Онлайн чтение книги Монолог фармацевта Apothecary Diaries
Как всё начиналось

Глава 21: Как всё начиналось

Раздался пронзительный свист. Джинши почувствовал, что его тревога немного ослабла. Свисток был сигналом к выполнению задания: несколько коротких свистов, если были проблемы, один длинный, если всё было в порядке. Рихаку, должно быть, благополучно вывел Маомао из крепости.

Джинши вышел из длинного коридора. Он вспомнил, как он изучил чертежи, которые изучал по дороге сюда: впереди должна быть большая открытая комната, кабинет, а затем жилые покои.

Басен стоял прямо за Джинши. Обычно это место занимал Гаошун, но у Гаошуна была своя работа. Но у Басена была привычка выходить из себя, когда он заменял отца.

— Не напрягайся, — посоветовал ему Джинши, говоря тихо, чтобы слышал только Басен. За ними последовали ещё два офицера.

— Тогда позвольте мне идти впереди, — сказал Басен.

Джинши понял, что он имел в виду — он хотел, чтобы Джинши был защищен и впереди, и сзади. Джинши усмехнулся и собрался открыть тяжелую дверь, но тут его охватило дурное предчувствие. Он велел остальным отойти и не стоять перед дверью. Затем он толкнул дверь и тут же прижался к стене.

Мимо него пронесся почти оглушительный рев.

— Что это было? — нахмурившись спросил Басен.

— Ничего такого, чего бы я не ожидал.

Если здесь производили огненный порох, то, по крайней мере, можно было предположить, что в бою они будут использовать фейфы. Существовали ограничения на то, где такое оружие могло быть использовано — оно было уязвимо к ненастной погоде, и даже когда оно было в хорошем рабочем состоянии, фейфы требовалось время на перезарядку. А для этого нужно было как минимум столько места, сколько было в этой крепости.

Как и предсказывал Джинши, в большой комнате за дверью несколько человек судорожно пытались перезарядить оружие.

— Давайте вперед! — крикнул Джинши. В тот же момент мужчины в комнате попытались бросить оружие и достать мечи, но было уже поздно. По своей сути "Файфа" предназначалась для использования несколькими людьми, переключающими огонь. Эти люди промахнулись с первого залпа, и времени на перезарядку не было. Их было около пяти человек, одетых в роскошные одежды. Джинши узнал несколько лиц. В большой комнате, выложенной камнем, витал характерный запах пороха.

— Где Шишоу? — спросил он. Он полагал, что все, кто находился в этой комнате, были членами клана Ши. Их солдаты покинули их, когда увидели, что битва проиграна. Фейфы были последней попыткой переломить ситуацию.

— Не чувствуете себя разговорчивыми?

— Мы не знаем! Этого не было в наших планах! — пролепетал один из мужчин, устремив взгляд на Джинши. Он кричал так возбужденно, что изо рта у него летела слюна. Басен поспешил удержать его, боясь, что он бросится на Джинши.

— Нас обманули! Нас просто обманули! — кричал мужчина, прижатый Басеном к полу.

— Ах ты, наглец! — Басен в ярости ещё сильнее впечатал лицо мужчины в землю.

— У нас есть доказательства, доказательства того, что вы, негодяи, присвоили государственные средства, выделенные на восстановление этой крепости! И вы стояли здесь с оружием в руках против нас — даже если бы это было ваше единственное преступление, вы знаете, что оно за собой повлечет! — Басен прижал обнаженный меч к шее мужчины. Мужчина, который теперь практически пенился, выглядел совершенно отчаявшимся.

— Я с-клянусь, мы не знали! Я не знал! Он сказал, что это для блага страны. Мы все это делали для нашей страны...

Взмах. Меч упал и рассыпался искрами, ударившись о каменный пол. Мужчина, глаза которого практически выскочили из головы, прекратил свою болтовню. На полу под ним расплылось темное пятно. Остальные мужчины молчали, возможно, не желая оказаться в таком же позорном положении, но страх в их глазах был полным.

Джинши хотел бы сказать им, чтобы они не смотрели на него так, но как он мог? Они могли умолять его о пощаде глазами, но приговор, вынесенный им, был бесповоротен. Всё, что мог сейчас сделать для них Джинши, — это стоять твердо и позволить острию их эмоций затаиться на нём.

— Будьте добры. Меч сейчас или эшафот потом. Конечно, у вас хватит порядочности просто покончить с этим для него.

Басен и другие солдаты приняли боевые стойки, когда раздался голос, сопровождаемый шумными шагами. В комнату медленно вошел грузный мужчина: Шишоу. В руке он держал фейфу.

Джинши посмотрел на человека, известного как старый тануки.

— Ты выглядишь вполне спокойным, Шишоу.

Он достал из складок своей мантии свиток. В свитке, скрепленном личной печатью императора, содержалось указание задержать весь клан Ши.

