Онлайн чтение книги Жена - превыше всего The Wife is First
Глава 7 - Возвращение в родительский дом

[1] По традиции, невеста должна вернуться домой в сопровождении жениха на третий день после свадьбы и поприветствовать своих родителей

– Янь-Цзи отдает дань уважения Ванфэй. Ванфэй, прошу, примите этот чай, – вежливо произнесла наложница четвертого ранга Лю [2]. Она поклонилась Му Ханьчжану и протянула ему маленькую чашку, которую ей передала служанка. Её голова была опущена, прекрасное лицо не выражало особых эмоций.

[2] «Янь» – имя наложницы, «Цзи» – её ранг, «Лю» - фамилия. В Древнем Китае женщины после замужества сохраняли фамилию девичьей семьи, но дети – неважно, кем они были рождены, женой, наложницей или служанкой, – получали фамилию отца.

Му Ханьчжан сделал глоток чая и наградил её ниткой жемчуга из Южно-Китайского моря; когда женщина приняла подарок, он позволил ей подняться.

– Эта слуга кланяется Ванфэй, поздравляет Ванфэй с браком и желает Вам большого счастья, – лёгким и весёлым тоном прощебетала Ши Ци [3], которая очевидно пыталась выслужиться. Из-за своего низкого ранга она не могла назвать себя по имени, ей дозволялось обращаться к себе лишь как «эта слуга». Однако она с самого начала была дочерью служанки, так что слова «эта слуга» текли из её уст без малейшей запинки.

[3] Ши Ци = Служанка-наложница, Пятый ранг.

– Можешь подняться, – Му Ханьчжан поставил в сторону чашку с чаем и наградил наложницу Ли парой золотых заколок для волос. Разумеется, в его «приданом» не было никаких женских аксессуаров, и никто из резиденции Великого Маркиза Севера не собирался утруждать себя покупкой подобных вещей для него. Всё это тайно передала ему его мать за день до свадьбы, опасаясь, что обиженные наложницы будут доставлять неприятности её сыну.

Мэн Си охватило разочарование, когда она увидела, как Ванфэй в спокойной манере раздавал награды; ей не удалось насладиться «спектаклем», на который она рассчитывала. «Видимо, не зря люди говорят, что незаконнорождённый сын стоит больше, чем дочь официальной жены…» – подумала она. Когда дочь официальной жены выходила замуж, она могла получить в приданное лишь серебро да драгоценности, но когда замуж выдавали бастардов, те могли претендовать на свою долю семейной собственности.

Му Ханьчжан посмотрел на женщин и неторопливо промолвил:

– Я мужчина. В будущем вам следует соблюдать надлежащий этикет в поступках и словах. Что касается утренних и вечерних визитов, вам нужно только прийти и принести приветствия, во всех остальных случаях не стоит искать меня, – его чистый и ровный голос было очень приятно слушать, речь была наполнена достоинством, с которым трудно было тягаться.

Обе женщины поспешно поднялись, с лица наложницы Ли сползло беззаботное выражение.

– Если у вас нет никаких дел ко мне, можете возвращаться, – безразлично сказал Му Ханьчжан.

Наложница Лю Янь переглянулась с наложницей Ли. Та тайком закатила глаза и с улыбкой произнесла:

– Благодарю Ванфэй за заботу, но Фужень до сих пор не пришла, так что эти слуги подождут её за дверью, чтобы потом вместе вернуться в Западный двор, – как же они могли уйти, не досмотрев представление до конца?

Под полуопущенными ресницами Му Ханьчжана вспыхнул холодный свет, ему уже немного надоели эти маленькие уловки. Когда он уже собирался выпроводить их из комнаты, за дверью послышался женский смех:

– Цзе [4] никогда не видела Ваше Высочество таким…

[4] «Цзе» - так наложницы / жены обращаются к себе в присутствии мужа в знак подчинения

Голоса приближались, и вскоре они увидели входящего Цзин Шао. На его лице была слабая, чуть насмешливая улыбка, но стоило ему только увидеть присутствующих в комнате людей, как его выражение тут же похолодело. 　

