Онлайн чтение книги Убить Волка Killing the wolf
Глава 59 - Принять удар

Когда Гу Юнь вышел из зала, и его глаза были слегка затуманены. Он стоял на месте и несколько раз сделал глубокий вдох. Впервые в жизни он почувствовал, что легкая броня весом в десять килограммов настолько тяжела для его тела.

В критических ситуациях сила человека может стать безграничной. Выдержав головную боль, которую трудно было перенести даже с помощью иглоукалывания и нормальной постели, заняв себя работой на целый день и ночь, он не успел ничего почувствовать, как все уже прошло.

Только что на небе еще светил луч солнца, но теперь его в мгновение ока закрыли темные тучи. Утренний свет померк.

Чан Гэн стоял, ожидая его у ворот, спиной к золотому многоуровневому залу, похожему на сказочный дворец, и одеяния Янь Бэй-вана, облаченного в официальный наряд, развевались на ветру. Он издалека смотрел в сторону башни Ци Юань, и нельзя было сказать, о чем он думает.

Услышав шаги, Чан Гэн обернулся. Взглянув на лицо Гу Юня, он нахмурился и сказал:

"Экипаж ожидает снаружи. Тебе нужно немного отдохнуть".

Гу Юнь был уже слишком измотан, и только издал звук в ответ.

Чан Гэн:

"О чем этот человек хотел поговорить с тобой наедине?"

Гу Юнь безразлично ответил:

"Глупости... лишние слова".

Рано утром были отданы бесчисленные приказы, и все шесть местных подразделений должны были последовать им. Все люди знали, что это единственное время, оставшееся для подготовки и отдыха.

Как только Гу Юнь вошел в комнату, его колени обмякли, он зашатался и упал на кровать.

Доспехи на его теле все еще были не сняты и он с громким стуком рухнул вниз. Половина его тела онемела, потолок кружился перед глазами. У Гу Юня была иллюзия, что он уже никогда не сможет встать.

Чан Гэн положил руку на его пульс, и обычно холодные руки с обеих сторон были ужасно горячими, как будто он только что достал их из мангала:

"Ифу, когда у тебя началась лихорадка? Ты заметил это?"

Гу Юнь тихо застонал, усталость вытекала из трещин на его костях, его веки были слишком тяжелыми, чтобы оставаться открытыми. Он с трудом спросил:

"Мой маленький брат-мышонок еще жив?"

Чан Гэн: "... Кто?"

Хо Дань поспешно последовал за ним, доставая маленькую серую мышку из одежды на своей груди. Существо радостно извивалось:

"Маршал, он жив и здоров."
"Тогда я тоже в порядке", — пробормотал Гу Юнь, опираясь на локоть, чтобы подняться самому, позволив нескольким людям, кружившим вокруг него, снять с него доспехи.

Почувствовав себя немного комфортнее, он небрежно смахнул мокрые от пота волосы, прилипшие к лицу:

"Будь то простуда или жар, это пройдет после приема лекарства и выделения пота".

Хо Дань не знал всей истории, стоя в стороне и недоумевая, почему их маркиз решил жить и умереть вместе с серой мышью. Но Чан Гэн все понял, его глаза блестели. Он прижал Гу Юня к кровати, не позволяя ему двигаться:

"Предоставь все мне".

[Для тех, кто не понял, он кормил и держал мышь в качестве меры предосторожности на случай, если кто-то отравит его, пока он будет в тюрьме.]

Он велел Хо Даню покинуть покои маркиза и начал снимать с Гу Юня одежду, которая была настолько мокрой, что из нее можно было выжимать воду.

Тело Гу Юня было мягким, и как только он открывал глаза, у него начинала кружиться голова. Ему ничего не оставалось, как закрыть глаза и послушно лежать, позволяя ему делать все что угодно.

Его дыхание было немного неровным, из-за чего он казался несколько слабым. Рука Чан Гэна задрожала, как только он снял верхнюю и среднюю одежду.

Тонкая нижняя одежда Гу Юня была уже насквозь пропитана потом и прилипла к коже. Ничего нельзя было скрыть. Грудь и талия, которые должны были быть прикрыты, стали еще более открытыми.

Чан Гэн чувствовал, что это было еще более смертельно, чем в прошлый раз, когда Гу Юнь стоял перед ним обнаженным в горячем источнике.

