Онлайн чтение книги Цикл историй: Сезон монстров Monogatari Series: Monster Season
25 - 35

А теперь эпилог, или, лучше будет сказать, концовка.

Прошла ещё одна неделя.

— Так что? Что случилось на этот раз? Если ты не против, я выслушаю тебя, Арараги-кун.

— Ох, отвали… Ханэкава!?

Моя бывшая одноклассница, которая после окончания школы Наоэцу отправилась странствовать по миру, Ханэкава Цубаса, сидела прямо передо мной — ха?

Что случилось с Гахарой-сан, которая обычно отвечает за концовки?

— Хитаги-тян на этой неделе собирается поехать в Кусиро с друзьями из общежития, так что, если позволишь, я немного побуду наглой и займу её место.

—Она едет на Хоккайдо!? На тот самый Хоккайдо, на который мне только предстоит поехать!? Со своими новыми друзьями!?

Не совершай поступков, которые могут причинить боль твоему парню!

Ну, я всячески одобряю, что она расширила круг своих друзей… Но, если она едет туда, чтобы попробовать крабов, то нам с ней придётся серьёзно обсудить наше расставание.

— Но, Ханэкава, если ты занимаешь её место… Когда ты вообще вернулась? Давно ты здесь?

— Я вернулась буквально только что. Сейчас летние каникулы, и я хотела провести немного времени с Хитаги-тян, но получила отказ. Она приставила меня к тебе, Арараги-кун.

Было даже немного обидно слышать, что Ханэкава будто бы и не собиралась со мной встречаться… Ну да ладно.

Обычно я не любил нарушать ритм наших регулярных диалогов, но это не значит, что я не был рад возможности поговорить с Ханэкавой — даже если темой нашего разговора была трагикомедия о жестоком обращении с детьми.

Местом встречи, как обычно, был кафетерий в университетском кампусе — сюда меня позвала Хитаги, и я послушно примчался, не ожидая подвоха… Так что я был сильно удивлён.

У Ханэкавы Цубасы, которую я не видел несколько месяцев, теперь были длинные прямые седые волосы. Они не были заплетены, но их длина была сопоставима с той, что и при первой нашей встрече… Однако, чёлки у неё не было, так что, полагаю, она просто продолжала отращивать волосы. Я не знал, из какой страны она только что вернулась, но со здоровенным рюкзаком за спиной и шляпой она походила на человека, который занимался восхождением в гору.

Её смугло-золотистая кожа создавала впечатление, что она загорала на пляже или что-то в этом роде, но соответствовало ли это впечатление тому, какой Ханэкава была сейчас на самом деле?

Если что и напоминало нашу первую встречу, так это то, что, хотя она и начала носить контактные линзы со второго триместра выпускного класса, сейчас она вернулась к ношению очков — не для того, чтобы изменить свой имидж, а просто потому, что так удобнее путешествовать.

Если так подумать, разве это не первый раз, когда я вижу Ханэкаву Цубасу в повседневной одежде? Поскольку она уже не школьница, то, наверное, увидеть её в повседневной одежде было весьма ожидаемо… Но я вообще не был никак к этому морально готов, поэтому даже её одежда для восхождения в горы заставила меня опешить.

Я не знал, можно ли назвать это камео или каскадёрским дубляжом, но, возможно, в этом конкретном случае Ханэкава лучше подходила для концовки, чем Хитаги.

И не только из-за наличия иероглифа «крыло» в своём имени.

Хотя, началось всё именно с этого.

— А-ха-ха, это довольно неосторожно с твоей стороны, Арараги-кун. Обычно, тот, у кого в имени есть «крыло», ни на что не годен.

— Нельзя быть ни на что не годным! Они все на что-то годятся! Нельзя обобщать всех людей с «крыльями» в имени только лишь из-за собственного самоуничижения! Как только в твоём имени появляются «крылья», это значит, что ты проживёшь долгую и богатую жизнь! Плюс сто очков к гаданию по имени!

— Арараги-кун, ты всегда был таким защитником…? Я ничего не говорила о финансовых возможностях или продолжительности жизни.

«Как и про набирание очков в гадании по имени, впрочем», — ошарашенно ответила Ханэкава. Чёрт, после того как мы так долго не виделись, она словно указывала на то, каким скучным я стал.

Гадание по имени…

— Ты и правда всё знаешь, не так ли?

— Я не знаю всего, я знаю только то, что знаю. И да, заранее прости меня за это, но мы же не в школе, так что ты не возражаешь, если я попрошу тебя перестать называть меня слишком фамильярными местоимениями?[✱]Коёми для второго лица использует местоимение «omae» (お前), что действительно очень фамильярно, а в культурном обществе и вовсе считается грубостью.

— Мы совершенно перестали быть на одной волне!

Это было похоже на неудачную ностальгическую попытку особого дружеского рукопожатия — что ж, полагаю, такая неловкость тоже является неотъемлемой частью воссоединения.

— Я бы не сказала, что ты стал скучным. На самом деле я даже впечатлена тем, как сильно ты вырос. Я никогда не думала, что ты спасёшь учителя. Я бы с удовольствием рассказала об этом Хосина-сенсею.

— Да уж, я в своё время много хлопот доставил нашему классному руководителю… Учителя, да… Ну раз я стал таким прекрасным человеком, то чем же ты… Э… Чем ты в последнее время занимаешься, Ханэкава?[✱]Здесь Коёми запнулся, потому что подбирал другое местоимение. С фамильярного «omae» он перешёл на нейтральное «anata».

— Не думала, что тебе будет настолько неловко. Ладно, я просто пошутила. Можешь обращаться ко мне как обычно. Ну, я, наконец-то, закончила первый этап разминирования минных полей вдоль некоторых национальных границ.

Совсем иной масштаб.

В таком случае, её сегодняшняя одежда для альпинизма могла быть рабочей, или, вернее, военной… Иными словами, видимо, мне всё-таки не суждено увидеть Ханэкаву в повседневной одежде.

Теперь я чувствую, что приключение, в которое мы попали с Ононоки-тян, было всего лишь маленькой прогулкой.

— Когда дело доходит до помощи людям, не существует такого понятия, как «большая помощь» или «маленькая помощь». Ты — не твои сёстры, Арараги-кун.

— После таких слов, полагаю, даже Ононоки-тян может упокоиться с миром.

— О-Ононоки-тян умерла!?

— Ну да, и очень давно. Но давай об этом позже… У меня, как ты могла догадаться, заготовлен кое-какой план.

— Не могла. Не похоже, чтобы ты вообще что-либо планировал, Арараги-кун.

Ладно, может и не планировал.

Ни вообще, ни сегодня в частности.

— Если ты закончила только первый этап, значит, осталось ещё несколько минных полей?

— Нет, я их все зачистила. Иначе бы я не вернулась. Завершение первого этапа означает, что я вернула долг.

— Долг? Какой долг?

— Долг за аренду истребителя, чтобы победить Оги-тян за день до нашей выпускной церемонии.

Да, помню, было что-то подобное.

Понятно. Значит, пока я наивно думал, что всё уже закончилось, Ханэкава все эти месяцы страдала от долгового бремени… Ну, впрочем, это всё равно не так ужасно, как мои адские весенние каникулы.

