Онлайн чтение книги Цикл историй: Второй сезон Monogatari Series: Second Season
Тигр Цубасы - 066

Это эпилог.

Или, скорее, всё, что произошло ранее, можно считать прологом.

Моя история начинается здесь и сейчас.

Во-первых, Арараги-кун отказался говорить о том, чем занимался в свое отсутствие. Канбару-сан тоже пришла в школу как обычно (и помимо левой руки, других травм, в отличие от Арараги-куна, у неё не было). Он сказал не беспокоиться о Маёй-тян и его временно разорванной связи с Шинобу-тян — так что, наверное, всё закончилось хорошо.

Так и осталось неизвестным, как Гаен-сан и Эпизод-кун были связаны со случившимся и пересекались ли их пути, но мы же об Арараги-куне говорим.

Так что, наверное, случилось нечто очень болезненное.

И, видимо, он справился.

Вот такой я и сама хотела бы быть.

А потом мне представился шанс поговорить с Шинобу-тян, чья связь с Арараги-куном была, как я и сказала, восстановлена. Услышав, что со мной произошло, она сказала:

— Это была Каша[✱]«Огненная колесница». Имя сильного японского ёкая.. Она могла не иметь основы, но я могу тебя заверить, что она создана по образу Каши. Мне в этом Кайи видится ее образ, а не Призрачный Огонь.

— Каша?

Кстати говоря, я много раз говорила с Шинобу-тян, будучи Чёрной Ханекавой, но впервые я говорю с ней вот так. Думая об этом, я спросила:

— Но Каша…

— Что такое, староста? Ты не знаешь о ней?

— Нет, знаю, но…

Я старалась быть повежливее, всё-таки я общалась с пятисотлетним Кайи, но когда перед тобой сидит восьмилетняя девочка, это довольно сложно.

— Но, эм, это был тигр.

— Мартовская Кошка тоже об этом говорила, потому я не увидела связи — но, коль он был связан с огнём, он был Кашей.

— Ха.

Каша, Пылающая Колесница, Кайи, утягивающий трупы в Ад — и, кстати, Тигр говорил что-то в этом духе, — во многих случаях считался кошачьим Кайи.

Кошка.

Она меня видела.

И именно это — самое важное.

Тигр и это говорил.

Если кратко — как только ты увидел Тигра, он утащит тебя в Ад.

— Но это была не кошка, а тигр.

— А они не похожи?

— Не колесница. Тигр.

— Не слышала о Чёрном Тигре? Его также называют «Тигровая креветка»[✱]«Тигровая» и «машина» (колесница) читаются одинаково — «курума».

— …

«Чёрный Тигр»?

То есть, потому и Каша, пылающий тигр?

По-моему, это похоже на совпадение… но всё-таки так его назвала Гаен-сан.

Ну, предположим, это была моя идея.

— За Мартовской Кошкой, Кайи, сбитым машиной, последовала Пылающая Колесница, утягивающая мёртвых в Ад — забавное сочетание. Ха-ха-ха, тот, кто раз сблизился со сверхъестественным, навечно к ним притянут, как и говорил Гаваец.

— Вообще, это похоже на игру в ассоциации… хм, хотя у Тигра, в отличие от Мартовской кошки, не было основы, он не был совсем новым Кайи.

— Настоящей оригинальности не существует — это стена, которая со временем возникала перед всеми творцами прошлого и настоящего по всему свету. Она же возникла перед Сэкиэном. Несомненно, тигр из пламени, которого ты призвала, не дитя Призрачного Огня или Каши или чего-то ещё, но лишь твоих накопленных знаний и связей между тобой и окружающими. Ты освободила его, но он не был свободен.

— Искусство начинается с подражания.

— Какая пораженческая точка зрения.

Плечи Шинобу-тян затряслись от смеха.

Ужасный смех.

— Считай, что ты пошла по стопам твоего великого предшественника. Каждый человек следует за кем-то. Каждый человек наследует что-то у другого. Прими то, что передалось тебе через века, и отдай тем, кто пойдёт за тобой. И тогда однажды кто-то сможет пройти через испытания, и всё повторится. Такова традиция. Возможно, однажды Чёрная Ханекава или Пылающий Тигр, придуманные тобой, станут основой для чего-то нового.

