Онлайн чтение книги Мой возлюбленный угнетатель My Beloved Oppressor
1 - 7

— Я не голодна.

Аннет запротестовала, но Хайнер просто молча убрал бумаги с бокового столика.

— Я не хочу есть.

— Ты пытаешься уморить себя голодом?

— Неважно, умру я с голоду или нет.

— Если собираешься умереть, сделай это изящнее.

Хайнер отвернулся от чистого столика и холодно посмотрел на неё.

— Ты же «принцесса Розенберг».

В этот момент выражение лица Аннет стало жестким. Она смотрела на него с закрытым ртом и полуопущенной головой. С этим её обиженным взглядом Хайнер чувствовал себя отвратительно каждый раз, как позволял себе саркастические выпады.

«Принцесса Розенберг». Так люди называли Аннет в прошлом. Она была предметом желания каждого юноши в столице. Единственная дочь дворянина Розенберга, обладающая красивой внешностью, добрым сердцем и музыкальным талантом.

Никто не мог относиться к ней неуважительно. Аннет была девушкой, что показывала истинное благородство, даже просто проходя мимо. Называть её прошлым прозвищем сейчас было не чем иным, как насмешкой.

В то время, как они были окружены неловкой тишиной, вошёл слуга с едой. Хайнер поставил поднос на стол и потребовал:

— Ешь.

— Пожалуйста, оставь. Я поем позже.

— Собираешься оставить блюдо нетронутым?

— Если и так, что ты с этим сделаешь? — резко спросила Аннет. Глаза Хайнера слегка расширились.

— Это не похоже на тебя…

— А что? Как много ты знаешь обо мне?

Аннет усмехнулась, сказав это. Это было совсем не похоже на неё. С тех пор, как она познакомилась с Хайнером, она никогда не говорила с таким сарказмом. Даже когда злилась, она была честна.

Аннет была женщиной, которая вела себя тихо и податливо, даже когда узнала о его предательстве и потребовала развода. Но теперь она казалась довольно чувствительной.

— Может, это из-за твоих таблеток?

Возможно, среди лекарств действительно были наркотики?

— По крайней мере, я знаю о тебе больше, чем ты обо мне. — ответил Хайнер, напрягая раздражённые нервы.

— Конечно, знаешь. Потому как только зная меня, ты смог бы завоевать мое сердце.

Эти слова вызвали у Хайнера желание задать ей вопрос.

 — Но, Хайнер…

«Я всё ещё в твоем сердце?» - подумал он.

— Теперь не так, как было тогда.

«Ты ещё любишь меня»

— Всё изменилось.

Почему он хотел спросить её о чувствах?

— Я больше не «принцесса Розенберг», я больше не твоя возлюбленная, и я больше не та юная леди, что не обращала внимания на происходящее вокруг. Я, которую ты знал, и та, кого ты знаешь сейчас, – совершенно разные люди.

— …Не понимаю.

— Тогда тебе стоит понять сейчас.

Хайнер смотрел на неё сверху вниз с каменным лицом. Он действительно не понимал. Безусловно, Аннет была права. Она больше не была прежней. Её высокое происхождение теперь было тоньше листа бумаги, а вся любовь, которую она получала с рождения, исчезла. Она даже не могла играть на фортепиано, которое так любила. Она была ничем. Но почему…

Хайнер тихонько шевельнул губами. В который раз он задавал себе эти вопросы. Почему она была так красива и благородна? Почему он до сих пор должен чувствовать свою неполноценность и страдать, находясь в её обществе? Он действительно не понимал.

— Поешь, пожалуйста. Иначе я насильно накормлю тебя.

Хайнер сел в кресло напротив и заговорил слегка приглушённым тоном. С близкого расстояния черты её лица казались ему ещё тоньше.

— Быстро.

По настоянию Хайнера Аннет неохотно опустила ложку в свой суп. Она ела так тихо и медленно, что не было слышно даже звона посуды.

Хайнер наблюдал за ней со слегка взволнованным выражением лица. Ему не нужно было контролировать эмоции потому, что Аннет не обращала на него никакого внимания.

Маленькое бледное лицо. Светлые волосы и голубые глаза, длинные ресницы, отбрасывающие тень под глазами, и безупречный нос, символ красоты в Падании. Она была такой же, как и много лет назад. Разве что более взрослой.

Хайнер вспомнил момент, когда впервые увидел Аннет. Эта девочка показалась ему похожей на живую куклу. Маленькие белые ручки, которые двигались взад и вперед по клавишам.

Внешний вид её был настолько добродетельным, что он задумался, правда ли, что они родились под одним небом и дышат одним и тем же воздухом. Каким низким и грязным по сравнению с ней он себя чувствовал тогда.

Хайнер изо всех сил пытался развеять это воспоминание. Он посмотрел на вышивку на столе тяжелыми, запавшими глазами. Нити путались тут и там.

Аннет, медленно помешивая суп, вдруг заговорила.

— Я хотела бы сходить куда-нибудь одна ненадолго. Не слишком далеко.

— Одна? Куда?

— Я ещё не решила…

— Думаешь, я бы стал это слушать? Куда именно ты идёшь?