Тем не менее, даже не знаю, могу ли я сказать «другого от тебя и не ожидал», однако вернула долг она очень быстро.

Удивительная девушка.

— Итак, с этого момента Ханэкава Цубаса вольна делать всё, что захочет… Вольна разминировать минные поля по собственному желанию.

— …

Она говорила нечто очень хорошее, но мне от её слов стало как-то страшно… Когда я учился в старшей школе, я никогда не предполагал, что буду переживать за будущее Ханэкавы.

— Итак? — спросила Ханэкава, возвращаясь к основной теме. — Что случилось на этот раз? Если ты не против, я готова выслушать тебя, Арараги-кун.

— Нет человека, который лучше бы подошёл на роль моего слушателя, чем ты.

Эта история уже попала в новости, и поскольку она была старостой, которая знает всё на свете, я не думал, что могу что-либо добавить. Тем не менее, я рассказал ей всю историю в хронологическом порядке от начала и до конца, ничего не сокращая.

— Ах да, ты же больше не председатель класса.[✱]Слово «староста» (委員長, «iinchō»), по сути, значит «председатель чего-либо», поэтому переводится в зависимости от контекста. Так уж повелось в русском языке, что «председатель класса» это «староста».

— Ну, я всё ещё председатель. Председатель международного комитета по разминированию Большой двадцатки.

— Безумие. Никогда не думал, что моё предсказание о том, что ты останешься старостой до конца жизни, исполнится таким образом.

— Хм, ясно. Значит вот как всё было. Нелегко тебе пришлось, Арараги-кун, не так ли? Но я думаю, что поняла большую часть.

— Ты вот так вот сходу «поняла большую часть»? Поняла большую часть правды об инциденте со странностями, которые несколько раз чуть не убили меня?

— Ты действительно чуть не умер?

— По моим подсчётам, не менее двадцати раз.

— Не преувеличивай. Это же истории о странностях, в конце концов. Они имеют свойство материализовываться.

Ну, как минимум, это было один раз — когда меня чуть не задушила собственная одежда. Максимум, я бы сказал, это случилось дважды… Если учесть тот случай, когда меня заперли в клетке.

Я не посчитал два полёта с помощью Unlimited Rulebook, потому что это было скорее прикольно, чем смертельно.

Если так рассуждать, возможно, моё летнее приключение было не таким уж и грандиозным… Оно не превратилось во что-то вроде демонических летних каникул, которые могли бы посоперничать с моими адскими весенними каникулами и кошмарной Золотой неделей.

Верно.

Такова реальность, в конце концов.

— Честно говоря, я думаю, что лучше бы на моём месте оказалась ты. Если бы доцент Иэсуми попросила о помощи тебя, то никакого недоразумения с «замещённым ребёнком» не случилось бы, и ты развеяла бы все её суицидальные порывы, не так ли?

— Хм. Хмм. Если бы на твоём месте оказалась нынешняя я, возможно, я бы просто позволила ей умереть.

— …

— Прошлая я ничего не смогла бы сделать. Мысль о том, чтобы помочь взрослому человеку, даже не пришла бы мне в голову… И я не думаю, что смогла бы сохранить спокойствие перед взрослым человеком, подвергнувшимся насилию. Ты же помнишь, да? Что я сделала с людьми, которые меня вырастили. Хотя, даже я уже забыла… Так что, Арараги-кун, ты невероятен.

Несмотря на все сказанные ею слова, у меня не было впечатления, что меня хвалят.

Я скорее чувствовал себя предателем. Как будто она спрашивала меня, как я сумел сохранить спокойствие.

— Думаю, всё, на что я бы оказалась способна — это ещё в самом начале вызвать полицию, что ещё больше усложнило бы ситуацию. Значит, Иэсуми-сан была права, выбрав тебя по рекомендации Ойкуры-сан. Не потому ли Ойкура-сан и рассказала Иэсуми-сан о тебе?

— Ойкура готова поносить меня перед кем угодно.

Хоть её слова, ставшие катализатором, в конце концов и послужили благой цели… Я не могу сказать, что как-то особо помог, как и в случае с Ойкурой.

Вместо того, чтобы быть полезным, я оказался совершенно беспомощным.

По крайней мере, мне так казалось.

— С другой стороны, как много тебе удалось понять, Арараги-кун? На данный момент.

— Практически ничего. Как всегда, просто критикую самого себя, думая, что был возможен намного более благоприятный исход.

На самом деле, «метод прошлой Ханэкавы» — сообщить о жестоком обращении с трёхлетней дочерью, как только я об этом узнал — не так уж и плох… По крайней мере, доценту Иэсуми не пришлось бы лежать в полицейской больнице из-за сильного недоедания в такой чревоугодной стране, как Япония.

Её сознание, и без того затуманенное на крыше, к настоящему моменту пропало вовсе… По оценке врачей, она не просто без сознания, но находилась в критическом положении, и было невероятно, что она всё ещё жива.

Как она выжила?

Это был вопрос, на который даже она сама не знала ответа.

Возможно, мне удалось спасти ей жизнь, но не более того… Жизнь — это единственное, что мне удалось спасти.

Когда я думаю о будущем человека, который в своей жизни был лишён даже самых базовых вещей, сказать, что я чувствую себя опустошённым — значит ничего не сказать.

— Не удивительно, что Синобу не помогла мне в этот раз. Я ничуть не изменился с тех времён. Если рядом со мной кто-то умирает, я просто не могу не протянуть ему руку помощи.

У Синобу, наверное, были и свои причины… Хотя, было бы несправедливо сказать, что она «совсем» не помогла. К сожалению, она не успела помочь с парковкой до начала шумихи, но, когда солнце село, настал её звёздный час — в плане ремонта и наведения порядка в квартире 333 Синобу проделала огромную работу по всем фронтам.

— Разве Иэсуми-сан не просила у тебя помощи? Просто она не могла сказать это ребёнку прямым текстом.

— Она что, цундере? Она взрослый человек или кто? Возможно, я не специалист по жестокому обращению с детьми и не специалист по странностям, но я специалист по цундере. И мне становится чуточку легче, когда я хотя бы на мгновение подумаю об этом.

Но мне интересно.

В прошлом я тоже желал умереть, и слова Ханэкавы тогда сохранили мне жизнь, но с тех пор они тяготили меня. Разве это не жестоко — читать нравоучения страдающему человеку и говорить ему, что «самоубийство — это грех»?

Было трудно поверить, что она искала помощи… Возможно, она просто хотела умереть.

— В таком случае, если я раскрою остальные тайны, тебе станет легче, Арараги-кун?

— Ну, самую малость.

— Что ж, в таком случае, рискуя выйти за рамки своих полномочий, я, как староста, хотела бы тебе помочь.

Ханэкава ухмыльнулась.

Так вот почему она оказалась здесь — бессовестно заявилась в университетский кампус, куда посторонним вход был воспрещён. Возможно, это всё было частью плана моей девушки, которая с нетерпением ждала поездки в Кусиро.

Но я не собирался её так просто отпускать…

— Давай начнём с чего-нибудь простого. Как насчёт куклы-медвежонка на крыше?

— Это, по-твоему, что-то простое?

— Я имею в виду, что этот медведь размером с брелок, верно? Так разве не разумно предположить, что он был изначально прикреплён к ключу?

