Онлайн чтение книги Мой возлюбленный угнетатель My Beloved Oppressor
1 - 83

— Центральная группа армий остановила наступление? Передислокация войск? — подозрительно спросил Хайнер.

Офицер твёрдо и решительно дал ему ответ.

— Да, сэр, только что получено срочное сообщение!

— Подождите, ещё войска…

Хайнер встал и подошёл к столу, на котором была разложена огромная карта. Его взгляд переместился с Центрального фронта на Северный фронт, потом с Северного фронта на Южный.

— Южный… Южный фронт…? Поле боя в Чешире?

Он что пробормотал, затем повторил это снова, как бы убеждая себя.

— …битва в Чешире…

Главнокомандующий Франции был амбициозным человеком, что хотел захватить Чешир, плодотворную житницу Юга. Для него не будет преувеличением сказать, что Южный фронт в Чешире был одной из главных целей вторжения на материковую Паданию.

Однако, в настоящее время военная ситуация на юге смещалась в пользу Падании. Незадолго до оккупации Хантингема на территории Центрального фронта, войска Южного фронта заметно укрепили свои позиции и дали суровый отпор вторженцам.

Лидер Франции, возможно, в спешке, мог вывести часть своих войск из состава Центральной группы, которая вела наступление относительно быстро, и переправить их на Юг.

— Как глупо. И какое счастье для нас.

В случае передислокации войск с Центра вражеская армия должна была бы на время остановить наступление. Тогда силы Падании смогли бы успеть выстроить линию обороны, а затем прорвать позиции врага и вернуть город.

Главнокомандующий также получил известие о том, что процессия эвакуированных из Хантингема благополучно скрылась прошлой ночью. Как ему доложили, Аннет ушла с этой группой. Всё шло довольно хорошо.

Хайнер слегка приподнял губы в ухмылке, но, по какой-то причине, улыбка не давалась ему. Он на мгновение коснулся губ кончиками пальцев. Он как будто забыл, как улыбаться.

Хайнер даже не помнил, когда в последний раз на его лице играла искренняя улыбка. Нет, ему нужно было вернуться назад, в прошлое, чтобы понять, когда он сам по себе научился улыбаться.

«Ты мне нравишься», — когда-то давно призналась ему Аннет.

С каких пор…

«Вы бы хотели официально встречаться со мной, мистер Вальдемар?», — её голос звучал настойчиво.

Хайнер сознательно остановил поток собственных мыслей. Он закрывал и открывал дрожащие веки. Он убрал руку от губ и поднял голову.

— Созовите всех на собрание, сейчас же. — отдал он строгий приказ.

***

—…На этом моя миссия завершилась. Мои бывшие товарищи были доставлены в комнату для допросов и подвергнуты пыткам. Их очень долго пытали. А вы знали, что наши военные славятся своими пыточными навыками? Ха-ха... А ещё они хороши в фальсификации фактов. Меня внедрили под вымышленным именем для прохождения подготовки на разведчика в военном учреждении, которым руководил ваш отец.

— …

— В итоге, среди всех коллег, Хайнер был единственным, кто так ничего и не выдал. По словам следователей, они решили, что он повёлся на какую-то псевдорелигию. Для них это выглядело так, будто выдержи он эту пытку, и ему бы выписали билет в рай... Ну что за бред.

Эллиот немного помолчал, припоминая то, что ещё хотел сказать.

— В Сазерлейне мы проходили теоретическое обучение, нас пичкали наркотиками, заставляли сражаться друг против друга, за провинности сажали в одиночное заключение. Проще говоря, там применяли все методы, необходимые для подготовки настоящего «бойца невидимого фронта». Хайнер стал лучшим в своём курсе и выпустился, как примерный солдат. Ваш отец был очень доволен им, даже повысил в звании. — продолжил капитан. — Так или иначе, в тот период, когда группа находилась в заключении, разразилась война между Францией и Ратлендом, и во время хаоса некоторым из выживших удалось спастись. На самом деле, я думал, что они все погибли ещё до того, как достигли границы. С их израненными телами почти невозможно было прорваться через пограничную зону.

Эллиот затянулся и продолжил рассказ. Аннет слушала его молча.

— Хайнер так возненавидел маркиза Дитриха и королевскую семью, что помог Революционной армии установить нынешнее правительство. Сближение с вами также было частью его плана… Но, знаете,  позже я проверил, и оказалось, что Хайнер стал единственным выжившим и вернувшимся на родину. Чудо, да? Как ему удалось вернуться с его измученным телом? Не знаю, может, он правда получил «билет в рай», ха-ха.

Прошло восемь лет с того дня, как Аннет впервые встретила этого мужчину в розовом саду. Только теперь, спустя много времени, Аннет подбирала осколки воспоминаний о тех юношеских днях.

И среди всех этих осколков, её вдруг посетило осознание. Сухие клочки воспоминаний, короткие фразы, что она слышала от него, не могли отразить и малой толики всей его жизни.

Аннет прикрыла рот своей бледной рукой. Горячее дыхание отпечаталось на её ладони. Всё её тело беспомощно дрожало.

«Да, я единственный, кто вернулся живым», — так коротко ответил он ей в розарии.

Аннет не могла знать, сколько эмоций и сколько боли скрывалось в этих простых словах, сказанных будничным тоном.

«Все мои коллеги погибли при выполнении операции…»

Что он чувствовал, когда говорил это? Только теперь Аннет смогла понять, как боль и страдание могут управлять жизнью человека. Эти чувства можно скрыть и попытаться бежать от них, но избежать никак не получится.

