Онлайн чтение книги Цикл историй: Второй сезон Monogatari Series: Second Season
Зомби Маёй - 019

Когда вы слышите слово «постапокалипсис», какой мир вы при этом представляете?

Пустынную землю без единой травинки?

Замерзший океан, нагроможденный могучими ледниками?

Полыхающее небо, объятое пламенем?

У каждого, вероятно, есть своё собственной видение тотального разрушения, но то, что я, Арараги Коёми, представлял в первую очередь, когда слышал это слово, нисколько не отражало само состояние мира.

Другими словами, мне всё равно, в каком состоянии находится мир.

Поросшая травой пустошь не равнозначна полному разрушению.

Могучие ледники не являются эквивалентом катастрофы.

Огненный шторм — это не то же самое, что и конец света.

Я даже могу довести до крайности и привести такой пример: даже если бы Земля взорвалась и была полностью стёрта из Вселенной, я бы всё равно не был уверен, что это можно назвать концом света.

Как бы ни преобразился этот мир.

Каким бы ни был исход.

До тех пор, пока существуют они — люди.

Конец света ещё не наступил.

Да, и поэтому, когда я представляю себе мир постапокалипсиса, я вижу мир без единого человека.

Мир, в который мы вернулись после нашего одиннадцатилетнего путешествия, другими словами, мир настоящего, который, как мне казалось, я знал, был именно таким миром.

Я упал с лестницы, как и в прошлый раз ─ и на этот раз, было ли это благодаря тому, как я приземлился, или из-за моего усиленного вампиризма, я, к счастью, не потерял сознание ─ но то, что нас ожидало… Город-призрак, лишённый какого-либо человеческого присутствия.

Город-призрак…

Настолько призрачный, что никакое другое описание не подходило ему лучше. Поскольку на самом деле весь мир лежал в руинах, возможно, выражение «мир-призрак» было даже более уместно.

Естественно, нам потребовалось некоторое время, чтобы всё это осознать.

На самом деле, сначала мы не были уверены, что нам действительно удалось перенестись на одиннадцать лет назад в будущее ─ потому что (и в ретроспективе это, конечно, имеет смысл), когда я включил свой мобильный телефон, я все ещё не мог подключиться к сети.

Сеть не появлялась, как и одиннадцать лет назад.

Набрав номера Сендзёгахары и Ханэкавы, я не смог дозвониться.

— Ой, да ладно, — простонал я. — Ты снова напортачила? Ещё один промах от госпожи Синобу Неудачницы?

— Не смей говорить со мной в столь уничижительной манере. Если ты немедленно не заберёшь свои слова обратно, то, наконец, сможешь узреть пределы моего терпения.

— Неужели ты уже забыла…

— Я не ошиблась. Я уверена, что на этот раз безоговорочно справилась.

— Сомневаюсь в этом. Где доказательства?

— Твоя потребность в доказательствах лишь демонстрирует разницу в нашем интеллектуальном уровне.

— Может хватит этой напыщенности? Что за «интеллектуальный уровень»? А просто «уровнем» уже нельзя меряться? Ладно, как бы то ни было, мы узнаем правду, как только доберёмся до города.

После небольшого обмена любезностями — а если говорить в ретроспективе, то и вовсе идиллического обмена любезностями — мы с Синобу начали спускаться в сторону города.

Когда мы проходили под ториями одиннадцать лет назад, была половина второго ночи, а когда я упал с лестницы, то внезапно наступил день, так что у меня не было никаких сомнений, что мы переместились во времени. Осталось определить, в какой день какого месяца какого года мы именно переместились.

И что делать с тем фактом, что мой мобильный телефон не видит сеть?

Безусловно, существует вероятность, что мой телефон просто неисправен, и она не так уж мала (в конце концов, он испытал на себе перемещение во времени, что могло на него негативно повлиять), так что я поостерегусь делать поспешные выводы.

И всё же, в каком мы сейчас времени?

