Онлайн чтение книги Цикл историй: Межсезонье Monogatari Series: Off Season
19 - 18

Я совершенно не представляла, как Юругасэ Амико отреагирует, узнав о моём подлом вынюхивании информации, если не остановлюсь сейчас же и расскажу обо всём до конца. Более того, неизвестно, смогу ли я вообще замолчать. Есть такое выражение: «после меня хоть поле, хоть гора», и я чувствовала, что готова пойти дальше и устроить пал травы или лесной пожар[✱]Выражение «но то нарэ, яма то нарэ» означает «мне всё равно, что случится дальше (после какого-либо события)». Его ближайший аналог — после нас хоть потоп. Затем на примере этого выражения Содати говорит, что устроит «пал травы» (нояки) или «лесной пожар» (ямакадзи).. Казалось, Юругасэ Амико с наибольшей вероятностью ещё по ходу рассказа встанет из-за стола и, нахмурившись, уйдёт, но в итоге она молча выслушала всю историю.

Отчего я даже растерялась.

Время шло, а она не говорила ни слова, и мне начало казаться, будто Юругасэ Амико упрекает меня молчанием. Своим рассказом я лишь пыталась расставить всё по своим местам, но на самом деле складывалось ощущение, что я хотела снять с себя вину и ответственность за непрекращающуюся череду пропусков Юругасэ Амико. Я угрожала Кякуфудзи Норике, чтобы избежать ответственности. И даже больше: грязными ногами попрала личное пространство бывшего главного гегемона, лишь бы убедиться в своей правоте.

«Я беспокоилась о тебе»? Как же!

Я беспокоилась о себе, как обычно.

Так что если бы Юругасэ Амико прямо сейчас обругала меня последними словами, я бы смирилась и приняла это спокойно, однако она ничего подобного не сделала.

Возможно, горький опыт с Хатамото Аякари чему-то её научил, и по этой причине она не ополчилась на меня так сразу. Между прочим, под конец того разговора на крыше, который произошёл на прошлой неделе, Юругасэ Амико тоже, можно сказать, стушевалась.

Увидев, каких результатов я добилась, расследуя, то есть шныряя туда-сюда в поисках ответов на вопросы, она, видимо, решила, что со мной шутки плохи.

Ну, в жизни часто такое бывает, когда всё вдруг переворачивается с ног на голову. Уж кому как не мне, у которой вечно всё наперекосяк, говорить об этом.

Мы так и сидели за столиком в ресторане быстрого питания… Между нами повисло неловкое молчание, отчего я занервничала. И в тот самый момент, когда в мою голову закралась мысль, мол, надо бы улизнуть домой при первой возможности, Юругасэ Амико вдруг заговорила первой: «Чё за дичь? От них ничего поновей не дождёшься!» — вяло пробормотала она себе под нос.

«От них? Это она про одноклассников, что восстали против гегемонии и привели её империю к упадку?» — подумала я, но промахнулась. Похоже, Юругасэ Амико сказала с неприязнью о дикторе, который вещал с экрана телевизора.

«Случись чё важное, да ещё такое, штоб народ взбудоражился, а они одним и тем же отмазываются — стереотипами. Дикторов чё, под копирку стругают? И не стрёмно им без характера и харизмы в телевизоре мелькать?» — её как прорвало: она без устали ругала их примерно в таких выражениях.

В отличие от оскорблений в мой адрес, это ещё куда ни шло, однако слушать неиссякаемый поток ругательств всё равно неприятно. Я даже не знаю, какую «дичь» несут дикторы, так как практически не смотрю телевизор.

Она что, решила посплетничать?

Юругасэ Амико хоть и поздновато, но пытается выпестовать со мной дружбу[✱]Примечательно, что в слове «пестовать» (хагукуму) тот же иероглиф, что и в имени Содати.? Бытует сильно предвзятое мнение, что две девушки чаще всего становятся подругами, после того как тщательно и с интересом перемоют косточки кому-то третьему (а поскольку я так или иначе постоянно оказываюсь в числе тех, о ком злословят и сплетничают, то не могу однозначно сказать, правдивое ли это суждение). Неужели Юругасэ Амико хочет претворить фантазию в жизнь?

Не хочет (хе-хе, и так понятно, что никому не нужна моя дружба. Я это знаю).