Всё ещё двигаясь медленно, как будто у него было столько времени, Шишоу поднял пистолет.

— Ты что, лишился чувств? — спросил один из солдат тихим голосом. У Шишоу не было кремня, и мужчина, похоже, решил, что это означает, что он не сможет выстрелить из ружья.

Джинши схватил одной рукой Басена, а другой — другого своего подчинённого и потянул их обоих вниз, на землю. Вслед за этим прогремел взрыв. Пуля отскочила от стены и ударила лежащего на земле члена клана Ши в ногу. Это был самый несчастный человек. Его крик эхом разнесся по комнате.

— Ой, ты сам себя позоришь. Разве ты не стрелял в животное из этой штуки, чтобы посмотреть, каково это? — сказал Шишоу кричащему человеку.

— А мне так хотелось испытать его на настоящем человеке. Воистину, позор.

Джинши отметил полное отсутствие эмоций в голосе Шишоу, как будто тот читал по сценарию. Или Джинши просто привиделось?

— Хм. Похоже, это конец. Чего бы я только не отдал за ещё немного времени...

Затем Шишоу отбросил фейфу в сторону. Он посмотрел на Джинши, и на мгновение его лицо смягчилось. Что он хотел сказать?

У Джинши не было возможности спросить его. Может быть, Шишоу не сказал бы ему, даже если бы он и спросил.

— Вперед! — крикнул Басен, всё ещё лежа на полу. Полетела кровь.

Три меча почти одновременно вонзились в пухлый живот Шишоу. Он даже не вскрикнул, а только посмотрел вверх. Во рту у него пенилась красная пена, глаза налились кровью. Но он не упал, а только смотрел в потолок, широко раскинув руки и смеясь. Это был смех или проклятие?

На потолке не было ничего особенного. Возможно, он смотрел сквозь него, на что-то выше. Джинши не понимал, ему казалось, что он смотрит спектакль, как будто это место - театр Шишоу, а этот момент - его сцена.

Так и не раскрыв, что именно его так очаровало, Шишоу испустил дух. Возможно, антиклимактерический. Но его не стало.

За большой комнатой находился коридор, полный тонко одетых женщин и развязных мужчин. Женщины без умолку болтали, желая рассказать, кто находится внутри, в обмен на свою жизнь. Мужчины настаивали на том, что они не члены клана Ши, в отличие от женщин. Джинши понимал стремление спасти свою жизнь, но он не мог вынести зрелища, когда каждый продает других, чтобы спастись самому. Он поручил своим подчиненным задержать их всех.

Как ему сказали, бывшая супруга Лоулан и её мать Шэнмэй находились в самой внутренней комнате. Но когда они пришли, Басен, вошедший первым, воскликнул:

— Здесь никого нет!

Все, что они обнаружили, — это большую кровать посреди комнаты и несколько кушеток. Повсюду валялась одежда, разбросанное вино, трубки и какой-то приторный аромат. Нетрудно было догадаться, чем они тут занимались. Лицо Басена было красным, но не от гнева.

Джинши в каком-то оцепенении отбросил горелку с благовониями. Из него высыпались какие-то сушеные травы. Если бы здесь была аптекарша, она бы знала, что это такое и какое действие они оказывают.

— Куда они делись?

На балконе в соседней комнате тоже никого не было.

— Они прыгнули вниз?

Осматривая балкон, Джинши недоумевал. Согласно чертежам, комната, через которую они прошли, и та, в которой они находились сейчас, должны были быть примерно одинакового размера, но что-то было не так. Вторая комната казалась меньше. Он прошелся туда-сюда между двумя комнатами. Во внутреннюю комнату вела только одна дверь, а с дальней стороны находился балкон. Из-за отсутствия мебели он казался более просторным, но расстояние от стены до балкона было заметно меньше, чем в другой комнате.

Он снова вернулся назад и осмотрел комод у стены. Он точно соответствовал отсутствующему размеру другой комнаты.

Он молча открыл комод. Он потянулся внутрь, проходя мимо множества пёстрой одежды. Несмотря на кажущуюся прочность комода, его задняя стенка показалась ему странно тонкой. Он обнаружил, что при легком нажатии она приподнимается.

Он прислонился к комоду и встал на четвереньки, чтобы заглянуть внутрь. Там, где он ожидал увидеть стену, было открытое пространство. Тайный туннель. И он увидел тусклый свет.

— Бах! — игриво произнес голос. Джинши обнаружил дуло пистолета, приставленное прямо к его лицу. Там, в туннеле, находилась Лоулан, и в руках у неё было какое-то оружие, гораздо более сложное, чем те фейфы, которые знал Джинши. Оно было похоже на то, из которого ранее стрелял Шишоу, но было меньше и портативнее; оно могло поместиться даже в таком тесном пространстве, как это. Он был потрясен, когда понял, что здесь производят не только порох, но и новейшее огнестрельное оружие.

