Онлайн чтение книги Монолог фармацевта Apothecary Diaries
Грибная похлебка

Глава 20: Грибная похлебка

Дул влажный ветерок. Здесь было намного прохладнее, чем в её родных краях, и она никак не могла привыкнуть к этому ощущению на своей коже. Однако солнце здесь светило не так сильно. Даже в помещении это было заметно. Она могла гулять чуть дольше, чем обычно, и это радовало её.

Она вспоминала приключения, которые произошли с ней за последние месяцы. Раньше она проводила всё время в своей резиденции, где ей поклонялись. Она уже привыкла к тому, что люди почитают её, но это могло надоесть. Она была готова отдать эту должность любому, кто захочет, но её собственное существование не давало никаких шансов на это. Дева святилища - так её называли, и так долго, что она уже не помнила своего имени. Если бы она отказалась от своего места сейчас, то даже не знала бы, как себя называть.

И вот, наконец, всё это подошло к концу. Этот томительный отрезок времени был последней отсрочкой.

Её комната была затемнена множеством занавесок. В полумраке послышался шорох ткани. Она на секунду задумалась, что это, но потом увидела девушку, выглядывающую из окна. Ее звали Джазгул. Оно означало "цветок весны". Девочку, родившуюся без голоса, принесли к ней около года назад.

Наверное, было бы невежливо спрашивать, каким путем она попала к деве святилища. Она была по-своему красива, но её длинные конечности свидетельствовали о недоедании. Она не умела ни читать, ни писать, но слышала и понимала, что ей говорят. Что касается отсутствия заслуг, то это было как раз то, что нужно деве святилища.

Дева святилища поманила к себе Джазгул, которая радостно подошла к ней. Сегодня посетителей не было. Вот уже несколько дней Дева святилища лежала в постели, не имея возможности развлекать Джазгул. Теперь она почувствовала, что должна наверстать упущенное.

Она улыбнулась Джазгул, когда та подошла к ней. Она соскользнула с кровати и принесла ей несколько предметов из одного конца комнаты. Среди них был пигмент. Дева святилища обмакнула палец в красное вещество и нанесла его на лоб Джазгуль, подчеркнув татуировку на её лице. Джазгул просто стояла и позволяла ей работать, явно довольная. Возможно, дело было в её необразованности или в том, что она не говорила, но она казалась даже моложе, чем выглядела.

Раскрасив лицо Джазгул, служительница святилища достала несколько листов бумаги из овечьей шкуры, подкрасила их и дала Джазгул перо водоплавающей птицы.

— Что за сон тебе сегодня приснился? — спросила она.

Джазгул начала неуверенно рисовать. Она не умела ни говорить, ни писать, и эти грубые рисунки были её единственным средством общения.. Когда она рисовала, то была полностью поглощена своим занятием. Но она не могла оставаться в комнате Девы святилища. Ведь скоро придет время есть.

— Возвращайся в свою комнату, — сказала Дева святилища, собрала бумагу и краски и отдала их Джазгул. Однако бумага оказалась слишком громоздкой для девушки, и она уронила её часть. Подняв её, она посмотрела на Деву, безмолвно умоляя остаться с ней, но есть вещи, которые не в силах изменить даже Дева. Она погладила Джазгул по голове, ещё более нежно, чем обычно.

— Ты не можешь остаться со мной навсегда. Я знаю, что ты можешь рисовать картины самостоятельно.

Джазгул кивнула, и дева святилища улыбнулась. Через несколько мгновений после того, как ребёнок покинул комнату, вошла служительница с загорелой кожей. Дева святилища назвала её "оракулом". Это слово означало нечто очень похожее на "дева святилища", и, как и дева святилища, оракул тоже забыла своё имя. Прошло уже почти двадцать лет с тех пор, как она сменила предыдущего оракула.

Дева святилища помнила, что последний оракул сказал ей, что слово "дева святилища" — это омофон другого слова, которое означает "дитя богов". И вполне уместно, что тот, кого называют оракулом, должен служить ребёнку богов, ведь разве не обязанность оракула - слышать голоса богов?