Мы направлялись в сторону города, совершенно не понимая сути проблемы и ничего не замечая по пути. Мы вообще ничего не понимали.

Даже несмотря на то, что весь тот хаос, причиной которого мы стали, был выставлен напоказ…

— Что за… Вокруг никого нет.

— Действительно.

— Что случилось? Неужели все разом уехали?

— Или, возможно, план «все избегают тебя» был приведён в действие.

— Что, теперь надо мной издеваются все люди в городе?

Такова была степень нашей осведомлённости.

Не то чтобы я думал, что они должны были устроить грандиозный парад, чтобы приветствовать моё возвращение из прошлого…

— Может быть, все решили посвятить себя домашним делам? Это же последний день летних каникул.

— Взрослые, как правило, не обременены домашним заданием на летние каникулы… То есть, у них вообще нет никаких летних каникул.

— Ох, да?

— Для удобства они выдают за каникулы праздник Обон. Хотя подожди. Поскольку мы искривили ход времени в последнюю ночь летних каникул, значит сегодня не может быть последний день летних каникул.

— Ах, возможно, ты прав. Я ошиблась на день. В таком случае, если наш прыжок во времени прошёл без прочих эксцессов, то сегодня должен быть первый день нового семестра.

— Ты же была так уверена, что добилась успеха…

— Моя уверенность в себе превзошла саму реальность.

— Это просто означает, что ты была неправа… Нет, погоди, если это правда, то мои дела плохи. Нет, правда, всё очень плохо. Будь я пиратом, меня бы звали Синдбэд. Я ведь так и не сделал домашку на лето, так что мне придётся прогулять школу в первый же день.

Беды по-прежнему идут по моим пятам.

И ладно бы дело было только в невыполненной домашке, всё было бы в порядке, хотя мне всё равно пришлось бы её сделать, но моё наплевательское отношение к учёбе наверняка найдёт своё отражение в моём послужном списке, а плохое впечатление, которое он производит, уже давно выходит за пределы дозволенного…

В общем.

Такими были мои опасения.

Мои ошибочные опасения.

Поскольку теперь это был мир, в котором такого рода опасения были совершенно излишни.

Не говоря уже о том, что это был мир, в котором даже не имело никакого значения, был ли это последний день каникул или первый день нового семестра, такие тривиальные вещи потеряли всякий смысл.

Но вот что действительно сделало невозможным игнорирование чувства беспокойства — что заставило меня обратить внимание на тот дискомфорт, который я испытывал всё это время, — было вовсе не отсутствие прохожих, а осознание того, что на дороге не было ни единой машины.

Да, конечно, городок у нас был провинциальный, и население было немногочисленным, но именно по этой причине автомобиль здесь был незаменимым видом транспорта… и всё же.

Ни единой машины.

Я мог с абсолютной уверенностью заявить, что даже если бы я выбежал на улицу, даже если бы светофор был красным, меня бы не сбили ─ перед нами простиралась настолько пустынная дорога, что её можно было бы использовать, как взлётную полосу.

...Нет.

Даже светофоры не работали.

Все до единого, и ни на одном из них не висела табличка «ремонт».

— Синобу. Тебе ничего не кажется странным?

— Не говори со мной.

— Что? Почему?

— Я думаю. Так что не разговаривай со мной.

— Ладно… — судя по её тону, она не шутила, поэтому я ответил, — Тогда я тоже подумаю.

На этом наш разговор закончился.

После весенних каникул был продолжительный период, когда Синобу молчала, но в глубине души она была настоящей болтушкой, поэтому было весьма необычно, что наша болтовня внезапно прервалась — однако сцена, развернувшаяся перед нами, была куда более необычной.

И хотя я сказал, что тоже попробую подумать, чем больше я думал, тем больше погружался в глубокую печаль ─ чем ближе мы подходили к моему дому, тем больше моя неуверенность превращалась в беспокойство.

