Онлайн чтение книги Мой возлюбленный угнетатель My Beloved Oppressor
1 - 35

Особняк семьи Розенберг был великолепен, словно сделан из всех красивых и редких вещей в мире, слитых воедино.

От парадной лестницы у входа до колонн здания — всё было идеально. Даже Хайнер, которого было сложно удивить чем-либо, остановился, ошеломлённый увиденной роскошью.

По обеим сторонам огромной высокой мраморной лестницы возвышались статуи львов. На квадратных колоннах, поддерживающих статуи, была выгравирована надпись на древнем языке, но он не мог разобрать, что там написано.

Стоя перед особняком, Хайнер почувствовал себя маленьким муравьём.

В столовой стоял длинный, богато украшенный стол. Маркиз сидел во главе стола, по обе стороны расположились его помощники и офицеры. Чуть дальше были выделены места для курсантов.

Еда была абсолютно непривычной. Шеф-повар лично объяснил тонкости каждого блюда, но Хайнер плохо его понимал из-за причудливых слов. Он время от времени отвечал на вопросы, и продолжал есть.

В какой-то момент Хайнер поднял голову и увидел огромную фреску на потолке. Даже для него, совершенно незнакомого с искусством, это была впечатляюще торжественная фреска, нарисованная невероятно тонко.

Поскольку потолок был настолько высок, что невозможно было охватить его одним взглядом, хорошо разглядеть получилось только часть.

Когда маркиз Дитрих заметил, что юноша смотрит в потолок, он внезапно заговорил.

— Это фреска двухсотлетней давности.

Взгляды всех, включая Хайнера, упали на маркиза Дитриха. Маркиз усмехнулся, словно наслаждаясь вниманием.

— Я вызвал лучших художников-монументалистов, и они уже давно её ремонтируют.

— …Простите. Я просто никогда раньше не видел такой удивительной фрески.

— Да нет, простолюдины не могут не быть шокированы, даже менее влиятельные аристократы изумляются, увидев её. Здесь изображён монах Густав и святая Марианна, Август Праведный… изображено большинство известных религиозных деятелей.

Маркиз Дитрих не был романтичным человеком, однако, эта фреска была одной из его величайших гордостей, а также произведением искусства, которое стоило внимания.

Как только маркиз закончил рассказ, со всех сторон стола послышались комплименты.

— Когда я впервые увидел это, я не мог сдержать восторга. Это чудесное произведение искусства, сколько бы раз я его ни видел.

— Этот особняк, наверное, единственное место, кроме королевского дворца, где можно насладиться такой фреской.

Хайнер слушал эти речи и долго смотрел на фреску. Солнечный свет лился сквозь разноцветный витраж на потолке.

Его взгляд на долгое время остановился на святой, молящейся, сложив руки вместе. Лицо, ярко сияющее на свету, излучало святость и красоту.

Хайнер никогда не верил в Бога. Он никогда не думал о своих поступках как о грехах, и никогда не каялся в них.

Но, почему-то, в этот момент ему показалось, что святая, как живая, на этой фреске просит у Бога прощения за грехи всех собравшихся здесь людей. Это было довольно странное чувство. Хайнер как будто мог понять, почему люди верят в Бога.

***

После ужина курсанты вслед за маркизом отправились в розарий особняка. Поговаривали, что розарий в резиденции Розенберг был так же известен своей красотой, как и сады в королевском дворце.

Хайнер молча оглядел сад. Розы были в самом цвету в конце весны. Аромат цветов доносился со всех сторон. Он на мгновение закрыл глаза, так как сильный запах, казалось, ударил в его голову.

«Я устал».

Ему было жаль Итана, который вместо него должен был попасть сюда. На самом деле Хайнер не очень-то хотел присоединиться к корпусу спец. операций. Этот званый ужин ничем не заинтересовал его.

Хайнер никогда ничего не желал. Он не оправдал своих ожиданий и быстрее научился сдаваться, чем надеяться. Немногие вещи в его жизни были достаточно важными, чтобы желать их так сильно.

— Эм, маркиз.

Помощник поспешно подошёл к маркизу и что-то сказал ему. Маркиз кивнул, коснувшись подбородка. Курсанты резко остановились и стали ждать дальнейших указаний. Как человек, запоздало осознавший их существование, маркиз в задумчивости открыл рот.

— У меня возникли кое-какие дела, и я должен идти. Было приятно увидеть всех вас.

Маркиз Дитрих, говоривший несколько неискренним тоном, отвернулся. Даже внезапность ситуации не помешала курсантам отсалютовать маркизу, как это было в их привычке, что въелась в разум.

Вместо ушедшего маркиза его заместитель Ларсен объяснил юношам.

— Поезд отправится в шесть часов. А пока вы можете свободно осмотреть сад. Если хотите увидеть библиотеку, залы и т.д., просто спросите у дворецкого, и он проведёт вас. Пожалуйста, поблагодарите маркиза за приглашение в его особняк.

