Онлайн чтение книги От чёрного и белого израненное сердце Clear and Muddy Loss of Love
Глава 4 - Неудавшееся подношение сеет семя бедствия

Несколько дней спустя Агула подарила Байину ожерелье из волчьих клыков собственной работы. Тот сразу же надел его, затем достал из-за пазухи специально приготовленный бычий рог: 

– Анда, я сам сделал этот горн. Внутри выгравированы наши имена, всегда носи его с собой!

Агула приняла подарок:

– Хорошо, так и сделаю.

Названные братья сидели на земле, наблюдая за пасущимся вдали стадом овец. Устав, они легли на землю, и, вдыхая аромат травы, смотрели на лазурно-голубое небо и облака причудливой формы. Они неторопливо болтали обо всём на свете, делясь «маленькими секретами», которыми могли поделиться только анды.

– Анда, когда я вчера вечером пошёл пописать, то услышал, как мама плачет и кричит.

Агула повернулась на бок: 

– Что случилось? Она заболела?

В глазах Байина промелькнуло недоумение. Он наклонил голову и произнёс: 

– Я приподнял полог палатки и заглянул внутрь. Тогда я увидел, как папа прижимается к телу мамы, двигаясь туда-сюда, совсем без одежды. Ты знаешь, чем они занимались?

Агула была озадачена. Она покачала головой после долгого раздумья, а затем спросила:

– Ты не спрашивал?

Байин покачал головой, словно погремушка-барабанчик: 

– Я бы не посмел. Мой папа жестокий, он меня ударит!

Агула подумала, а затем ответила: 

– Если хочешь, я могу спросить матушку. – Все в племени знали мягкость Фужун.

– Хорошо.

Байин небрежно сорвал травинку и сунул её в рот.

– Кого бы ты хотел в этот раз: младшего брата или сестру? – задал он новый вопрос.

– Младшего брата. – не задумываясь, ответила Агула.

– Точно, у тебя же уже есть Номин.

– Мама всегда хотела, чтобы у неё родился мальчик... – Агула замолчала, как только поняла, что сболтнула лишнего. К счастью, Байин не заметил в этом ничего необычного.

– Анда.

– Мм?

– Когда мы сможем проучить Харбару и его компанию?

Агула отрешённо посмотрела на медленно проплывающие по небу облака: 

– Возможно, через несколько лет.

… ...

По другую сторону природной границы.

С момента своего восшествия на престол, Наньгун Жан полностью искоренил внутреннюю коррупцию. Он назначал людей на должности, соразмерно их заслугам и осуществлял гуманное правление, прислушиваясь к воле народа. Страна, снизу доверху изрешечённая во время правления предыдущего императора-тирана, наконец, восстановилась спустя всего три года. Благодаря помощи главнокомандующего Лу Цюаня императорский двор сумел в кратчайшие сроки умиротворить крестьян и подавить зарождающееся народное восстание в поддержку предыдущей династии.

Более того, Наньгун Жан избрал политику умиротворения в отношении одной особо многочисленной армии разбойников. Издав указ о повинности императора, он усмирил повстанческие силы, не позволив вспыхнуть пламени войны. Это решение также уберегло государственную казну от огромных расходов.

Чтобы дать простому народу понять, что он был великодушным государем, Наньгун Жан лично разработал план сокращения дворцовых трат. Даже его собственный ежедневный рацион состоял лишь из четырех блюд и супа.

Как только новость об этом распространилась, люди плакали от благодарности. Отныне никто не смел выказывать недовольства.

После того, как ситуация в стране стабилизировалась, Наньгун Жан реформировал и структуру власти. Он упразднил левого и правого советников, а также учредил Три Департамента: Секретариат, Канцелярию и Государственный департамент. В подчинении последнего находились шесть министерств: кадров, обрядов, войны, юстиции, труда и доходов. Под руководством шести министерств обязанности были чётко разделены на двадцать четыре ведомства. Отдельно от них были созданы ещё девять исполнительных приказов, занимавшихся решением тривиальных вопросов.

В царстве Вэй более не существовало звания Верховного главнокомандующего. Военные полномочия были поделены между императором и великим комендантом*.

(П/П: 太尉 tàiwèi – Высший чин среди военных чиновников. Древний эквивалент министра обороны)

В тридцать девятый день рождения Наньгун Жана путешественник по имени Юй Цзыци преподнёс ему карту в качестве подарка. Она называлась «Мир за пределами девяти провинций». Именно тогда Наньгун Жан с удивлением обнаружил, что земли по другую сторону природной границы были столь необъятны!