На самом деле всё было ясно с первого взгляда.

Но было трудно выразить словами, что это было и как так вышло — это было невозможно описать.

Один простой пример: деревья вдоль дороги и сады у соседних домов были настолько заросшими, как будто за ними вообще никто никогда не ухаживал ─ и так выглядело всё вокруг. Или, хотя это может быть менее прямолинейный пример, сами дома.

Они выглядели поврежденными и обветшалыми.

Я даже не знаю.

Может быть, это было просто моё воображение.

Возможно, увидев город таким, какой он был одиннадцать лет назад, было естественно, что в сравнении с ним превратности времени наложили свой отпечаток на то, что некогда казалось мне привычным.

Однако.

Как бы так сказать… Я знал.

Я знал этот город.

Если быть точным, я знал эти здания.

Как свои пять пальцев.

— Эй, Синобу…

— …

Не в силах вынести всего, что давило на мой разум, я снова заговорил с Синобу, но на этот раз она даже не ответила: «Не говори со мной».

Она вообще ничего не ответила.

Если подумать, первое, что Хатикудзи когда-либо сказала мне, было: «Пожалуйста, не разговаривайте со мной». Как бы то ни было, не способные найти выход даже в наших ошибочных попытках избежать реальности, мы продолжали идти.

По правде говоря, мы уже просто переминались с ноги на ногу.

Тщетно топтались на месте.

Без всяких сомнений, мы с Синобу уже давно пришли к однозначному выводу.

Но, поскольку никто из нас не желал признавать этот вывод выводом, мы словно брали отсрочку до получения неопровержимых доказательств.

И мы продолжали отвергать действительность.

На самом деле, неопровержимые доказательства были уже давно получены — и тем не менее, мы отрицали очевидное, пытаясь унять этот неутихающий зуд, всю дорогу, пока не прибыли к дому семьи Арараги.

Мой собственный обветшалый дом был убедительным, окончательным и неопровержимым доказательством.

Обветшалый.

Не разграбленный ─ обветшалый.

Не разрушенный ─ обветшалый.

Обветшалый так, как ветшает дом, в котором никто не живёт многие месяцы.

Он был покрыт толстым слоем пыли и выглядел совершенно заброшенным.

На самом деле — мне не обязательно было смотреть на собственный дом, чтобы понять это, ведь весь город был таким.

Весь мир был таким.

Да.

Я хорошо их знал.

Я знал такие здания.

Я знал ─ знал заброшенную вечернюю школу.

Необитаемый, заброшенный, отданный на милость стихии ─ короче говоря, мой город был одной большой заброшенной развалиной.

Другими словами, он превратился в город-призрак.

— Понедельник, двадцать первое августа ─ 9:17 утра, — прочитала Синобу на дисплее радиочасов с функцией календаря, которые были установлены перед телевизором в гостиной нашего дома. — Осмелюсь предположить, что само искривление времени прошло так, как и должно было пройти.

С другой стороны, было сомнительно, что эти часы всё ещё должным образом принимают радиопередачи ─ трудно было поверить, что антенна функционирует достаточно хорошо в этом мире, чтобы передавать время.

Правда, дата на дисплее совпадала с датой на моём телефоне, так что Синобу, вероятно, была права в своем убеждении, что само искривление времени ─ наше возвращение в настоящее прошло успешно.

Честно говоря, услышав это, я почувствовал вовсе не радость от того, что узнал текущую дату и время, а гнетущую пустоту от осознания банального факта, что даже без людей часы продолжали работать до тех пор, пока держались их батарейки.

По крайней мере.

Это свидетельствовало, по крайней мере, о том, что кто-то когда-то эти батарейки менял ─ хотя я понятия не имел, как долго дом Арараги был заброшен.

Я взял пульт и попытался включить телевизор.

Ничего не произошло.

Я догадывался, что причиной этому было вовсе не то, что сели батарейки в пульте, а то, что в сам дом не поступало электричество. И несмотря на то, что сейчас был день, я щёлкнул выключателем, просто чтобы убедиться.