— Хм-м-м…

Я бы этого не хотела.

Однако, если моя глупость послужит кому-то уроком в будущем, то это всё было не зря.

Даже моя бессмысленная история может кому-нибудь однажды пригодиться.

Так я подумала.

Теперь, когда Арараги-кун вернулся, я, в свою очередь, должна была покинуть дом Арараги.

— Не волнуйся. Я могу спать на полу, так что спи на кровати. Я даже могу спать под кроватью. Чёрт, да я сам готов стать твоей кроватью. Я обещаю закрывать глаза, когда ты будешь переодеваться, — Арараги-кун пытался убедить меня остаться, но я чувствовала в его словах лишь угрозу своей невинности, поэтому предпочла вежливо уйти.

Я была счастлива, что он общался со мной как и всегда, но в то же время я видела его непоколебимые чувства, на которые смотреть было очень больно.

Быть может, если бы я осталась в доме Арараги-куна, невинностью рисковал бы он.

Карен-тян сказала:

— Брату лучше свалить, а мы оставим Цубасу-сан.

Это было ужасно, и, конечно, случиться такое не могло.

Я не могла влезать в чужую семью.

Если подумать, прошло всего две ночи. Я покинула дом Арараги, поблагодарив всех его обитателей.

После этого я вернулась к дому Сендзёгахары-сан — вилле Уоррен, комнате 201, которая едва не сгорела.

Как я поняла, отец Сендзёгахары-сан уезжал по работе за океан примерно на пару недель — и он сам попросил, чтобы я провела это время с его дочерью.

Конечно же, это было ради моего удобства.

Такие командировки не возникают столь внезапно — только если он сам не устроил её.

Похоже, Сендзёгахара-сан рассказала своему отцу о моих обстоятельствах и всё это организовала ради меня. Она понимала, что вне зависимости от того, сколько бы отсутствовал Арараги-кун, я не могла долго оставаться в его доме.

Другими словами — даже это было частью её плана.

— Хитаги, давным-давно я воспитывал тебя так, чтобы ты стала женщиной, способной помочь другу в нужде, — сказал перед отъездом отец Сендзёгахары-сан, держа большую сумку. — И ты выросла именно такой. Я очень счастлив.

С этими словами он ласково погладил дочь по голове.

Выражение её лица было незабываемым.

Как и его.

Какое-то время я прожила вместе с Сендзёгахарой-сан, но конечно, не всё пошло так гладко.

Честно говоря, после того, как я поглотила Мартовскую Кошку и Пылающего Тигра, я была на пике эмоциональной нестабильности. По крайней мере, я сомневалась, что со мной приятно будет жить.

Однако Сендзёгахара-сан поддерживала меня.

— Всё-таки, я такая же, — сказала она мне и начала учить преодолевать бурю эмоций, шаг за шагом.

Мы ссорились.

Но потом мирились.

Глядя, как пролетают дни, я поняла, почему не могла завидовать девушке, которой должна была завидовать. Той, с кем остался мой любимый, Арараги-кун.

Да, конечно.

Я, наверное, знала с самого начала.

Арараги-кун, Сендзёгахара-сан.

Эти двое будут вместе.

Я понимала это — я знала это.

Я не знаю всего.

Но это я знала.

Поэтому чувства, которые я испытывала, помогая их отношениям развиваться со дня Матери, не были ложью.

— Знаешь, Ханекава-сан, — сказала Сендзёгахара-сан. — Мне казалось, всё совсем наоборот. С тех пор, как я увидела вас двоих в апреле, я была уверена, что вы встречаетесь. Была уверена, что вы любили друг друга. Поэтому я так удивилась, когда Арараги-кун стал отрицать это.