— Я подумаю об этом.

Ложка, вращавшаяся в супе, остановилась.

— И когда я начала спрашивать твоё разрешение на каждый шаг?

Её опущенные глаза не смотрели на него. Она тихо бормотала про себя.

— Я знаю, о чём ты думаешь.

После этих слов она больше ничего не сказала. Хайнер тоже замолчал. Между ними снова повисла тишина.

Зачерпнув ещё ложку супа, она, наконец, опустошила миску на треть и отложила в сторону.

— Я не могу это есть.

— Уверен, люди, голодающие по несколько дней, питаются лучше.

— Как я могу пропустить это, когда ты так внимательно следишь за мной? От этого у меня заболеет живот.

С низким вздохом Хайнер встал. Пока он шёл к двери, его шаги на мгновение остановились. Он слегка повернул голову и сказал, как бы предупреждая.

— …Если я ещё раз услышу, что ты отказываешься есть, я сочту это расстройством пищевого поведения и отправлю тебя в больницу.

Ответа не последовало. Аннет смотрела на свой суп с совершенно изможденным лицом. Хайнер сжал кулаки и грубо толкнул дверь.

****

Длинные ноги пересекли коридор. Войдя в свою комнату, Хайнер поставил аптечку на стол, снял трубку телефона и набрал номер, в ожидании, что на другом конце линии примут вызов.

[Да, это Арнольд Беркелл]

— Это Хайнер Вальдемар. Извините, что звоню вам вечером, доктор Арнольд, могу я поговорить с вами минутку?

[О, сэр, всё в порядке. Могу я чем-нибудь помочь?]

— У меня есть один препарат, название которого я хотел бы узнать. Это лекарство, которое вы прописали моей жене. Таблетки маленькие, круглые, белые, а посередине буквы S, Z и цифра 5.

[S, Z… А, это Синазель]

— Это успокоительное?

[Да. Я обычно прописываю снотворное. И это для госпожи.]

— …Хорошо, спасибо. Тогда увидимся в следующий раз.

[Да, ваше превосходительство, спокойного вечера].

Положив трубку, Хайнер опёрся руками на стол и на мгновение затаил дыхание. В темной комнате повисла гробовая тишина. В его мрачном кабинете аптечка казалась такой белой, что глазам стало больно. Этот предмет так хорошо подходил своей хозяйке.  Хайнер схватил аптечку со стола и швырнул её в мусорное ведро.

— Даже не смешно.

Он мрачно отвернулся и пошёл к шкафу, снял серое пальто, повесил его на вешалку и расстегнул рубашку.

Собирательство и хранение таблеток было поведенческими признаками того, что человек задумывается о смерти. Однако Хайнер никогда не думал, что Аннет всерьёз станет помышлять о самоубийстве. Наверно, для неё это была бы просто привычка ради психологического комфорта.

Аннет была робкой и слабой женщиной. У неё не хватило бы мужества умереть. Вот почему она так трепетала перед общественным мнением в газетах или сидя перед роялем.

Она ничего не знала о муштре, побоях, пытках, голоде или ощущении чужой крови на руках. Она страдала из-за такой ничтожной вещи, как людские пересуды и враждебность.

Хайнер провозился, расстёгивая пуговицы, но ему было всё равно. Он посмотрел в зеркало в полный рост перед собой с бесчувственным выражением лица. В стекле отражался мрачный человек с темно-серыми глазами.

«— Чем больше я смотрю, тем больше думаю, что у тебя очень красивые глаза.

— Мои глаза? Впервые такое слышу.

— Правда? Не может быть, ты так красив. Из всех твоих черт мне больше всего нравятся глаза.

— А другие места не так хороши?

— Не может быть! Как бы я завела отношения с мужчиной, будь он некрасив?

— Боже, ты бы мне понравилась, даже если не была бы красавицей.

— Значит ли это, что я всё равно красивая?

— Ты самая красивая в мире.

Взгляд, наполненный любовью, смягчился. Его глаза заглянули в голубые глаза Аннет. Издалека подул весенний ветерок и её ослепительно золотистые волосы взметнулись в свете солнца. Последовал звонкий смех, журчащий, как ручей и нежный, как лепестки на ветру.»

Там, где сгорела иллюзия, остался только серый пепел. Хайнер надолго закрыл глаза, а потом неспешно открыл их. Это снова была реальность.

— Я рад, что ты несчастна. – пробормотал он себе под нос. – Ты должна отчаяться так же, как отчаивался я. Ты должна потерять столько же, сколько я потерял. Поскольку ты была рядом в мои минуты страданий, я должен быть рядом в твои. Насколько моя жизнь была длинной и мрачной, такой же должна быть и твоя.

Хайнер снял рубашку. Только шорох одежды в тишине наполнял комнату. Зеркало, наполовину погружённое в темноту, отражало его широкие плечи и грудь, туго стянутые мускулами.

Верхняя часть его груди была исписана крупными буквами неряшливым почерком. Переплетение красных отметин, выжженных на его теле, было отголоском прошлого падшего человека. Клеймо составляло суть его жизни в аду: «Я НАЁМНИК ПАДАНИИ».