих мужчин упали на бамбуковую флейту, побитую непогодой и треснувшую с одного конца.

Через секунду Чан Гэн вдруг почувствовал, что флейта показалась ему очень знакомой. Гу Юня словно молнией ударило, он вспомнил, что происхождение этого предмета было незаконным!

Они действовали почти одновременно - Гу Юнь попытался схватить флейту, Чан Гэн инстинктивно сжал ладонь, и обе руки, державшие бамбуковую флейту, застыли в воздухе.

Чан Гэн невинно спросил: "А можно мне взглянуть?"

Гу Юнь: "На что тут смотреть?"

Гу Юнь силой вырвал маленькую бамбуковую флейту из рук Чан Гэна и поспешно вернул ее в рукав.

Чан Гэн редко мог видеть такую слабость духа Ифу, но он не мог не вспомнить маленькую девочку, которая безутешно рыдала в семье Яо четыре года назад. Он понемногу догадался, но в то же время не осмелился поверить в это, спросив окольными путями:

"Это чей-то подарок?"

Гу Юнь солгал, его лицо не покраснело, дыхание не сбилось:

"Сам сделал".
"О…"

Чан Гэн моргнул. Через некоторое время он намеренно и в то же время нечаянно ляпнул:

"В Лулане в Западном регионе тоже растет бамбук?"

Чан Гэн осторожно моргнул, его глаза заблестели, а затем он улыбнулся:

"Мастерство Ифу слишком грубое, позволь я смастерю тебе другую флейту однажды?"

Гу Юнь потерял дар речи, смутившись до смерти. Ему казалось, что парень уже все понял и намеренно издевается над ним. Но кража флейты была невероятно позорным делом, и он не мог позволить себе выйти из себя. Ему пришлось отбросить хвост героического кролика и убежать.

Чан Гэн не стал его преследовать. Он остался на том же месте, размышляя над этим вопросом. Вспоминая цепочку событий от начала и до конца, он представил, как Гу Юнь пробрался рано утром во двор к ребенку, чтобы стащить флейту. Думая об этом, Чан Гэн находил все это забавным.

В одно мгновение в его сердце расцвела большая поляна цветов, которая цвела в полную силу в течение полудня, пока солнце не опустилось за запад, а затем медленно завяла.

Его аромат в сердце оттеснил Кость Нечистоты в маленький уголок. Когда цветок упал в ручей и окрасил воду в красный цвет, в нем зародилась мысль, подобно семени, разросшаяся на тысячи ветвей.

Чан Гэн подумал:

Зачем он хранил это?

Держал ли он ее все время при себе, доставал ли иногда, чтобы посмотреть на нее?

Когда он смотрел на нее, вспоминал ли он обо мне?

Значит ли это, что Гу Юнь испытывает к нему более глубокие чувства, чем он мог себе представить?

Может ли он жаждать большего и стать ближе к Ифу?

Когда из мешочка с благовониями донесся успокаивающий аромат травяного сбора госпожи Чэнь, Чан Гэн уставился на спину Гу Юня, готовый вот-вот превратиться в жаркое из-за слов "пусть все плывет по течению", звучащих в его голове голосом наставницы.

Он не осмеливался слишком задумываться об этом, но, вынашивая эту маленькую мысль, он не мог избежать зуда, неприятного ощущения внутри, сжигающего его душу и разъедающего его кости.

Поездка по сопровождению преступников должна была быть долгой и безрадостной, но, к счастью, то ли Железный Батальон двигался быстро, то ли сердце Чан Гэна пыталось растянуть время безуспешно, но еще до наступления холодной зимы они вернулись в столицу.

В это время коварное дело о восстании на Южном рубеже яростно взорвалось в глубинах императорской столицы.

Сунь Цзяо вернулся в столицу в состоянии полумертвого-полуживого. От испуга он заболел и в мгновение ока оказался прикованным к постели. Этого не ожидал даже сам император.

Он использовал лишь этот небольшой план, чтобы выполнить Приказ о Цзигулине, но этот командир Юго-Западного флота осмелился взбунтоваться. Он был одновременно напуган и взбешен, приказав провести дальнейшее расследование.

Из-за широкой вовлеченности в это дело, Министерство уголовных дел, Министерство юстиции и даже Военное министерство, все от мала до велика, были в глубоком страхе.

Даже Гу Юнь, который редко имел возможность вернуться в столицу, чтобы отдохнуть, не мог иметь ни минуты покоя, постоянно вызываемый в суд для допроса.

