Онлайн чтение книги Убить Волка Killing the wolf
Глава 61 - Весть о победе

Тан Хунфэй, который вслед за Гу Юнем вышел из палатки маршала, был ошеломлен. Он и представить себе не мог, что однажды сможет снова надеть Черные Доспехи.

Внезапно его сердце, наполненное печалью, воскресло. Он почувствовал, что после этой битвы, даже если прольется кровь и упадут головы, все это будет стоить того.

Тан Хунфэй сделал шаг вперед и громко сказал:

"Ваш подчиненный готов стать авангардом маршала!"
"Вы незаменимы. Колесница Байхун открывает путь, легкая кавалерия и Черный Орел следуют за мной, тяжелые доспехи сминают битву", — приказал Гу Юнь, — "Дайте мне Гэфэнжэнь. Что это за дьявол, мы узнаем только после того, как увидим его".

Чан Гэн отвязал лук, висевший у него за спиной. Он был подарен ему Гу Юнем, когда они сражались с бандитами на юго-западе. Казалось, что это была последняя достойная работа, которую Институт Лин Шу смог сделать после того, как император Лунань начал сокращать военную мощь.

К сожалению, этот шикарный лук был настолько тяжелым, что им невозможно было управлять, если бы с ним не работал настоящий эксперт.

Поэтому во всей армии был изготовлен только один такой лук для испытаний. И он мог быть популярен в армии после усовершенствования... Чан Гэн коснулся холодного лука и спросил:

"Ифу, могу ли я следовать за тобой?"

Гу Юнь остановился. Он отчасти не хотел брать его с собой - не из-за чего-то другого, но после этой битвы его сердце возлагало больше надежд на этого новоявленного принца. Он мог пожертвовать собой, чтобы защищаться до последнего шага, но что будет дальше?

Кто приведет в порядок его разбитую и потрепанную родину? Кто найдет выход для тысяч семей и людей, оказавшихся в этой неразберихе?

Манера общения Чан Гэна была гораздо более продуманной, чем у него самого в молодости, возможно, он не закончит, как он, споря с императором, в этой непоправимой ситуации...

Чан Гэн, казалось, знал, о чем он думает:

"Под перевернутым гнездом не бывает целых яиц. Сейчас столица уже такова. Ожидание во дворце ничем не отличается от боев на передовой. Если город падет, разница лишь в том умереть раньше или позже".

Прежде чем Гу Юнь успел заговорить, Тань Хунфэй громко рассмеялся и сказал:

"Ваше Высочество хорошо сказал! Во всем дворце одни ученые, только Ваше Высочество настоящий мужчина!"

Гу Юнь ничего не мог поделать, он махнул рукой и сказал:

"Ты все сказал. Следуй если хочешь".

Затем он окинул Тан Хунфэя свирепым взглядом и, глядя на незаживающую рану от кнута на лице генерала Тана, задумал отхлестать и другую сторону его лица, превратив мужчину в симметричную свиную голову.

За пределами столицы бесчисленные Черные Орлы выстроились в ряды, при взгляде на них возникало ощущение, что им нет конца и краю.

Если смотреть с лошади, свет башни Ци Юань ярко горел даже под проливным дождем, словно покрытый тонкой и мягкой вуалью, издалека виднелся величественный императорский город. Двадцать красных змеев, которые поднимались только в канун Нового года, теперь висели в небе, напоминая печальные тоскующие глаза, провожающие их прочь.

Гу Юнь сделал жест рукой. Авангарды Северного лагеря двигались спокойно, без трагических песен и торжественных речей. Они шли под дождем, их маски и шлемы без зазоров напоминали железных марионеток без эмоций.

Проливной дождь безжалостно омывал столицу, обнажив старые серые плиты.

Этой ночью западный флот совершил набег на гавань Да Гу на севере. Лянь Вэй, командующий флотом Северного моря, повел свои триста больших "Драконов" и тысячу малых кораблей на перерез противнику.

Сначала большие "Драконы" были соединены железными цепями, двигались бок о бок и образовали стену снаружи гавани. Они стояли на своем до часа Мыши* следующего дня. Затем все Драконы были погребены под градом огня морского чудовища — ни одному не посчастливилось выбраться.

[*12:00 - 12:30]

Флот Северного моря насчитывал 36 000 ракет, 100 000 стальных стрел байхун - не осталось ни одной, все были потоплены в бушующих волнах глубоко в водах моря.

