Онлайн чтение книги Призрак и Тьма. Книга 2 серии Фоллокост The Fallocaust Series
Пролог

Пепел, смешиваясь с тлеющими искрами, обжигал, ослеплял и, словно кислотный дождь, осыпал расхаживающую под ним тень. Он падал на землю и уплотнялся, как свежевыпавший снег, сохраняя отпечатки ботинок после каждого нервного шага. 

Грейсон попытался вдохнуть, но его легкие вместо свежего воздуха наполнились огнем, обжигающим мягкие ткани, как будто он открыл дверцу духовки. Воздуха катастрофически не хватало, ему нужно поскорее найти укрытие, иначе он потеряет сознание прямо тут.

Но даже страх собственной гибели не заставил его покинуть это место. Он посмотрел на высокое здание из серого кирпича и подавил всхлип.

Нет... нет, я не могу бросить его.

- Лайкос! - крикнул Грейсон. Он продолжал расхаживать, не зная, что еще предпринять, и понимал, что ходит кругами, но оставаться на месте было невозможно.

- Лайкос! - пустынник почувствовал, как его кулаки ударили по кирпичной стене, как будто это отчаянное проявление эмоций могло вернуть его парня обратно, но все было бесполезно. Лайкос сгорит внутри. Эта лаборатория станет его могилой.

Они были так близки.

Изнутри раздался еще один взрыв, вызвавший новый поток слез из и без того опухших, красных глазах Грейсона. Сдавленное рыдание без всякого смущения сорвалось с его губ, хотя при следующем вдохе он согнулся пополам в резком кашле.

Так много дыма, густого и черного, словно нефть. Все, что Грейсон мог видеть, это свои собственные руки, впивающиеся в дверной косяк, обожженные настолько, что кожа облезала, как старая краска, обнажая красную воспаленную плоть под ней.

Грейсон поднял голову и безнадежно прислонился лбом к дверному косяку. Он закрыл глаза и, безудержно зарыдав, опустился на колени.

Лайкос был мертв, Лайкос был мертв.

В ушах Грейсона зазвенело, когда еще один взрыв сотряс все сооружение и горячий кирпич задрожал под руками. Вся лаборатория, вероятно, рушилась прямо в этот самый момент, охваченная адским пламенем.

- Грейсон? Где он? - раздался холодный голос позади него.

Как он может быть таким чертовски спокойным!

Грейсон развернулся лицом к высокому блондину и поднял на него глаза, запустив по щекам, новые дорожки слез.

- Он внутри! Как ты думаешь, где он, черт возьми? - закричал Грейсон. Он обхватил голову руками и закрыл глаза, стиснув зубы так сильно, что услышал, как они заскрипели у него в голове. Илиш уставился ему за спину, его фиолетовые глаза казались раскаленными аметистами на фоне белой кожи.

- Иди к самолету, - с грацией, на которую был способен только Илиш, он снял свою мантию и передал ее пустыннику, прежде чем исчезнуть в густом черном дыму.

- Илиш? - заорал Грейсон ему вслед. Он вцепился красными, обожженными руками в накидку, как в защитное одеяло, перебирая в голове все возможные варианты. 

Парень подавил крик разочарования, прежде чем повернулся и пошел к самолету, еле передвигая дрожащие ноги, каждый шаг грозился обернуться падением прямо на горячую землю. Самолет находился в четверти милях от здания, но его все равно уже покрывал тонкий слой серого пепла. Грейсон оглянулся на горящее здание, задаваясь вопросом, не расплавит ли этот огонь весь город. В Крейге было много разрушенных зданий из-за таких пожаров…

Пустынник глубоко вздохнул, игнорируя облегчение от проникновения в легкие прохладного воздуха. Смотреть было не на что, здание уже лежало в руинах. Черный дым валил через дверь и вентиляционные отверстия. У них не было ни единого шанса выжить, даже у Илиша. Пусть он и был бессмертным, но даже ему приходится дышать, как всем им, и его плоть будет гореть, как у любого человека, потребуются месяцы, чтобы обуглившееся тело восстановилось.