— Ключ…

Единственным ключом, который появился в этой череде событий, был… Ключ от квартиры 333, территории доцента Иэсуми… Неужели всё дело в том ключе, который я, наконец-то, смог вернуть ей в тот день на крыше?

— Нон-нон.

— Ты что, парижанка?

— Есть ещё один ключ, не так ли? На второй двери, как ты её назвал, был замок, который можно было открыть только снаружи.

— А… Дверь, которую Ононоки-тян открыла ногой.

Ага. Пока я пытался починить дверные петли на этой двери, я не искал сам ключ — и даже во время следующего (незавершённого) поиска я его не нашёл.

— Исходя из того, что это плюшевый мишка, разве не велика вероятность, что он был прикреплён к ключу от детской комнаты? А потом — велика вероятность, что она бросила его на крышу.

Из-за Ононоки-тян моё воображение работало в том направлении, что этот брелок был воспоминанием доцента Иэсуми о родителях, от которого она не могла легко избавиться, но это с тем же успехом могло быть воспоминание доцента Иэсуми о кукле Ииэ-тян.

…И она выбросила его на крышу.

Буквально, засоряя не землю, а небо.

— Она просто перестала считать его милым — верно? Хотя, как сказала Ононоки-тян, она не смогла окончательно избавиться от него, поэтому и выбросила на крышу. Судя по состоянию медведя, произошло это около года назад.

— …

Значит, по отношению к брелку она испытывала схожие чувства, что и по отношению к «собственному ребёнку»… Должно быть, она оторвала ключ и продолжила использовать его без брелка, как и ключ от входной двери, иначе она не смогла бы открывать и закрывать дверь в детскую.

В конце концов, учитывая, что она заперла и куклу Ииэ-тян в клетке, и дверь в детскую, она могла и сам ключ выбросить на крышу… Возможно, мы смогли бы найти его под обломками, оставленными Ононоки-тян.

Бедный медвежонок.

В каком-то смысле, он тоже был остатком родительской заботы, как и интерьер детской.

— Пускай это и были чрезвычайные меры, мне было неприятно, что мы превратили её горькие воспоминания о родителях в странность, однако, если доцент Иэсуми сама купила этот брелок…

— Будь это подарок от её родителей, думаю, у вас были бы большие проблемы, и не только этического характера. Впрочем, будь это ручная работа, это тоже было бы плохо, но Ононоки-тян — профессионал, поэтому я уверена, что она не могла допустить подобной ошибки.

«Когда-то я тоже создала странность», — произнесла Ханэкава, погрузившись в воспоминания.

Она сейчас говорит о Чёрной Ханэкаве?

Нет — наверное, она имеет в виду Како.

Это случилось, когда меня не было рядом, так что я не знаю всех подробностей… Но, если отбросить такие категории, как «хорошо» и «плохо», сам факт, что она смогла создать странность, даже не будучи специалистом, уже говорил о том, что она уникальная девушка.

Как долго я смогу продолжать пить чай, сидя с ней за одним столом, пока она безгранично наращивает свой авторитет в качестве председателя?

— Кстати, говоря об Ононоки-тян, должен сказать, что по моему мнению она сделала довольно много ложных выводов… Она сама как-то сказала: «С тех пор, как я стала жить с Арараги Цукихи, моя неуклюжесть не знает границ».

— Хмм. Итак, дальше у нас…

— Могу я кое-что спросить? Может, это прозвучит банально, но…

— Ты об этом, да? Если ты считаешь свой вопрос банальным, значит хочешь спросить, почему слабым местом одежды, которая атаковала тебя и Ононоки-тян, была вода, верно?

Ханэкава говорила так, будто знала всё.

— Но разве это не очевидно, исходя из содержания письма Иэсуми-сан?

— Эм. Нет… Я хотел задать другой вопрос, но ничего страшного.

Похоже, определение «банального» у меня и у Ханэкавы отличалось… О том, что сказала она, я вообще не думал. Я грубо прикинул, что все странности имеют слабость к воде, ну или что-то вроде того…

— Из-за того, что эти странности были созданы доцентом Иэсуми, для которой «вода» была главным «источником питания», вода же и стала их главной слабостью? Но если так, то разве они не должны становиться сильнее, когда их обливают водой…?

Как, наверное, положить сушёные фрукты обратно в воду?

Хотя нет, когда я обнаружил её на крыше, доцент Иэсуми отказалась от воды, которую я ей предложил… Если резко выпить воды после того, как очень долго не ел и не пил, это может быть смертельно… Разве? Но как тогда правильно поступать в таком случае?

— Что, если дело не просто в синдроме переедания, а в том, что доцент Иэсуми попросту не хотела пересыщаться водой…

— Пересыщаться?

— Твои шапка и куртка просто стали неподвижными после намокания? Разве не похоже больше на то, что они получили свою норму воды и уснули на полный желудок? Как сытый ребёнок после кормления грудью.

— …

Это не было их слабостью — это было их основным источником питания.

Нежелание переедать было тем, что я могу понять… Если бы вампирша, объявившая голодовку, Дэстопия Виртуозо Суицидмастер, была бы сейчас здесь, возможно, у неё было бы что-то более глубокое и более содержательное сказать по этому поводу.

— Грудь, значит… Неужели я неожиданно стал мужчиной, которому нравится воспитывать детей? Хотя это правда, я действительно всегда считал, что мужчины должны активней проявлять себя в воспитании.

— Арараги-кун, когда ты так искренне произнёс слово «грудь», мне кажется, у тебя на уме было что-то совершенно иное.

— Так вот что ты имела в виду, когда спросила, действительно ли я чуть не умер. Та кризисная ситуация была скорее голодным ребёнком, который вцепился в меня, так что моя жизнь была вне опасности.

— Нет, я думаю, это определённо было нападение. Скорее всего, совершённое в целях самообороны… Тем не менее, будь я на твоём месте, я бы ни за что не надела обратно куртку и шапку, которые меня чуть не убили… Неужели ты настолько боишься переохлаждения? Ты настоящий параноик.

Мне нечего было ответить на её слова.

Но Unlimited Rulebook действительно очень страшная штука, особенно без ремней безопасности.

— И я думаю, что они напали на тебя удивительно систематически и организованно, в то время как твоё внимание было сосредоточено на уничтоженной кукле-отце. Это также объясняет, почему такому профессионалу, как Ононоки-тян, тоже пришлось нелегко. Не само открытие шкафа было триггером, скорее всего, одежда нацелилась на Ононоки-тян в тот момент, когда её руки были заняты открыванием шкафа. Итак, какой вопрос ты хотел задать, Арараги-кун?

Ханэкава решила спуститься до моего уровня… Наш с ней разговор начинал напоминать те времена, когда она помогала мне с учёбой.

Я чувствовал себя младенцем. Агу-агу-агу.

— Не делай вид, будто тебя это устраивает. Какой из тебя младенец?

— Это не то, чтобы вопрос, сколько сомнение, которое высказала Оги… высказал Оги-кун. Разница между мастерством изготовления кукол и мастерством рисования лиц… Из-за дисбаланса между высококлассной техникой, похожей на искусство скручивания воздушных шариков, и примитивными каракулями «хэнохэномохэдзи», Оги-кун заподозрил, что в изготовлении кукол участвовали два человека, поэтому у нас и появилась идея об «уехавшем муже».