Со временем "дитя богов" превратилось в " деву святилища". Потому ли, что на эту должность выбирали только женщин? Или потому, что оставались только женщины? Она не знала. Но ей казалось, что это правильно и достойно того, чтобы она сама стала "девой святилища". Её обнаружил предыдущий оракул, когда она была совсем юной. Она жила во дворце Девы святилища с тех самых пор, как начала себя помнить.

Ей говорили, что она особенная. Её белые волосы, белая кожа и красные глаза. Говорили, что отсутствие цвета в её теле позволяет ей лучше слышать голоса богов. Каждое её движение воспринималось как пророчество, которое читал и толковал оракул. Все знали, что предсказания бледной девы святилища обязательно сбудутся. Даже король не осмеливался смотреть ей в глаза: она едва ли была человеком, но сидела среди теней своего дворца, возвышаясь, как бог.

Деве святилища не нужно было учиться. Сама её сущность была высшей. На протяжении веков оракулы никогда не давали девам святилищ ничего похожего на образование. Однако предыдущий оракул именно так и поступил с этой Девой святилища. Возможно, она просто была немного... другой. Она научила святую деву читать и писать, дала ей письмена.

Но всё это не меняло того факта, что дева святилища ничего не знала о мире в целом.

Она знала, что Дева святилища больше не сможет занимать свой пост, как только у неё начнётся менструация, но чего она не знала, так это того, что произойдёт с ней после того, как её сместят с поста. Ей исполнилось десять, потом пятнадцать лет, но она всё ещё была не в силах представить, какая судьба может её ожидать. 

У разных людей менструация наступает в разное время, и она слышала, что в прошлом были девы святилища, к которым она так и не пришла. Поэтому она не стала задаваться вопросом об отсутствии менструации, а просто продолжала оставаться святой девой. Однако она не могла не заметить, что в её теле есть и другие особенности. Во-первых, она не развивалась так, как женщины. Её грудь не росла, хотя руки и ноги становились всё длиннее. Даже такой защищённый человек, как она, знала о различиях между мужчинами и женщинами. Когда она обратилась к оракулу, ей ответили: "Ты особенная". Однако после этого она обнаружила, что ей дают новую и незнакомую пищу. Её грудь начала раздуваться, но кровь всё не приходила.

Проходили месяцы и годы, а она всё не знала, не понимала. Слава о ней как о деве святилища росла, и число тех, кто обращался к ней за предсказаниями, увеличивалось. Ей сказали, что во время гадания она может делать всё, что пожелает, но не должна говорить. Оракул будет говорить всё от её имени.

Оракул, который говорил ей всё это, делал всё это для неё, наконец, встретил свой конец, когда деве святилища исполнилось двадцать лет. Просто пришло её время, но, никогда не видя, как умирают люди, дева святилища не понимала этого до конца. На смену старому больному оракулу пришла новая — её внучка. Перед смертью старый оракул рассказала святой деве, почему у неё так и не началась менструация, почему её тело не ведёт себя как женское.

По её словам, дева родилась в маленькой деревне, редком месте с пышной зеленью среди иссушенных земель Шаоха. Она была основана как убежище, где девы святилищ, оставившие свой пост, могли уйти на покой, и в жилах многих жителей деревни текла кровь многих поколений дев святилищ. Некоторые из этих дев, должно быть, тоже были бледными. Именно там родилась нынешняя Дева святилища — мужчина.

Когда оракул открыл правду, это показалось нелепым. Как плохая шутка. Но оракул продолжала говорить своим иссохшим, надтреснутым голосом. Она сказала, что король в то время был плохим королем. Шаох процветал как торговый перекресток, но у него были возмутительные идеи по поводу войны с другими землями. Советники пытались отговорить его от них, но он был молод, упрям и не слушал.

Дева святилища была другой опорой, той, кто мог остановить короля. Но в то время деве святилища не хватало силы воли, а в её возрасте ей, похоже, всё равно скоро предстояло уйти на покой. Если бы появилась новая Дева святилища, она могла бы противостоять королю. Особенно если она будет самой священной - бледной девой.

Поэтому оракул использовал Деву святилища, чтобы пресечь идеи глупого короля на корню. Она сделала Деву святилища не мужчиной. Его кастрировали одновременно с козлятами.

