Онлайн чтение книги От чёрного и белого израненное сердце Clear and Muddy Loss of Love
Глава 31 - Во тьме обнажены клыки, чтоб крылья разорвать

— Сестрица, ветер усилился. Ты только что оправилась от простуды, давай вернёмся обратно.

Наньгун Шунюй снова взглянула на следы на снегу. Понимающего музыку отыскать сложнее, чем тысячу золотых: она не ожидала найти такого мастера во дворце.

Как только они вернулись в главный зал, Наньгун Шунюй спросила:

— Сестрёнка всё ещё хочет научиться играть на гуцине?

Наньгун Цзиннюй покачала головой. Наньгун Шунюй снова спросила:

— Почему? Разве ты не хотела только что?

— Когда я увидела, как играет сестрица, то поняла, что за всю жизнь не смогу её догнать.

— Не стоит недооценивать свои возможности. У тебя, разумеется, есть свои таланты.

— Правда?

Увидев предвкушение в глазах младшей сестры, Наньгун Шунюй за руку повела её во внутренний зал, а затем искренне сказала:

— Конечно, это правда. Хорошие стороны сестрёнки не лежат на поверхности. Знатоки разглядят в тебе сокровище, а невежды пусть живут в неведении.

Наньгун Цзиннюй не совсем понимала это. Наньгун Шунюй слабо вздохнула:

— Иногда я в самом деле хочу покинуть дворец…

— После праздника весны я попрошу отца-императора разрешить тебе остаться в моём поместье на несколько дней. Тогда мы сможем отыскать возможность погулять, как раньше.

Наньгун Шунюй лишь улыбнулась в ответ.

Спустя некоторое время она сказала полушёпотом:

— Угу. Как раньше, — только ей было известно, что она имела в виду под выражением «покинуть дворец».

Жизнь во дворце ей уже порядком надоела. Её мать была её единственной опорой, но когда она узнала, что та сдала белый шелк, она осудила её за распутство не заботясь об истине.

В этом роскошном дворце, предмету зависти и мечтаний, Наньгун Шунюй чувствовала себя словно в золотой клетке.

***

Ци Янь не появилась, когда настало время ужина; очевидно, она плохо себя чувствовала.

Наньгун Цзиннюй приказала Чунтао передать порцию Ци Янь. Когда сёстры поужинали, Наньгун Шунюй посоветовала:

— Пойди и навести мужа.

Наньгун Цзиннюй и так собиралась это сделать. Она подошла к боковой комнате.

— Приветствую Ваше Высочество.

— Можете подняться. Ци… фума там?

— Да, да, он там.

Наньгун Цзиннюй вошла в боковую комнату и увидела Ци Янь, сидящую за столом с засученным правым рукавом, а левой рукой держащую бутылку, которую она только что откупорила зубами.

Наньгун Цзиннюй быстро подошла к ней:

— Что случилось? Ты поранился?

Ци Янь опустила правую руку и слегка наклонила тело, закрывая обзор Наньгун Цзиннюй.

— Этот подданный случайно опрокинул суп. Всего лишь небольшой ожог.

— Дай мне взглянуть.

— Угу…

Увидев, как тонкие брови Наньгун Цзиннюй слегка нахмурились, Ци Янь показала руку, которая была спрятана за спиной.

Наньгун Цзиннюй холодно вздохнула: на его предплечье виднелось большое пятно необычного красного цвета. Ожог доходил до тыльной стороны руки, и даже появились волдыри.

Лицо Наньгун Цзиннюй озарила ярость. Она села за стол и взяла из рук Ци Янь пузырёк с лекарством:

— Потерпи немного.

— Угу.

Она медленно капнула лазурно-зеленую мазь на рану Ци Янь. Наньгун Цзиннюй слегка размазала её пальцами, из-под подушечек которых разливалось обжигающее тепло.

Ци Янь не издала ни звука, но её периодическое дрожание указывало на её страдания.

— Как ты ошпарился?

— Всё произошло из-за неосторожности этого подданного…

— Держишь меня за трёхлетнего ребенка? Как ты мог случайно ошпарить собственную руку?

— Да простит Ваше Высочество, этот подданный…

— Говори правду.

— Чунтао не удержала тарелку в руках.

— Где она? Почему я не видела, чтобы она докладывала или вызывала тебе императорского врача?

Ци Янь на мгновение замолчала:

— Этот подданный сам приказал Чунтао вернуться. К тому же, на улице идет снег. Не стоит беспокоить императорского доктора.

Красивые глаза Наньгун Цзиннюй посуровели:

— Её служба в эти дни в самом деле выходит из-под контроля!

Ци Янь слегка коснулся тыльной стороны руки Наньгун Цзиннюй:

— Ваше Высочество, прошу, выслушайте этого подданного.