После того как ресурсы закончились, командир Лянь Вэй в отчаянии приказал всем малым кораблям идти на полной скорости. Используя корабли как зажигательные средства, они превратились в стрелы Байхун, вгрызаясь в строй противника. Огонь плыл по морю, души верных солдат разбивались на куски.

Флот Северного моря настиг, потопил и разбомбил почти 3 000 военных кораблей противника. Наконец, это заставило морское чудовище раскрыть свои железные щупальца под проливным дождем, выпустить спрятанных внутри Орлов и в спешке высадиться с воздуха.

Позже они обнаружили, что в гавани Да Гу никого не осталось.

В начале часа Тигра* чужеземцы, высадившиеся на берег, были невероятно удручены. Стремясь восполнить тяжелые потери в этой битве, они не остановились, а направились прямо к столице, встретив по пути лагерь Черного Железа, который был сформирован Гу Юнем только ночью, и столкнулись у Дунъаня.

[*3:00 утра]

Западный флот, еще не оправившийся от дорогостоящей высадки, был застигнут врасплох. Сначала их атаковали 80 колесниц. Затем со всех сторон появилась легкая кавалерия, окружившая их. Высоко в небе летали орлы, их крик был пронзительным как лезвия.

Личная гвардия Папы внезапно столкнулась с Гэфэнжэнем и была почти рассеяна кавалерией на месте.

Они поспешно отступили за пределы гавани Да Гу, чтобы оставить свои войска.

У Великой Лян не было такой захватывающей ночи уже много лет. Сообщения о сражениях и гонцы устремлялись во дворец и обратно, как на базар.

Никто в столице не мог заснуть до следующего утра, когда вместе с рассветом пришло известие о победе.

Внезапно получив первую хорошую новость за столько дней, Ли Фэн с трудом устоял на ногах, размышляя, плакать ему или смеяться.

Дождь прекратился, небо было ясным. Река Хайхэ разлилась за ночь, и воздух наполнился непередаваемым ароматом, смешанным с запахом дыма и крови.

Земля прогрелась, но влажность еще не ушла. Гу Юнь не располагал военно-морскими силами, и после долгой ночи ожесточенной битвы чужеземцы были вынуждены отступить, потерпев полное поражение.

Гу Юнь сидел рядом с пушкой, дуло которой еще не успело остыть. Черный железный шлем был отброшен в сторону, грязные волосы в беспорядке свисали вниз. Он принял лекарство, переданное Чан Гэном, осушив чашу до самого дна.

Чан Гэн повернулся к нему:

"Я не взял свои иглы, а если бы и взял, то не осмелился бы сделать это для Ифу".

От того, что он всю ночь натягивал тетиву железного лука, на его руках остались глубокие следы. Даже сейчас они не восстановились и продолжали слегка дрожать.

Гу Юнь схватил его за запястье и притянул к себе. Увидев, что он только приложил силу и не пострадал, он с облегчением махнул рукой:

"Не беспокойся обо мне, иди подсчитай потери. Старый Тан не сможет сосчитать их всех".

После этого он просто прислонился к пушке и закрыл глаза, чтобы немного отдохнуть. Через мгновение Гу Юня разбудил гонец из имперской столицы.

Это был молодой солдат императорской армии. В его звании он почти никогда не мог увидеть Гу Юня. Наконец-то он смог встретиться с маркизом Гу во плоти, он не мог сдержать волнения и примчался на своей лошади. При спуске с коня он неизвестно обо что споткнулся и покатился под ноги Гу Юню:

"Господин маркиз!"

Гу Юнь поспешно поднялся на ноги: "Эй, за что такая любезность?"

Гонец взволнованно сказал:

"Господин маркиз, его величество приказали мне приехать и наградить Северный лагерь, привезти со собой... привезти..."

Отлично, взволнован до такой степени, что забыл, что сказать.

Неудивительно, что Императорская армия потерпела полное поражение от Северного лагеря. Не имея другого выбора, ему пришлось подняться и погладить его по голове.

"Нет необходимости отчитываться передо мной, пусть генерал Тан сам разбирается".
"Вернитесь и скажите Его Величеству, чтобы он не радовался так рано. В Северном лагере было всего несколько солдат, после того, как все уйдут, я не смогу магически вызвать новых людей, а в это время, если не придет подкрепление..."

