Онлайн чтение книги От чёрного и белого израненное сердце Clear and Muddy Loss of Love
Глава 12 - Подаренная рукопись нечаянно сеет причину и следствие

Эта сцена не смогла укрыться от глаз главного экзаменатора. Изначально он внимательно наблюдал за Гунъян Хуаем, приехавшим из столицы, но Ци Янь сидела недалеко от него, поэтому тоже неизбежно попала в его поле зрения. Своими действиями она привлекла внимание экзаменатора к себе.

Главный экзаменатор крайне негодовал по поводу выбора тем в этом году. Он все ещё мог противиться давлению одного Дин И, но поскольку вмешался сам Великий комендант, он мог лишь покорно склонить голову.

Втайне он ненавидел Дин Фэншаня за то, что тот не избрал путь военного, как следовало бы. Вместо этого он подался в литературу!

Конечно же, у всех учащихся была разная реакция на экзаменационные вопросы. Некоторые были безумно рады, в то время как остальные были озадачены. Даже у Гунъян Хуая, приехавшего из столицы, было странное выражение лица.

Ци Янь была единственной, кто некоторое время спокойно смотрела на экзаменационный свиток, а затем погрузилась в долгие раздумья.

Экзаменатор невольно вздохнул: даже дети, которые только начали учиться, могли бы ответить на такие простые вопросы. Но как раз в тот момент, когда он был готов отвести взгляд, Ци Янь начала писать.

Её кисть, словно шустрая птичка, быстро двигалась по бумаге, но при этом на её лице сохранялось непоколебимое спокойствие. Главный экзаменатор никак не мог понять, о чём она думает.

Что удивило его ещё больше, так это то, что этот четырнадцатилетний юноша писал всё на одном дыхании, не задумавшись ни на секунду!

Главный экзаменатор, Гао Син, был главой академии города Юньчжоу. Он был учителем более тридцати лет, из-под его крыла вышли три Чжуанъюаня*, его учеников можно было встретить в каждом уголке страны, однако никогда прежде он не встречал такого юношу, как Ци Янь.

(П/П: 状元 zhuàngyuan — первый из сильнейших (победитель на столичных экзаменах, первый кандидат на высокую должность).

Задание с сочинением нельзя было выполнить лишь написав ранее заученный текст. Даже он не мог написать три текста, не сделав ни единой паузы! Если только этот юноша не писал наобум, он, должно быть, был абсолютно уверен в своих силах!

Гао Син не мог сдержать любопытства. Он встал со своего места и спустился с платформы. Разумеется, он не пошёл напрямую к Ци Янь, а направился к самому крайнему месту, поочерёдно обходя экзаменуемых. К тому времени, когда Гао Син подошел ближе, Ци Янь уже собрала свои вещи. Она ждала, когда прозвучит гонг.

– Так рано собрался. Уже закончил писать?

Ци Янь встала и поклонилась:

– Этот ученик закончил.

– О? – Гао Син поднял деревянный брус, которым была придавлена работа, и убрал черновик. Бросив всего один взгляд на свиток ответов Ци Янь, он не смог сдержать похвалы: – Превосходный почерк!

Ци Янь держала голову опущенной. Гао Син поднял свиток с ответами, затем обвёл взглядом места по обе стороны от него: 

– Не отвлекаться!

Экзаменуемые поспешно опустили головы. Гао Син снова перевёл взгляд на свиток с ответами, но чем больше он на него смотрел, тем больше дивился.

Он несколько раз поднимал голову и смотрел на Ци Янь. Если бы он только что не был свидетелем того, как этот юноша собственноручно писал это, он бы никогда в жизни не поверил, что подобный почерк мог принадлежать четырнадцатилетнему пареньку!

Такой хороший почерк невозможно было развить лишь при помощи упорных тренировок. Для этого нужен был определённый талант и склад характера! Что уж говорить об иероглифах, к содержанию экзаменационной работы было не придраться!