— Хочешь просить за неё?

— Угу.

— Чунтао и Цюцзюй следовали за мной много лет. Всякий раз, когда они совершали мелкие ошибки, срезали углы или халтурили, я никогда не наказывала их за это. Но она посмела не сообщить о чем-то столь серьезном? Она уже ранила тебя сегодня, я не смогу защитить её, если она ранит кого-нибудь ещё в будущем!

— Ваше Высочество, этот подданный тоже несёт ответственность за это. Если бы этот подданный не встал внезапно, суп не был бы опрокинут. Кроме того, Чунтао уже извинилась передо мной и дала эту мазь от ожогов. Этот подданный надеется, что Ваше Высочество учтёт, как Чунтао служила Вам в течение многих лет, и то, что это было непреднамеренно. Прошу, простите Чунтао на этот раз.

Наньгун Цзиннюй протяжно вздохнула:

— Этот ожог такой серьезный. Я всё равно должна позвать императорского врача.

— Этот подданный и так слишком часто беспокоит императорского врача, а на улице всё ещё идет снег. Просто оставьте всё как есть, через несколько дней всё восстановится, — конечно, Ци Янь не стала поднимать шум. Чунтао в самом деле случайно ошпарила её, вот только всего несколько капель попали на тыльную сторону её руки…

Как только Чунтао ушла, Ци Янь придумала план. Она просто взяла миску и вылила суп на руку, ведь знала, что сегодня вечером придет Наньгун Цзиннюй, и только она увидит эту рану. Чунтао и Цюцзюй были верны и умны, от них нужно было избавиться.

— Ты ужинал?

— Ещё нет.

Наньгун Цзиннюй нахмурила брови:

— Кто-нибудь, подойдите.

— Слушаюсь, Ваше Высочество.

— Скажи кухне, чтобы приготовили что-нибудь и принесли.

— Слушаюсь.

Видя, что Ци Янь уже опустила рукав, Наньгун Цзиннюй сказала:

— Ожог плохо заживает, лучше дать ему остыть.

— Слуги во дворце Вашего Высочества в основном дамы. Для этого подданного в течение дня ходить с закатанным рукавом… это нарушение приличий.

Наньгун Цзиннюй не могла не улыбнуться:

— Ты прямо как старый профессор.

— Это вопрос этикета.

Наньгун Цзиннюй былв несколько удивлена: значит, этот человек не такой уж кроткий и покорный.

Наньгун Цзиннюй подперла рукой подбородок и взглянула на Ци Янь:

— Что ещё у тебя есть такого, о чем я не знаю? Я имею в виду, что ты можешь делать, кроме игры на сяо?

Ци Янь на мгновение замолчала:

— Среди шести искусств господ этот подданный может делать всего понемногу, правда, на лошади пока получается только позорится.

— Это называется немного? Сестрица оценила твою игру на сяо очень высоко! Она даже поручила мне отыскать тебя! Наньгун Цзиннюй немного пожалела о сказанном. Она уставилась на Ци Янь, как будто хотела увидеть её реакцию.

Но выражение лица Ци Янь ничуть не изменилось. Она спокойно ответила:

— Мастерство Второго Высочества на гуцине уже достигло точки трансцендентности, этот подданный новичок по сравнению с ней.

Наньгун Цзиннюй взглянула на Ци Янь: оранжевый свет свечей в зале отбрасывал слабый ореол вокруг него, отчего янтарные глаза казались ещё более неподвижными и безмолвными. После нескольких дней общения она поняла, что Ци Янь не такой уж и холодный человек, но почему его выражение лица всегда было таким спокойным, когда она упоминала о сестрице?

Наньгун Цзиннюй в одно мгновение подумала о многом. Увлечённая эмоциями, она спросила:

— Вы двое, ты и сестрица…

— Хм?

Они сидели очень близко друг к другу. С такого расстояния Наньгун Цзиннюй могла смутно видеть своё отражение в ясных глазах Ци Янь.

— Сестрица… сказала, что хочет покинуть дворец и прогуляться, —Наньгун Цзиннюй почувствовала себя скверно. — Неважно.

Зачем искать неприятности? Если этот человек признается, что был близок с её сестрой, как они будут жить дальше?

Она — самая уважаемая принцесса царства Вэй, пользующаяся любовью отца-императора и защитой старшей сестры.