А ребенок – что будет с ребенком?

Все тело Грейсона сотрясла яростная дрожь, так что с раненных рук на землю полетели ошметки кожи. 

Что теперь, что…? Мое сердце ... мое сердце там.

Отец Грейсона был прав: ему не следовало связываться со скайфольцами. Они не жили в Пустоши и были совсем другого сорта. 

Я всего лишь сын мэра, который надеялся сделать немного больше для этого мира, чем просто жить и умереть в нем. Я просто хотел сделать лучше для всех, и посмотрите, к чему это меня привело? Папа был прав, надо заботиться только об Арасе и ни о чем другом.

Но я не такой... Я могу сделать больше, мы можем добиться большего - лучшего будущего для всех. Чанс - это наш... он - наш шанс. Возможно, это маловероятно, но если мы все сделаем по уму... он может положить конец диктатуре короля Силаса.

Глупая мечта глупого юного пустынника.

Сердце Грейсона замерло в груди, когда сквозь дым показалась высокая фигура. Рыдая от облегчения, он бросился вперед. 

Подбежав ближе, до его ушей донесся душераздирающий вопль младенца в непостижимой агонии. Новорожденный кричал так громко, что задыхался каждый раз, когда прерывался перевести дух.

- Лайкос! - закричал Грейсон. Он бежал до тех пор, пока силуэты не обрели очертания, но присмотревшись, помимо своей воли остановился и сделал шаг назад.

Светлые волосы Илиша почернели от сажи и пепла, его молочно-белое лицо обгорело и покрылось пятнами вздувшихся ожогов. Он был тяжело ранен, на воспаленных руках и груди уже появились волдыри.

Но он нес... 

Грейсон отступил еще на шаг, когда химера пронеслась мимо него. Илиш нес на руках Лайкоса, а на руках самого Лайкоса лежал ужасно обгоревший малыш Чанс. Грейсон попытался заглянуть в полузакрытые глаза своего бойфренда, светлые волосы его любимого мальчика сгорели дотла, ниспадая на лицо, как выжженная трава. Одежда молодого ученого тоже почти полностью сгорела, и где заканчивались клочья его лабораторного халата и начинались лохмотья кожи, Грейсон сказать не мог, но парень был спасен, как и младенец.

Увидев любимого, Лайкос болезненно поморщился: 

- Ребенок... ребенок обгорел. Грейсон, возьми ребенка! Помоги ему! - умолял он. Лайкос попытался поднять голову, но снова уронил ее на плечо брата со сдавленным стоном.

Илиш запрыгнул в самолет и опустил Лайкоса на скамью в грузовом отсеке. Когда тело молодой химеры сдвинулось, Грейсон увидел маленькое ободранное и обожженное личико с вздувающимися волдырями. Парень не смог сдержать отчаянного стона. Он опустился на колени перед Лайкосом, когда дверь самолета закрылась, осторожно взял малыша Чанса из рук молодого ученого и почувствовал, как слезы обжигают нежную обнаженную огнем кожу на лице.

Комбинезон ребенка обуглился и обгорел, обнажив ярко-красную воспаленную кожу. Грейсон осторожно снял его с извивающегося младенца, но отвернулся, не в силах справиться с настолько мучительным зрелищем. Ресницы Чанса обгорели, как и его копна мягких черных волос, кожа вокруг глаз покраснела, а сами глаза, черные, как у насекомого, слезились от дыма и ран. Тело младенца, прожившего всего сорок восемь часов, представляло собой кусок обугленной и сожженной плоти. Грейсон уже знал, что никогда не забудет этот ужасный запах.