Он пригласил Юй Цзыци на банкет, а затем оставил в столице на несколько дней. Наньгун Жан с жадностью внимал рассказам путешественника о местах, которые он видел за годы странствий. Разумеется, больше всего он старался узнать обо всём, что касалось северной стороны природной границы.

Услышав о несметных стадах скота и бесчисленных боевых лошадях на севере, императору с необузданными амбициями пришла в голову идея: он уже заручился поддержкой придворных чиновников и любовью народа – для него нет препятствий войти в историю как император-объединитель. Зачем же сидеть без дела, продолжая править лишь половиной государства.

… …

Каждый год в степи устраивался семидневный праздник, приходившийся обычно на седьмой-восьмой месяц – сезон, когда пастбища были богатыми и плодородными. Стремясь показать небесным духам благодарность за дарованное ими благословение, люди забивали скот, устраивали танцы и песнопения. В этот период различные степные племена собирались вместе. Даже враги в состоянии войны заключали временное перемирие. Это была традиция, сложившаяся на протяжении тысячелетий.

Грандиозное празднование особенно было любимой детьми. Под руководством Сухбару племя Ченли уже стало гегемоном степи, поэтому в этом году торжество проходило на их территории.

Все племена принесли щедрые дары. Явилось даже племя Туба, загнанное к берегу реки Ло.

Ночью на площадке перед ханским шатром у подножия горы Момо был разожжён огромный костёр. В воздухе витал насыщенный аромат жареного мяса. Степные воины пили и болтали, а женщины, переодевшиеся в самые красивые одежды, пели и танцевали вокруг костра, взявшись за руки.

Сухбару с женой сидел за столом. Фужун была на пятом месяце беременности, поэтому Сухбару специально приказал постелить на её сидение драгоценную тигриную шкуру.

В середине пиршества многие уже валялись пьяными. Даже Сухбару, умелый пьяница, был несколько навеселе. Устав от игр, Агула привела младшую сестру, Сяоде, обратно к родителям. Фужун принялась нарезать мясо для своих детей.

– Каган Сухбару. – Услышав голос, вся семья дружно подняла головы. Их взору предстал седовласый, хорошо сложенный мужчина, идущий к их столу за руку с девочкой на вид семи-восьми лет.

Сухбару махнул рукой, и один из воинов разложил звериную шкуру около стола

– А вот и дядюшка Эжихэ, присаживайтесь.

Пришедшим оказался каган племени Туба, Нагусы Эжихэ.

Внимание Агулы, и Сяоде было приковано к подошедшей девочке. У неё были большие водянистые глаза и длинные ресницы, трепетавшие, когда та моргала. Одета она была в жилет, сшитый из шкуры редкой рыжей лисицы. Девочка тоже с любопытством их разглядывала.

– Это моя младшая дочь, Цзия. В этом году ей исполняется восемь.

– Каган, Хатун. – послушно поприветствовала Цзия.

Сухбару кивнул, затем налил Эжихэ чашу вина: 

– Прошу.

Они подняли чаши с вином, и вместе осушили их залпом. Сухбару жестом приказал воину позади разделать для Эжихэ мясо. Последний на мгновение замолчал, затем тихо проговорил: 

– Сегодня я пришёл, чтобы кое о чём договориться с каганом.

– О? Тогда пусть дядюшка скажет.

Агула заметила, что Цзия смотрит на неё. В её взгляде читалось любопытство и что-то такое, чего Агула не могла истолковать.

– Я слышал, твой сын наделён небесами даром приручать лошадей, какими бы строптивыми они не были, а его меткости мог бы позавидовать любой охотник.

Сухбару от души рассмеялся и притянул Агулу к себе: 

– Таков мой сын, Агула.

– Агула приветствует кагана Эжихэ. –Фужун научила Агулу и Сяоде хорошим манерам. Хотя она была необразованна, жители королевства Вэй от природы обладали чуть большей скромностью, чем обитатели степи.

Однако её манеры не произвели хорошего впечатления. Эжихэ изучал Агулу со смешанными чувствами: легендарный вундеркинд был совсем не таким, как он себе представлял. Он думал, что Агула унаследует бурную кровь Сухбару, но вопреки ожиданиям, тот был больше похож на свою скромную мать-южанку. Его тело было хилым и слабым. От Сухбару ему достались лишь янтарные глаза. Маленькая девочка рядом с ним гораздо больше походила на жительницу степи, однако и у той был недостаток – чёрные глаза, как у южан.