Он встретил Сун Линсинь по пути сюда, так что не было ничего особенного в том, чтобы проделать остаток пути вместе, но, похоже, она намеревалась использовать его в качестве оправдания своему опозданию. Наложницы уже поприветствовали Ванфэй, но она подошла только сейчас, кого она планировала одурачить? Радостное и счастливое настроение, в котором он пребывал после разговора с братом, тут же исчезло.

Му Ханьчжан сразу же заметил изменение в выражении лица Цзин Шао. В глубине души он подумал, что эта Фужень, похоже, пользуется благосклонностью, и обиженно поджал губы.

– Ох, младшие сёстры уже здесь! – воскликнула в притворном удивлении Сун Линсинь, одетая в яркое розовое платье. Она поспешно подошла к Му Хань Чжану, чтобы выразить уважение. – Мы провожали второго принца и его супругу, так что я припозднилась, надеюсь, братец не будет винить меня.

Братец…

Брат по-китайски - «Гэ-гэ» и иногда используется для обращения к парням, вроде того, как «оппа» используется в корейском языке.

Когда Му Ханьчжан услышал это обращение, он ощутил, как запульсировали вены на его лбу. Фужень имела право называть Ванфэй «сестрой», а так как он был мужчиной, его следовало звать «братом» – вроде бы всё логично, но почему же это прозвучало так неловко?

– Отныне обращайся к нему «Ванфэй», тебе нельзя называть его братом, – открыл рот Цзин Шао, не дав упомянутому человеку вставить слово.

– Ваше Высочество?.. – Сун Фужень обиженно посмотрела на Цзин Шао. Называть этого человека «братом» было её привилегией, и своим приказом Его Высочество унизил её перед Ванфэй.

Цзин Шао не обратил никакого внимания на её жалобный взгляд. В его ушах слово «братец» прозвучало так, словно женщина обращалась к возлюбленному [5]. Это почему-то разозлило его. Не произнеся более ни слова и полностью проигнорировав реакцию присутствующих, он пересёк комнату, присел на диван и, откинувшись на спинку, взял книгу, которую Му Ханьчжан успел прочитать только наполовину.

[5] Сун Линсинь назвала Цзюнь Цина «Гэ-гэ», в Китае девушки подобным образом могут обращаться к старшему брату или к своему парню; корейский аналог – «оппа».

Сун Линсинь увидела безразличие Цзин Шао и могла лишь покорно опуститься на колени, чтобы исполнить приветствие и предложить чай. Му Ханьчжан подарил ей пару зелёных нефритовых браслетов; качество и стиль были превосходны. Когда Сун Фужень увидела их, она была поражена до глубины души. Этот человек ведь был незаконнорожденным сыном Великого Маркиза Севера, разве в слухах не говорилось, что ему были совершенно не рады в доме Маркиза?

Му Ханьчжану было абсолютно все равно, что за мысли бродили в головах этих женщин, дав им несколько предупреждений, он позволил им вернуться в Западное крыло. Хоть эти наложницы были весьма красивы, они были женщинами его мужа. При этой мысли он почувствовал себя крайне неуютно. Какими бы прекрасными ни были эти женщины, он не мог ими восхищаться.

В комнате воцарилась долгожданная тишина. Му Ханьчжану показалась, что короткая встреча с этими женщинами была гораздо более утомительной, чем целый день, проведённый за чтением литературы. Осознав, что его книга была похищена Цзин Шао, он попросил Лан Сюань принести ему другой экземпляр.

– Молодой господин, «Священные Писания Нефритовых Вод» находятся в большом шкафу в кладовой, сейчас уже стемнело, и отыскать их будет нелегко, – смущённо сказала Лан Сюань.

Когда строили резиденцию, кабинета для Ванфэй не предусмотрели. Однако у Му Ханьчжана было при себе много книг, и всё, что ему оставалось – разместить те, которые он часто читает, в спальне, а все остальные убрать в кладовую.