Ребенок издал еще один болезненный вопль, его тело дергалось и корчилось в агонии от ожогов. Грейсон отвернулся, преодолевая приступ тошноты, чувствуя подступающую к горлу желчь, попытался взять себя в руки. В грузовой отсек зашел Илиш, покрытыми волдырями руками он поднял ребенка и зажал ладонью рот и нос Чанса.

- Что ты делаешь!? - закричал Грейсон, когда большая обожженная рука Илиша накрыла дыхательные пути ребенка. - Мы не знаем наверняка! Это не проверено!

Холодные глаза невозмутимой химеры не отрывались от младенца, когда маленький новорожденный, сопротивляясь, поднял сжатую в кулачок ручку и его черные глаза растерянно забегали по сторонам. 

Грейсон подавил рыдание и отвернулся от этой душераздирающей сцены. Он почувствовал, как Лайкос положил руку ему на плечо в знак поддержки, кожа его парня обжигала даже через одежду.

Затем ребенок перестал плакать. Услышав шорох, Грейсон обернулся и увидел, как маленькая ручка безвольно повисла вдоль тела, а через мгновение Илиш убрал свою руку и передал мертвого младенца Лайкосу. Не сказав больше ни слова, химера исчезла в кабине пилотов, и самолет с ревом ожил.

Бип... бип... бип...

Грейсон очищал обожженную кожу головы Лайкоса. Раньше он зачесывал назад мягкие светлые пряди, теперь же они почти полностью сгорели, и он поглаживал грубую, покрытую струпьями кожу. Хотя это не имело значения, Лайкос все еще был красив - даже если немного поджарен.

Молодой ученый открыл свои карие глаза, и его покрытые волдырями губы растянулись в улыбке при виде своего парня.

Он все еще может улыбаться.

- Ты слишком добр ко мне. - Лайкос поднял руку и попытался дернуть Грейсона за короткую бородку, но поднимать руки было все еще болезненно.

Грейсон наклонился и поцеловал его в уголок губ. 

- Мазь и капельница, похоже, тебе неплохо помогают. Твое скайтеховское дерьмо действительно настолько хорошее?

Лайкос усмехнулся, но мгновение спустя его лицо исказилось гримасой боли. Хотя с момента взрыва прошла неделя, его тело все еще восстанавливалось и нестерпимо болело, но тем не менее, он кивнул и указал на пакет для внутривенного вливания:

- Это раствор для химер. Его разработали специально для нас.

Грейсон сдержал улыбку, хотя его сердце разрывалось от желания заключить любимого в объятия. Каждой клеточкой своего тела он жалел, что не мог забрать его боль себе. Он любил своего парня-химеру и хотел защитить от всего мира.

- Ты такой храбрый, - прошептал Грейсон. - Что я такого сделал, чтобы заполучить такого парня?

- Напоил меня, - прошептал в ответ Лайкос. Они рассмеялись, та ночь для обоих все еще была неловким воспоминанием. 

Грейсон протянул руку и нажал на капельницу с морфием, которую Лайл любезно установил для него. Оказалось, что у Илиша была собственная мини-больница в его доме-небоскребе.

Раздался тихий стук в дверь и, обернувшись, молодые люди увидели в дверном проеме сенгила Илиша - Лайла, с мягкой улыбкой на лице тот держал в руках небольшой сверток.

- Угадайте, кто наконец-то решил снова явить себя этому миру? - радостно сказал Лайл, и в тот же момент из-под одеялка донесся писк.

Сенгил подошел к вскочившему на ноги Грейсону и передал ему сверток, после чего с поклоном удалился. 

У пустынника перехватило дыхание при взгляде на младенца. Тот оказался совершенно как новенький - на его лице не было ни единого повреждения. Грейсон расстегнул пуговицу на голубом комбинезончике и пальцем потянул мягкую ткань в сторону, обнажив грудную клетку Чанса. Кожа чистая, розовая, мягкая и пахнет младенцем. Маленький засранец полностью выздоровел и восстановился.