Гонец посмотрел на него в недоумении.

Военная стратегия учит: в битве используй прямые методы, чтобы сразиться, используй косвенные методы, чтобы победить. Возможно, многие помнили только "использовать косвенные методы для победы", всегда думая, что талантливый генерал сможет найти путь к выживанию в тупике, спасти охваченное огнем здание своими силами - но как такое возможно?

Разве что Гу Юнь мог использовать грязь, чтобы создать богоподобную армию, которой не нужно было есть, пить и уметь владеть оружием.

Весть о первой победе была отправлена в столицу, как бы ни радовались министры в этот момент, но каков был бы следующий шаг? Не обсуждая долгосрочные задачи битвы за национальную мощь и битвы за заповедные ресурсы, а только задачу, стоящую сейчас перед ним, с горсткой войск, что он мог сделать?

Гу Юнь знал, что каким бы престижным ни казалось это открытое сражение, оно не могло изменить того факта, что он лишь воспользовался местом для сопротивления. С болезненной улыбкой он оставил императорского гонца и направился к Тан Хунфэю.

Тан Хунфэй держал в руках половину Гэфэнжэнь, оружие уже ни на что не годилось, на обгоревшей верхушке все еще была выгравирована половина иероглифа "Лянь".

Многие офицеры и солдаты гравировали свои имена на своих Гэфэнжэнь, чтобы, даже если они отнесут их в ремонт, им не пришлось бы беспокоиться о том, чтобы потом найти своего старого товарища, который прошел с ними через жизнь и смерть.

Если владелец погибал на поле боя, а тело не удавалось найти, его товарищи уносили домой его Гэфэнжэнь и наливали горшок вина в качестве подношения, после чего душа могла считаться упокоенной в загробной жизни. Тан Хунфэй поднял обеими руками клинок, рассекающий ветер и передал его Гу Юню:

"Маршал".

Гу Юнь принял его. Внезапно у него появилось ощущение, что лагерь Черного Железа, который пережил много бедствий и трудностей, много воссоединений и разлук, но всегда оставался на родине, как семя, разлетелся во все стороны и вырос в большие деревья, пронзающие небо, никому не ведомые.

Чан Гэн подошел к нему сзади и сказал:

"Прошлой ночью было повреждено тринадцать колесниц, пятьсот кавалеристов погибли в бою, около тысячи получили тяжелые ранения, не считая мелких травм. Двенадцать Орлов пали, большинство золотых коробок взорвались в воздухе. Боюсь, что их тела были..."

Гу Юнь кивнул, чувствуя, что такое количество жертв было приемлемым:

"Это все благодаря вкладу генерала Ляня".

Чан Гэн прошептал: "Боюсь, что на утреннем собрании кто-нибудь придет обсуждать перемирие".

"Не придут", - сказал Гу Юнь. "Чужеземцы понесли такие большие потери прошлой ночью, что у них не осталось достоинства, чтобы прийти за перемирием. Если они не осадят столицу до такой степени, что у нас не будет возможности летать, они никогда не будут с нами разговаривать".

… И это был лишь вопрос времени.

Чан Гэн на мгновение замолчал:

"Я слышал, что император прежней династии, который был покорен северными варварами, тайно сбежал из тайного хода, когда столица была осаждена, если мы действительно не сможем защищаться..."
"Мы должны защищаться, даже если не сможем".

Гу Юнь вдруг сказал: "Ты знаешь сад Цзинхуа на западе столицы?"

Чан Гэн был ошеломлен.

Гу Юнь поднес указательный палец к губам и сделал жест "шшш", чтобы он не продолжал. Сад Цзинхуа на западе столицы был летним курортом, построенным в период между династией Юань Хэ и династией императора Ву. В те времена каждое лето в сад Цзинхуа ездили охлаждаться, так как бывший император плохо переносил жару.

Но после вступления Ли Фэна на престол расходы на еду и одежду стали проще. Даже деньги на содержание императрицы и императорской наложницы были сокращены вдвое, больше не существовало таких красивых традиций, как охота или весенние путешествия.

И все же такой бережливый человек, сильно отличавшийся от своего отца, по-прежнему сохранял привычку каждое лето ездить во дворец - но не ради удовольствия.