Вкратце, ей настолько сильно хотелось пожаловаться на тиражирование в обществе «стереотипов», что она уже просто не могла сдержаться. По сути, мне нет смысла вставать на сторону дикторов, но я отмечу в их защиту, что говорить рядовые вещи в целом правильно, разве нет?

По крайней мере, рядовое мнение отражает мнение большинства. Хотя я считаю, что установление справедливости решением большинства порою было жестоким… Нет, всегда было жестоким, и таким останется.

Осознав, что меня никак не расположить к себе и не заставить обсуждать дикторов (да и я всё равно привыкла возражать всему, что бы мне ни говорили собеседники. Вот почему никто не хочет со мной дружить), Юругасэ Амико пожала плечами и перестала распинаться. «Ну чё сказать, ты разнюхала всё как есть», — вернулась она к основной теме.

«Сама вляпалась, вот и изгой. Ну? Чё ты прилипла ко мне, а, новенькая? Отцепись-ка лучше».

Юругасэ Амико говорила на таком специфическом диалекте, что выделялась даже среди местных. Я совершенно не поняла, о чём она, оставалось только догадываться по выражению её лица. Похоже, Юругасэ Амико снова пытается меня оттолкнуть.

Я склонна проглотить обиду, а не отвечать с цинизмом, не упуская возможности кольнуть оппонента. Вот и отравляю сама себя ядовитыми словами, после чего чувствую полное бессилие. Мы обе пережили утрату собственного авторитета, но, в отличие от меня, она отнюдь не негодяйка, прогнившая насквозь.

Юругасэ Амико не плохой человек.

Конечно, довести одноклассника до отказа посещать школу — несомненно, поступок, достойный порицания, так что у Юругасэ Амико нет никаких оправданий. Но если те же люди, только что порицавшие травлю, начинают травить человека лишь потому, что он «плохой», и спокойно довольствуются этой причиной, значит, здесь царит полная нетерпимость к чужим порокам. Малейший промах ведёт к изгнанию.

С ней можно пожёстче, потому что она трудный ребёнок.

Это должно было стать ей уроком.

Мать честная, я правда очень благодарна ей за личный пример и помощь в осознании!

...Время охладило мой пыл справедливого негодования, у меня совсем не осталось личных обид, и даже если я злюсь, то не испытываю горьких чувств. Поэтому я понимала, что мне хочет сказать Юругасэ Амико, при том что никогда не задумывалась о тех же самых вещах.

Я по-настоящему трудный и невыносимый ребёнок и хорошо знаю, как мир относится к подобным мне. Поэтому ненавижу одного Арараги, который максимально далёк от этого мира.

Если прощу этого мужчину, то потеряю всю себя… Арараги Коёми — моё всё.

Не отнимайте его у меня!

Как во всём мире сильные могут делать что хотят со слабыми, а плохие — с теми, кто не может взять их числом, так и я могу думать про Арараги Коёми всё, что только моей душе угодно… Поймав себя на этой мысли, я заметила, что Юругасэ Амико смотрит на меня недоверчивым взглядом.

Разум охватила паника: как лучше представить ей Арараги, если она вдруг спросит о нём? Но Юругасэ Амико интересовало моё мнение по совершенно другому вопросу: как сильно педсовет будет ругать её, если учителям расскажут о раздоре в классе, и в теленовостях, если эту историю подхватят СМИ?

Я не понимала, что она хочет услышать.

Думаю, педсовет уже должен был проанализировать проблему, после того как аж два ученика перестали ходить в школу, верно? Но если при этом они ещё не выработали соответствующее решение, значит, всё, что сейчас творится в классе, происходит с их молчаливого согласия.

Ну не знаю.

В такой критический момент они решают закрыть на всё глаза?

В Наоэцу со мной случилось то же самое…

После того как всплывает проблема, СМИ подхватывают и освещают её, но чем они лучше? Даже если какой-то журналист поднимет тему школьной травли, используя нашу историю как пример, и предложит решение, как её искоренить, вряд ли у него получится воздействовать на общество. Ведь люди узнают, что прежде чем класс довёл Юругасэ Амико до отказа ходить в школу, она сама довела до той же крайности Хатамото Аякари.

Хотя не могу сказать наверняка, как они себя поведут.