Юго-западный адмирал Фу Чжичэн вступил в сговор с горными разбойниками, убил придворных, тайно переправлял Цзылюцзинь и попытался поднять восстание против императора. Главарей разбойников и главу партии мятежников приговорили к смертной казни, приобщив к ней и их семьи.

Император все еще не хотел сдаваться, и вскоре ситуация стала невыносимой, в нее оказались вовлечены шесть центральных министерств - те, кто был близок к Фу Чжичэну, те, кто брал взятки и открывал ему двери, и даже старые министры, которые рекомендовали Фу Чжичэна на должность.

Некоторых посадили в тюрьму, некоторых сняли с должностей.

Вся столица находилась в состоянии мрачной настороженности.

Небо было пасмурным до самого конца года, и тогда густо повалил сильный снег.

В этом году, когда они прощались со старым и приветствовали новое, маркиз Гу использовал жетон Черного Тигра, и внедрение Цзигулин состоялось. Военное министерство незамедлительно направило специальных сотрудников во все фракции в качестве инспекторов.

К этому времени император довел военную мощь до крайности, чего не смог сделать император У-ди*.

[*У-ди (156-87 до н. э., седьмой император династии Хань)]

На протяжении всего года единственное, что могло успокоить Ли Фэна, - это видение ситуации Гу Юнем.

Как и предсказывал Чан Гэн, император остался доволен, и, как само собой разумеющееся, он в свою очередь почтил Гу Юня, повысив статус Шэнь И на два ранга, назначив его командующим Юго-Западом, и в то же время даровал четвертому принцу Ли Мину титул Янь Бэй вана.

16 числа первого месяца, в честь дня рождения Аньдинхоу, старый мастер Шэнь прислал две повозки с подарками, перекрыв вход.

Старый мастер Шэнь уже давно отошел от дел, у него остался только один ребенок - Шэнь И, который не стремился к продвижению. Шэнь И уже в раннем возрасте проявлял признаки чудака.

Его интересовала лишь литература и боевые искусства, он был превосходен в обоих, но в то же время он не был одержим ни тем, ни другим. Вместо этого он целыми днями прятался во дворе, и возился с механизмами.

В семье Шэнь, начиная от железных марионеток, охраняющих дом, и заканчивая паровой лампой, висящей в комнате, не было ни одного предмета, который не был бы им разобран.

Хотя старый мастер Шэнь верил в Лао Чжуана и верил в слова "все имеет свою собственную волю", должно быть, его медитация была недостаточно тщательной. Он все еще возлагал некоторые надежды на этого сына.

[*ссылается на основателей даосизма Лаоцзы и Чжуанцзы.]

Гу Юнь был вызван во дворец рано утром и уже уехал. Хотя он не был в столице круглый год, но, имея высокий статус, все равно получал много подарков.

В поместье не было хозяйки, поэтому о ежегодных подарках к праздникам заботился один лишь старый дворецкий. Услышав, что это подарки от отца Шэнь И, Чан Гэн специально проследил за старым дворецким, с любопытством разглядывая его.

Старик Шэнь и сам был чудаком. В молодости он любил играть, в среднем возрасте продолжал играть, а теперь, когда он устал от игры, стал искать просветления и бессмертия и не обращал внимания на обычный мир. Естественно, он предпочитал готовить пилюли бессмертия и варить вино.

В подарках, которые он послал Гу Юню, не было золотых и серебряных украшений, шелка или античных сокровищ... но вместо этого он подарил сразу две телеги вина, сваренного им самим.

Чан Гэн не знал, смеяться ему или плакать. Как только он поднял голову, то увидел, что к нему на лошади мчится свежеиспеченный командующий Юго-Западом.

Старый хозяин Шэнь сам все устроил, и когда Шэнь И узнал об этом и погнался за повозкой, было уже слишком поздно. Шэнь И смотрел на телегу с вином у входа в поместье, уткнувшись лицом в шею своей лошади:

"Какой позор!"

Когда Гу Юнь вернулся вечером, он увидел, что слуги выгружают вино из телеги, а побледневший, словно луна Шэнь И стоит в стороне.

Никто не знал, что сказал ему император. Выражение лица Гу Юня было безразличным - он всегда становился счастливым, как только возвращался в усадьбу. Но он не смеялся, когда входил в дверь, не шутил с охранниками у ворот, должно быть, в этот раз он был действительно расстроен.