Му Ханьчжан вздохнул, махнул рукой и сказал:

– Ладно, просто достань любую книгу из маленького сундука.

Лань Сюань действительно не знала, как ответить; казалось, что бы она ни сказала, это будет похоже на жалобу в адрес Его Высочества.

Цзин Шао поднял голову. Видя хмурый взгляд своего супруга, он почувствовал боль в сердце:

– Не нужно ничего искать, я взял эту книгу просто так, – после этих слов он протянул книгу Му Ханьчжану. Тот собирался просто забрать её, но неожиданно оказался притянут на мягкий диван к Цзин Шао.

Му Ханьчжан, совершенно не ожидавший, что приземлится на Цзин Шао, тут же покраснел. Затем он попытался вырваться:

– Ваше Высочество!

Цзин Шао с улыбкой обнял его за талию, не планируя выпускать из объятий:

– Давай вместе почитаем.

Увидев эту сцену, Чжи Си захихикала и, забрав с собой девочек-служанок, быстро вышла. Лицо Му Ханьчжана теперь было полностью пунцовым, но человек позади него, казалось, ни в малейшей степени не осознавал этого, и даже положил подбородок ему на плечо:

– Твоё тело всё ещё болит?

Му Ханьчжан неловко дёрнул плечом, ощутив небольшую щекотку:

– Мне уже гораздо лучше.

– Не принимай близко к сердцу этих наложниц. Наложница Ли была назначена мне, когда я был ещё совсем юн, а наложницу Лю подарил мне в прошлом году старший Императорский принц. Я никогда к ней не прикасался, – Цзин Шао обнял человека в своих руках и немного откинулся назад, чтобы Му Ханьчжан мог перенести свой вес на его тело, тем самым уменьшая нагрузку на талию и нижнюю часть спины.

Раньше ему казалось, что нет ничего предосудительного в том, чтобы иметь трёх жён и четырёх наложниц, но теперь, перед лицом Цзюнь Цина, чьи тёмные глаза, казалось, видели его насквозь, Цзин Шао почувствовал острое желание объясниться.

Му Ханьчжан повернулся, чтобы посмотреть на него. Может быть, этот человек помогал ему понять реальное положение каждой из женщин в доме, чтобы ему было легче контролировать их? Хотя у него не было ни малейшего интереса в управлении кучкой женщин, эта информация помогла бы ему выжить в этом змеином гнезде. Он задумался на мгновение, затем неторопливо произнёс:

– Сегодня приходила жена второго принца, и Чэнь был небрежен. Но к счастью, Фужень достаточно сметлива, и супруге Вашего брата был оказан должный приём.

– Ха-ха, я тоже забыл про сестрицу Сяо и вспомнил о ней только за ужином, – Цзин Шао подумал о сегодняшнем задушевном разговоре с братом, и на его лице снова расцвела улыбка.

Похоже, Сун Фужень действовала не по приказу, а по собственному почину; теперь Му Ханьчжан всё понял.

Цзин Шао посмотрел на человека в своих объятиях и, видя, что тот погрузился в глубокие раздумья, он, наконец, осознал, что его Цзюнь Цин только что похвалил Сун Линсинь. Улыбка тут же испарилась; да что такого хорошего было в этой женщине, раз Цзюнь Цин похвалил её проницательность?!

– Сун Линсинь, хах… Её отец – помощник военного министра. Когда я отправился на войну, я переживал, что он будет чинить препятствия, так что позволил его дочери переступить порог моего поместья [6].

[6] «Переступить порог» = войти в чью-то семью посредством брака.

Каждое последующее слово звучало холоднее предыдущего. В прошлой жизни его предали все. Сун Ан, который в ту пору достиг высокого ранга военного министра, просто отвернулся от него, отказываясь произнести даже одно-два слова в его защиту и опровергнуть обвинения. В конечном итоге он даже воспользовался какими-то трюками, чтобы изменить записи о браке его дочери, и эта женщина просто сбежала из поместья Принца Чэна, когда запахло жареным. Даже кошки и собаки готовы защищать своего хозяина ценой собственной жизни, но эта женщина, как будто она была всего лишь невинной жертвой, фактически «разоблачила» своего собственного мужа и отправила его в тюрьму. И собственноручно принесла доказательства его преступлений Отцу-Императору, чтобы обелить себя.