Особенно в отношении третьего вопроса о принципах управления государством. Несмотря на то, что в ответе, казалось, не хватало зрелости, а формулировка была довольно сдержанной, ему удалось тактично высказать беспокойства и уместить их в ограниченный объём. Такое действительно нечасто встретишь.

Подобное эссе, в сочетании с прекрасным почерком, пусть и не годится для весеннего столичного экзамена, но на осенних провинциальных экзаменах оно точно станет одним из лучших. Что достойно похвалы, так это то, что он написал всё на одном дыхании. Если бы ему дали больше времени, кто знает, что он мог бы написать.

Гао Син со вздохом опустил свиток с ответами: если этот юноша будет упорно учиться в течение следующих трёх-пяти лет, велика вероятность, что он сможет попасть в тройку лучших на дворцовом экзамене.

Вот только на его лице не отразилось ни одной лишней эмоции. Он лишь ровным голосом произнёс:

– Раз уж ты закончил, спокойно сиди и жди окончания экзамена. Не мешай остальным.

Ци Янь снова поклонилась:

– Слушаюсь.

Как только наступили сумерки, экзаменатор ударил в гонг.

Благодаря Дин Фэншаню, этот экзамен стал всеобщей радостью.

По выходу из экзаменационного зала Ци Янь почувствовала, как кто-то хлопнул её по спине. Повернув голову, она, ожидаемо, увидела Гунъян Хуая.

– Брат Байши, как тебе экзамен?

Гуньян Хуай поджал губы. Он оттащил Ци Янь в сторону и недовольно сказал:

– Это и есть уровень академии провинции Юнь? Даже дети, которые только-только начали обучение, смогут выполнить эти бестолковые задания.

Ци Янь улыбнулась и повторила ранее сказанную фразу:

– Ваш покорный слуга никогда до этого не был в провинции Юнь, поэтому не знает подробностей.

– Слышал, трактир пьяного Бо в городе Юньчжоу – довольно неплохое место. Не желает ли брат Ци отправиться со мной?

Ци Янь с удовольствием согласилась, однако добавила: 

– В детстве я перенёс болезнь, из-за которой мне запрещено пить спиртное. Надеюсь, брат Байши не сочтёт это за оскорбление.

Гунъян Хуай спокойно ответил:

– Благородные мужи не заводят дружбу посредством вина и мяса. Идём.

По приходу в трактир пьяного Бо половой провёл их к месту у окна на втором этаже. Гунъян Хуай заказал несколько фирменных блюд и сделал приглашающий жест рукой. Ци Янь заказала два вегетарианских блюда.

После того как Гунъян Хуай заказал себе чай «Свежесть бамбуковых листьев», а Ци Янь — «Серебряные иглы с горы Бессмертных», у них завязалась непринуждённая беседа.

Гунъян Хуаю очень нравилась выдающаяся, но при этом скромная и вежливая манера речи Ци Янь. Он добровольно раскрыл дату своего рождения, и оказалось, что они были ровесниками.

Гунъян Хуай сказал: 

– Поскольку мы с тобой одного возраста, давай просто называть друг друга по второму имени. Нет нужды добавлять «брат».

Ци Янь кивнула. Гунъян Хуай с любопытством спросил: 

– Поскольку ты собираешься стать чиновником, почему твой отец не дал тебе второе имя перед отъездом? – в царстве Вэй люди одного поколения обращались друг к другу по второму имени для демонстрации взаимного уважения. Только старшие могли обращаться к младшим по личному имени. Прежде чем учащиеся уходили из дома для сдачи экзамена, их отцы или старший в роду давали им второе имя для удобства путешествий. Даже крестьяне получали второе имя не позднее двадцати лет.

Ци Янь тихо вздохнула: 

– По правде говоря, оба моих родителя погибли, спасаясь. Я потерял связь со всеми своими родственниками.

Гунъян Хуай вспомнил название родного города Ци Янь. Он спросил:

– Это из-за той… эпидемии?

Ци Янь кивнула и сказала: 

– Моих родителей больше нет в этом мире. К тому же я еще не достиг совершеннолетия, поэтому не осмелился самовольно выбрать себе имя. Но у меня есть прозвище, которое могло бы заменить вежливое имя, только оно немного... грубое.

