Онлайн чтение книги Мой возлюбленный угнетатель My Beloved Oppressor
1 - 89

Раненых привезли в госпиталь неотложной помощи в Портсмане, что недалеко от Хантингема.

Главнокомандующему провели операцию по извлечению пули. Огнестрельное ранение оказалось довольно глубоким, задеты некоторые органы, но, к счастью, обошлось без повреждений позвоночника или отказа органов. Всё благодаря быстрой реакции и профессионализму военных врачей.

Известие о ранении Главнокомандующего впервые было полностью засекречено. Информацию об этом не передавали официально, а вблизи Портсмана не оказалось репортёров или сил противника.

Снайпер, стрелявший в Главнокомандующего, был убит на месте, а подробности ужасного инцидента, произошедшего внутри Хантингемской церкви, широко освещались во всех новостных источниках. Выжившие охотно рассказали о том, что произошло, а корреспонденты распространили услышанное.

Зверства французской армии, приказавшей заживо сжечь военнопленных, вызвали международное осуждение. Тот факт, что в деле были замешаны гражданские и даже маленькие дети, вызвал большой гнев общественности в Падании.

Враждебность паданцев по отношению к французам резко возросла. Настолько, что повсюду зазвучали заявления с требованием наказать причастных вражеских солдат в соответствии с законами Падании.

Имя Аннет стояло в центре этого инцидента. История о медсестре, которая до последней минуты спасала раненых в охваченной пламенем церкви и едва не погибла, звучала у всех на устах.

Многие говорили об Аннет Розенберг. Военнопленные, выжившие благодаря Аннет, работавшие с ней медсёстры, солдаты, которых она лечила на фронте и в тылу…

«— Она без колебаний вошла, чтобы помочь тем, кто остался внутри, несмотря на то, что здание рушилось. С самого начала и до конца её приоритетом было спасти детям и пострадавшим жизнь».

«— Прошлой зимой во время боя Аннет одна прорвалась на линию огня под градом пуль с медикаментами в сумке, и это спасло множество жизней. Она всегда работала тихо и делала всё, что могла, принимаясь за любую работу, что ей давали».

«— Она оказалась преданной медсестрой. Вот такое впечатление у меня от неё. Я до сих пор помню, как она кормила и утешала меня. Она всегда говорила: «Всё будет хорошо, всё хорошо».

Какие бы удивительные вещи Аннет ни совершила, её прошлое оставалось неизменным. Люди признали её достоинства и подвиги, но высказали разные мнения:

«— Я бы не стал этого делать».

«— Я признаю её самоотверженность и мужество, но это ведь не значит, что прошлого никогда не было? У каждого есть шанс. Каждому… должна быть дана возможность стать лучше».

Весь мир гудел. Посреди всего этого шума Аннет тихо лежала с закрытыми глазами, не приходя в сознание, как человек, желающий миновать всё это.

Хайнер смотрел на её бледное лицо и слушал доктора, который следовал за ним.

— Сама операция прошла хорошо, но… её извлекли несколько поздно.

— …

— Ей будет трудно, как прежде, пользоваться левой рукой. Мне искренне жаль, сэр.

Серые глаза Хайнера медленно переместились в сторону. Её перебинтованная левая рука казалась омертвевшей.

— Насколько серьёзно состояние… её руки? — спросил Хайнер после паузы.

— Если реабилитация пойдёт хорошо, серьёзной инвалидности не будет. Но, ей будет трудно придать силу пальцам, что сделает невозможным ношение тяжёлых предметов или выполнение деликатных задач, где требуется упор на руку. Это касается даже письма и вышивания. Конечно, если она правша, то это благословение, что травма не пришлась на правую руку.

— …

— Я слышал, что она играла на фортепиано. Вероятно, она уже не сможет играть так, как раньше.

— Даже через какое-то время?

— Последствия травмы останутся на всю жизнь.

Хайнер молча уставился на Аннет. Он казался максимально безразличным, но, в то же время, его взгляд пробирал доктора до дрожи. Доктор, внимательно наблюдавший за ним, решился сказать.

— Сэр, я понимаю ваши опасения, но вы в сейчас тоже пациент.

— …

— К огнестрельному ранению нельзя относиться легкомысленно. Не двигайтесь больше и вернитесь в палату.

— …

***

Хайнер листал газеты, сидя на своей больничной койке. Прикроватный столик был завален свежими выпусками газет и журналов. Обычно он не обращал внимания на прессу, но на этот раз всё было иначе.

На этот раз репортёры уделили много внимания интервью с выжившими. Хайнер прочитал все эти интервью, чтобы узнать больше об Аннет.

[Леони: Должно быть, это было очень страшно...