— Позвольте мне называть вас господин Джинши. Для удобства, — сказала Лоулан, всё ещё держа пистолет наготове. Она была вся в саже, а её волосы были опалены. Свеча в подсвечнике, который она несла, мерцала при каждом её слове.

— Не будете ли вы так любезны пройти со мной?

— А если я откажусь?

— Если бы я была готова позволить вам это сделать, я бы не стала вам угрожать.

Джинши был почти поражен её смелостью. Он смотрел на нынешнюю модель фейфы, отмечая всё новое и необычное в ней. Он поднял руки.

— Понятно.

И с этими словами он последовал за Лоулан в туннель.

На чертежах, которые изучал Джинши, не было никаких секретных туннелей. Возможно, в этом случае не было бы смысла делать их секретными. А может быть, Шишоу добавил этот проход совсем недавно.

Туннель был узким, и Лоулан шла спиной вперед, чтобы держать прицеле на Джинши. Возможно, было бы проще, если бы Джинши шёл впереди, а Лоулан держала пистолет у него за спиной, но она, вероятно, опасалась, что он попытается выхватить у неё оружие, когда пойдет впереди неё.

— Я немного удивлена, что вы пошли со мной, — сказала Лоулан.

— И все же это ты меня попросила, — ответил он почти бесстрастно. Лоулан хихикнула. Странно, но она показалась ему гораздо более человечной, чем в заднем дворце.

— Конечно, вам было бы достаточно просто забрать это у меня?

Да, Джинши не мог быть уверен, но он подозревал, что сможет одолеть её с лихвой. Но он не стал этого говорить, а просто промолчал.

Видимо, в туннеле было мало воздуха, так как свеча продолжала мерцать. Но не успела она погаснуть, как они попали в потайную комнату. Пламя свечи вновь обрело силу - видимо, какое-то отверстие пропускало воздух, и его свет осветил ещё двух женщин. Одна из них была очень похожа на Лоулан, но на её лице виднелся темный синяк.

—  О, Суйрей, моя дорогая сестра. Она ведь не сделала с тобой ничего ужасного?

Вторая женщина покачала головой короткими, судорожными движениями. Суйрей — так звали дворцовую женщину, вернувшуюся из мертвых. А это было лицо евнуха, который не так давно вошел в задний дворец.

Затем Джинши посмотрел на третью женщину в комнате, средних лет, одетую, как ему показалось, в возмутительную одежду и накрашенную, без всякого чувства достоинства, подобающего её возрасту. Это напомнило ему о том, как вела себя Лоулан в заднем дворце.

Единственной мебелью в комнате были два стула и один письменный стол.

— Лоулан, — начала женщина средних лет, — этот человек...

— Да, мама. Я привела его сюда, чтобы исполнить твоё желание.

Мать Лоулан, Шэнмэй, с нескрываемой яростью смотрела на Джинши.

Но Лоулан продолжал:

— Я знаю, как сильно ты его всегда ненавидела. Его внешность. Это из-за того, кого он тебе напоминает? Или просто потому, что ты всегда ему завидовала, всегда возмущалась тем, что он красивее тебя?

— Лоулан! — Шэнмэй набросилась на дочь.

Лоулан не вздрогнула, а Суйрей задрожала. Она выглядела совсем не так, как рассказывали Джинши.

— Извините. Полагаю, это было слишком для шутки. Тогда позвольте мне устроить для вас небольшое представление. Разминка перед главным событием.

Затем она поставила свечу, заправила фейфу за пояс и спокойно, четко начала рассказывать историю.

История Лоулан происходит во времена предыдущего императора.

Этот имбецильный правитель был марионеткой его матери, когда дело касалось политики. (Это был ужасно неуважительный способ говорить о бывшем императоре; Джинши удерживало от гнева осознание того, что всё это было слишком правдиво).

Джинши никогда не думал, что человек, которого он называл отцом, был страшным. Но женщина, стоявшая за его спиной, императрица - она внушала ужас.

Джинши гнался за обрывками старых воспоминаний. Каким был конец жизни императрицы-регентши, он толком не знал.

Помнил только, что бывший император ушел из жизни быстро, словно торопясь вслед за матерью в следующую жизнь.

Всё более нетерпеливая к отсутствию интереса сына к взрослым женщинам, царствующая императрица обставила задний дворец самыми красивыми дамами. А затем велела вождю одного из северных родов предложить свою дочь, которая должна была стать, по крайней мере внешне, одной из фрейлин высшей супруги.

— Что ты говоришь, Лоулан? — спросила Шэнмэй, озадаченная рассказом дочери. История развивалась не совсем так, как она предполагала.

Лоулан прикрыла рот рукавом и хихикнула.