Сердце Чан Гэна на мгновение забилось как гром. Он больше не осмеливался ничего снимать. Он натянул одеяло и обернул им Гу Юня, достал чистую одежду и положил ее рядом с ним. Он прошептал умоляющим тоном:

"Ифу, не мог бы ты сам переодеться?"

Гу Юнь нечасто болел после того, как стал взрослым, но время от времени, когда это случалось, это всегда казалось особенно серьезным. Из его семи отверстий выходил дым, в ушах звенело.

Он бессильно махнул рукой на Чан Гэна, жалуясь:

"Что, уже? Ты в самом деле..."

Чан Гэн стоял в стороне, отводя взгляд. Его смущение заставило Гу Юня почувствовать себя неловко. На мгновение они замолчали, затем Чан Гэн неловко сказал:

"Я пойду приготовлю для тебя лекарство".

Повернувшись, он ушел, чем принес обоим небольшое облегчение.

После того как Гу Юнь немного полежал, под действием жара в его теле, все мысли Аньдинхоу перекипали и смешивались, словно каша в горшке, превращаясь в клей.

С одной стороны, он думал:

"Что мне делать с этим ребенком Чан Гэном?"

С другой стороны, он думал:

"Лагерь Черного Железа отступил к воротам Цзяюй, братья, потерявшие свои жизни, не имеют никого, кто мог бы забрать их тела, даже если бы они были завернуты только в кусок лошадиной кожи".

После некоторого размышления его сердце словно обнажилось. Любой, даже жалкий ветер и горький дождь проникали в него. Боль, которая была подавлена словами Цзян Чуна по дороге, вернулась и стала намного сильнее, отчего ему стало больно до такой степени, что он больше не хотел жить. Половина из 50 000 железных доспехов была потеряна за одну ночь.

Наконец, в голове Гу Юня постепенно затуманилось. Вместо того чтобы заснуть, можно было сказать, что он временами терял сознание, приходя в себя только на мгновение.

Многое из прошлого и настоящего пришло в беспорядок, обрушиваясь на него, старые воспоминания напоминали плывущие тени, проносящиеся мимо.

Он вспомнил свои детские годы, когда он не был ни глухим, ни слепым, когда он был похож на упрямую блоху, которую никогда не удавалось образумить, сколько бы его ни наказывали, а Старый Маркиз всегда сердито смотрел на него, когда встречал. Однако в один редкий случай Старый Маркиз терпеливо повел его посмотреть на закат за пределами крепости.

Старый маркиз был высоким и степенным, даже с ребенком размером с булочку он обращался на равных. Он отказался нести его и только вел за руку - со стороны старого маркиза это уже можно было считать редким проявлением привязанности. Таким образом, взрослому приходилось нагибаться, ребенку - вытягивать руку, никому не было удобно.

Однако Гу Юнь не жаловался. Он впервые увидел кровавый закат в пустыне на границе. Время от времени мимо пролетала фигура Черного Орла, словно золотой ворон, тащивший за собой белую радугу, повсюду были бескрайние желтые пески, ровный лес и пустыня, молодой Гу Юнь был почти потрясен.

Они смотрели, как огромное красное солнце погружается в землю. Гу Юнь слышал, как старый маркиз сказал заместителю генерала рядом с ним:

"Для генерала умереть за родину - это большая удача".

В то время он не понимал, но теперь прошло уже двадцать лет.

"Маршал", — подумал Гу Юнь, — "Возможно, я... действительно отдам свою жизнь за эту страну".

...Как лошадь в щели, огонь в камне, тело во сне*.

[*Гу Юнь цитирует стих Су Ши о бессмысленности бытия. Су Ши был талантливым, но не признанным при дворе, словно вол ходящий по кругу, тянущий жернова. Гу Юнь впадает в депрессию.]

В это время кто-то толкнул дверь, подхватил Гу Юня на руки и напоил его водой. Тот человек был невероятно нежен, словно давно привык заботиться о других людях, не позволяя пролиться ни капле.

Затем он понизил голос и сказал на ухо Гу Юню:

"Цзы Си, выпей лекарство и снова спи".

Гу Юнь не открывал глаз, отвечая невнятно:

"Полчаса... разбуди меня через полчаса, а если я не смогу встать, плесни на меня холодной водой".

Чан Гэн вздохнул, молча скормил ему лекарство, а затем сидел неподалеку, все время присматривая за ним.