Доцент Иэсуми была той, кто запер куклу, в то время как именно муж ударил её ножом в спину — это была моя основная версия… Хотя нет, скорее, всё-таки, второстепенная.

В отличие от выводов Оги-тян, выводы Оги-куна были более небрежными — скорее даже они направлены на то, чтобы ввергнуть собеседника в хаос. Поэтому я не удивлюсь, если они в корне неверны, но всё же у меня оставались некоторые опасения по поводу несоответствия между способностями к конструированию кукол и способностями к рисованию.

Из письма следовало, что и кукла Ииэ-тян, и кукла-отец были сделаны доцентом Иэсуми в одиночку… Можно ли просто сказать, что у доцента Иэсуми «всё хорошо с мелкой моторикой, но всё плохо с рисованием»?

— Оу, что-то настолько простое… То есть, я хотела сказать, что да, это действительно очень загадочно. Отлично, давай подумаем над этим вместе!

— Ты совсем разучилась поддерживать меня. Вспомни те времена, когда ты была таким терпеливым частным репетитором!

— Оги-тян — или, скорее, Оги-кун? Он ведь тогда не знал о существовании куклы-отца, верно? Тогда логично, что он подумал именно так. Но если бы он увидел куклу-отца, лежащую на кровати, то наверняка подумал бы нечто подобное: «Это девочка так похожа на своего отца».

— А…

Вместо того, чтобы думать о том, что у этих кукол один создатель… Можно посмотреть на это с той точки зрения, что ребёнок просто похож на своего родителя, и в таком случае лицо «хэнохэномохэдзи» было совершенно естественным… Хотя, это скорее народное поверье, что девочки похожи на своих отцов.

Я считал, что лицу «хэнохэномохэдзи» слишком не хватает как мастерства, так и любви, которые можно было ожидать от куклы, играющую роль собственного ребёнка, но, если это было всего лишь подражанием кукле-отцу — ну, в таком случае нам теперь нужно выяснить, почему лицо куклы-отца было «хэнохэномохэдзи».

В мастерстве ли дело, или в любви?

Чего же не хватало…

— …Думаю, дело в любви.

Фальшивый брак ради визы.

Это был брак не ради денег или репутации, а ради гражданства, брак, существующий лишь на бумаге — доцент Иэсуми, которая провернула его в одиночку, вероятно, даже не знала, как выглядит её муж.

В отличие от куклы Ииэ-тян, которую она хотя бы пыталась воспитывать на протяжении двух лет, кукле-отцу она даже имени не дала.

Всё, чего она хотела — это зарегистрировать семью.

— Даже если ты не умеешь рисовать красиво, ты всегда можешь попытаться нарисовать некрасиво — это что-то вроде парадокса для людей, не обладающих художественными способностями… Разве нельзя было просто попробовать нарисовать лицо идеального с её точки зрения мужчины?

— Вероятно, у неё не было никаких идеалов. Или она не хотела их иметь.

В письме говорилось, что это всё была симуляция ради того, чтобы притвориться замужней женщиной… Конечно, я ожидал чего-то большего.

Я считал, что должна быть какая-то особая причина, чтобы сотворить подобное. Эмоциональная привязанность, например, или ностальгия — но, если это на самом деле было не более, чем преступное деяние, тогда, действительно, в идеалах красоты нет никакой необходимости.

Можно даже сказать, что они бы мешали.

Хотя, даже в такой симуляции она потерпела неудачу…

— Полагаю, это значит, что ещё до того, как разлюбить свою дочь, она не смогла полюбить даже своего мужа. Если вчитываться немного глубже, можно предположить, что она использовала своих родителей, как пример для подражания… Если она считает, что сильная связь между её родителями была причиной её многолетнего заточения.

— …То есть, ради любви к кукле Ииэ-тян она решила «расстаться» с куклой-отцом? Впрочем, поскольку это кукла, с ней нельзя расстаться…

В отличие от медвежонка, который был достаточно мал, чтобы его можно было забросить на крышу… Возможно, для доцента Иэсуми, которая выросла в клетке и никогда не знала «мира за пределами своего дома», было неизбежно, что вся её территория будет ограничена квартирой 333.

Её дом превратился в притон для «плохих вещей», как когда-то в прошлом храм Китасирахэби — трёхкомнатная квартира бурлящих эмоций.

Когда она сказала, что живёт с мужем раздельно, это не было фигурой речи — это в самом деле была самая большая форма разлуки, которую она могла придумать, поскольку все её знания были основаны на крепкой связи её родителей. Она находилась в полной растерянности.

— Даже если у неё не было иного выбора, тот факт, что она смогла разрушить эти узы, находясь в клетке, определил всю дальнейшую жизнь доцента Иэсуми. Возможно, она покинула Швейцарию не для того, чтобы убежать от матери, а для того, чтобы убежать от чувства вины.

Несмотря на то, что она в конце концов получила от отца удар ножом в спину, что стало исполнением её желания, которое она хранила более пяти лет… она не хотела, чтобы её мать убила её отца, после чего бросилась в бега от правосудия.

— …А, ясно. Я должен был с самого начала спросить об этом. Я спрашивал об этом доцента Иэсуми на крыше, но не получил чёткого ответа.

Симуляция, продлившаяся всего два года, не говоря уж о двадцати —любить куклу Ииэ-тян становилось всё труднее, что привело сначала к разлуке, а затем и к полному пренебрежению. Скажем так, это была ещё одна форма плохого исхода, отличного от реальности. Однако, если между реальностью и «реконструкцией» были отличия…

— Кто же тогда зарезал куклу-отца? И что касается того, кто зарезал куклу Ииэ-тян… Это была доцент Иэсуми?

Если изготовление кукол не было совместной работой, а делом рук её одной, значит ли это, что теория Оги-куна о поножовщине была ошибочной, и преступник на самом деле был один?

Именно этот разговор с кохаем стал катализатором для всех последующих моих действий, и пусть истинность и точность этого утверждения уже не так важна, но всё же…

— Я думаю, что всё было довольно тривиально. Как ты и предполагал с самого начала, Арараги-кун, — произнесла Ханэкава. — Другими словами, кукла-отец ударила куклу Ииэ-тян в спину, а затем кукла Ииэ-тян ударила куклу-отца в лицо.

— …Разве это можно назвать «тривиальным»?

Мне казалось, что это не просто не соответствует тому, что я предполагал в самом начале, но и вовсе противоречит моим предположениям… Это же даже расходится с событиями, произошедшими в Швейцарии, не так ли?

Тогда я ещё думал, что «уехавший муж» был реальным, и что куклу Ииэ-тян зарезала не доцент Иэсуми. Да, одно время я в самом деле думал, что кукла Ииэ-тян зарезала куклу-отца, но после прочтения письма и интерпретации того, что квартира 333 была воссозданием места преступления, я предположил, что именно доцент Иэсуми ударила куклу-отца ножом в лицо.

То, что кукла-отец ожила и ударила ножом куклу Ииэ-тян… Ну, это не было чем-то невозможным. Ононоки-тян уничтожила куклу-отца, лежащую на кровати, как раз из-за опасений, что кукла начнёт двигаться — «на всякий случай».