«Только теперь я могу сказать это вслух», — сказала она и продолжила:

— Когда я призналась Арараги-куну, я думала, что он мне откажет. Конечно, тогда я была готова на всё, лишь бы он согласился, но я не могу отрицать, что в каком-то смысле я ничего не теряла. Всё-таки казалось очевидным, что Арараги-куну ты нравилась — я была уверена, что влюбилась в Арараги-куна, влюбленного в тебя.

— Понятно. И правда, совсем наоборот, — сказала я Сендзёгахаре-сан.

Думаю, сказала с улыбкой.

— Не уверена, что влюбилась бы в него так сильно, если бы он уже не любил тебя.

Точно — хотя, может, она была вполне обычной, но мы обе влюбились в его доброту.

В его непостоянное сердце, ничего не отрезающее и не выбрасывающее.

Спасибо небу за то, что отсутствие ненависти к Сендзёгахаре-сан из-за Арараги-куна было моим настоящим чувством, которое я никогда не отрезала. Но естественно, я также не могла отрицать чувства «почему я не могу быть как она?» — поэтому иногда ночами я подшучивала над ней, и перед реакцией Сендзёгахары-сан каждый раз невозможно было устоять.

Теперь я понимаю.

Я люблю Арараги-куна,

Но в то же время я люблю Сендзёгахару-сан.

Приняв это, я почувствовала, что моё сердце впервые в жизни разбилось.

Я чувствовала боль.

Я жила так десять дней.

И наконец, настало время.

Они арендовали дом вместо сгоревшего дома Ханекава — у меня не было выбора, кроме как поехать к ним.

— Тебе не надо торопиться. Ну подожди ещё немного, пока не будешь готова, — беспокоилась Сендзёгахара-сан, но со мной всё было в порядке.

Ей не нужно было так переживать.

— Спасибо, — сказала я ей. — Я как-нибудь зайду в гости.

Я покинула виллу Уоррен в прекрасном расположении духа — нет, это ложь.

Я рыдала.

Очень сложно было уезжать от Сендзёгахары-сан, и мысли о старой жизни приводили меня в уныние.

Да, Тигр был прав.

Я была слаба.

Я не смогла сдержать слёз.

Но и Сендзёгахара-сан плакала, так что тут мы были равны.

Кстати говоря, на пути из виллы Уоррен к своему новому дому я наткнулась на Сенгоку-тян.

Сенгоку Надеко — ученица средней школы, связанная с Арараги-куном.

Однако мы никогда много не общались, и в этот раз она была с родителями, поэтому я не стала звать её. Она меня тоже не заметила.

Казалось, их семья хорошо ладит.

Я подумала об этом — и позавидовала.

Стоп, это плохо, это плохо, и я заглушила это чувство.

Нет, нет, так не пойдёт.

Такая уж я была — завидовала такому зрелищу.

Сперва я должна принять это.

Я должна жить дальше, чувствуя, как пылает пламя в моём сердце — разве не огонь считается величайшим символом цивилизации?

Да, я смогу расти дальше.

Может быть, я не смогу стать такой, как Канбару-сан, но пока, просто идя и принимая вид счастливой семьи, я чувствовала, что уже начала расти. Кстати говоря, пожары в доме Ханекава и руинах школы были признаны естественными пожарами, несчастными случаями — что-то насчёт оконного стекла, работающего как линза, или необычной сухости летнего воздуха.

Понятно.

Вот как мир оставался логичным.

Вот как он разбирался с парадоксом.

Но даже если меня не обвиняли в преступлениях, я не освобождалась от них.

Каждый должен всегда помнить — никто не может быть чисто-белым.

Так я думала.

Дом, в который я приехала, был не таким уж большим, поскольку он был лишь временным жильем. Наверное, этот дом можно было назвать «маленьким». Комнат тоже было немного.

Но я уже чётко сказала тем, кого я должна называть отцом и матерью.

Как только я услышала, что они выбрали место, я сказала:

— Папа, мама, я хочу себе комнату.

И вот так.

Вот так, впервые в жизни, я получила собственную комнату.

Я не хотела, чтобы маленьким сёстрам в моём сердце было тесно.

Точно.

Она не исчезла.

И Тигр не исчез…

Они были в моём сердце.

И я сама не исчезла.