Гу Юнь: "Как получилось, что ты здесь?"

Шэнь И поднял подбородок в сторону тележки с вином:

"Мой старик подготовил тебе взятку, в благодарность за то, что ты привел меня к повышению по службе".

Гу Юнь шагнул вперед и взял один кувшин, сломал печать, понюхал его, затем сделал глоток на месте.

"Чего жаждешь, то и получишь, твой старик сам это варил? Я сразу же понял, как только сделал глоток", - воскликнул Гу Юнь и повернулся к Шэнь И:
"Отлично, раз уж пришел, не уходи. Еще до того, как закончится этот первый месяц, нам предстоит отправиться в разные стороны. Пока один будет на севере, другой будет на юге, и кто знает, сколько месяцев и лет пройдет, прежде чем мы встретимся снова. Выпей со мной сегодня".

У Шэнь И тоже было такое намерение, и он искренне согласился. Гу Юнь также спросил:

"Где Чан Гэн?"
"На кухне."

Шаги Гу Юня остановились: "Что?"

"Он настоял на том, чтобы приготовить миску лапши долголетия для тебя лично".

Шэнь И рассмеялся.

"Дядя Ван долго пытался остановить его, но не смог".
"Наш Цзюнь Ван действительно очень талантлив. Может стабилизировать ситуацию перед лицом врагов, может проводить иглоукалывание после битвы, шьет мешочки в свободное время, даже ходит по коварному полю боя кухни, как будто это всего лишь ровная поверхность…"

Шэнь И рассмеялся:

"Если бы он был барышней, то даже весь Железный Батальон, находясь здесь, не смог бы сдержать людей, которые придут стучать в твою дверь, прося его руки".

Гу Юнь нахмурился: "Благородный господин должен держаться подальше от кухни, это какая-то чушь".

Шэнь И увидел, что выражение его лица изменилось, и спросил:

"В чем дело, для чего Его Величество вызвал тебя во дворец?"

Гу Юнь замолчал на мгновение, затем понизил голос:

"Император хочет избавиться от Фэн Ханя".

Шэнь И был ошеломлен: "Что?!"

Господин Фэн Хань был главой института Лин Шу в течение 18 лет. Когда Шэнь И еще учился в институте, он работал под руководством мастера Фэн Ханя.

Этот человек достиг шестидесяти лет, посвятив всю свою жизнь институту Лин Шу, он так и не женился; жены, детей, внуков у него не было, не интересовался он и однополыми связями.

Говорили, что слуги, разливающие чай в его доме, все сделаны из железа. Из живых существ, кроме него самого, была только одна старая собака, которая вот-вот должна была скончаться - конечно, это были только слухи, не говоря уже о других людях, даже Шэнь И никогда не бывал в его доме.

Старый господин был необычным человеком и не любил принимать гостей в своем доме. Он посвятил всю свою жизнь доспехам и машинам, за исключением того времени, когда Гу Юнь восстанавливал Железный Батальон, когда он встал и четко выразил свое мнение.

В остальное время, не касаясь политических вопросов при дворе, он был слишком ленив, чтобы обращать внимание на людей. Тот, кто был настолько безразличен к миру, по какой причине он мог разгневать императора?

Шэнь И: "Почему?"

Гу Юнь: "Старик вчера подал прошение, выступив против закона "Чжан Линфа", чем привел Его Величество в ярость".

Шэнь И: "А разве он когда-нибудь не выступал против него? С того дня, как закон был принят, он никогда не молчал. Я слышал, как мой старый коллега говорил, что он подавал новую просьбу каждые три дня, он не останавливался даже перед ветром и дождем. Император никогда не обращал на него внимания. Как же так получилось, что он вдруг..."

Закон Чжан Линфа был указом, который ограничивал доступ к механике простых людей. Когда он только вышел, то вызвал много споров, но позже был потоплен большими волнами, возникшими из-за приказа о Цзигулине.

«Просто характер господина Фэн Ханя... ты не видел, что он написал в своем прошении, утверждая, что закон «Чжан Линфа» ограничивает не механику, а мудрость людей. В долгосрочной перспективе, если этот закон продолжит действовать, эта страна не будет прежней, приводя к тому, что мы будем сидеть здесь и ждать того дня, когда чужеземцы верхом на облаке постучатся в дверь границы Великой Лян. Единственное, чего не хватало, так это чтобы он указал прямо на нос императора и назвал его опасностью для страны."