— Ты впервые слышишь эту историю, мама? Мой дед бормотал её как мантру на смертном одре, когда умирал от болезни.

В идее номинального превращения дочери высокопоставленного чиновника в супругу, чтобы фактически сделать её заложницей, не было ничего нового. Такое случалось на протяжении всей истории.

— Ты знаешь, почему задний дворец стал таким большим? — Лоулан спросила Джинши.

— Я слышал, что это было сделано по наущению вашего отца, шептавшего на ухо царствующей императрице.

По общему мнению придворных, Шишоу удалось пробраться в окружение императрицы-регентши, отличавшейся известной хитростью. Изначально Шишоу был всего лишь ничем не примечательным сыном одной из ветвей рода Ши, но благодаря собственной смекалке и бурлящей в жилах крови был усыновлен главным домом, у которого не было наследника, и получил имя Шишоу.

Главный дом: там жила семья Шэнмэй. Она была обручена с

Шишоу еще до того, как была подарена ему императором.

— Верно, — сказала Лоулан. — По-моему, он предложил расширить задний дворец в качестве новой программы общественных работ.

«Неплохое решение», — подумал Джинши. Так можно уклониться от ответа на вопрос об уменьшении размеров заднего дворца.

— Он предложил её в связи с работорговлей.

От этого глаза Джинши расширились. Шэнмэй выглядела такой же удивленной, как и он. Суйрей, тем временем, оставалась безучастной.

Лоулан хихикнула, глядя на Джинши. Затем она посмотрела на Шэнмэй.

— Ты ведь действительно ничего этого не знала, правда, мама? Ты не знаешь, что сделал дед, чтобы навлечь на себя гнев императрицы-регентши. Почему он должен был предложить свою дочь в задний дворец, чтобы держать его в узде.

В те времена рабство было в порядке вещей, во дворце даже служили евнухи-рабовладельцы. Но Лоулан говорила о работорговле.

Система государственного рабства в Ли действовала по тем же принципам, что и в публичных домах: если человек проработал достаточно долго, чтобы окупить свою покупку, или отработал определенный срок, он мог считаться освобожденным. Но это было справедливо только в пределах страны. Вывоз рабов в другие страны должен был быть запрещен, но...

— Похоже, рабы — довольно выгодный товар. Запрещено это или нет, но нет конца людям, жаждущим приложить руку к этой кассе. В то время, кажется, молодые женщины стоили особенно дорого.

Из-за того, что одна из самых выдающихся дочерей оказалась в заложницах, клан Ши был вынужден сократить масштабы работорговли. Однако торговля не исчезла полностью, и то, что осталось, по слухам, было сосредоточено вокруг заднего дворца. В ней участвовали не только молодые женщин, но часто и мужчин, которых перед продажей в рабство нередко кастрировали.

Это было предложение Шишоу: использовать задний дворец для приюта женщин, которые в противном случае были бы проданы за границу. Его мысль полностью совпадала с мнением императрицы, которая рассматривала его предложение как способ убить двух зайцев одним выстрелом: и в политическом плане, и в отношении к своему сыну.

Родители испытывали чувство вины, вынужденные продавать своих дочерей, и при наличии выбора предпочли бы, чтобы они служили в заднем дворце, а не были отправлены в рабство.

Кроме того, за два года службы они могли получить определенные навыки или образование, что снижало вероятность попадания в рабство. Кроме того, служба в заднем дворце сама по себе являлась выдающейся квалификацией.

К сожалению, с резким расширением заднего дворца планы по образованию и прочему оказались невостребованными.

— Но, конечно, у императрицы-регентши было не одно железо в огне, как и у моего отца.

Завоевав доверие императрицы, он надеялся восстановить репутацию клана Ши. А если это окажется невозможным...

— Я знаю, что тебе было тяжело, мама. Если всё так и должно было закончиться, то я бы хотела, чтобы ты сбежала ещё до того, как всё началось. После того, как отец приложил все усилия, чтобы дать тебе шанс.

«Может быть, она имела в виду тайный ход из заднего дворца? Для чего он был нужен?» —  поинтересовался Джинши.

Лицо Шэнмэй было подобно буре.

—  Неужели вы не могли доверять человеку, который сказал, что готов бросить свое положение, чтобы уехать с вами?

— Лоулан, ты маленькая... — На лице Шэнмэй образовались глубокие складки, когда она смотрела на свою дочь, но не Лоулан, а Суйрей выглядела запуганной. Шэнмэй, казалось, заметила это, она перевела взгляд на Суйрей, словно разглядывая какую-то грязь на земле.

— Конечно, я не доверяла ему. Да и как я могла? Тело моего отца едва успело остыть, как он возглавил семью и женился на матери этой девчонки!

Суйрей наблюдала за Шэнмэй, всё ещё дрожа.