Старая я тоже была в моём сердце.

Я вдруг подумала…

Отличница, староста из старост, добрая, честная, умная, святая — возможно, я, которую так восхвалял Арараги-кун, была первым созданным мной Кайи.

Ту, которую Арараги-кун называл «подлинной».

Ту, которую Сендзёгахара-сан называла чудовищем.

Ту первую «себя», которую я создала.

Это был идеал, к которому я стремилась — и ради этого я убила многие части себя.

Я не должна была этого делать.

Первым, что я отрезала от своего сердца, была я сама. Вопрос не о том, какая «я» была настоящей, какая личность доминировала, или какая владела инициативой.

Все они были частью меня.

Так что «я» в настоящем, «я» в прошлом и «я», которая будет существовать с этого момента, по сути не изменились.

Арараги-кун оставался собой, сколько бы он ни пытался измениться. И я никогда не менялась, какой бы «я» ни была.

Вот и всё.

Для меня ничего не изменилось.

И это был не эпилог, а, скорее, кульминация.

Я — это я.

Я — Ханекава Цубаса.

Кошачьи уши втянулись, и я больше не вижу тигра, но осмелюсь сказать, что белые волосы, покрывающие половину моей головы, создавшие полосатый рисунок, были лучшим доказательством.

Поскольку для школы это было слишком смело, я каждое утро красила их в чёрный, но не считала это обузой или тратой времени.

Это была форма связи с ними, со своим сердцем.

Я говорю, что мне это нравилось, потому что на самом деле так думаю.

Да.

Вот так я буду жить дальше.

Даже если я не поменяюсь, она изменится.

Моя жизнь изменится.

Я открыла входную дверь своим ключом — похоже, они на работе, и дома никого нет.

Может, это и совершенно незнакомое место, но мне не казалось, что я лезу в чужой дом. Более того, к этому дому я уже привыкла. Так и должно быть?

Я всего-то открыла входную дверь.

Вверх по лестнице — странное чувство.

Шаг за шагом.

Медленно его перевариваю.

Когда я встала на последнюю ступеньку, добравшись до второго этажа, я внезапно вспомнила Маёй-тян.

Когда мы впервые встретились, она всегда терялась.

Заблудшая Корова — понятно.

Удивительно, но, видимо, наибольшее влияние на создание Тигра оказали не Каша или Призрачный Огонь, а Заблудшая Корова.

Конечно, Заблудшая Корова была отрезана от Маёй-тян, можно считать это грубым эхо.

Наверное, я встретила Тигра после разговора с Маёй-тян не только потому, что я знала, что Арараги-кун пропал.

Похоже, когда-то коровы и тигры были единым — в этом случае, это вполне вероятно.

Для меня, лишившейся дома и семьи, это был подходящий Кайи.

С того самого дня…

Нет, с нашей первой встречи в парке в мае — я блуждала.

Бесцельно ходила, двигалась циклически, шаталась по городу.

Я просто слонялась.

Стоит поговорить об этом с Маёй-тян в следующий раз.

Я достаточно терялась.

Я заблудилась в потерянных путях.

Но благодаря этому я встретила много разных людей.

Много, очень много.

Я видела много семей.

Я видела много разных форм себя.

Поэтому я смогла стать собой.

Если я в прошлом — всё ещё я, то и я в будущем тоже.

Не существует момента, когда бы я не была собой.

Так какой я буду завтра?

Полная ожиданий, я положила руку на дверную ручку

Вот моя комната.

12 на 9, в западном стиле.

Всего на полгода до выпуска из школы — но это совершенно точно мой дом.

Наш дом.

Тогда я вспомнила предложение, добавленное в какой-то момент к письму, которое оставила позади.

Нет, оно не настолько длинное, чтобы назвать его предложением — даже не строка, лишь два слова.

Единственное приветствие, которое я получала от белой кошки, которая всегда была рядом, всегда защищала меня.

Абсолютно обычное.

Приветствие, которое все произносят каждый день.

Но впервые я говорила эти слова.

— Я дома.

Я вхожу в свою комнату.

Я наконец-то вернулась.