Гу Юню, похоже, было не по себе, он ворочался и ворочался, все время сбрасывая одеяло. Чан Гэн несколько раз пытался накрыть его, но в конце концов просто обернул одеяло вокруг горячего тела и обнял.

Это было странно. Возможно, из-за того, что Гу Юнь с детства не был ни с кем особенно близок, сейчас, когда он почувствовал, что прислонился к кому-то сзади, он мгновенно затих. Человек, державший его, осторожно уложил его в наиболее удобной позе.

Успокоительный травяной сбор госпожи Чэнь наполнял каждый его вдох, одна рука лежала на лбу, пальцы надавливали на шею, плечо и лоб с достаточной силой, не слишком сильной и не слишком легкой.

Гу Юнь никогда в жизни не спал на такой удобной "кровати". В мгновение ока он уже не мог определить, какая сейчас ночь. Мирное время текло так же быстро, как бегущая вода. Быстро пролетело полчаса.

Чан Гэн взглянул на часы рядом с собой и очень не хотел этого делать. У него не хватало духу ни отпустить, ни разбудить его.

Но другого выхода не было. Военная катастрофа была неминуема. Если окинуть взглядом весь этот мир, где еще он сможет спокойно поспать?

Чан Гэн, стараясь изо всех сил, нажал на несколько акупунктурных точек Гу Юня, разбудил его вовремя, а сам отправился на кухню.

Сердце Гу Юня было постоянно напряжено, но после чаши с лекарством и тела, покрытого потом, болезнь отступила. Через полчаса отдыха, когда он снова проснулся, лихорадка почти исчезла.

Он немного полежал в постели, затем оделся, чувствуя, что вернулся к жизни. Его тело чувствовало себя лучше, а сердце стало намного спокойнее. Гу Юнь подумал,

"А не являются ли они просто группой чужеземцев? Если они такие талантливые в бою, то к чему должны разыгрывать коварные трюки?"

Даже если бы все было еще хуже, пока он был жив, пока в семье Гу оставался хоть кто-то, лагерь Черного Железа нельзя было считать полностью уничтоженным.

Гу Юнь протяжно вздохнул. Только сейчас он понял, что умирает от голода. Он сжал живот и с болью подумал:

"Кто бы ни дал мне в этот момент две горячих лепешки, я немедленно женюсь на нем".

Как раз когда он думал об этом, вошел Чан Гэн с миской горячего супа с лапшой. Горячий пар и восхитительный аромат без колебаний устремились вперед. Органы Гу Юня были истощены до предела. Он проглотил свои собственные слова:

"Кроме этого человека, этот не в счет...".

Неожиданно, как только он начал думать об этом, снаружи раздался внезапный раскат грома.

Гу Юнь: ......

Чан Гэн потрогал его лоб, чтобы проверить температуру, и сказал:

"Температура спала, Ифу, поешь что-нибудь".

Гу Юнь молча взял палочки, услышав слово "Ифу", он смутно почувствовал что-то странное.

К сожалению, эта мысль пронеслась мимо него в мгновение ока, и он не успел ее поймать. Гу Юнь:

"Это ты приготовил?"
"Торопился, времени хватило только на одну миску лапши".

Чан Гэн ответил с неизменным выражением лица. "Все в порядке?"

Гу Юнь чувствовал себя неловко, он не понимал, что делает Янь Бэй-ван, выставляя себя таким хозяйственным*.

[*Это слово использовалось для обозначения женщин или жен, которые были искусны в домашних делах, таких как приготовление пищи, шитье и т.д.]

Чан Гэн, казалось, знал, о чем он думает, он спокойно сказал:

"Если страна будет потеряна, я брошу Ли Фэна, и открою магазин лапши на северо-западе, этого будет достаточно, чтобы заработать на жизнь".

Гу Юнь подавился полным ртом бульона из лапши, адски кашляя и задыхаясь.

Чан Гэн рассмеялся и сказал: "Я просто пошутил".

Гу Юнь взял чашку холодного травяного чая и выпил ее:

"Талантливый сын, уже умеешь насмехаться надо мной, становишься все хуже и хуже".

Чан Гэн сказал с серьезным выражением лица:

"Когда ты вдруг захотел привезти меня в столицу из города Яньхуэй, я хотел сбежать. Думал стать охотником в глубоких горах или открыть жалкий магазинчик в маленьком приграничном районе, чтобы заработать на жизнь. Но позже, когда я почувствовал что вряд ли смогу ускользнуть от твоих глаз, я мгновенно стал послушным".