Когда общество возбуждено и напряжено, народ не успокоится, пока не загонит нарушителей на виселицу. А после этого все как один превратятся в добрых и спокойных людей вроде Кякуфудзи Норики.

Которые будут говорить: «Мы не понимаем, как дошло до такого».

«Мы не хотели этого». А чего вы тогда хотели?

И тут каждый из них без колебаний начнёт перечислять те же жалобы, с которыми выступал нарушитель. Достаточно приглядеться, и сходство будет налицо. А можно и не всматриваться, так как без слов ясно, что они ничем друг от друга не отличаются.

Не важно, из-за меня ли Юругасэ Амико не посещает школу, потому что для неё лучшим выходом из этой ситуации так или иначе было пройти всё то же, что испытала на собственной шкуре Хатамото Аякари. Существовал риск, что одноклассники могут посчитать это бегством от ответственности, но чувство вины, которое они испытывали, было настолько велико, что, очевидно, перекрывало всё остальное.

«Ваще не понимаю», — начала заводиться Юругасэ Амико, словно откуда-то получив прилив сил для жарких споров. — «Ну рявкнула я на неё чутка, но не прогуливать же школу! Никак не допру, чё ей надо было, хоть убей!» — в её словах я не услышала ни капли раскаяния, впрочем, догадывалась, что она, увидев, как я слабо реагировала на предыдущие попытки завязать диалог, специально решила так меня спровоцировать (даже я это понимала, несмотря на то, что для Ойкуры Содати образ мышления других людей оставался извечной загадкой). Может, она чувствовала себя виноватой за бессовестные прогулы, и поэтому хотела, чтобы я вступила с ней в спор и обличила, но если это так, то мне, к сожалению, остаётся только заключить, что Юругасэ Амико выбрала себе не того собеседника.

Я не в силах оправдать её ожиданий, потому что я последний человек на земле, кому дано право упрекать других людей… Самое большее, на что меня хватило, это отреагировать угодливой ложью, мол, школа никогда не была тем местом, куда хочется приходить.

И это сказала ей девочка, у которой с самого рождения было выражение лица, как у старшеклассницы, и которая прямо сейчас сидела перед ней в школьной форме. Хотя по существу, толком-то и одного триместра не наберётся, если сложить всё то время, что я провела в старшей школе (с учётом периода учёбы в Наоэцу).

Что касается отказа ходить в школу, то Юругасэ Амико и Хатамото Аякари со мной в этом плане не тягаться, даже если суммировать их прогулы.

Точно выиграю даже больше чем с двойным преимуществом, в этом нет сомнений.

Я смогла перейти в третий класс (хоть и поменяла потом школу) и обрела возможность получить аттестат лишь потому, что весь преподавательский состав Наоэцу проявил ко мне чуткость и пошёл навстречу… Так что я, можно сказать, эксперт по части пропуска школьных занятий.

Хоть я всё это время и рассматривала отказ ходить в школу как серьёзную проблему, но, честно говоря, это вовсе не значит, что считаю её действительно таковой. На мой взгляд, здесь никакой проблемы нет.

Юругасэ Амико может спокойно продолжать учиться на подготовительных курсах так же, как и в обычной школе. Я, например, занималась дома самостоятельно… Правда, неизвестно, что делает Хатамото Аякари.

Часто говорят, что школа — это место, где дети не только учатся, но занимаются и много чем другим. А значит, если ты не хочешь заниматься ничем, кроме учёбы, то и нечего туда ходить.

Это, конечно, знаковое событие, что чета Хакобэ увещеваниями вроде «закончи хотя бы старшую школу» загнала меня туда, но мир так просто не изменишь. Бессмысленно пытаться понять его извращённую логику.

Юругасэ Амико выслушала напутствия ограниченного человека, то есть мои, нисколько не изменившись в лице. Но почему? Мы ведь должны сблизиться по итогу? Поскольку я узнала обо всех её жизненных перипетиях. Но дружба не задалась, а напряжение лишь возросло: ситуация хуже, чем была на крыше школы.

Наверно, это вполне логично.

Я не могла сказать ей ничего, что она хотела бы от меня услышать. Не могла ответить даже самым малым её чаяниям. Тем не менее неужели я всё равно должна сказать ей заветные слова?

Несмотря на их шаблонность, притворность, типичность.

Прекрасно зная, что они лживые…

«Это не твоя вина».