Онлайн чтение книги Мой возлюбленный угнетатель My Beloved Oppressor
1 - 112

Она слышала этот голос бессчётное количество раз, но он снова показался ей незнакомым. Хайнер открывался ей каждый раз с новой стороны.

С каждым днём они узнавали друг друга немного лучше. Несмотря на то, что они провели вместе два года как возлюбленные и почти четыре года как муж и жена, они будто знакомились заново.

— Это Аннет.

[—- Ты ещё не спишь?]

— Я думала о тебе.

[— Это шутка?]

— Нет, на этот раз я не шучу.

Он помолчал. Аннет хотела бы увидеть в этот момент выражение его лица. На мгновение она задумалась, что сказать.

На самом деле Хайнер, наверняка, уже знал об опубликованной про него статье. Он мог догадываться, почему она позвонила ему в это время. А потому…

[— Мне жаль.]

Аннет остановилась от внезапного извинения.

— Почему ты извиняешься? — спросила она мягким тоном.

[— Я не сказал тебе, что был ранен.]

— Да, я узнала сегодня утром. Прочла в газете.

[— Твой голос нежен, но тон сбивает с толку...]

Хайнер звучал немного подавленно, на что Аннет слабо рассмеялась.

— На самом деле, я была немного расстроена. Мне показалось, что я постоянно узнаю о тебе только в газетах. Например, когда тебя подстрелили в Хантингеме. И ещё ты ни разу не ответил на мои письма.

[— Аннет, знаешь, в Хантингеме…в то время я не собирался тебя больше видеть. Я решил отпустить тебя и не думал, что следует сообщать о моём ранении…]

— Тогда почему ты не отвечал на письма?

[— …потому что я ни в чём не был уверен.]

— Но ты мог бы написать мне, как себя чувствуешь и в безопасности ли.

[— Аннет, если ты злишься, то имеешь на это полное право. Ещё страшнее, когда ты так говоришь.]

— Я не злюсь.

[— Ложь.]

— Нет, правда.

В трубке послышался тихий вздох. Он казался искренне обеспокоенным.

— Ну да, я немного разозлилась, когда прочла газету, но сейчас я не сержусь. Правда.

[— Нет, Аннет, ты вправе злиться.]

— Ты ведёшь себя как тот, который просто хочет, чтобы я злилась.

[— Я думаю, что это к лучшему…]

— Хайнер, мы достаточно отдалились друг от друга, и ты не обязан мне всё рассказывать. Тебе не о чем сожалеть.

Её слова звучали на первый взгляд холодно, даже если она и не хотела, чтобы он сожалел.

— Если хочешь рассказать мне, полагаю, я могла бы выслушать. — заключила Аннет как ни в чём не бывало.

[— Я не сказал, потому что не видел в этом особого смысла. Аннет, я просто…]

Последние его слова стали немного невнятным. Его колебания, казалось, передавались по телефонной линии. Несколько секунд спустя Хайнер, наконец, заговорил.

Он объяснил ей всё, начиная с рассказа о своём текущем состоянии до неуверенных прогнозов на будущее, включая тот факт, что, если его слух ещё более ухудшится, он может вовсе потерять его навсегда.

Руки Аннет слегка дрожали, пока она слушала. Она нежно прикусила губы. Прочитав статью, она поняла, что у него проблемы со слухом, но не ожидала, что всё настолько плохо.

До последней встречи они разговаривали без особого труда. Он сосредоточился на чтении по её губам и время от времени задавал ей вопросы, но не до такой степени, чтобы это казалось слишком уж странным.

— Ты скрывал это от меня…

Её голос слегка задрожал. Аннет откашлялась и продолжила говорить.

— Потому что ты думал, что я брошу тебя, если узнаю?

[—… напротив.]

— Напротив?

[— Я боялся, что ты останешься из-за этого.]

Аннет задохнулась от неожиданного ответа.

[— Как я уже сказал, я не могу заверить тебя в своём будущем состоянии. Даже если сейчас со мной всё в порядке, и я могу справляться с повседневной жизнью, что, если моё состояние ухудшится? Что, если ты из-за этого останешься со мной…]

Тон его голоса постепенно поднимался и опускался, будто дрожал. Хайнер чуть не заплакал.

[— Аннет, я могу отпустить тебя от себя, но не могу помешать тебе вернуться. Как и в госпитале Портсмана. Это предел моего терпения.]

— …

[— Я не способен отказать тебе, ты знаешь.]

Его голос звучал несколько горько.

Аннет вдруг вспомнила об их свадьбе. Много ночей она ходила в его спальню с глупыми надеждами, и он ни разу не отверг её.