Гу Юнь отодвинул овощи, выбрал из миски копченую свинину и съел ее всю. Не успел он тщательно пережевать, как Чан Гэн вдруг откинулся на спинку стула и с протяжным вздохом облегчения произнес:

"Ифу, тебе невдомек, что пока ты не появишься передо мной в целости и сохранности в течение дня, я не посмею закрыть глаза, чтобы отдохнуть, и наконец..."

Гу Юнь легкомысленно сказал:

"Я все еще нахожусь в ста восьмидесяти тысячах миль от целости и сохранности - расскажи мне все".

Чан Гэн понял, что он имел в виду то, о чем не говорил при Ли Фэне.

Гу Юнь: "Лагерь Черного Железа, должно быть, был отозван тобой. Иначе Хэ Жун Хуэй сражался бы до последнего человека".

"Я подделал твой почерк", — признался Чан Гэн, — "Отведите лагерь Черного железа обратно к воротам Цзяюй, а генерал Цай пусть идет на север, чтобы помочь границе".
"Рассчитывая время, генерал Хэ, должно быть, уже получил чрезвычайные поставки из Цзылюцзиня. Это не обязательно должно быть известно Ли Фэну, он все равно собирался упразднить приказ Цзигулин".

Гу Юнь моргнул: "Ты подделал..."

"Это все подпольные трюки", — Чан Гэн покачал головой, — "Я отправил письмо Учителю на юг Цзяннани, но было уже слишком поздно. Кроме того, я подозревал, что во дворце есть шпионы, оставленные варварами двадцать лет назад, я уже попросил кое-кого провести расследование, а от генерала Шэня до сих пор нет новостей, боюсь, что хороших новостей не будет."
"Нет новостей - это лучшие новости", — сказал Гу Юнь после минутного молчания, — "У этого старого служаки хорошая удача, он не окочурится".

Чан Гэн:

"Ифу, враги с северо-западной стороны наступают свирепо, но сейчас кажется, что какое-то время не будет ничего страшного. По твоим словам, после вторжение в Восточное море, сможем ли мы защитить столицу?"

Гу Юнь поднял на него глаза. Его глаза были подобны кремню - холодные, твердые и неописуемые, казалось, что от одного прикосновения они могут взорваться бесчисленными искрами.

В комнате были только он и Чан Гэн, их разделяла миска с лапшой. Гу Юнь не стал говорить пустых слов и честно сказал:

"Все зависит от того, сможем ли мы продержаться до прибытия подкрепления. Чужеземцы, приехавшие за тысячу миль, чтобы совершить внезапное нападение, наверняка тоже хотят быстрой победы, иначе они не стали бы устраивать такое грандиозное представление. Чем дольше это затянется, тем выгоднее будет для нас, но..."

Но ресурсы Великой Лян тоже не потянут затяжную войну.

Причина, по которой Ли Фэн сошел с ума и отчаянно хотел завладеть шахтой Цзылюцзиня в Лоулане, заключалась в том, что в этом месте с самым большим количеством богатств в мире было очень мало шахт Цзылюцзиня. Предложение было недостаточным для удовлетворения потребности. Почти 40 процентов цзилюцзиня в Великой Лян поступало из дани Восемнадцати племен, еще большая часть покупалась из различных источников за пределами страны. Деньги, притекающие через морскую торговлю, все равно уходили обратно.

В настоящее время Восемнадцать племен восстали, их осаждали со всех сторон. Единственным источником для мобилизации оставались их собственные запасы. В долгосрочной перспективе они неизбежно не смогут свести концы с концами.

Это только Цзылюцзинь, не говоря уже о казне, которая была еще более хрупкой, чем полевой цветок, где они могли найти столько денег?

Гу Юнь сказал: "Как ты и сказал, если в итоге ничего не получится, мы сократим наши силы и будем медленно придумывать план. Это самое рациональное решение. Но все может получиться не так, как мы хотим".

"Для лагеря Черного Железа было правильно отступить к воротам Цзяюй. Хотя за воротами обычно шумно, большинство людей - это купцы, временно обосновавшиеся на новом месте. Шелковый путь был открыт всего несколько лет назад, им не хватало места для постоянного пребывания, к тому же, ситуация там накалилась к концу года, как только проход закрыли, никаких дел вести нельзя. Предполагается, что все они уже уехали".
"Но это невозможно в пределах ворот. Внутри остаются тысячи деревень и сотни миллионов мирных жителей. Даже если Хэ Жун Хуэй погибнет, он не сможет отступить дальше".