Эжихэ вздохнул про себя: племя Туба было изгнано прямо к границе. Последние несколько лет почти истощили ресурсы племени: каждый год река непредсказуемо разливалась, а домашний скот постоянно недоедал. Несмотря на то, что они заключили брачный союз с племенем Вэйке, те не могли помочь им, они слишком боялись Сухбару!

– Цзия родилась, когда мне было сорок девять, она – яркая жемчужина моего сердца. В этот раз я планирую оставить её в племени Чэнли, под присмотром кагана Сухбару.

В момент когда прозвучали эти слова, не было никого счастливее Сяоде: в племени Чэнли совсем не было девочек её возраста.

Нехорошее предчувствие мелькнуло в сердце Фужун. Она тайком взяла своего мужа за руку. В ответ тот легонько сжал её руку, чтобы успокоить, а затем ответил: 

– Поскольку она – твоё сокровище, было бы лучше растить её рядом с собой. Зачем поручать её мне?

Эжихэ подавил вздох, прежде чем он успел сорваться с его губ, затем натянул на себя улыбку: 

– Изначально, наши племена должны были заключить брачный союз... – Заметив лёгкую перемену в выражении лица Фужун, он сменил тему – Агула и Цзия одного возраста. Я оставлю Цзию здесь на несколько лет. Как только Агуле исполнится тринадцать, он сможет жениться на ней! Я привел тысячу жирных овец, пятьсот здоровых быков, сотню хороших лошадей и принёс сотню звериных шкур в качестве приданного. Надеюсь, ты сможешь выделить несколько плодородных лугов для моего племени.

Эжихэ вцепился руками в колени, морщины на его лице натянулись. Он чувствовал себя так, словно по его гордости прошлось стадо быков. Насколько раньше было могущественно его племя – и что сейчас? Всего за дюжину лет он так низко пал — ему приходилось приносить в дар собственную дочь!

Фужун со звоном уронила разделочный нож, Сяоде ослепительно улыбнулась, а Агула наклонила голову, размышляя: они обе девочки. Может ли девочка жениться на другой девочке? Однако она больше не осмеливалась опрометчиво задавать вопросы. Когда она в прошлый раз спросила матушку, чтобы помочь Байину, ей устроили хорошую взбучку! Её зад был весь опухший целых два дня!

Сухбару сильнее стиснул руку жены. Почувствовав тепло ладони мужа, сердце Фужун немного успокоилось.

– О чём говорит дядюшка? Поскольку я зову тебя дядей, Цзия условно приходится мне младшей сестрой. Раз так, получается, сестричка Цзия старше Агулы на целое поколение.

Люди степи не придавали значения таким вещам. Если старший брат погибнет, младший может жениться на его жене. Если погибнет хан, его сын может жениться на его наложнице. Эжихэ услышал насмешку в словах Сухбару: когда Сухбару тогда отверг брачный союз, Эжихэ пришлось отдать свою дочь принцу племени Вэйке, что также был младше его дочери на поколение. Смеялся ли он над ним за то, что он жертвовал собственными дочерьми ради выгоды?

На выражение лица Эжихэ было больно смотреть. Сухбару оказался даже в более безвыходной ситуации. Он мог бы принять это предложение, если бы здесь не было Фужун: во-первых, отклонить просьбу, сделанную лично каганом племени Туба, было бы равносильно объявлению войны. Во-вторых, приданое, которое они приготовили, было довольно щедрым. Племя Туба было уже не таким, как когда-то. То, что Эжихэ смог собрать такое приданое, уже означало мольбу о снисхождении. Он бы согласился, если бы не Фужун, ведь их будущий сын мог бы жениться на Цзие…

Сухбару из чувства вины предложил Эжихэ чашу, полную кумыса, но тот оттолкнул её. Стражники позади двух каганов сразу же выхватили свои ятаганы, в то время как Агула рефлекторно защитила Сяоде руками.

Эжихэ холодно фыркнул, и, указав пальцем на нос Сухбару, сказал: 

– Вот значит как, Сухбару. Я, Эжихэ, запомню это.

Сказав это, он взял Цзию за руку и в ярости удалился.