Лоулан снова хихикнула и подошла к Суйрей. Взяв за руку сестру от другой матери, она положила другую руку на воротник Суйрей и потянула за что-то, болтающееся на шее.

На серебряной шпильке для волос висело нечто, очень похожее на шпильку самого Джинши. Но если у Джинши был изображен цилинь, то у Суйрей — птица. Тот, кто узнал бы его, понял бы, что это феникс. Как и цилинь, носить этот символ имели право лишь избранные.

— Наверное, Бывший Император чувствовал себя виноватым. Переживал за ребёнка, которого выгнал из заднего дворца. Потому что, судя по всему, он довольно часто навещал её по доброй воле отца.

Именно Шишоу тайно приютил врача и ребёнка, изгнанных из заднего дворца. Со временем ребёнок вырос, Шишоу возглавил его семью, а молодая женщина достигла возраста, позволяющего ей выйти замуж.

— Император когда-то отрекся от своей дочери, но со временем, видимо, смирился с тем, что она его. Потому что знаете, что он сказал отцу?

"Не будете ли вы так любезны взять мою дочь в жены?"

Шишоу, пользующийся доверием императрицы и почти родственник самого бывшего императора, должен был казаться государю идеальным зятем. Бывший император поклялся исполнить любое желание Шишоу - как же он мог отказать?

Так бывший глава клана Ши, привлекший к себе столь пристальное внимание императрицы, скончался на больничной койке, а руководство перешло к Шишоу, которому императрица доверяла. Больше не было необходимости держать Шэнмэй в качестве заложницы. Именно император мог по своему усмотрению решать, что делать с цветами заднего дворца. Шишоу женился на дочери государя, и у них родился ребёнок. Они назвали её Шисуи, дав ей родовое имя Ши. Теперь эта женщина известна как Суйрей.

— И таким образом ты, мама, была милостиво дарована отцу.

Бывший император был глупым человеком и совершенно не понимал, как этот выбор отразится на его дочери.

— Мать Суйрей вскоре умерла от "болезни", и Суйрей взял на воспитание бывший лекарь заднего дворца. Позже этого человека наняли и привезли в эту самую крепость для создания эликсира бессмертия, но это уже другая история.

Примерно в то же время, когда доктор принял Суйрей, бывший император уединился в своей комнате, и в течение более чем десяти лет с тех пор и до самой смерти от него не было никаких вестей. Оставшись с единственным серебряным украшением, девушка, которую теперь звали Суйрей, так и не узнала, что она внучка бывшего императора, а после рождения Лоулан к ней стали относиться не лучше, чем к ребёнку наложницы. Даже имя у неё отобрали и отдали новорожденной сестре.

— Ты... Ты лжешь. Хватит с тебя бездумной болтовни! —Шэнмэй, столкнувшись с правдой, отступила.

Суйрей, видимо, тоже была шокирована этой историей, но она практически ничего не почувствовала. Лишь с тревогой смотрела на Шэнмэй. Возможно, Суйрей знала об этом с самого начала.

Лоулан, всё ещё улыбаясь, подошла к Шэнмэй.

— Глупости, матушка? И это после того, как отец трудился ради тебя всю оставшуюся жизнь. Зная при этом, что всё это может закончиться только гибелью. Ты даже не знаешь, почему господин Джинши здесь, не так ли?

Она презрительно посмотрела на мать, затем повернулась к Джинши.

— Расскажи нам о конце жизни моего отца.

— Он умер... смеясь, — сказал Джинши. Он не знал, что означал этот смех, как не знал и того, о чём мог думать Шишоу. Однако, выслушав рассказ Лоулан, он начал думать, что чувствует другую перспективу. Он даже начал задумываться, не смотрел ли он на восстание клана Ши с неправильной стороны.

— Этот человек... Власть — это всё, чего он хотел. Я уверена, что единственная причина, по которой он женился на мне, — это то, что он мог претендовать на место главы семьи. — Лицо Шэнмэй исказилось.

Однако Лоулан снова улыбнулась.

— И все же внутри клана именно ты занимала главенствующее положение, не так ли, матушка? Понимаешь ли ты, какими людьми они были, члены семьи, которые так старались льстить тебе?

Они были глупцами, брали взятки и присваивали деньги, но подлизывались к Шэнмэй, зная, что если они будут пользоваться её благосклонностью, то Шишоу, номинальный глава клана, ничего не скажет. В конце концов, он просто приемный сын, маленький мальчик, случайно попавший в семью; каким бы большим влиянием он ни обладал при дворе, внутри клана его власть была минимальной. Шэнмэй планомерно изгоняла всех, кто говорил то, что ей не нравилось, пока, наконец, не осталось ничего, что могло бы сдержать гниение. И это стало причиной пагубного недоразумения.

Чем было мотивировано расширение заднего дворца, с одной стороны, и хищения из государственной казны — с другой? Эти два факта следует рассматривать отдельно, а не как все дела клана Ши.