Они остаются там, глубоко в толще воды. Воспоминания навсегда заточены в нас самих, выгравированы на наших телах. Они движутся вместе с нами по траектории жизни. Просто с течением времени они потихоньку стираются и меркнут.

Но в час испытаний или момент слабости они вновь оживают, лишая сна и покоя, снова причиняя боль.

— Вот почему мне хочется знать, мисс Розенберг. Он счастлив?

Аннет опустила руку, а затем посмотрела на Эллиота.

— Мне интересно, это был «рай» или «ад», куда он вернулся живым?

Эллиот легко рассмеялся, держа между пальцами свою длинную, уже почти догоревшую сигару.

— С тех пор я не видел Хайнера. Ну, я не смогу встретиться с ним. Мне будет неловко смотреть ему в глаза.

— …Вы…

— Не нужно беспокоиться о последствиях, только если человек умрёт, ха-ха. После смерти я уже не буду испытывать никаких угрызений совести. Вы не согласны?

— Как вы можете называть себя его коллегой и другом после того, что вы сделали?..

Периодически голос Аннет наполнялся гневом. Она уставилась на капитана, её плечи слегка дрожали. Она почти ненавидела этого непробиваемого мужчину.

— Всё просто. — Эллиот грубо швырнул сигару на землю. — В этом мире есть люди, рождённые, чтобы так жить. Люди, которым приходится так жить. Как Хайнер, как я. Как мы.

— Ха.

— Ваш отец, мисс Розенберг, не посылал спасательный отряд и не пытался произвести обмен пленными. Он выбросил своих солдат, как старую коробку из-под обуви. Это был особый навык маркиза Дитриха. Он умел «выбрасывать» тех, кто был ему верен.

— Вы считаете себя невиновным?

— Ну, я, конечно, виновен, но не я один во всём виноват. Если я посмею усомниться в первородном грехе — да покарает меня моя родина, Франция. Но, опять же, вы — та, кому я даже не могу задать вопрос о грехе. — пробормотал Эллиот.

У него было всё то же улыбающееся лицо, но оно казалось странно пустым.

— Какой же бред. — язвительно отозвалась Аннет.

Её голос был подавлен, но тон звучал вполне ясным.

— Было время, когда я думал так же, как вы. В мире есть люди, что рождены, дабы жить таким образом. Я родился таким, моё окружение такое, и я ничего не могу с этим поделать. Не я сделал себя таким.

— …

— Но вот результат. Всё, что у меня осталось, — моя сломанная жизнь и те жизни, которые я разрушил. — улыбка исчезла с лица Эллиота.

— Вы родились таким, и вам пришлось сделать то, что вы сделали? Если подумать об этом... У вас, правда, не было выбора? Такого, в котором вы ни в малейшей степени не разрушили бы свою жизнь и жизни других? — спросила Аннет.

— …Это даже не смешно.

— Мне потребовалось много времени, чтобы понять. Возможно, вы тоже увидите и поймёте гораздо больше со временем.

— Не то чтобы было много людей, что пытались покончить жизнь самоубийством, а потом осознали, насколько важна жизнь.

Эллиот был саркастичен, показывая, что знает о попытках Аннет покончить с собой. Но в его словах всё же было больше горечи, чем злорадства. Аннет не расстроилась, она говорила прямо.

— …Если у меня действительно не было выбора, мне нужно принести извинения, но, конечно, у людей разные взгляды. По крайней мере, это мой вывод.

Эллиот не ответил. Солнце садилось, и туман медленно рассеивался. Между ними на некоторое время повисла тишина.

Капитан смотрел себе под ноги, опустив глаза. Она пыталась понять, о чём он думает. Атмосфера стала совершенно иной, чем прежде, когда они, казалось, вели лёгкую беседу.

— Работа моего отца, маркиза Дитриха... — Аннет внезапно открыла рот. — Его груз вины очень велик. Это и моя вина тоже. Как его дочь, я хотела бы извиниться. Вы тоже жертва, по крайней мере, в том, что касается моей семьи.

— …

— Мне очень жаль.

Эллиот поднял голову. Его взгляд не выражал особых эмоций. Он сухо усмехнулся и покачал головой.

— Ну, не знаю, как другие, но я никогда не думал, что вы в чём-то виновны. Есть много тех, кто намного хуже вас.

— Тем не менее…

— С каждой минутой становится холоднее. Пойдёмте обратно, мисс Розенберг?

Эллиот отвернулся прежде, чем она успела ответить. Он был похож на человека, пытающегося избежать чего-то. Они молча пошли назад тем же путем, которым пришли.

Капитан на ходу небрежно поприветствовал солдат. Когда они подошли к церкви, он вдруг снова обратился к ней:

— Мисс Розенберг, я вам кое-чего не сказал.

— …о чём вы?

— Когда он был в плену, заперт в комнате для допросов, я однажды зашёл к Хайнеру... Я не могу перестать удивляться.

— …

— Он был весь в крови, и почти не дышал. Я думал, что он умер, но внезапно услышал шёпот, означавший, что он цепляется за что-то, чтобы выжить. Я пытался внимательно слушать, понять, что он говорит. Я услышал…

Эллиот посмотрел на неё спокойными глазами, а его губы медленно шевелились.

— Аннет.

Она застыла на месте, и глаза женщины мгновенно расширились.

— Он звал вас по имени долго, очень долго...