Гунъян Хуай с любопытством спросил:

– Какое?

– Течжу. – Это было не прозвище Цянь Агулы, оно принадлежало настоящему Ци Яню. – Если Байши не возражает, ты можешь звать меня Течжу. 

(П/П: 铁柱 tiězhù — железный столб)

Гунъян Хуай звонко рассмеялся, но в его смехе не было и следа презрения. Ци Янь тоже начала улыбаться. Невидимая связь между ними двумя стала еще крепче.

Гунъян Хуай искренне сказал: 

– Течжу, ты обладаешь возвышенными устремлениями, а также истинным талантом и эрудицией. Я верю, что скоро ты добьешься успеха. Если ты покажешь хорошие результаты на весенних и осенних экзаменах, обязательно найдутся господа, которые с радостью дадут тебе имя. В будущем ты станешь большим человеком, но до тех пор я осмелюсь называть тебя Течжу.

– Хорошо.

Гунъян Хуай вырос в столице, поэтому его очень интересовали истории из крестьянской жизни. К счастью, Ци Янь добросовестно выполняла домашнее задание. Гунъян Хуай с удовольствием слушал, а затем и сам рассказывал Ци Янь о многих обычаях и условиях жизни в столице.

Они вдвоем говорили обо всём на свете, совершенно позабыв про стоящие на столе блюда.

Спустя время, разговор снова вернулся к теме экзамена. Гуньян Хуай спросил:

– Течжу, ты решил участвовать в экзамене в этом году из-за слухов?

Ци Янь покачала головой. Гунъян Хуай придвинулся ближе, затем сказал приглушённым голосом:

– Я слышал, что высока вероятность того, что Его Величество издаст высочайший указ о проведении экзаменов в этом году.

Ци Янь приподняла бровь. С тех пор как она покинула безымянную долину, она была отрезана от источника информации. Гунъян Хуай продолжил:

– Некоторое время назад единственная законнорождённая дочь императора отпраздновала свой десятый день рождения. Его Величество не только даровал ей титул, но и построил поместье за пределами дворца для принцессы Чжэньчжэнь, подобное тем, что возводят для принцев. Наш император высоко ценит таланты; многие гадают, не решит ли он воспользоваться этой возможностью, чтобы провести императорский экзамен.

Ци Янь хорошенько обдумала это и ответила: 

– Я думаю, это маловероятно.

– Как так?

– В первый год Цзинцзя уже проводился императорский экзамен. Как и во втором году Цзинцзя в честь церемонии благодарения Небу и Земле; с тех пор не прошло и трёх лет. И, кроме того, провинциальный экзамен состоится лишь через два с половиной года.

Лицо Гунъян Хуая потемнело: 

– Если императорского экзамена не будет, я вернусь домой в ближайшие несколько дней.

– Участвует ли Байши в следующем провинциальном экзамене?

– Конечно! А ты?

– Я тоже.

Гунъян Хуай хлопнул ладонью по столу:

– С такими талантами Течжу непременно будет одним из лучших на весеннем экзамене. Когда придёт время, навести меня в столице. Я приму тебя как дорогого гостя.

Насытившись едой и напитками, Гунъян Хуай потер руки. Он смотрел на Ци Янь глазами, полными предвкушения, заметив это, та спросила: 

– Байши хочет что-то сказать?

Гунъян Хуай усмехнулся:

– Я слышал, как экзаменатор хвалил твой почерк. Могу ли я иметь счастье тоже оценить его?

– Экзаменатор преувеличивал. – Хотя Ци Янь и сказала это, она все же открыла свою кладь и достала оттуда четыре драгоценности рабочего кабинета. Она разложила их на столе, растерла чернила и сказала Гунъян Хуаю, придерживая рукав: 

– Во время прогулки несколько дней назад я услышал небольшую песню. Прошу Байши не судить меня строго.