"На самом деле, Его Величество обычно не был с ним особенно строг. Но из-за случая с Южным морем сердце Его Величества скрутило в узел, который нельзя было развязать всего за одну зиму, и поступок старика был равен прыжку прямо на острие."

Когда Гу Юнь дошел до этой части, он сделал паузу и покачал головой:

"Сегодня Его Величество даже остановил меня и сказал: «Я спрашивал себя, с момента моего восшествия на трон, всегда ли я был прилежен и осторожен, почему же так случилось, что у нации никогда не было мирного дня?» - что я мог ему ответить?"

Император Лин Фэн был на престоле всего несколько лет. Сначала был сговор его родного брата с народом Дунъина, чтобы поднять восстание.

Затем - сговор высокопоставленного чиновника на границе с бандитами.

Каждое событие, казалось, несло в себе огромную насмешку. Черный рынок Цзылюцзиня, который неоднократно запрещали, но не могли перекрыть, стал болезнью в его сердце.

Шэнь И ничего не сказал, и они бок о бок пошли к внутреннему двору. Они оба понимали, что хотя действия мастера Фэн Ханя были попыткой искать смерти, то, о чем он говорил, было небезосновательно.

В дальнейшем, когда обычная народная механика будет ограничена, все будет зависеть от Института Лин Шу. Сколько новых технологий может быть произведено за год? Более того, Институт Лин Шу всегда будет ставить военные доспехи в качестве своего главного приоритета, останется ли место для развития технологий для гражданских лиц в будущем?

Шэнь И: "Есть ли способ спасти его?"

Гу Юнь посмотрел на другой конец столицы, залитый светом заходящего солнца, выдыхая белый пар:

"Не знаю, я постараюсь сделать все возможное".

Шэнь И кивнул. Через некоторое время он вдруг сказал:

"Аньдинхоу, я вырос здесь, в столице, но иногда мне кажется, что я не могу здесь дышать".

Гу Юнь без слов передал ему кувшин с вином.

Шэнь И пригубил домашнее вино из собственного дома, и крепкий алкоголь словно бы ударил его. Он протянул руку и похлопал Гу Юня по спине:

"Они все готовятся к празднованию твоего дня рождения, позаботься о том, какое у тебя будет лицо".

Они вдвоем стояли у входа, каждый по очереди, глоток за глотком, приканчивая кувшин с вином.

Вино могло решить проблемы, могло согреть кровь, могло добавить красоты, могло заставить человека оставить позади любые большие испытания и временно расслабиться. Однако, как только он вошел во двор, Гу Юнь все же был потрясен.

Все сломанные марионетки в поместье были вынесены Гэ Чэнем. Никто не знал, сколько времени ему понадобилось, чтобы починить их всех, но группа больших железных лиц двигалась нормально и быстро бегали взад и вперед.

Другая группа марионеток была освобождена от доспехов и оружия, выстроилась в ряд, каждая рука держала атласный веер, танцуя во дворе - Цао Нянцзы был единственным человеком из плоти и крови, одетый в яркую одежду, возглавлял танец.

Гу Юнь: "..."

Шэнь И покачал головой и похвалил: "Поистине гений".

Гу Юнь: "...А?"

Шэнь И положил руку на плечо Гу Юня:

"Гэ Чэнь, этот парень, действительно гений. Всякий раз, когда я вспоминаю, что первые легкие и тяжелые доспехи, с которыми справился этот гений, были подарены мной, я просто... Я просто мечтаю похитить его и взять с собой на Южный рубеж".

Гу Юнь: "..."

Он всегда чувствовал, что эти слова генерала Шэня попахивали чем-то странным.

Чан Гэн действительно приготовил для Гу Юня миску лапши. В прошлый раз он не забыл положить яйцо и уронить яичную скорлупу.

В этот раз, когда Чан Гэн вернулся домой подчинил себе кухню, его мастерство действительно не могло сравниться с тем, что было раньше.

Это было невероятно хорошо сделано, Гу Юнь больше не упоминал о том, что "благородный господин держится подальше от кухни", съев все под чистую, он мог даже проглотить миску. С тремя чашами вина в желудке, его настроение улучшилось.

Шэнь И вздохнул:

"Столько лет мы путешествовали из столицы в Западные регионы, в Северную территорию, затем в Лулань, и ты всегда был рядом. Вдруг в будущем тебя больше не будет рядом, от этого я не могу справиться с грустью".