Лоулан посмотрела на Джинши и улыбнулась, так как увидела, что он понял, что она хотела сказать.

Работорговля была отменена с приходом к власти нынешнего императора — да, она продолжала существовать в подполье, но это была основа. В то время как Шишоу и императрица заложили систему, с ней удалось более или менее легко покончить. Теперь Джинши искал, чем бы её можно было заменить, когда задний дворец снова сократился. И даже в этом случае клан Ши успел вмешаться.

—  Все всегда называли моего отца тануки, но забывали, что тануки - трусливые существа. Это потому, что они знают, что они настолько малы и слабы, что изо всех сил пытаются всех обмануть.

И тут Джинши всё понял. Он знал, почему Шишоу умер от смеха: трусливый тануки смог обмануть всех до самого конца.

— Сыграл ли отец свою роль должным образом? Был ли он тем злодеем, каким должен был быть? — спросила Лоулан, на её лице мелькнула улыбка.

Джинши наконец-то понял, к чему стремился Шишоу. Он стремился стать необходимым злом, собрав в одном месте всю коррупцию страны. Роль, которая никогда не будет вознаграждена, за которую его никогда не прославят.

Джинши сжал кулак с такой силой, что ногти впились в ладонь, пустив кровь.

— У вас есть доказательства того, что всё это правда?

— Коррупция, разъедавшая двор изнутри, была в значительной степени устранена, не так ли?

— Откуда вы могли знать, что ваш план сработает?

— В противном случае всегда можно было бы прибегнуть к государственному перевороту. Если нация настолько слаба, что её тянет за собой подобная коррупция, то лучше бы её не было.

Лоулан говорил почти беззаботно.

— Ты... Ты всё это время замышляла?! — потребовала Шэнмэй. Её голос дрожал. — Ты и он, вы обманывали меня всё это время?!

— Обманывать тебя? Я поступила именно так, как ты сказала, мама. Разве не ты сказала, что этот народ заслуживает того, чтобы превратиться в пыль? А потом ты прогнала всех своих собратьев. Вы уничтожили всех членов клана, которые не маршировали под вашу дудку, и окружили себя подхалимами, которые зависели от каждого вашего слова. Неужели вы думали, что такой сброд сможет победить собственную армию страны?

Шэнмэй в ярости смотрела на жесткие слова дочери. Наконец, она набросилась на Лоулан, и шляпки её ногтей оставили две длинные красные полосы на щеке дочери.

— Разве не для этого они нужны? — потребовала Шэнмэй. Она схватила фейфу.

— Это больше, чем ты можешь выдержать, мама. Отдай его, пожалуйста.

— Молчи!

Но Лоулан только насмешливо хихикнул.

— Что смешного? — огрызнулась Шэнмэй.

— Мама... Ты говоришь как двуличный бандит.

Лицо Шэнмэй исказилось от ужаса, и она выстрелила. Джинши бросился на землю. Что-то пролетело мимо него, сопровождаемое грохотом.

— Я такая плохая дочь. Если бы я действительно хотела того же, что и отец, я бы никогда так не поступила.

Лицо Лоулан было залито кровью. Напротив неё Шэнмэй была вся в крови. В её руке было то, что осталось от взорвавшейся фейфы.

— Эти новые фейфы очень сложны. Этот был прототипом.

Она взяла его с собой только для того, чтобы запугать Джинши. Возможно, внутри него просто была начинка.

— А вам не приходило в голову взять его у меня, господин Джинши? Конечно, шансы были бы, если бы вы их искали.

— Я полагал, что ты хочешь мне что-то сказать.

— Хи-хи! Если бы только твоя хорошенькая головка была такой пустой, как кажется. Смеясь (и при этом довольно грубо), Лоулан вырвала фейфу из руки Шэнмэй, залитой кровью, и отбросила её в сторону. Затем она осторожно прижала к себе мать, держа её за дрожащую руку.

— Отец умер. Ты могла бы хоть слезу по нему пролить. Он ждал тебя всю свою жизнь. Если бы ты заплакала... я бы не сказала того, что сказала.

До того момента, как бывший император обратился к нему со своей просьбой, Шишоу оставался совершенно целомудренным, не взяв ни одной наложницы. Такая чистота была присуща только мужчине, чьё сердце до сих пор бьётся только ради женщины, с которой он был обручен в юности.

Шэнмэй молчала, она не могла говорить. Разлетевшиеся осколки металла изрешетили ее лицо взрывом. От былой красоты не осталось и следа, только красное месиво.

Суйрей с трепетом наблюдала за всем этим.

— Должен был быть другой путь, — сказал Джинши, поднимаясь на ноги.

— Возможно, — ответила Лоулан. — Но трудно дать каждому то, что он хочет. Мы недостаточно мудры для этого.