Ци Янь взяла кисть, и начала писать:

«Ивы нежные ветви омыты дождём. Туман окутал весну. Уместить в комнате столь небольшой свою грусть не смогу. Вернуться домой, с облаками плывя, я мечтал столько раз. Истоптал ноги в кровь, лодку искал, но пустует причал. Чужестранца жалея, вручили цветы Небеса, грусть прогнав, и хайтан поалел у зелёных оград, вечер настал. С закрытыми шторами чую мороз, его ветер принёс*» 

(П/П: Цы сунского поэта Цзян Цзе «Гостевая комната» (虞美人·梳楼), написанное под мелодию «Юймэйжэнь», перевод С. Торопцева)

Как только Ци Янь закончила последний иероглиф, Гунъян Хуай нетерпеливо схватил её за предплечье и потянул в свою сторону рукопись. Он бережно держал её перед глазами и с большим волнением сказал: 

– Прекрасный почерк, какой прекрасный почерк! Это… действительно кисть, способная усмирить яростный шторм. В каждом иероглифа содержится Инь и Ян! Неудивительно, что главный экзаменатор потерял самообладание.

Каллиграфии Ци Янь научила женщина в маске. Прежде, в безымянной долине, она никогда не получала похвалы за свой почерк, поэтому она была несколько удивлена тому, что уже второй человек за день назвал её почерк красивым.

– Если Байши понравилось моё письмо, я могу подарить его тебе.

Глаза Гунъян Хуая загорелись:

– Правда?

– Обещаю.

– Есть ли у Течжу фирменная печать?

– Я недавно покинул дом, так что мне еще предстоит её сделать.

– Как жаль… Кем был учитель Течжу?

– Меня спас человек выдающихся талантов. Моим учителем был старец, живший вдали от мира. В прошлом году он скончался. Я намеревался пробыть три года в трауре, однако перед смертью учитель наказал мне скорбеть лишь один год, а затем сразу же отправляться в дорогу, чтобы поступить на государственную службу.

Гунъян Хуай снял нефритовую подвеску со своего пояса: 

– Эта подвеска – подарок, который мой старший брат подарил мне на день рождения. Я надеюсь, что Течжу примет её. Используй её для подтверждения личности, когда прибудешь в столицу.

Ци Янь приняла подарок обеими руками, затем Гуньян Хуай достал из сумки чистый бумажный веер. Он сказал с радостной улыбкой: 

– Пока чернила ещё не высохли, Течжу может расписать для меня этот веер! Ци Янь переписала небольшую песню на лицевую сторону веера. Гунъян Хуай с радостью принял его. В этот момент снаружи гостиницы донёсся шум. Развалившегося в паланкине Дин Фэншаня несли в сторону трактира.

Гуньян Хуай сплюнул: 

– Вот невезение!

– С его характером он определенно выберет место у окна. Возможно, сейчас нам лучше уйти.

Гунъян Хуай сердито сказал: 

– Кто его вообще боится?

– Пусть я здесь впервые, я много слышал о том, каким огромным влиянием обладает поместье Дин в провинции Юнь. К чему нам навлекать на себя неприятности? К тому же, день близится к концу. Пусть Байши прислушается ко мне на этот раз.

Они встали со своих мест и спустились вниз по лестнице. Как и предсказывала Ци Янь, едва войдя, Дин Фэншань громко потребовал забронировать для него весь второй этаж, а затем приказал работникам выпроводить всех посетителей.

Ци Янь и Гунъян Хуай неохотно расстались; оба они пошли разными путями. Несколько десятков шагов спустя улыбка на лице Ци Янь постепенно исчезла. Тучи в её янтарных глазах, так потемнели, что казалось, из них вот-вот польётся дождь.

Хотя Гунъян Хуай несколько раз поднимал этот вопрос, она не сказала прямо, что к экзаменационным заданиям был причастен Дин Фэншань, однако незаметно подвела его к этому выводу. Она верила, что у Гунъян Хуая хватит ума понять это. Он обладал прямым и открытым характером; по возвращении домой он непременно расскажет всё своему отцу, Гунъян Чжуну.

Этого было бы достаточно.