Поэтому, не исключено, что кукла-отец могла «двигаться» задолго до этого… Можно даже предположить, что удар ножом в лицо заставил куклу «перестать двигаться».

Однако, если пойти ещё дальше… Если доцент Иэсуми ударила ножом куклу в лицо ради реконструкции событий (?), значит к тому моменту кукла Ииэ-тян уже должна была получить удар ножом в спину.

Порядок событий был перепутан.

Скручен, как воздушный шарик.

Я, вне всяких сомнений, видел своими глазами куклу Ииэ-тян, которой вонзили нож в спину — другими словами, я видел нож для фруктов. В тот момент нож находился в детской.

В то время, как доцент Иэсуми находилась на крыше университета, не шевелясь, словно будучи запертой в клетке, пытаясь совершить очень непрактичное самоубийство, она физически не могла вытащить нож для фруктов и зарезать куклу-отца в соседней комнате.

Это был трюк с дистанционным управлением?

Если бы она могла использовать странность, контролирующую ткань, это не было бы невозможно… Но я не думаю, что моя куртка, моя шапка, одежда в шкафу и, в особенности, кукла Ииэ-тян находились под контролем доцента Иэсуми.

Их атака была чрезвычайно примитивной.

Правда, как заметила Ханэкава, кукла Ииэ-тян была самой подозрительной из них, демонстрируя высокие способности к обучению… Но даже если так, это не было бы точной реконструкцией.

Хотя, если бы вы мне сказали, что в точной реконструкции не было необходимости, я бы не нашёл, что вам ответить… Это ведь с самого начала не было точной реконструкцией, хотя бы потому, что страна была другой.

— Не надо всё так усложнять. Давай на минутку предположим, что реконструкция была абсолютно достоверной. Что же, в таком случае, кажется неправильным?

— …Ну.

Я хотел ответить, что сама попытка рассуждать о том, что в данной ситуации правильно, а что нет — это уже само по себе неправильно, но, возможно, я слишком придираюсь.

— Неужели ты хочешь сказать, что неправильным было что-то, о чём говорилось в письме? Несмотря на то, что это было авторское повествование?[✱]Коёми приводит аргумент, что письмо было по сути авторским повествованием, которое в детективных романах противопоставляется диалогам персонажей. Принято считать, что в словах автора, в отличие от слов персонажей, нет обмана.

— Не веди себя, как внимательный читатель детективных романов. И не говори мне, что слова жертв всегда заслуживают доверия.

Я бы никогда такого не сказал.

Будь это слова автора или нет, содержание письма всё равно было весьма сомнительным — даже если его нельзя назвать совсем оторванным от реальности, оно, в конце концов, предназначалось в качестве прощального послания.

Небо и земля с самого начала поменялись местами.

Она даже написала, что на самом деле не верила в то, что кукла Ииэ-тян, действительно была её ребёнком, но мне кажется, что она лукавила, когда писала это.

Правда, бывают люди, которые склонны отрицать вообще всё подряд, но это не тот случай.

Наверное, были дни, когда она верила, и дни, когда она не верила… Даже у такого человека, как я, бывают хорошие и плохие дни.

Даже если тот день, когда она написала это письмо, был для неё одним из лучших за весь год, нет никаких гарантий, что те три дня, когда она держала куклу в клетке, были на том же уровне.

— Возможно, были и некоторые ошибки в переводе, возникшие при расшифровке текста, написанного сразу на четырёх языках.

— Это исключено. Мэнико не может что-либо неправильно перевести.

—Ого, ты настолько ей доверяешь. Ты должен как-нибудь познакомить меня с этой Мэнико-сан.

— Что? А, ну ладно, если представится такая возможность.

— Значит, ты пытаешься её защитить не только от Хитаги-тян, но и от меня… Ты слишком защищаешь свою новую подругу. Это чрезмерная забота.

И всё же, если реконструкция места преступления была правильной, то что же не так с содержанием письма?

Что, если кукла Ииэ-тян, сбежавшая из клетки и ударившая куклу-отца ножом, является корректной интерпретацией событий…

— Значит тем человеком, кто зарезал отца-педиатра, на самом деле была сама доцент Иэсуми, после того как сама получила нож в спину и смогла сбежать из клетки? В качестве законной самообороны…

Нет.

Вернее — это была месть.

— …Н-Но, что бы одна кукла не сделала с другой куклой, разве способен трёхлетний ребёнок, который даже собственных действий до конца не осознаёт, убить взрослого человека?

— Это было бы невозможно, даже для куклы. Но она же не была трёхлетним ребёнком, который не осознаёт своих действий, не так ли?

«Ей на тот момент был двадцать один год».

Заявила Ханэкава, и была совершенно права.

В письме она писала так, будто она оставалась ребёнком на протяжении двадцати лет, но это же невозможно… Как нога, обмотанная лентами, не перестаёт расти[✱]Судя по всему, Коёми имеет в виду практику бинтования ног в Китае. Девочкам из аристократических семей с детства бинтовали ноги и заставляли носить очень тесную обувь, в результате чего стопа во время роста серьёзно деформировалась, но такие вот были идеалы красоты., так и ребёнок не перестанет расти лишь от того, что родители растят его в тесной клетке.

Пока человек жив, он будет расти.

Прямо как я.

— Но… Ханэкава… Позволь сказать одну вещь…

Я пытался придумать контраргумент, однако, пока говорил, оказался окончательно убеждён.

С помощью слов, которым её научил отец, она заманила отца в ловушку, умоляя, чтобы он «убил её» — но что, если её конечной целью было вовсе не получить нож в спину?

Что, если быть зарезанной — это всего лишь один из этапов большого плана?

Что, если её целью было заполучить нож — это имеет смысл.

А ещё имеет смысл причина бегства её матери… Вовсе не потому, что она была преступницей, убившей мужа — единственным оставшимся вариантом является то, что она пыталась сбежать от мести.

Она увидела, как её муж был убит её дочерью и сбежала… Она окончательно отказалась от идеи воспитания дочери после двадцати лет, проведённых рядом с ней.

— На побег матери можно посмотреть и с другой стороны. Она всё ещё скрывается, чтобы скрыть преступление, совершённое дочерью… Пока она сама в бегах, как убийца, её дочь остаётся вне подозрений.

— …Значит, она всё ещё её любит?

— Дети вырастают и без любви. Как я.

Её слова прозвучали резко.

— В конце концов, было ли ей три года или двадцать, Иэсуми-сан в то время не могла быть привлечена к ответственности, — продолжила Ханэкава.

Верно. Даже если это и не была самооборона, это дело никак не могло быть рассмотрено ни по швейцарскому, ни по японскому законодательству.

Даже если она и была фальшивым учителем, незаконно получившим должность в национальном университете, за что ей могли дать не условный, а очень даже реальный срок, в том единственном случае она всё равно невиновна. В конце концов, кто останется нормальным человеком после двадцатилетнего заключения? Даже я сдался уже после получаса.

Но доцент Иэсуми не была наделена этой «нормальностью» с рождения… У неё не оставалось выбора, кроме как приобрести её самой, пусть и придётся много лгать.

Потеря нормальности — я испытывал это чувство множество раз… Но каково это — не иметь чувства нормальности с рождения?