- Он... он идеален, - рассмеялся Грейсон. - Лайкос, у тебя получилось, он действительно родился бессмертным. 

Парень сел обратно на свой стул и осторожно переложил ребенка в ожидающие руки Лайкоса. Как и большинство людей, увидевших младенца, тот сразу же принялся сюсюкаться.

- Привет, Чанс! - воскликнул Лайкос. - Как поживает мой малыш?

Грейсон протянул руку и откинул одеяльце, чтобы получше рассмотреть ребенка. Чанс выглядел совершенно бодрым и активным, совсем как тогда, когда находился в своей стальной матери. Маленькие черные, как обсидиан, глазки малыша внимательно оглядывали комнату, пытаясь охватить и запомнить каждый предмет и человека в ней. В отличие от обычных младенцев, его глаза были уже полностью развиты, он мог различать фигуры и предметы, запоминать лица, а зрение было острее, чем у любого мужчины.

Малыш повернул голову к Грейсону, но вместо того, чтобы заплакать, как он обычно делал, когда видел кого-то, кроме Лайкоса, его глаза, казалось, распахнулись еще больше, и он издал совершенно милейший писк. Лайкос восторженно ахнул, поднял частично забинтованный палец и провел им по бледным щекам Чанса.

- Он безупречен, просто посмотри на него, он во всех отношениях идеальное маленькое существо. И он даже не представляет, как долго мы его ждали.

- Не так долго, как я, - раздался холодный голос от дверного проема. Грейсон и Лайкос подняли головы и увидели, что в комнату вошел Илиш.

Белокурая химера теперь выглядела по-другому, но ничуть не менее устрашающе. Пламя опалило его фирменные длинные золотистые волосы, и теперь они были всего на несколько дюймов ниже ушей. Но, кроме волос, все остальное его тело было исцелено и обновлено. Будучи бессмертным, Илиш избавил себя от боли передозировкой морфия и, в отличие от смертного Лайкоса, избежал травм и длительного болезненного восстановления. Сейчас, если не считать его волос, Илиш был сам собой. 

Двигаясь мягко и грациозно, словно легкий поток воды, Илиш прошел в комнату к кровати младшего брата. Протянув руку в перчатке к младенцу, приподнял указательным пальцем подборок ребенка. Чанс проявил свое недовольство тем, что поднял маленькую ручку и обхватил ею палец Илиша.

- Хороший захват, и я вижу, что он уже сосредотачивается на лицах. Отлично, улучшение зрения прижилось, теперь только время покажет, успешны ли другие модификации. - Илиш одобрительно кивнул. С нежностью, которую редко можно было увидеть у хладнокровной химеры, он высвободил палец из хватки ребенка и начал двигать им из стороны в сторону. Глаза ребенка, не отрываясь, сосредоточенно следили за движением. - Бункер готов?

Грейсон кивнул:

- Все готово. У Чанса будет хорошее временное убежище, пока я не смогу ... убедить своего отца принять Лайкоса.

- У тебя будет два года, чтобы убедить его, или избавься от него, - ледяной голос Илиша всегда вызывал у Грейсона дрожь. Каждое слово вытекало из его уст, словно из холодного озера. - Чанс, да? Вы же знаете, что ребенок, как только начнет говорить, будет называть себя по имени, данному ему Силасом при проектировании?

Грейсон кивнул, втайне надеясь, что, если они будут часто звать его Чансом, это закрепится.*

- Посмотрим. 

- А что касается остального... ты уже спросил его? - Илиш приподнял светлую бровь и выразительно посмотрел на карман Грейсона.

Пустынник бросил взгляд на заинтересованного Лайкоса, чувствуя, как лицо покрывается краской смущения и снова посмотрел на Илиша. 

- Нет, пока нет, - он прокашлялся в ладонь. 

- Я предлагаю тебе закончить это до того, как мы отправимся в бункер. У меня под рукой есть документы, а на примете человек, который обладает всеми необходимыми полномочиями.