Став женщиной, дева святилища была представлена королю. Похоже, она заплакала от непривычной обстановки, мало что необычного в хриплом младенце, но оракул использовала этот момент, чтобы объявить царя негодным.

Откровения, казалось, перечеркнули всю жизнь девы святилища. В одно мгновение двадцать лет её службы превратились в ложь. Она всегда считала себя особенной, но теперь поняла, что была всего лишь пешкой, которую использовали, чтобы сместить короля. Она хотела бы приструнить умирающего оракула, выплеснуть свою ярость и стыд. Однако дева святилища была настолько ограждена от мира, что даже не знала, какие слова можно подобрать в такой момент. Да и какая от них польза? Даже те скромные знания, которыми она обладала, оракул дал ей в попытке успокоить собственную совесть.

После смерти предыдущего оракула Дева святилища под предлогом "выздоровления" отправилась жить в деревню, где родилась. Ныне покойный оракул был по-своему великолепен. Она использовала свою марионетку, Деву святилища, по максимуму и стабилизировала политику страны. Её внучка, ныне сама оракул, была почти такой же способной, как и бабушка, но ей не хватало опыта. Пожалуй, было бы справедливо сказать, что они бежали, пока она не обрела необходимую проницательность.

Существовало негласное понимание, что с приходом нового оракула сменится и дева святилища. Несколько девушек с прекрасным происхождением были отправлены к Деве святилища, чтобы стать ученицами, и она обучала их, как это делал оракул для неё. Возможно, она просто пыталась искупить вину за то, что обманула их, но, по крайней мере, это расширило их будущие перспективы.

Она знала, что могла бы в любой момент передать место девы святилища кому-нибудь из них, но не могла не держаться за этот пост. В конце концов, она была создана для того, чтобы стать девой святилища. У неё даже не было своего имени.

Айлин относилась к ней дружелюбно, но многие молодые женщины видели в ней лишь препятствие. Среди её врагов была и Айла - она выглядела как близнец Айлин, но эти две женщины вряд ли могли быть более разными. Примерно в то время, когда Дева святилища поняла, что не может вечно притворяться больной, из её деревни пришёл гонец. Родился ребёнок. Его принесли к ней завернутым в белые пелёнки, кожа была достаточно бледной, чтобы разглядеть под ней кровеносные сосуды.

— Почтенная дева святилища, — произнёс знакомый голос, выведя её из задумчивости. Перед ней стоял оракул. Должно быть, дева святилища полностью погрузилась в свои воспоминания.

— Ты уверена в этом? — спросила оракул.

Перед святой девой стояла миска с рисовой кашей. Ах, да. Она как раз собиралась поесть.

— Если я буду медлить, это вызовет подозрения, — грубо ответила дева святилища.

Оракул ничего не ответила, но выражение её лица потемнело. Как она могла сделать такое лицо, когда всё знала? Она сжала кулаки и уставилась в землю, не желая встречаться с девой святилища взглядом.

— Я буду есть одна. А ты иди подожди в другом месте.

Дева улыбнулась. Она должна была улыбнуться.

— Я знаю, что могу доверить тебе всё, что будет потом.

Она уже собиралась поднести ложку к губам, как вдруг заметила шум на улице. Нахмурившись, они с оракулом посмотрели друг на друга, а затем дверь распахнулась.

— <Прошу меня извинить!> — крикнула миниатюрная женщина на языке ли. Довольно необычная просьба для человека, ворвавшегося в комнату высокопоставленного лица. Впрочем, Дева святилища её знала — это была одна из помощниц врача, та самая, что осматривала её раньше. Но сегодня её здесь не должно было быть.

— Как ты смеешь быть такой грубой! — сказала оракул, пытаясь преградить ей путь, но девушка обогнула её и направилась к Деве святилища. Что случилось со стражниками?!

— Невежлива не я. Это. Моя работа!

Она говорила на шаохском языке с запинкой. Воспользовавшись изумлением девы, она выхватила у неё ложку. Она сунула её себе в рот и проглотила. И Дева святилища, и оракул побледнели, но придворная дама лишь улыбнулась, закрыв глаза в блаженстве. Всё ещё ухмыляясь, она посмотрела на служительницу святилища.

— Очень вкусно. Грибная похлебка.

Она выглядела прямо-таки торжествующей.