С навалившимися государственными делами он обычно вставал рано, чтобы поспешить во дворец, а затем спешил обратно до наступления ночи, слоняясь по столице, как бродячая собака. Не говоря уже об охлаждении, не получить тепловой удар было просто чудом.

Ли Фэн подвергал себя таким страданиям, если он не был безумен, это могло означать только одно... в саду Цзинхуа было что-то очень важное, что он должен был часто проверять.

Как ни старался Чан Гэн, ему в голову сразу же пришла мысль: все генералы с четырех сторон вовлечены в контрабанду Цзылюцзиня, тогда как насчет самого императора?

В такой спешке у него не было времени проверить бухгалтерские книги Министерства жилищного строительства и Военного министерства... но с характером Ли Фэна, желающего схватить все, что попадется под руку, неудивительно, что он построил свое личное хранилище Цзылюцзиня.

Гу Юнь: "Твой старший брат никому не доверяет. Это только мое предположение, никому больше не говори".

Чан Гэн нахмурился: "Это тревожно... неужели Ли Фэн заключит мир?"

Гу Юнь рассмеялся и покачал головой.

"Вполне возможно, что кто-то придет и помирится с ним, мм... он тоже не убежит".

Чан Гэн заложил обе руки за спину, кровь и грязь на его теле высохли за ночь, поэтому он выглядел довольно красочно. Молодой Янь Бэй-ван, одетый в эту красочную одежду, медленно шел, словно прогуливался по императорскому саду весенним днем, затем, немного подумав, он негромко произнес:

"Да, Ли Фэн не боялся смерти, он боялся других вещей".

Гу Юнь не мог не посмотреть на него. Он понял, что Господин Фэн Хань был прав. Чан Гэн действительно казался спокойным и расслабленным во все времена, он вдруг спросил:

"С каких это пор ты стал медлительным человеком?"
"Когда это я стал медлительным? Я сейчас очень нетерпелив".

Чан Гэн рассмеялся:

"На самом деле это то, чему я научился у Ифу. Я обнаружил, что когда Ифу было не по себе, ты часто притворялся очень взволнованным, и когда эта радость появлялась на твоем лице, в свою очередь, это заставляло твое сердце чувствовать себя намного лучше. Поэтому каждый раз, когда я чувствовал себя особенно порывистым, я намеренно немного замедлял себя и обнаруживал, что действительно могу стать спокойнее. Слишком много огня не полезно для здоровья. Это может лишить..."
"... покоя и сна".

Гу Юнь уже не раз слышал, как он это говорил, поэтому смог плавно продолжить его слова:

"Насколько ты действительно заботишься о сне? И более того, когда это я заставлял себя смеяться, когда чувствовал себя несчастным?"

Чан Гэн поднял брови, посмотрел на него неторопливо, его лицо выражало:

"Как скажешь".
"Вся армия готовится к отступлению", — устало сказал Гу Юнь, — "раненые двинутся первыми, через некоторое время запад отреагирует. Мы устроим засаду".

После двух шагов Гу Юнь почувствовал, что его тело совершенно обессилено. Он не мог не думать о ереси Чан Гэна, о том, что никто не знает, от какого врача он ее узнал. Он отпил глоток вина из бутылки на поясе, закрепил за собой клинок генерала Ляня и свистнул.

Лошадь рысью бросилась к нему на зов. Гу Юнь изменил свист на странную мелодию, которую придумал сам, сорвал с земли маленький ярко-желтый полевой цветок и вскочил на коня.

"Мои братья-кавалеристы, следуйте за мной!"

Гу Юнь держал дикий цветок в руке, желая возложить его на Чан Гэна, ближайшего к нему человека. Неожиданно его глаза встретились с глазами Чан Гэна, как только он поднял руку.

Взгляд Чан Гэна следовал за ним все это время, не отрываясь ни на секунду, его выражение лица словно говорило:

"Все будет хорошо, даже если ты наденешь мне на голову красную фату".

Маршал Гу задрожал, не решаясь действовать, он положил цветок на большую голову генерала Тана в шлеме, глубокомысленно объясняя поговорку "цветок, положенный на кучу чего-то".

Группа бывалых солдат в Северном лагере разразилась хохотом. Черные кавалеристы свистели, следуя за Гу Юнем. Один за другим раздавались свистки различных мелодий, Гу Юнь гневно кричал впереди:

"Кто позволил вам копировать меня, не обмочитесь от счастья!"