Лагерь Черного Железа был верой народа и даже опорой Великой Лян. Когда эта опора рухнула, больше не было необходимости сражаться. Для нации было проще напрямую изменить свое название. Чан Гэн надолго замолчал.

"Есть еще последнее средство".
"Нет никакого последнего средства".

Гу Юнь покачал головой.

"У тебя есть таланты. Ты знаешь, как управлять страной, но ты никогда не участвовал в войне. Помимо благоприятных погодных и географических условий, есть еще два момента: один - это оснащение стальными доспехами и машинами, другой - храбрость человеческого сердца."
"Что касается оснащения, то до этого уже дошло, другого выхода нет... но я считаю, что для чужеземцев, даже если они сильны, они ненамного лучше нас, не говоря уже о тех деревенских варварах. Даже если кто-то вручит им взрывчатку, они все равно будут использовать ее как палку".
"Подчиненные - не шахматные фигуры, все они люди, они могут быть смелыми, но нет никого, кто не боялся бы смерти. Ты помнишь, что я сказал тебе в прошлый раз, когда мы подавляли бандитов на юго-западе?".

Чан Гэн: "Помню. На поле боя, кто не хочет умирать, умрет первым".

Гу Юнь издал звук "Мм".

Даже когда страна была в опасности, он все равно не мог отложить трапезу. За несколько слов миска лапши была съедена до дна. В конце концов он зажал нос и запил остатки зеленых овощей, размешанных в бульоне. Он не стал жевать и поставил миску на стол:

"Есть еще?"
"Нет, у меня хватит только на одну миску. Вы только что оправились от болезни. Селезенка и желудок еще слабы. Лучше быть только частично сытым".

Чан Гэн сказал.

"Как сражаться, последнее слово за тобой. Тебе не нужно беспокоиться о будущем, не нужно беспокоиться о том, что подумают другие, как заработать деньги, как найти Цзылюцзинь, как управлять страной, ты можешь оставить все эти вопросы мне".

Гу Юнь был немного шокирован. Он рассмеялся и сказал:

"Последнее слово за мной? А если я не смогу выиграть?"

Чан Гэн засмеялся, но больше ничего не сказал. Его глаза были прикованы к нему, напоминая озеро с тихой водой, по которой внезапно пошла рябь. Если бы его глаза могли говорить, то слова:

"Если ты проиграешь, я буду сопровождать тебя, неся позор в течение тысяч лет. Если ты умрешь, я последую за тобой в могилу" — были четко выражены.

В этот момент Хо Дань неожиданно легонько постучал в дверь:

"Маршал, господин Фэн Хань пришел с генералом Тан, они также принесли отчет о сражении в Восточном море".

Гу Юнь быстро сказал: "Пожалуйста, входите!"

Чан Гэн отвел взгляд и привел в порядок свои палочки. Склонив голову, он вдруг сказал:

"Только что одно из моих предложений было ложью".

Гу Юнь был ошеломлен.

"Я сказал, что в том году причина, по которой я не уехал, была в том, что я не мог скрыться от твоих глаз".

Чан Гэн рассмеялся, не поднимая головы:

"Тогда я был просто пограничным мальчиком, выросшим в маленьком местечке, я даже не думал о таком в своем сердце..."

Гу Юнь прекрасно понимал, к чему он клонит:

"Чан Гэн… больше ни слова".

Чан Гэн послушно закрыл рот, проглотив свои следующие слова.

Да, в те времена он был не настолько сообразительный. Причина, по которой ему не удалось сбежать, заключалась в том, что он не мог отпустить одного человека.

Тан Хунфэй и Чжан Фэн Хань пришли очень быстро. Когда Гу Юню представили отчет о битве в Восточном море, рука Тан Хунфэя все еще слегка дрожала. Сердце Гу Юня сжалось.

"Маршал, со стороны Цзяннани пришел доклад, наш флот в тысяче миль потерпел крах. Западные племена продвинулись на север, неизвестно, какой тип драконов они использовали, они двигались быстро, как молния, столкнувшись с двумя-тремя лодками нашего флота, даже кружили вокруг большого морского чудовища в центре."

Тан Хунфэй сказал:

"Если это правда, то они двинутся на север в гавань Да Гу, им понадобится еще два-три дня, чтобы добраться туда!"