- Кто?

- Я сам.

- Что происходит? - спросил Лайкос. Теперь его палец был обхвачен детской ручкой, он в замешательстве переводил свои карие глаза с Илиша обратно на Грейсона.

Грейсон покраснел еще сильнее. Он хотел сделать это наедине, но, возможно, присутствие Илиша в качестве свидетеля не такая уж плохая идея. Дрожащей от волнения рукой Грейсон полез в карман и достал кольцо.

- Теперь, когда у нас появился наш сын... - Как только Лайкос понял, что происходит, его глаза расширились, с полуоткрытым от шока ртом он уставился на маленькое серебряное кольцо с двумя драгоценными камнями. - Хочу спросить тебя... ты бы хотел создать семью... и выйти за меня замуж?

Грейсон наблюдал, как побледневший Лайкос застыл в состоянии шока. Пустынник воспользовался этим моментом, чтобы осторожно взять руку своего партнера и надеть кольцо ему на палец, один из немногих, которые не были забинтованы.

- Выйти за тебя замуж? - прошептал Лайкос. Он поднял руку и уставился на обручальное кольцо с таким выражением, будто не верил, что все это не сон. - Илиш? Мне можно?

Илиш ухмыльнулся:

- По мнению нашей семьи, Лайкос, ты мертв. Ты можешь жениться на ком пожелаешь.

По щекам молодого ученого покатились слезы счастья, он закивал и бросился в объятия Грейсона, который изо всех сил старался быть нежным и не раздавить любимого.

- Я выйду за тебя замуж, конечно, выйду, - голос Лайкоса сорвался, и, когда они отстранились друг от друга, его взгляд упал на светловолосую химеру, наблюдавшую за ними. - Спасибо. 

Илиш слегка кивнул:

- Это лишь первый шаг в очень долгом путешествии. Какие плоды взойдут из пепла, еще предстоит увидеть. А пока просто прячьтесь и делайте все, что нужно, чтобы вырастить его.

Не сказав больше ни слова, старшая химера повернулась, чтобы уйти.

- Илиш? - позвал его Лайкос, младенец, завернутый в голубое одеяло, все еще лежал у него на коленях, воркуя и хватая все, что попадалось под руку. - Как его зовут? Какое имя дал ему Силас?

Илиш остановилась в дверях, выглядел он словно бог перед жемчужными вратами. Короткие волосы химеры никак не разрушали внушающий благоговейный трепет образ, который, казалось, всегда сопровождал его.

- Ривер... его зовут Ривер.

- Разбойник... - прошептал Лайкос. Он провел пальцами по коротким черным волосам ребенка, таким мягким и шелковистым, которые бывают только у младенцев. Даже много лет спустя, когда мальчик станет достаточно взрослым, чтобы отталкивать его, Лайкос, уже ставший Лео, будет прокрадываться ночью в комнату сына просто для того, чтобы убрать непослушные пряди со спящего лица. Иногда будет испытывать удачу и держать Ривера на руках, покачивать его, убаюкивая, давая мальчику человеческие прикосновения, которые тот так ненавидел, когда бодрствовал.

В два года они серьезно забеспокоятся, а в четыре будут звонить Илишу, умоляя помочь ребенку, который с каждый днем становился все более диким и неуправляемым. Вложенные при проектировании генетические настройки Ривера брали верх - он превращался в монстра.

Как он мог свергнуть Силаса, если сам был больше чудовищем, чем человеком?

Но Лео все равно обнимал его. Он всегда утешал его, даже когда мальчик сопротивлялся любым проявлениям ласки. Ривер был его сыном, его мальчиком. Неважно, чего хотел для него Грейсон, неважно, каковы были планы Илиша.

Кем бы ты ни стал, Чанс, пожалуйста, просто будь хорошим человеком.

Я твой отец и буду любить тебя, несмотря ни на что.