Просидеть в клетке двадцать лет…

— …Ладно, вот последняя вещь, которая мне интересна. Загадка номер один.

— Отложить вопрос, который тебя интересует больше всего, на самый конец… Эта привычка у тебя ещё со школьных времён, Арараги-кун.

— Потому что я трус. Я боюсь услышать, каким будет ответ.

— Не потому ли это, что ты уже знаешь ответ на свой вопрос ещё до того, как задал его?

— Ты любишь… Арараги-куна? Раз ты так говоришь, у меня нет другого выбора. Нет другого выбора, кроме как задать тебе этот последний вопрос.

— Думаю, эта шутка заходит слишком далеко для нашей социальной дистанции. Я расскажу Хитаги-тян.

Уф. Как же сложно оценить социальную дистанцию.

Какая дистанция между вами с Хитаги, Ханэкава-сан?

В любом случае, теперь, когда я достаточно разогрел ситуацию этим легкомысленным обменом фразами…

— Чисто физически, возможно ли вообще держать человека взаперти, начиная с младенчества, в течении двадцати лет, не давая ему ни есть, ни пить?

Я не был специалистом по жестокому обращению с детьми, как не был и специалистом по воспитанию… Назвать себя человеком, которому нравится воспитывать детей, было слишком самонадеянно. Однако, при всём при этом, каким бы невеждой я ни был, я знал, что ребёнок — это живое существо, которое может умереть от малейшей ошибки… Слабое существо, которое может умереть, даже если вы не допустите никаких ошибок.

Могло ли такое состояние сохраняться на протяжении двадцати лет?

Того факта, что её отец был педиатром, было недостаточно для объяснения… Вернее, из письма я понял, что она пыталась уйти от этого вопроса, упоминая профессию отца.

Объяснение, что лезвие не пробило сердце только по той причине, что сердце было слишком маленьким — это почти комично… Если она действительно была в таком состоянии, разве она не умерла бы от потери крови?

Неизвестно, насколько доцент Иэсуми намеренно и ненамеренно приукрасила это письмо… Но ложью могло быть и то, что её отец был педиатром, а мать — модельером детской одежды. Казалось, эти профессии слишком идеально подходят, словно их специально прикрутили на нужное место.

— Если ты будешь настолько сильно сомневаться, то когда-нибудь вообще потеряешь способность доверять — хотя, по крайней мере в этом вопросе я согласна с тобой, Арараги-кун. Как сказала бы Ононоки-тян: «Это первый раз, когда мы с тобой в чём-то согласны».

В отличие от Ононоки-тян, в случае Ханэкавы это утверждение может оказаться правдой… У нас было много разногласий из-за непонимания социальной дистанции, поэтому я был готов, что и в этом вопросе мы не найдём согласие, но…

— Да. Я думаю, она превратилась в странность. Сама Иэсуми-сан.

Слова Ханэкавы были для меня облегчением… Хотя нет, само её заявление было вовсе не тем, из-за чего стоило бы испытывать облегчение.

Странность.

Точно так же, как странностью стала кукла Ииэ-тян.

Так же, как странностями стали кукла-отец, моя зимняя одежда и одежда доцента Иэсуми. И так же, как мы превратили в странность маленького медведя, прикрепив к нему глаз.

Если бы доцента Иэсуми сделали странностью её родители — тогда она могла бы оставаться ребёнком до двадцати лет.

Действительно.

В конце концов, я знал одну девочку, которой было шестьсот лет.

Я знал ещё одну девочку, которой был двадцать один год, и девочку, которой было больше ста лет — поэтому двадцатилетний ребёнок в моём представлении противоречий не вызывает.

Если она сама была странностью, то было бы намного страннее, если на её территории, в квартире 333, не продолжили бы формироваться другие странности — если бы они не напали на двух нарушителей, как иммунные клетки с инстинктом самосохранения, я бы воспринял это как саботаж.

Это была естественная защита.

Это объясняет, почему я, тугодум, успел вовремя — другими словами, почему доцент не умерла, хотя неделю ничего не ела и не пила на крыше университета.

Если она была странностью.

Значит она не могла вознестись на небеса.

Потому что для странностей не существует ни рая, ни ада.

— Её родители запирали её в клетке, используя в качестве куклы для переодевания — этого уже более чем достаточно, чтобы соответствовать условиям для превращения в странность. Я не знаю, сколько из её слов было ложью — но, по крайней мере, она и сама не знает этого. Когда она вышла из клетки, у неё не было возможности использовать свои способности… В конце концов, если бы она была способна свободно использовать свои способности, ей не нужно было бы совершать никаких преступлений. Именно в тот момент, когда её преступления оказались почти раскрыты, её защитные инстинкты начали выходить из-под контроля…

Однако… Лучшим примером является незаконное проникновение, которое мы с Ононоки-тян совершили несколько раз. Но разве преступление — это не обман и обход законной процедуры с целью улучшить ситуацию? Ужасно думать, что доцент Иэсуми своей кровью заплатила за возможность совершить преступление, чтобы получить то, чем должен обладать каждый человек по праву рождения.

И дело было не только в её родителях. Мир, закон, этика, правила — она была брошена всеми.

Словно все сговорились и издевались над ней.

Конечно, распределять вину равномерно между всеми было неправильно, потому что представление персональной вины, как вины коллективной, позволяет истинному виновнику избежать ответственности… Не говоря уж о том, что наверняка были и люди, которые как-то ей помогали. Помогали с реабилитацией, конечно, однако её преступная деятельность не была бы столь успешной, если бы однажды люди не проявили к ней сочувствие. И даже я, говоря все эти полные сочувствия слова, скорее всего тоже таким образом проявляю жестокость по отношению к человеку, который вложил в свой поступок столько усилий.

Неосознанно.

Если вы видите ситуацию под другим углом; если ваш собеседник не выше вас по статусу; если вы поссорились с другом и у вас плохое настроение; если вы просто голодны и оттого раздражены — вы можете внезапно обнаружить себя отстаивающим мнение, что она должна была искупить своё преступление даже несмотря на то, что ей не грозит привлечение к ответственности; или что бежать из страны на основе гипотетических предположений — это чересчур; или что она должна была надлежащим образом получить рабочую визу, даже если бы это заняло много времени.

Неосознанно.

— Верно. Неосознанно. Скорее даже… Да, всё было сделано неосознанно. Даже если она и осознавала тот факт, что она, а не её мать, является убийцей своего отца, я не думаю, что она способна признать это… Чтобы защитить своё «я», она отказалась от него — выбросила на крышу. Она научилась так хорошо лгать самой себе, что в конце концов была собой же и обманута.

Слова, сказанные Ханэкавой, звучали очень весомо.

Тяжёлые, как перья, слова от Ханэкавы к Хагоромо.

Можно сказать, что она выжила благодаря тому, что стала странностью, но она ничего не могла поделать с тем, что источником эмоций, превративших её в странность, была любовь её родителей. То, что однажды чуть её не убило, в итоге спасло ей жизнь — да так, что даже она сама не смогла убить себя.