В этот момент Наньгун Цзиннюй впервые почувствовала, что называется, «не по средствам». Она могла использовать свой статус, чтобы допросить его, но что дальше? Это только усложнило бы жизнь всем троим…

Ци Янь не обратила внимания на мысли собеседницы. Она взглянула в сторону открытого окна:

— Когда император отменил комендантский час на время праздника фонарей, в тот день на обычных улицах было очень оживленно. Праздничные фонари и серпантин украшали большие улицы и маленькие переулки. По обеим сторонам улиц из конца в конец выстроились киоски с едой разных видов. Те, кто побогаче устанавливали ларьки, где раздавали жареные шарики из клейкого риса, а беднякам достаточно было принести миску и назвать количество членов своей семьи, чтобы получить столько, сколько нужно. В различных трактирах перед входом порой устанавливали арену для загадывания загадок фонаря; гости могли принять участие, чтобы продемонстрировать свои таланты и выиграть призы. Небесный фонарик можно было купить всего за три-пять медяков и написать на нём желание. Достаточно зажечь свечу, чтобы увидеть, как они парят высоко вверху, словно звезды в небе.

Наньгун Цзиннюй впала в транс, услышав описание Ци Янь. Она села прямо, и её глаза заблестели.

Ци Янь продолжила:

— Этот подданный любил этот день больше всего в детстве. Он не был таким формальным и ритуальным, как канун Нового года, и всё старейшины в этот день были очень щедры. Деньги, подсунутые под подушку в ночь на Новый год, можно было использовать и для праздника фонарей. Обычно там было не менее трех-пяти монет, перевязанных красной ниткой. На улицах можно было купить леденцы, деревянные мечи и другие забавные безделушки. Когда наступал этот день, старейшины не порицали тебя, если ты жадничал, а если это был год хорошего урожая, отец даже покупал для меня водный фонарик. Его запускали на реке на окраине деревни, и мы смотрели, как он уплывет вдаль….

На лице Ци Янь появилось ностальгическое выражение, но ничего из того, о чем она говорила, не было личным опытом.

Кое-что она прочитала в книгах, а кое-что увидела в разных провинциях, по которым путешествовала до столичного экзамена. То, что она рассказывала о водных фонариках, она узнала от отца и сына, которых встретила в провинции Цзи.

Погода в степи была неблагоприятной, а снег зимой был глубоким, до голеней. Большую часть времени она оставалась в палатке с Сяоде и Байином, но её мать всегда готовила какие-то необычные блюда из ограниченного количества ингредиентов, когда наступал определённый день.

В тот день Ци Янь долго стояла на мосту. Наблюдая за фонарями, плывущими вдаль, когда отец и сын уходили вместе, она думала о многом.

Жаль только, что жизнь не допускала никаких «если бы». Её опыт не позволял ей фантазировать.

Но эти два слова словно несли в себе зловещее колдовство. Всякий раз, когда они упоминались, она чувствовала либо потерю, либо боль в сердце.

— Почему ты замолчал? — Наньгун Цзиннюй была полностью погружена в истрию, когда Ци Янь вдруг ушла в свои мысли.

Ци Янь пришла в себя, втайне сетуя: как она могла ослабить бдительность перед дочерью своего врага?

Она рассеянно сказала:

— Как жаль, что в первый год Цзинцзя в провинции Цзинь случилось несчастье. Эти мои глаза…

Она поджала уголки губ, затем тихо вздохнула:

— Этот подданный уже много лет не видел праздника фонарей.

Наньгун Цзиннюй закусила губу:

— Это не имеет значения! Нет, это… Я имею в виду, что ты ещё молод. Возможно, ещё есть шанс выздороветь при должном лечении! Если хочешь, я могу попросить отца-императора разрешить нам вернуться в поместье на несколько дней. Мы втроем пойдем и прогуляемся по улицам на праздник фонарей!

Ци Янь не очень хотела гулять с двумя принцессами, но её цель была достигнута: в императорском дворце повсюду были глаза, поэтому она не могла ничего сделать. Было бы удобнее вернуться в поместье принцессы.

Ци Янь отступала, чтобы перейти в наступление. Она с трудом произнесла:

— Так не пойдет, этот подданный не сможет защитить двух Высочеств с такими глазами.

— Кому нужна твоя защита? Мы с сестрицей постоянно ускользаем из поместья, мы можем просто переодеться в мужскую одежду! — Она была довольна всего лишь одно мгновение, пока не поняла, что сболтнула лишнего:

— …Только не говори отцу-императору.

В груди Ци Янь что-то больно кольнуло. Сяоде дергала её за рукав, когда плошала; хотя она явно чувствовала угрызения совести, ей всё равно нужно было притвориться крутой, поэтому она выпячивала грудь и с детским темпераментом говорила:

— Братик, не говори папочке.

Кулак Ци Янь снова и снова сжимался под её рукавом. Она не ответила.

В дверь постучали.

Ваше высочество, господин фума, эта служанка пришла подать ужин.

— Входи.