Ничего.

Лампочка ─ вовсе не перегорела.

— И светофоры не работали… Мне кажется, я начинаю понимать ситуацию… Хотя, мне всё ещё трудно собраться с мыслями. Очевидно, он не выглядит настолько заброшенным, как старая школа. Такое ощущение, что его забросили несколько месяцев назад, максимум полгода…

Я говорил, что думал. На самом деле я ничего не понимал и даже не пытался обобщать.

— Если мы сейчас зайдём в мою комнату и проверим, как далеко я продвинулся в своих учебниках, мы сможем определить, когда этот дом ─ когда этот город, стал безлюдным... верно, Синобу?

Хотя я не особо задумывался над тем, что говорил, я пытался более или менее разговаривать с ней. Но она не дала абсолютно никакого ответа.

Это молчание отличалось от молчания из разряда «Я думаю», которое она сохраняла всю дорогу до дома — она будто даже не слышала меня.

Она игнорировала меня не потому, что была погружена в свои мысли ─ скорее, она не могла говорить со мной.

— Эй, Синобу.

— …

— Эй, Синобу!

— Хья!

Когда я подошел к Синобу и обратился к ней, коснувшись её ключицы (не рёбер, просто для ясности), она, наконец, ответила и повернулась ко мне лицом.

— О-Оооо… Так это ты, господин мой…

— Кто, чёрт возьми, ещё это мог быть? Здесь больше нет никого.

Карэн и Цукихи.

Мои мать и отец.

Все исчезли.

Как дым или туман ─ исчезли без следа.

— Все исчезли точно так же, как… на «Марии Целесте»?[✱]«Мария Целеста» — известный «корабль-призрак», покинутый экипажем по невыясненной причине и найденный 4 декабря 1872 года в 400 милях от Гибралтара. Все десять человек так и не были найдены, а причину инцидента так и не удалось достоверно установить. На том корабле, где исчез весь экипаж… Не то чтобы повсюду остались кружки с недопитым кофе или что-то в этом роде, но всё же…

— Мой господин. Разве мы не должны исследовать другие места жительства, просто чтобы быть уверенными? Чтобы подтвердить, постигла ли подобная участь только дом Арараги, или же на самом деле весь город.

— Я не думаю, что осталось что-то, что нужно было бы подтвердить.

— И всё же, мы должны быть уверены.

«Такова наша ответственность», убеждала Синобу.

Что ж, в этом она была права.

У нас была и ответственность, и чувство ответственности.

Мы решили осмотреть не только дома соседей, но и весь город ─ и потратили на это целых пять часов.

Искали ли мы облегчение, делая это, или стремились ещë больше погрузиться в отчаяние? Судя по результату, это могло быть только последнее ─ хотя нет, честно говоря, я не знаю.

Как бы выразиться… Где-то на этом пути инерция взяла верх, и, независимо от того, насколько эта нереальная ситуация вторглась в нашу реальность, мы по-прежнему были решительно неспособны принять её.

Мы вернулись в дом Арараги к трём часам дня, кофе или что-то в этом роде сейчас было бы кстати, но и вода, и газ были отключены, как и электричество.

Мы с Синобу сидели на диване, лишённые как еды, так и питья (на самом деле на кухне было несколько снеков, которые еще не испортились, но они были из той категории сухих закусок, которые не стоит есть без напитка под рукой, поэтому мы решили воздержаться).

Если вам интересно, мы сидели не лицом друг к друга, а в обнимку на коленях — то есть, Синобу сидела на моих коленях, конечно.

— Ну что ж. — Это было очевидно, поэтому не имело значения, кто из нас это произнесёт, но то ли чтобы показать пример, то ли чтобы взять на себя ответственность, я решил сказать это:

— Мир разрушен.

— Ага.

— Милый ответ.

— Ага.