Не стоит и говорить, что после такой сцены все действительно почувствовали гораздо меньшую усталость.

В это время на морском чудовище людей с Запада...

Господин Я втащил свое измученное тело в дверь каюты, как раз вовремя, чтобы встретить начальника гвардии охраны Папы.

"Какова ситуация?" — спросил господин Я.

Капитан гвардии:

"Он уже проснулся и вот-вот вызовет вас".

В хаотичном морском бою, место, где находился Папа, было задето разорвавшейся ракетой, произошла детонация рядов взрывчатки, от сильного удара он потерял сознание. Его отсутствие существенно сказалось на том, что западный флот в столкновении с Лагерем Черного Железа, потерпел полное поражение.

С огромным облегчением вошел господин Я. Лоб Понтифика уже был обработан лекарством. Его седые волосы разметались по одной стороне, в уголках глаз виднелось несколько следов.

Господин Я опустился на колени и устало произнес:

"Ваше Преосвященство, мне очень жаль".

Пожилой человек на кровати не открыл глаза, он только пробормотал:

"Гу Юнь".
"Да, это был Гу Юнь. Сначала мы планировали заманить его в ловушку. На самом деле, мы были готовы встретиться с ним в Северном море, но вчера внезапно появились черные вороны".

Господин Я сделал паузу, выражение его лица было очень расстроенным.

"Лагерь Черного Железа получил поддержку союзных сил в Западных Регионах у ворот Цзяюй. Я должен быть уверен в этом, но все же..."
"Все еще теряешь уверенность перед лицом врага".

Господин Я не смог найти ответа.

Папа улыбнулся и сказал:

"Каждый в своей жизни встречается с кажущимися непобедимыми врагами. Некоторые из них - катастрофы, другие - просто уроки. Знаешь ли ты, в чем разница между катастрофой и уроком?"

Господин Я был ошеломлен.

"Разница в том, что бедствие нельзя победить, а урок можно преодолеть - думаю, это очень легко отличить".
"Связь с Центральной равниной была прервана. Столица такая маленькая, если там действительно много войск, как она могла так легко превратиться в хаос, когда мы использовали хитрость, чтобы спровоцировать Северный лагерь на восстание".

Господин Я: "Вы хотите сказать..."

"Гу молод по возрасту, но больше половины его жизни прошло на поле боя. Не позволяйте ему водить вас за нос. Даже если бы он был самым могущественным королем волков, сейчас все его когти и зубы вырваны и заточены в темницу. Иди, ты должен верить в себя".

В тот же день западный флот реорганизовался и снова высадился в гавани Да Гу.

После высадки на берег, они снова подверглись яростной атаке. На этот раз при ясном голубом небе и дневном свете господин Я спокойно командовал. Вскоре он легко победит все тяжелые доспехи, которые использовали это место для упорной борьбы.

Неожиданно, прежде чем он успел почувствовать гордость, открыв железные маски "пленников", он обнаружил, что эта группа была не солдатами Великой Лян, а группой железных марионеток!

Железные марионетки были временно набраны из семей, принадлежащих к высокопоставленным семьям и знати столицы. Под несколькими защитными масками скрывалась маска непослушного ребенка, с большим белым лицом, с широкой улыбкой, похожей на чашу с кровью, они смеялись над людьми перед собой, их насмешки были непередаваемы словами.

Западный солдат был невероятно возмущен, он протянул руку, пытаясь снять маску, но господин Я воскликнул:

"Не трогай...".

К сожалению, было слишком поздно. Под маской оказался детонатор. От легкого прикосновения железная марионетка взорвалась, уничтожив нескольких западных солдат рядом с собой. Маска разлетелась и приземлилась у ног Господина Я, продолжая демонстрировать свою насмешливую улыбку.

Северный лагерь только притворился, что атакует. В это время вся армия отступила, западный флот яростно ворвался в город, готовый пролить много крови, чтобы успокоить свой гнев. Но их встречал полностью опустевший город.

С тех пор как в столицу пришли новости о положении Цзяннани, Янь Бэй-ван объединился с Министерством жилищного строительства и эвакуировал жителей прифронтовой полосы партиями, некоторые из них не хотели уезжать, но после того, как накануне вечером они увидели сцену артиллерийского обстрела, они уже бросились бежать.

Гу Юнь отдал врагу совершенно пустой город.