Гу Юнь: "Советую больше пить и меньше нести чушь".

Гэ Чэнь подбежал и искренне сказал:

"Генерал Шэнь, у меня есть несколько друзей из мира Цзянху на юго-западе. Если в будущем у вас возникнут трудности, вы можете положиться на них!"

Шэнь И посмотрел на него слезящимися глазами:

"Друзья в мире Цзянху не помогут. Не мог бы ты дать мне одну из своих деревянных птиц?"

Эти двое крепко взялись за руки, глядя друг на друга наполненными слезами глазами, сокрушаясь, что встретились слишком поздно, и побежали в сторону, начав говорить о том, "как продлить жизнь механизмам", и Гу Юню пришлось оштрафовать каждого из них на три чаши вина.

Гэ Чэнь после трех чаш чуть не рухнул под стол, Цао Чуньхуа вел себя как сумасшедший, водя хороводы с куклами во дворе. Чан Гэн должен был постоянно заботиться об этом, обращать внимание на всех сразу. Но в результате все действительно перебрали.

Шэнь И схватил Гу Юня за руку, его язык заплетался, повторяя снова и снова:

"Цзы Си... Цзы Си, твоя семья находится в центре бури,... всегда в центре бури, ты должен быть... быть осторожным!"

Гу Юнь обнимал кувшины с вином, не решаясь двигаться или говорить.

Он только смеялся, его смех не мог остановиться, пока не выступили слезы. Он улыбался и думал:

"Я единственный, кто остался в семье Гу".

Шэнь И, пошатываясь, встал, прошел два шага и упал на землю, его рот не закрывался:

"Император... Император боится тебя".

Неизвестно, кого боялся император, но Чан Гэн уже боялся этих пьяниц, быстро позвав домашнюю стражу, чтобы помочь Шэнь И подняться:

"Скорее унесите генерала Шэня".

Гу Юнь облокотился на стол, демонстрируя непостижимую улыбку. Если бы не его рассеянный взгляд, он был бы похож на трезвого человека.

Шэнь И был поднят крепкими стражникам, но все еще не давал увести себя, он боролся, говоря при этом:

"Ты... Гу Цзы Си, в своем сердце... ты отпустил... но император... император не смог отпустить, он всегда будет бояться тебя, как и прежний император".
"Как они могли забыть? Они столько раз тебя похоронили, но ты не умер, Железный Батальон выстоял... а ты стал более могущественным".
"Эти люди думали, если бы положение изменилось, как бы они отомстили? Люди судят по себе, ах, Цзы Си... каждый в мире будет судить о других по себе..."

У Чан Гэна была средняя толерантность к алкоголю, Гу Юнь заставил его много выпить, и он едва мог сохранять здравый рассудок. Неожиданно, услышав эти слова от Шэнь И, он сразу же протрезвел. Что они имели в виду, говоря "они тебя похоронили"?

Он не был уверен, что это всего лишь тарабарщина пьяницы, но не мог не сделать шаг вперед, желая услышать все более четко.

Кто бы мог подумать, что через мгновение после крика Шэнь И развернулся, держась за столб дома, и его вырвало, а сам генерал была пьян до состояния грязи, затем он упал и потерял сознание.

Чан Гэну не оставалось ничего другого, как позволить все еще бодрствующим людям убирать двор, полный пьяниц.

В конце концов, только несколько марионеток остались преданно танцевать, из их голов вырывался белый пар. Радость и смех постепенно исчезли.

Гу Юнь оперся половиной своего тела на стол, конечно, он уже не мог различать направления, бормоча:

"Все стремятся к величию".

Чан Гэн выдохнул, понизил голос и уговаривал:

"Ты самый великий, давай вернемся в дом, я понесу тебя, хорошо?"

Гу Юнь посмотрел на него, его глаза были такими темными и притягательными, что Чан Гэн был настолько захвачен его взглядом, что вина, которую он только что подавил, вернулась к нему.

"А Янь..." - внезапно прошептал Гу Юнь.

Чан Гэн нахмурился.

"Янь".

Гу Юнь рассмеялся, казалось, беспомощно, с оттенком горечи, без воли к жизни, как обычно:

"Я расскажу тебе секрет, не говори другим... твой отец... он действительно ублюдок".

Чан Гэн: "..."

Какая чушь!