Когда я в первый раз разговаривал с ней в лаборатории, она показалась мне солидным, порядочным, взрослым человеком, поэтому я не мог поверить, что она может жестоко обращаться со своей дочерью — вероятно, это было потому, что она чувствовала себя главной виновницей своего положения и прилагала все усилия, чтобы казаться порядочной и солидной. Ненавижу, когда говорят, что «несчастье закаляет».[✱]Дословно 不幸をバネ (Fukō o bane ni) можно перевести как «отпружинить от несчастья». То есть «стать сильнее, преодолевая жизненные трудности».

— Эта странность-ткань — ёкай вроде иттан-момэна, сиро-унэри или никудзюбана, возможно? Не исключено, что способность манипулировать тканью она унаследовала от своей матери-модельера. Говорят, что в Шотландии у каждой семьи свой уникальный тартан.[✱]Тартан — это шотландский клетчатый орнамент из горизонтальных и вертикальных полос. В русском языке обычно зовётся просто «шотландской клеткой» и ассоциируется скорее с шотландскими килтами, но применялся и в других элементах одежды. Видов тартана существует множество, но каждый из них имеет свою роль, в том числе существуют клановые тартаны, право на ношение которых имеют только представители конкретного клана. Честно говоря, когда я стала саваринэко, у меня не было ни кошмаров, ни снов вовсе, но всё равно очень хлопотно, что человек становится странностью и сам того не замечает.

— Это не хлопотно. В этом и есть единственное спасение.

Сбежав из клетки, она, скорее всего, считала, что теперь сможет начать жить, как нормальный человек, и когда она узнала, что человеком больше не является — возможно, в тот момент доцент Иэсуми и решила отказаться от такой жизни.

И я не был уверен, что смогу её остановить.

— Полагаю, мы сделали полный круг, и настало время для вмешательства специалистов… Гаэн-сан, должно быть, в состоянии по крайней мере запечатать её силы, — произнёс я.

Такой вариант выглядел наиболее предпочтительным.

Я рассчитывал, что мне удастся порвать отношения с этой дружелюбной сестрёнкой, но, похоже, мой долг перед ней продолжал увеличиваться… Поскольку расплатиться с долгами у меня не было никакой возможности, сумма процентов стала уже смехотворно огромной.

Такими темпами после окончания универа я буду должен вернуть космическую сумму денег. Я слишком поздно осознал, что меня подставили… Но раз она способна ждать целых четыре года, значит она действительно была взрослой. Несмотря на свою манеру одеваться.

Достойный взрослый, значит…

— Говоря о специалистах, Арараги-кун, тот факт, что ты с самого начала решил работать с Ононоки-тян, удивительным образом оказался лучшим вариантом — будь это «замещённый ребёнок» или «ожившая кукла», это, конечно, выходило бы за рамки компетенций Ононоки-тян, но подобная бессмертная странность как раз была её специализацией, не так ли?

Весьма свежая точка зрения.

Возможно, было бы преувеличением назвать доцента Иэсуми бессмертным монстром, но, учитывая её послужной список «не взросления» и «не умирания» на протяжении двадцати лет, её можно назвать по крайней мере «вечно молодой».

В таком случае, нам нужно разобраться со всем этим прежде, чем информация достигнет Кагэнуи-сан — эта жестокая оммёдзи правосудия, возможно, единственная, кто способна вынести доценту Иэсуми приговор за убийство отца.

Что с ней могло такого произойти в прошлом, что она так невзлюбила бессмертных странностей? Наступит ли когда-нибудь тот день, когда я узнаю об этом? Связано ли это с проклятием, наложенным на неё за создание Ононоки-тян?

— Кстати, Арараги-кун. Раз уж мы заговорили об Ононоки-тян, не собираешься ли ты мне рассказать о ней? Тебе удалось незаметно уйти от этой темы, но что было с Ононоки-тян после?

Независимо от того, поднималась ли в нашем разговоре вообще тема Ононоки-тян или нет, Ханэкава не без усилия поставила локомотив нашей беседы на рельсы в направлении куклы-трупа… В старшей школе произошло много чего, но Ханэкава и Ононоки-тян, вроде, не контактировали друг с другом.

Восхитительная староста, беспокоящаяся о девочке, которую никогда не видела.

По сравнению с ней я был ни на что не годен.

Я говорил, что у меня есть план, но на самом деле просто откладывал эту тему, поскольку мне было трудно найти нужные слова… Будучи её клиентом, я чувствовал свою ответственность за то, что ей пришлось пережить.

— Когда Ононоки-тян создала ту куклу-медведя с прикреплённым глазным яблоком… Удивительно, но похоже, что Гаэн-сан рассердилась на неё сильнее, чем я представлял. Она очень сильно её ругала. Я даже подумал, что Ононоки-тян может заплакать, пусть и не меняя выражения лица. Я сказал, что она рассердилась «сильнее, чем я представлял», но, честно говоря, я себе вообще не мог такое представить. Гаэн-сан прямо взорвалась.

— Т-Та самая Гаэн-сан!?

Ханэкава не была знакома с Ононоки-тян, но она определённо знала Гаэн-сан, поэтому была потрясена — наконец-то, мне удалось шокировать Ханэкаву.

Сюрприз.

Конечно, хотелось бы шокировать её тем, насколько я вырос — но, я понимал, что она чувствует.

Бывало, что сестрёнка сердилась на меня, или даже ругала, но она никогда прежде не срывалась.

— Хотя, она не накричала на меня, даже когда увидела у меня справочные материалы, на которых была изображена взрослая женщина, очень похожая на Гаэн-сан …

— Узнав этот факт, я и сама хочу накричать на тебя, но сейчас у меня нет на это полномочий, поэтому я просто продолжу сидеть и внимательно тебя слушать. Так что случилось с Ононоки-тян? Только не говори мне, что… От неё избавились?

Ханэкава сказала это в шутку, с лёгкой улыбкой, однако, было бы ничуть не странно, если бы всё обстояло именно таким образом — я даже могу предположить, что Гаэн-сан выпустила всю свою ярость как раз ради того, чтобы не нужно было ни от кого «избавляться».

Если бы Кагэнуи-сан узнала об этом первой, то ей, как «хозяйке», пришлось бы избавиться от своей «шикигами»… По словам Ононоки-тян, Кагэнуи-сан была ответственна за всё, что с ней связано, включая убийство.

Если бы Гаэн-сан вышла из себя только в рамках некого «перфоманса», то это, конечно, можно было бы назвать «типичной» для неё добротой… Но её манера использования доброты и гнева в качестве инструментов общения была не очень совместима со мной.

Но я уверен, что Гаэн-сан защищала не только Ононоки-тян, но и меня, поэтому на этот раз я должен быть на её стороне… Особенно если мне придётся просить её позаботиться о том, чтобы доцент Иэсуми не пострадала.

Возможно, речь идёт о десяти миллиардах иен?

Размер моего долга перед Гаэн-сан.

Ханэкава, закончившая возвращать свои долги, будто передала мне эстафетную палочку короля долгов… И я ничего не мог с этим сделать.

…После этого Ононоки-тян пришлось выслушать унизительную лекцию, но в итоге она отделалась одним испугом?

— Нет, конечно. Естественно, Гаэн-сан решила, что необходима более наглядная форма наказания, так что на данный момент она конфисковала то самое глазное яблоко.

Подумать только, что она в самом деле станет персонажем с повязкой на глазу… Это как-то чересчур наглядно, Гаэн-сан.

И это было ещё не всё.