Шэнмэй была просто подлой. Она хотела уничтожить страну, которая сделала из неё дуру. Шишоу — всё, что он делал, было ради Шэнмэй. Даже если это и обернулось против него, он делал это из чувства к ней. Но в то же время он был верным слугой, не способным бросить свою страну. Так он десятилетия за десятилетиями играл роль злодея, до самого конца.

Джинши не мог понять, о чём думает Суйрей. Быть может, она хотела успокоить духов своей матери и бабушки? И выглядела ли она как-то облегченно, когда её пустой взгляд остановился на задыхающейся Шэнмэй? Или Джинши просто показалось?

Что касается Лоулан...

— Я знаю, что не в том положении, чтобы предъявлять требования, но, может быть, я могу попросить вас о двух одолжениях? — сказала она.

— Какие?

— Спасибо, — сказала она, глубоко поклонившись. Она понимала, что у неё нет оснований надеяться на то, что Джинши её выслушает. Затем она достала из складок халата листок бумаги и протянула ему. Когда он увидел, что на ней написано, у него перехватило дыхание, ибо то, что там было написано, было немыслимо.

— По правде говоря, я надеялась использовать это, чтобы выторговать себе жизнь. Но не думаю, что теперь это поможет мне далеко продвинуться. В этой бумаге говорится о том, что произойдет с этой страной. Если бы клан Ши всё ещё существовал в то время, когда он существовал, они могли бы усугубить ситуацию и уничтожить нацию.

На листе бумаги было написано предсказание чего-то гораздо худшего, чем это восстание.

Пальцы Лоулан коснулись кожи матери. Дыхание Шэнмэй быстро сбивалось.

— Все здравомыслящие члены нашего клана давно отказались от фамилии Ши. И моя старшая сестра тоже. Они уже умерли однажды... так что, возможно, я мог бы попросить вас не обращать на них внимания.

Прошла пауза.

— Я сделаю всё, что в моих силах, — сказал Джинши.

— Значит, вы оставите "мёртвых" лежать? — повторила Лоулан, ища подтверждения. — Я ценю это.

Суйрей, как человек, имеющий связь с бывшим императором, не могла быть проигнорирована.

— Большое спасибо. — Лоулан снова склонила голову и взяла руку Шэнмэй. Деформированные шляпки ногтей всё ещё едва держались на ней. Лоулан прикрепила их к кончикам своих пальцев.

В тот же момент Джинши показалось, что он кого-то почувствовал. Басен и остальные наконец-то поняли, что он пропал, и в конце концов им удалось найти скрытый проход.

«Поняла ли Лоулан, что они придут?»

— Тогда мое второе желание.

Она протянула к Джинши руку, украшенную длинными ногтями. Казалось, она двигалась так медленно. Он мог бы легко увернуться от неё, если бы захотел. Но Джинши не двинулся с места, а принял её.

Страшная шляпка ногтя впилась ему в щеку, разрывая кожу и плоть. Несколько капель крови попало ему в глаз; он зажмурился, но, приоткрыв глаз, посмотрел на Лоулан.

— Большое спасибо, — повторила она и поклонилась в третий раз. Она сделала то, что не успела сделать её мать, не сумевшая избежать смерти, и нанесла шрам на лицо, которое так порицала Шэнмэй. Сейчас этот поступок может показаться бессмысленным, но он предопределил судьбу Лоулан.

— Интересно, смогу ли я стать еще лучшим актером, чем отец, — съязвила она, а затем повернулась, чтобы посмотреть на Шэнмэй — Дорогая мама, я сделала всё, что могла.

Улыбаясь, она открыла дверь напротив них, и оттуда посыпался снег. Они находились на крыше крепости. Лоулан вылетела из двери, взмахнув рукавами и развевая черные волосы; вокруг неё закружились хлопья.

Басен и остальные стояли в узком проходе и ждали своего часа. Басен с глазами, полными ярости, бросился вперед, едва понимая, что произошло. Когда Лоулан убедилась, что он находится в комнате, она высоко подняла свои пальцы. Даже в слабом свете луны на них была видна кровь.

Лоулан с кровавыми полосами на лице почти парила над снегом. А позади неё стоял Джинши со свежей раной на щеке.

Вдруг Лоулан засмеялся, громко и долго.

—Аха-ха-ха-ха-ха-ха! — Её голос отразился от снега. Голос звучал дико, но по глазам, по крайней мере, было видно, что она ещё в здравом уме.

На лицах Басена и его спутников отразилась ярость. Свет погас в глазах Шэнмэй. Можно было только подумать, что она пожинает то, что посеяла.

Суйрей, всё ещё дрожа, протянула руку, но не смогла дотянуться до Лоулан.

Джинши ничего не оставалось делать, как наблюдать за последними минутами жизни Лоулан, сжимая в руках листок бумаги, который она ему дала.