Гу Юнь засмеялся низким голосом, пробормотав:

“Кто знает, что меня подгоняют мороз и снег, и кто выпьет вместе со мной…”

Чан Гэн не собирался играть в гляделки с этим пьяным котом. Он протянул руку и помог Гу Юню, затащив того в спальню. Неожиданно пьяный Гу Юнь оказался очень навязчивым, он лапал его, как развратник.

Чан Гэн был невероятно взволнован тем, что к нему прижимаются, и хотел бросить его прямо на кровать, но, глядя на жесткое ложе Аньдинхоу, покрытое лишь тонким слоем одеяла, у него не хватило духу сделать это.

Неожиданно Гу Юнь коснулся сгиба локтя, и от этого действия рука Чан Гэна потеряла свою силу, едва не позволив Гу Юню упасть. Он уже собирался протянуть руку, чтобы поймать его, но забыл, что и сам в этот момент потерял равновесие, и Гу Юнь за долю секунды потащил его вниз.

От удара его тела Гу Юнь охнул, долго восстанавливая дыхание, затем похлопал Чан Гэна по спине и промурлыкал:

"Ох, детка, ты раздавишь меня насмерть".

Чан Гэн лежал на нем, а опасное семя, похороненное в его сердце, тихо расцветало в глубокой темноте.

Он пристально посмотрел на бледный подбородок Гу Юня и вдруг прошептал:

"Кого ты зовешь?"

Гу Юнь молчал.

Чан Гэн почувствовал, что он, возможно, тоже пьян, иначе откуда у него столько смелости? Он вдруг надавил на него, держа пальцами подбородок Гу Юня:

"Ифу, кого ты зовешь?"

Слово "ифу", казалось, напомнило Гу Юню о чем-то, он ошеломленно воскликнул: "Чан Гэн".

Эти два слова, словно тупой кусок железа, пронзили ухо Чан Гэна. Внутри его головы все взорвалось, слова "плыви по течению" превратились в руку, толкающую его в спину.

Словно одержимый, он наклонился и поцеловал Гу Юня.

Гу Юнь был сначала удивлен, но потом начал медленно отвечать. Он схватил Чан Гэна за воротник и оттолкнул его от себя.

Чан Гэн: "..."

Его спина ударилась о твердую доску на кровати Гу Юня, он внезапно протрезвел, кровь отхлынула от лица. Он был в полной панике, думая про себя: "Что я делаю?"

Гу Юнь смотрел на него сверху вниз. Чан Гэн хотел открыть рот и позвать "ифу", но обнаружил, что не может говорить.

Неожиданно Гу Юнь вдруг улыбнулся, этот пьяница уже не мог никого узнать. Он протянул руку и погладил его по лицу, произнес низким голосом:

"Молодец".

Чан Гэн: "..."

В следующее мгновение Гу Юнь обнял застывшее тело Чан Гэна, осторожно поцеловал его в лоб и в губы, очень нежно облизнул губы и долго терзал их.

Тем временем его руки тоже не оставались на месте, пытаясь стянуть с Чан Гэна одежду.

Чан Гэн чувствовал, что вот-вот взорвется. Одна рука Гу Юня сжимала его талию и сильно дрожала, но он не решался применить силу.

Гу Юнь, казалось, мог почувствовать его дрожь. В постели этот человек действительно обладал манерами сына благородной семьи. Он коснулся пояса Чан Гэна, в то же время, показав пьяную улыбку, мягко сказал:

"Не бойся, будь со мной, с этого момента я буду хорошо к тебе относиться".

Чан Гэн словно намеренно спросил наиболее тихим голосом:

"Кто я?"

Гу Юнь был озадачен, услышав его голос, и начал размышлять в оцепенении. К сожалению, его мозг перестал функционировать.

Он не только не мог прийти к какому-то выводу, но и запутался в одежде Чан Гэна, долгое время метался, и чем больше он пытался развязать ее, тем туже она становилась.

В конце концов, он довел себя до изнеможения, упал на бок и тут же уснул.

Чан Гэн стиснул зубы в ночной тишине и все силы потратил на то, чтобы сосчитать свое неровное и трепетное дыхание. Пока он не дошел до пятидесяти или шестидесяти раз, он наконец собрал достаточно сил, чтобы встать и оттолкнуть Гу Юня.

Он быстро вырвал свою одежду из рук Гу Юня, уложил его как следует и поспешно натянул на него одеяло. Затем, не в силах больше ждать ни секунды, он мгновенно бросился бежать.