Нежели конфискация глаза, который, несомненно, когда-нибудь будет ей возвращён, когда всё успокоится, я бы сказал, что в некотором смысле от неё всё же «избавились».

— Ей было приказано покинуть дом Арараги.

— Хмм. Хммм. Хмммм?

— Ей запретили приближаться ко мне и Синобу… Поэтому ей было велено немедленно покинуть своё нынешнее место работы. Другими словами, это конец её вольной жизни.

Я совру, если скажу, что не буду по ней скучать.

Но она пробыла здесь дольше, чем я ожидал… Если она прибыла в феврале, значит прошло уже полгода, верно?

Это был ещё один умный поступок со стороны Гаэн-сан. Наказывая, она освободила её от текущих обязанностей… Вместо того, чтобы отправить её в какой-нибудь штрафной изолятор, она, скорее всего, направит её на очередное задание. Вероятно, она не могла позволить настолько талантливой шикигами находиться рядом со мной.

Чтобы это не вызвало никаких проблем.

— Ясно… Я рада, что от неё не избавились, но мне интересно, означает ли данный запрет, что Гаэн-сан осознала всю опасность нахождения Ононоки-тян в доме Арараги, поскольку она является странностью, легко поддающейся влиянию окружения?

— Она с самого начала понимала это. Она же сестрёнка, что всё знает… Хотя из твоих слов может показаться, что мой дом — это какая-то опасная зона.

— Но дом Арараги действительно является опасной зоной. В нём полно мин, и, как председатель комитета по разминированию, я не могу оставить это без своего внимания.

Неужели ты на самом деле председатель комитета по разминированию?

Что же касается меня, то я смотрел на ситуацию с оптимизмом: это означало, что испытательный срок для меня и Синобу, наконец, закончился… Однако конечная цель главы специалистов была для меня всё ещё загадкой.

Ещё бы, у неё может быть и три, и четыре… и сто, и двести конечных целей!

— В общем, я обнял Ононоки-тян на прощание.

— Ты же не обнимал её на самом деле, да?

Не обнимал.

Я даже не успел с ней попрощаться… Возможно, она унаследовала от Осино Мэмэ манеру уходить не попрощавшись, но после объяснения ситуации кукла-труп покинула мой дом так, словно вышла в магазин за мороженым. Нет, я не хотел, чтобы она ушла более ярким образом, используя Unlimited Rulebook —я вообще не хотел, чтобы Ононоки-тян уходила, ни ярким, ни каким бы то ни было другим образом.

Но всё в порядке.

Не похоже, чтобы мы попрощались навсегда.

Лет через сто мы где-нибудь пересечёмся.

— И всё же, после освобождения от нынешних обязанностей, вдобавок к потере глаза, я уверен, что Ононоки-тян будет поручено что-то намного более сложное, чем жизнь в семье Арараги… Нечасто в наши дни можно встретить концовку, в которой несчастливы остались все.

— Очень жаль. Полагаю, разгадывание тайн не очень-то помогло отвлечься. Но я вернулась в Японию не только для того, чтобы посмотреть на тебя в депрессии, Арараги-кун.

«Ну что, могу я тебя осчастливить?» — сказала Ханэкава с хитрой улыбкой.

Как у кошки.

— Это очень жестокая шутка. Ты не можешь просто взять и окончательно запутать нашу с тобой социальную дистанцию. Не знаю, может, я слишком долго был под влиянием Ононоки-тян, но будь я миной, я бы сейчас взорвался. Может, мне стоит рассказать об этом Хитаги-тян?

— Меня шокирует, что ты воспринимаешь это как шутку. Я же специалист по оказанию помощи тебе, Арараги-кун, разве ты забыл?

— Специалист по оказанию помощи мне… Какой странный специалист. Ты мне не нянька. Но, если ты настаиваешь, то ладно. Я воспользуюсь твоим великодушием и позволю помочь мне.

— Ты не думал об этом? После того, как тебя заперли в клетке, куда могло деться летающее одеяло?

— Без понятия… Если доцент Иэсуми стала странностью, а кукла была всего лишь одним из её слуг, тогда я могу предположить, что в какой-то момент она просто станет снова обычным одеялом — с другой стороны, если кукла воссоздавала реальные события, разве она не должна быть уже в Швейцарии? Как и её мать, приехавшая в Японию, чтобы сбежать от своей матери.

— Или, возможно, она отправилась навестить Иэсуми-сан в полицейской больнице, где та спала крепким сном…

— Чтобы задушить её?

— …Чтобы накинуть ей на грудь одеяло. Как ребёнок, прижавшийся к матери.

— …Ханэкава, это…

Это была самая несостоятельная гипотеза из всех, что она сегодня выдвинула — она звучала несостоятельно не только как гипотеза, но и как просто мысль.

Почти отталкивающе.

Кому вообще может прийтись по нраву настолько надуманная концовка в стиле «долго и счастливо»? Если слова «Все родители любят своих детей» — это утверждение без любви, то слова «Родители для детей являются всем» — ничуть не лучше. Даже если у детей действительно есть инстинкт прижиматься к матери — гораздо логичней выглядела бы концовка, в которой одеяло медленно задушило бы её.

— Это невозможно. Разве мы с тобой, чья жизнь далеко не сказка на ночь, видели когда-либо настолько значительный хэппи-энд?

— Именно поэтому сейчас самое время сделать что-то подобное. Если не стремиться приблизить симуляцию к идеалу, то реальность от этого станет только хуже, понимаешь?

Наверное.

Доцент Иэсуми тщательно моделировала известную ей реальность, поэтому потерпела неудачу и в браке, и в воспитании ребёнка. До тех пор, пока ты равняешься на реальность, ты не сможешь породить ничего, кроме реальности… Таков бесконечный цикл воспроизводства.

Даже если у неё их не было, даже если она не желала их иметь, ей нужны были идеалы.

Даже если это обычное дело — стремиться к лучшему, получая худшее — вы должны всё равно стремиться к лучшему, иначе не превзойдёте его.

— Хоть ты так и говоришь, это всё равно как-то слишком…

— Нет-нет, я совершенно серьёзно. Мне бы хотелось думать, что я вношу свой вклад в такой мир. Я хочу, чтобы кукла Ииэ-тян прервала бесконечный цикл насилия, порождающего насилие. Я хочу, чтобы она могла чётко сказать «нет» этой неприемлемой реальности. Как и хотела Иэсуми-сан.

«Хоть в моём имени и заключена «помощь»[✱]Имя «Цубаса» записывается иероглифом 翼 и значит «крыло», но этим же иероглифом записывается имя «Тасуку», что значит «помогать»., я это сделать не в силах», произнесла Ханэкава.

— А теперь настало время для вопроса с несколькими вариантами ответов. Выбери правильный, Арараги-кун, — сказала она, словно вспоминая те времена, когда была моим репетитором в старшей школе. — Вариант первый. Пока Хитаги-тян нет дома, сходи со мной на тайное свидание без каких-либо последствий. Вариант второй. Сходи со мной навестить доцента Иэсуми, чтобы проверить, на месте ли одеяло. Итак, какой из этих вариантов верный?

—…А я-то думал. Знаешь, уровень сложности на троечку.

Фух, пронесло.

Выбирая из этих двух вариантов, даже я не мог ошибиться.