[М: Я думал, что умру. Думал, что мне уже не выбраться. Я кричал им, что мы не имеем к войне никакого отношения, мы гражданские, но солдаты вообще не слушали. Медсестра просила их отпустить ребёнка, но они проигнорировали просьбу.]

[Леони: Говоря о медсестре, вы имеете в виду Аннет Розенберг?]

[М: Да. Да, всё верно. Честно говоря, я тогда не знал, что медсестра с нами была бывшей женой Главнокомандующего. Было темно, и я был не в своем уме, чтобы разглядывать лица… Мы все узнали про неё после того, как враги опознали её личность.]

[Леони: В последнее время о ней много говорят...]

[М: Она удивительный человек. Из того, что я видел, я просто не могу представить её высокомерной, эгоистичной женщиной, о которой мы читали в газетах.]

[Леони: Не могли бы вы уточнить?]

Взгляд Хайнера снова скользнул по этим строчкам. Он по несколько раз читал одни и те же слова, сказанные выжившим мужчиной об Аннет.

Аннет, которую он видел глазами других, была той женщиной, которую он знал, и, одновременно, той, кого никогда не знал. Это было очень странное чувство.

Он думал, что знает о ней всё. Хайнер был убеждён, что он — единственный человек в мире, который хорошо её знает. Но, с тех пор, как Аннет решила покончить с собой, его мысли были запутаны, а уверенность и вовсе угасла. В какой-то момент ему показалось, что он совсем её не узнаёт.

[М: Кажется, нам не дано знать, как устроен наш мир. Люди создают ситуации или ситуации создают людей?]

Теперь всё было размыто.

[Леони: Ну, это сложный вопрос.]

[М: Во всяком случае, она спасла очень многих из нас. Она создала ситуацию, в которой выживших оказалось больше. И она сама пострадала из-за этого.]

[Леони: Кстати о травме, я слышал, мисс Розенберг серьёзно повредила левую руку?]

[М: Не знаю, я сам только услышал эту новость. Это очень прискорбно. Её игра была невероятно красивой…]

[Леони: Вы слышали, как играет мисс Розенберг?]

[М: Да, будучи пленниками в церкви. Там был рояль, и она играла на нём для ребёнка. Это было очень, очень красивое выступление. Я забыл обо всём и настолько погрузился в музыку… Она как будто даровала нам исцеление. Она так успокаивала.]

Взгляд Хайнера задержался на этой части. Он опустил газету, ещё несколько раз прочитав эти строки. Он чувствовал комок глубоко в горле.

Аннет играла на рояле в церкви. Она вернула себе одну из тех вещей, что он когда-то забрал у неё. Спустя долгое время, преодолев, наконец, всю боль и страдания, она снова коснулась клавиш посреди ужасных развалин.

Этот факт отозвался в сердце Хайнера тяжестью, но, в то же время, и болезненной радостью. Он закрыл глаза и склонил голову.

Огни, освещавшие затемнённую больничную палату, несколько раз вспыхнули и потускнели. Рука, державшая газету, слегка дрожала. Он долго не мог поднять голову.

***

Война продолжалась в условиях острой враждебности. Операция по возвращению Хантингема находилась на завершающей стадии.  Главнокомандующий, несмотря на ранение, слушал все донесения по телефону и участвовал в обсуждении крупных операций.

К наступлению лета появилась надежда вернуть мир на разрушенные земли. Мирное небо, заработанное кровью и потом.

Войска, передислоцированные из Центральной группы армий Франции, неуклонно продвигались на юг. Огромная тень войны нависла над полем битвы в Чешире.

В то же время силы поддержки, которые Главнокомандующему удалось заставить присоединиться, направлялись к Чеширскому полю.

Кроме того, пока Франция передислоцировала войска, Падания восстановила все военные объекты и построила сильную оборонительную линию.

18 мая речь Главнокомандующего, наряду с новыми обсуждениями международных договоров, разнеслась по стране через газеты и радио. В это непростое время слова Лидера Падании облетели всех жителей и союзников:

[Мы помним момент, когда ждали справедливости для наших мирных граждан. Однако, наше светлое будущее было растоптано ужасами войны. Франция и другие лидеры Союза угрожают миру, выступая против нашей законной и истинной воли.

Мы надеемся достичь мирного соглашения. И мы надеемся, что Франция проявит мужество подписать Бишский мирный договор, прекратит массовые убийства мирных граждан и освободит военнопленных.

Мы будем защищать справедливость и не поддадимся угрозе вторжения. Мы чтим наших сыновей и дочерей, откликнувшихся на зов родной страны. Мы никогда не забудем их благородных жертв и никогда не очерним достоинство нашей Падании. Мы обязательно победим.]