На снегу её рукава хлопали, а волосы развевались. Её смех внезапно сопровождался треском выстрелов. Лоулан танцевала, даже когда пули пролетали мимо её рукавов и царапали щеку. Наконец-то Джинши был уверена: это её сцена. А все, кто её окружал, были лишь актерами второго плана, втянутыми в её представление.

Задний дворец был сценой, как и сама страна, и, возможно, она видела свою роль в качестве злодейки, которая их опрокинет.

Если её отец Шишоу был тануки, то Лоулан, возможно, была лисой. Ведь в сказках злодейка, погубившая страну, всегда оказывалась лисицей.

Лоулан продолжала легко танцевать. Как она могла так изящно двигаться среди такого глубокого снега? Солдаты, оказавшиеся рядом, были больше заняты стрельбой из своих фейфов, чем её преследованием.

Должен ли он был остановить её? Нет, он не мог.

Он не мог окинуть взглядом выступление великой злодейки своего времени. Он даже не мог отвести от неё глаз.

Еще один выстрел. Сколько их было?

Раздался удар, и Лоулан перестала двигаться. В воздухе витал безошибочный, бьющий в нос запах огненного пороха.

Пуля попала Лоулан в грудь. Она отшатнулась назад, боль разлилась по лицу.

— Арестовать её! — крикнул Басен своим людям. Джинши эта идея показалась отвратительной. Это не было неправильным поступком. Но он чувствовал себя так, словно кто-то рассказал ему конец истории, которая ему нравилась, прежде чем он до неё добрался.

Улыбка вернулась на искаженное лицо Лоулан. Затем она снова исчезла...

Нет, он только казалась исчезнувшим. Она кувыркнулась назад, и за ней ничего не было. Она упала с крыши.

Это был последний раз, когда он видел Лоулан.

Его тело казалось неподъёмно тяжелым, словно усталость последних нескольких дней наконец-то настигла его.

Как только они вышли из опорного пункта, их соединили с резервным отрядом, и ему оказали первую помощь, наложив швы на щеку. Швы накладывали только ему, так почему же все остальные выглядели так, будто им было так больно? Может быть, потому, что он обошелся без анестезии?

Наконец-то они снова увидели Гаошуна, который сразу же сказал Джинши, чтобы тот немного поспал. Конечно, Гаошун был там, ведь Джинши всё это время находился в тыловом подразделении, поэтому Гаошуна должны были видеть там.

По правде говоря, только сейчас Джинши понял, что действительно не спал последние несколько дней.

— Как девочка?

— Она в порядке, так что спи.

Действительно ли он выглядел таким усталым? Может, и так, но он никак не мог заставить себя отдохнуть. Гаошун, которому явно надоела несговорчивость Джинши, указал на карету.

— Я бы рекомендовал держаться на расстоянии.

Джинши проигнорировал его и вошел в карету. Там он обнаружил миниатюрную молодую женщину, перепачканную сажей и кровью, которая спала на нескольких одеялах. Она свернулась калачиком, как младенец, отчего казалась ещё меньше, чем обычно. Вокруг неё лежала коллекция предметов, завернутых в белые ткани.

— Умершие дети клана Ши, — пояснил Гаошун.

— Почему она спит с ними?

— Вы же знаете, что её невозможно отговорить от чего-то, когда у неё в голове появляется идея.

Он был прав: эта молодая женщина обладала явным упрямством. Была ли какая-то причина, по которой она хотела быть там?

— Она выглядит ужасно.

— Говорите за себя, господин, — сказал Гаошун, нахмурившись.

Джинши было больно вспоминать, как Гаошун избивал Басена после их возвращения. Джинши был ранен, да, и он знал, что солдат, не выполнивший свой долг, должен быть наказан, но это произошло только потому, что Джинши выполнил желание той исчезнувшей лисицы.

— Забудьте обо мне, — грубо сказал он. — В любом случае, вы сделали правильный выбор, не позволив стратегу увидеть её.

Судя по тому, что услышал Джинши, тот не очень изящно приземлился, выпрыгнув из кареты. В результате перевозки он повредил спину. Он не мог самостоятельно сделать ни шагу.

Джинши забрался в карету.

— Подожди снаружи.

Гаошун медленно кивнул.

Джинши взглянул на лицо Маомао. На нём была кровь, а левое ухо распухло, хотя и было смазано мазью. Ничего этого не случилось бы с Маомао, если бы она никогда не связалась с ним. От этой мысли у него защемило сердце. Кроме уха, у неё не было никаких повреждений, но на шее виднелся темный синяк. Кто-то ударил её? И кровь, должно быть, откуда-то взялась.

Медленно Джинши протянул руку. И тут...

— Простите, господин Джинши, но могу ли я спросить, что вы делаете?

Маомао смотрела на него так, словно пытался отогнать маленькую противную домовую муху.