[— Я больше не хочу делать тебя несчастной.]

Его слова звучали так, как будто он сам был несчастен.

Аннет тупо смотрела вперёд и медленно опустила голову. В тёмном доме горел только один жёлтый ночник, осветивший женщину у телефона.

Звук волн, разбивающихся о скалы вдалеке, доносился ветром через открытое окно. Какое-то время они оба молчали. Тишина пролегла между ними, как сухой песчаный пляж.

Через некоторое время Аннет приоткрыла рот.

— …Ты сказал, что не сможешь приехать на мою презентацию, верно?

Презентация её пьесы была назначена на 27 февраля. Однако, Хайнеру пришлось сообщить, что он не сможет присутствовать из-за совпадения между презентацией и графиком международной встречи.

Хайнер был ужасно опечален и извинялся, но Аннет искренне не возражала. В любом случае, это была маленькая, малоизвестная презентация-концерт. Она лишь придавала значение тому, что впервые официально представит своё музыкальное произведение.

[— Да. Но я заказал для тебя букет цветов….]

— Не обязательно. Вместо этого, если у тебя будет время в марте… Не мог бы ты заехать ко мне в Санта-Молли?

Хайнер не сразу ответил, словно пытался угадать её намерения. Через несколько секунд она услышала сдавленный голос, скрывающий его беспокойство.

[— Я приеду.]

Только тогда Аннет издала лёгкий вздох, и напряжение, наконец, рассеялось.

— Очень хорошо. Значит, увидимся в марте.

[— Ты собираешься повесить трубку?]

— Нам стоит остановиться. Уже позднее время.

[— Ещё нет и полуночи.]

— Нормальные люди ложатся спать до полуночи.

[— Я никогда не ложился.]

Кажется, у них уже был подобный разговор, когда он указал на её привычку играть с едой.

— Удивительно, что ты при этом рано встаёшь. Но я не так сильна, как ты. Я устала.

[— …Ты устала?]

— Я устала.

[— Тогда ничего не поделаешь. Спокойной ночи, Аннет.] — печально произнёс Хайнер.

Его голос, переданный через трубку, звучал особенно отчётливо в мрачной тишине. Аннет ответила с лёгкой улыбкой.

— …И тебе спокойной ночи.

***

Время пролетело быстро, приблизился конец февраля, пока Аннет сосредоточилась на совершенствовании своей песни для дебюта.

Всю зиму Аннет жила музыкой. Настолько, что Райан, обеспокоенный тем, жива ли она там вообще, навестил её, дабы просто проверить.

Когда мысли терзали разум или ей становилось душно во время работы, Аннет выходила к скале и смотрела на море, ощущая дуновения морского ветра. Ей нравилось, как волны разбиваются о скалы. Глядя на это, она чувствовала, будто что-то застывшее внутри неё тает. Какими бы бурными ни были волны, ей это нравилось.

Закат каждый раз окрашивал скалы Сансет-Клифф золотистым сиянием, а затем исчезал за горизонтом. И так день за днём.

27 февраля Аннет представила фортепианный этюд на музыкальном вечере «Bauer Composition Presentation». Её произведение не имело названия.

Аннет написала этюд до минор для арпеджио правой руки. Партитура на первый взгляд казалась простой, но в ней было немало сложных технических моментов.

Общее настроение произведения было мрачным. Однако, этюд закончился Пикардийской терцией (Tierce de Picardie) в мажоре, оставившей странное чувство надежды и меланхолии.

Музыкальный вечер презентаций был небольшим концертом новых композиторов, однако, первое произведение Аннет стало горячей темой отчасти из-за откровенного и сдержанного интереса к имени Аннет Розенберг, отчасти из-за шума вокруг самого произведения.

Её пьеса, состоящая в основном из арпеджио, получила высокую оценку как хорошее произведение для практики легато. Многие критики отметили, что, несмотря на то, что это этюд, тональность была красивой, и они хотели бы услышать, как она играет его в более медленном темпе в лирическом исполнении.

Аннет не давала названий своим пьесам, но нумеровала их числами. В народе же её творение получило прозвище «Этюд для ковки» или «Зимние волны».

Кроме того, недавно Феликс Кафка, пианист и музыкальный критик, дал краткую оценку её творчеству, назвав работы Аннет «эстетикой чувственного пианиста».

После презентации композиции Аннет получила большой букет роз с поздравительной открыткой. Цветы были такими же красными и яркими, как в розарии в резиденции Розенберг.

…Время текло, как ручей. Солнце задерживалось на скале всё дольше и дольше. В марте последний зимний ветер пересёк сезонную границу.