Му Ханьчжан молча слушал Цзин Шао и неожиданно для себя обнаружил, что тот, похоже, не жалует Сун Фужень. Эти красивые глаза были наполнены одиночеством, хотя их обладатель, вероятно, и сам об этом не догадывался. Му Ханьчжан невольно протянул руку, словно желая коснуться его лица, но сам не знал, что собирался сделать.

Цзин Шао был удивлён внезапным порывом человека в его руках, но не смел пошевелиться. Он наблюдал, за осторожным, как у кошки, движением, и затаил дыхание, боясь, что спугнёт это наваждение. Мужчина просто прикоснулся кончиками пальцев к его щеке и больше не двигался. Цзин Шао не удержался и слегка наклонил голову, чтобы поцеловать мягкую ладонь.

– Хм… – Му Ханьчжан тут же пришёл в себя и, словно ошпарившись, быстро отдёрнул руку и спрыгнул с дивана. – Завтра нам надо будет навестить моих родителей, так что… лучше лечь спать пораньше.

Сказав это притворно-спокойным голосом, он повернулся спиной к Цзин Шао и направился в спальню.

Цзин Шао, посмеиваясь, проводил взглядом сбегающего супруга, а затем встал и последовал за ним.

– Ваше Высочество, у меня в самом деле не было никаких скрытых намерений… – искренне убеждала своего мужа супруга Сяо, сидя в карете, возвращающейся в поместье второго принца.

Цзин Чэнь взглянул на нее и сказал глубоким голосом:

– Иметь свои методы – это хорошо, не вмешиваться в чужие дела – тоже хорошо, но запомни вот что: Цзин Шао – мой младший брат. Я никому не позволю причинить ему вред, – «даже Отцу-Императору!» – последнюю часть он не произнёс вслух, но супруга Сяо могла догадаться об этом по его тону, и тут же послушно кивнула, но в глубине души она не могла не волноваться. Вы относитесь к нему как к младшему брату, но этот человек вовсе не обязательно испытывает к Вам благодарность.

Цзин Чэнь подумал о том, что сказал его брат в кабинете, и не смог сдержать счастливой улыбки. Его маленький Шао-эр наконец-то вырос.

На третье утро после свадьбы супруги должны были навестить родителей Му Ханьчжана. Принц Чэн и его принц-консорт встали рано, чтобы успеть привести себя в порядок.

– Ваше Высочество… – сидя в повозке, Му Ханьчжан открыл было рот, но затем поджал губы и проглотил слова, которые хотел сказать.

– Да? – Цзин Шао повернулся к нему. Заметив колеблющийся вид супруга, он протянул руку и крепко сжал его ладонь. – Цзюнь Цин, ты помнишь, что я сказал тебе вчера?

Му Ханьчжан поднял голову и посмотрел в тёмные, наполненные нежностью глаза Цзин Шао, и неожиданно почувствовал, как на сердце стало легче:

– Ваше Высочество, если мой отец упомянет вопрос добычи соли в Цзян Нань... Вам не нужно отвечать ему.

Добыча соли? Цзин Шао тут же вспомнил, что в прошлой жизни Великий Маркиз Севера действительно хотел воспользоваться его помощью, чтобы прибрать к рукам маршрут поставки соли. Этот товар с древних времён находился под контролем местных властей. А точнее, контроль находился в руках нескольких высокопоставленных провинциальных чиновников. В Цзян Нань располагались соляные шахты, а Цзин Шао был в хороших отношениях с генералом Цзян Наня, поэтому было немало тех, кто искал расположения Принца Чэна, рассчитывая на то, что он поможет им наладить торговлю солью. Вот только… В тот год, когда ему зачитали список обвинений, вопрос с солью тоже оказался среди его «преступлений».