—Так что, полагаю, нет никаких сомнений в том, что твой неосторожный промах во времени изменил историю.

— Я могу только предположить, что история была изменена, потому что ты спас ту потерянную девочку.

Только посмотрите на эту парочку с нулевым чувством ответственности. Сидим и беспечно обвиняем друг друга во всех грехах. С другой стороны, это показывало, что в некоторой степени мы оба чувствовали свою ответственность — однако…

Однако.

— Это нехорошо… Целый мир… Это слишком огромный масштаб, чтобы принять подобную реальность… Это настолько шокирует, что я даже запаниковать не могу.

Если весенние каникулы были адом, а Золотая неделя — кошмарным сном, то это всё было похоже на шутку. Возможно, даже смешную.

— Несмотря на то, что Карэн и Цукихи пропали, и что я не смог найти Сэндзёгахару, Ханэкаву, Камбару или Сэнгоку, я, честно говоря, слишком шокирован, даже чтобы горевать об этом… Слишком много всего, что я даже заплакать не могу.

Мое сознание просто не могло принять этого.

Чувства просто отсутствовали.

На самом деле, слово «шок», вероятно, не выражало даже малую часть того, что я испытывал.

Нет, ну серьёзно ─ весь мир?

Инцидент такого масштаба явно не был тем, с чем мог бы смириться старшеклассник.

— Очевидно, имеет место какой-то временной парадокс. Что же случилось с нерушимым ходом истории? Что с той теорией, что судьба исправляет саму себя? Что бы ни произошло, и каковы бы ни были результаты этого, выходит, что человечество было уничтожено только потому, что я спас потерянную девочку.

— Хм. Эффект бабочки, — сказала Синобу так, будто только сейчас поняла. Как будто она сама пришла к пониманию нового термина ─ разве это не мило, какой умный ребёнок.

— Но что, чёрт возьми, произошло? Я имею в виду, после того, как мы спасли её, сделала ли Хатикудзи что-то настолько возмутительное в своей недавно продлённой жизни, из-за чего рухнул весь мир?

— Нет, я не думаю, что эта девочка была способна на что-то подобное…

— Да, и не похоже, что была ядерная война или что-то в этом роде.

Хотя город и всё дома были заброшены, не было похоже, что они были повреждены каким-либо оружием. Это действительно было похоже на брошенный город, ущерб которому был нанесён исключительно за счёт отсутствия людей.

— Такое ощущение, что каждый житель был похищен… Как думаешь, может быть, кто-то вроде Рао[✱]Антагонист из манги «Кулак Полярной звезды». призвал их всех в свою армию?

— Разрушения не так уж велики… но я не знаю.

«У-у-у», — простонала Синобу, и навалилась на меня всем своим весом.

Она казалась побеждённой, но причиной было вовсе не палящее солнце, в лучах которого мы осмотрели весь город — она была повержена морально.

Хоть она и прожила пятьсот лет, или даже шестьсот, возможно, именно поэтому она и ослабла духом — до такой степени, что она даже хотела покончить с собой.

Так что эта ситуация, эта реальность.

Возможно, для неё это всё ощущалось ещё тяжелее, чем для меня.

Хотя она, вероятно, видела гибель многих наций и падение многих режимов ─ это не значит, что у неё когда-либо хватало мужества смириться с этой гибелью.

На самом деле, может быть, всё как раз наоборот.

Такого рода переживания должны быть очень травматичными.

— Эффект бабочки… — пробормотал я. — Учитывая обстоятельства, нам повезло, что мы повысили уровень вампиризма друг друга, да, Синобу? Некоторое время мы сможем обходиться без воды и питья.

— Если ты ищешь утешения, я полагаю, оно есть, — сказала Синобу. — Похоже, мне не остаётся иного выбора, кроме как временно отказаться от своего плана полакомиться пончиками.

Ага.

Судя по всему, это далеко не единственная вещь, от которой нам придётся отказаться.