— Ура!

Многие курсанты собрались в группы для обсуждения. Хайнер коротко ответил старшим, подошедшим к нему, а затем в одиночестве ушёл вглубь сада.

Он намеревался отдохнуть в уголке сада. Его тело, ещё не оправившееся после травм, ныло от сильной усталости.

Хайнер бродил вокруг в поисках места, где можно было бы спокойно отдохнуть. Чем дальше он заходил, тем отдаленнее становились голоса. Вскоре он обнаружил скамейку среди виноградных лоз. Место, расположенное в тени деревьев, было пустым и мирным.

Хайнер долго лежал на скамейке. Пятнистая тень упала на его лицо, пока он лежал, глядя в небо. Юноша прищурился и посмотрел ввысь.

Высокие, большие ветки деревьев смыкались над его головой. Листья качались от потоков воздуха. Хайнер закрыл глаза, чувствуя себя не так уж плохо. Он устал, но не мог заснуть. Лёжа в тишине, он, казалось, ещё острее чувствовал окружающее пространство.

В этот момент откуда-то ветром донеслась фортепианная мелодия. Он открыл глаза.

— Это…?

Звук был очень тихим, но Хайнер ясно его узнал. Это была знакомая мелодия. Он знал её напев, хотя и не представлял, чья это музыка и как называется сама песня.

Во время пребывания в приюте у Хайнера была небольшая музыкальная шкатулка. Она была подарком одной аристократки, что как-то добровольно пришла в сиротский дом.

И эта музыка сразу очаровала маленького мальчика. Мелодия из шкатулки была похожа на колыбельную, которую ему никто никогда не пел. Каждый день Хайнер прятался глубоко на заднем дворе приюта и слушал эти звуки.

Когда его без всякой причины избивали, и всё его тело болело от синяков, когда он сильно простудился и лежал с лихорадкой, когда желудок его сводило от голода, когда он был одинок и забыт всеми... Музыкальная шкатулка была первой драгоценной вещью, которую приобрел юный Хайнер. Он интуитивно чувствовал, что больше никогда в жизни не получит ничего столь же драгоценного.

Менее чем через несколько дней другой мальчик из приюта украл его шкатулку. На вид она выглядела довольно дорого, поэтому воришка решил, что сможет заработать денег, продав её.

Хайнер подрался с мальчиком, чтобы вернуть музыкальную шкатулку. Мальчик был старше его на пять лет и значительно крупнее, но он отчаянно хотел вернуть свой подарок и победил.

Однако, во время драки шкатулка сломалась, разлетевшись на куски. Удар был такой сильный, что повредилась не только сама шкатулка, но и многие её детали.

В наказание за устроенную драку Хайнер был жестоко выпорот директором и три дня не получал еды. Он пытался починить сломанную шкатулку, но безуспешно. Ручка её только крутилась на месте, не издавая звуков.

Мальчик месяц хранил сломанную музыкальную шкатулку. Затем, за день до визита посетителей, кто-то принял её за мусор и выбросил во время уборки…

...Листья зашуршали на ветру. Фрагменты старых воспоминаний скрипели и собирались в его голове. Хайнер медленно поднялся со скамьи. Ноги вели его, как одержимые, вслед за звучащей мелодией.

Это музыка, что играла в музыкальной шкатулке. Она была бесполезна для выживания. Хайнер ничего не знал о музыке и не хотел узнавать, но он не мог остановиться.

Звуки постепенно становились чище, как будто он мог удержать их в руках. В конце концов, Хайнер подошёл к зданию в уединенном месте.

Это было полностью белое здание, чистое настолько, что боязно тронуть. Звуки фортепиано лились из открытого окна на первом этаже.

Хайнер тихим шагом подошёл к окну. Занавески на окне были наполовину задёрнуты. Игра продолжалась.

Он медленно высунул голову. Между занавесками мелькнуло платье, что было белее стен. Хайнер на мгновение моргнул. Вскоре его зрение прояснилось.

— Ах.

По поверхности всех предметов на солнце играли блики.

Большое фортепиано, бело-черные клавиши, крошечные руки, белое платье, заплетённые в косу светлые волосы, опущенные ресницы, возвышенный образ, сравнимый со святым ликом…

Хайнер застыл, как статуя, заглянув внутрь комнаты. Он не мог пошевелиться, как будто у него перехватило дыхание. Он испытал чувство куда более сильное, чем то, что испытал, увидев святую Марианну на фреске.

Мягкая, красивая мелодия, нежная, как облако, ласкала его слух. Чрезмерный восторг напоминал оборотную сторону страха. Хайнер невольно попятился.

---Треск---

Его нога наступила на ветку и раздавила её пополам. Хайнер тихо вдохнул. В то же время игра прекратилась.

Девушка в белом платье повернула голову к окну. Хайнер быстро нырнул в укрытие. Стул осторожно отодвинули, и он услышал стук маленьких туфель, приближающихся к нему.

Хайнер сбежал оттуда.