Лехан не мог попасть в рай.
Смутные сомнения терзали меня насчет того, что брат мой, встретивший свою смерть раньше меня, умудрился оказаться в раю – а в том, что это был рай, я ни капли не сомневалась.
— И он тут?
— Почему вы все время задаете странные вопросы? Где же еще быть мастеру, как не в поместье графа?
— Но он не мог попасть в рай… — уж было хотела возразить я няне, но поспешно закрыла рот. Что-что она только что сказала?
— Где я?
Голос мой прозвучал грубо. Брови сошлись на переносице.
Няня, разглаживая морщинки на моем лбу, терпеливо ответила:
— Вы в поместье графа Белуа, Империи Бельферни, в чердачной комнате пристройки. Молодая леди, вы все еще не проснулись?
— Поместье графа?
Оно ведь сгорело месяц назад, как раз-таки после ареста отца и Лехана. Я собственными глазами видела, как от имения остался лишь обугленный остов…
Что-то не сходится.
Нерешительно прижав руки к груди, я оглядела комнату.
Да, я знаю эту комнату.
Это была комната покаяния – старая чердачная комнатушка, которую в пору моего детства использовал отец для того, чтобы наказывать меня и Лехана.
Я страх как ненавидела тьму и одиночество, что окутывали меня в этой каморке, однако с тех пор, как мне исполнилось двенадцать, сюда я не возвращалась.
— Молодая леди?
— А сколько… сколько мне сегодня исполняется?
— Ну, раз ваш день рождения сегодня, то двенадцать лет.
— …Двенадцать?
Когда мертвенная бледность покрыла мое лицо, а сама я от шока застыла на месте, нянюшка бросила на меня обеспокоенный взгляд.
Этого не может быть. Путешествий во времени не существует. Двенадцать лет? Когда я умирала, мне было уже восемнадцать.
Под взволнованным няниным взглядом я бросилась к двери.
Раз это поместье, а это – комната покаяния, то в маленькой спальне по соседству должен был спать Лехан. Маленький мальчик, в детстве бывший мне верным братом, всегда ложился спать в комнате рядом, когда саму меня отправляли каяться. Потому что он знал, как ужасно я боюсь одиночества.
— Лехан, Леха-ан! — прокричала я, чтобы привлечь его внимание.
Дверь, крепко сколоченная из досок павловнии*, была заперта. Трясясь от страха, я начала колотить в нее руками.
[*Павловния (также известна как Адамово дерево) — многолетнее высокорослое и быстрорастущее листопадное растение с очень крупными листьями и красивыми душистыми соцветиями из нежно-фиолетовых (иногда белых) цветов.]
Будь там, будь там. Прошу тебя.
— Леха-ан! Это я, Лариет. Открой дверь! Ты там?
Голос мой, полный отчаяния, чуть не сорвался в рыдания. Я так сильно хотела вновь встретиться с моим братом, настолько сильно, что ради него пошла бы в ад, ибо перед самой его смертью я так и не смогла нормально с ним попрощаться.
— Леха-ан!
— Что случилось? — прозвучало в ответ.
Тяжелая дверь быстро отворилась, и из-за нее выскочил мальчик в наспех застегнутой пижаме.
Хоть он и не был тем крепко сложенным молодым человеком, каким я помнила своего брата, но в мальчишеских чертах определенно угадывался Лехан.
Да, передо мной стоял Лехан.
Каштановые волосы того глубокого цвета, который носили все Белуа, совсем не походили на мои тонкие светлые пряди, и сейчас они, спутанные и взъерошенные, закрывали пол-лица мальчишки.
Я со всей своей сестринской нежностью обняла моего озадаченного брата.
Лехан внимательно посмотрел на меня, стерпев мой неожиданный порыв любви. Его глаза всегда отличались куда большей серьезностью, чем у остальных детей.
— Вам приснился кошмар?
Лехан не позволял себе фамильярничать со мной с моих десяти лет.
Как же я была рада услышать этот раздражающе вежливый тон. Много с Леханом мы спорили, злились, ругались, однако брат ни разу не пренебрег своей привычкой разговаривать со мной сдержанно. До самой смерти.
Не в силах сдержать улыбку и слезы, я поцеловала Лехана в щеку.
— С добрым утром, Лехан.
— С днем рождения, сестра, — скупо бросил мне брат.
Мокрыми от слез руками я оттерла глаза.
♦♦♦
Одежду, которую по правилу должна была приготовить горничная, я разложила на кровати.
Передо мной лежало теплое зимнее платье из бобровой шерсти, темно-зеленое, превосходно сочетающееся со светлой бархатной лентой для волос, которой я обязательно повяжу свои каштановые волосы.
Хоть от волнения я не чувствовала холода, мне достало ума понять, насколько же сейчас я худенькая, особенно когда в руках мне приходилось держать тяжелую, роскошно обшитую золотом одежду. Я-то носилась всюду в одной своей ночной сорочке.
Теперь я понимаю чувства няни, которой приходилось везде следовать за мной в мои двенадцать. Я была очень болезненным ребенком.
Вздрогнув, я притопнула ногой и поспешила надеть платье.
Мелкий аристократ, гордо подняв нос, непременно бы ожидал прихода горничной, чтобы та нарядила его к выходу. У меня же не было даже собственной прислуги, и все из-за бережливости моего отца.
Нянюшка, вернувшись в комнату с водой для умывания, уж было протянула ко мне руки, чтобы помочь одеться, но не успела она сделать и шагу, как я сама нырнула в платье.
— Ох, молодая леди! Где же вы научились самостоятельно одеваться?
— Мне ведь уже двенадцать!
Впервые я оделась без помощи няни в четырнадцать лет, на два года позже, чем сейчас. Конечно, я и до этого знала, как надевать на себя платье, но тогда я стала достаточно взрослой, чтобы обходиться без няниной подмоги.
Я приняла горделивую позу, будто бы с самого начала была такой самостоятельной. Обернувшись к удивленной няне, я лишь пожала плечами.
— Я уже выросла.
— И то правда, моя девочка уже выросла.
Мне казалось, няня будет гордиться моим умением самостоятельно одеваться, однако она почему-то стала выглядеть расстроенной. Лицо ее осветила вымученная улыбка, нет, правильнее сказать, прискорбная.
Подбежав к няне, я раскрыла свои объятия, чтобы эта неуклюже фальшивая улыбка поскорее сбежала с ее лица.
— Обними меня, няня.
— А?
— Здесь холодно. Обними меня.
Голос мой стал донельзя капризным, но няню, похоже, тронула моя избалованность.
Как только няня сжала меня в своих объятиях, я расплела свои волосы.
— Теперь, когда я оделась, причеши меня и надень мне обувь.
— О боже, молодая леди. Вы же только что сказали, что выросли.
— А еще умой мне лицо.
— Ну если только сегодня. Все-таки у вас день рождения.
Беспомощная перед моими капризами, няня усадила меня перед туалетным столиком, однако в выражении ее лица я уловила толику радости.
Мы с Леханом с каждым днем становились все старше и старше, и, видя наше взросление, няня не могла скрыть своих горьких чувств.
Но, как и все дети, мы с братом жаждали поскорее стать взрослыми.
Чем больше наш отец подчеркивал важность быть образцом аристократии и необходимость выполнять свой долг, тем крепче становились мои надежды, что спустя время я стану благородной дамой, способной самой определять собственную судьбу.
В детстве я не особо задумывалась, что рядом со мной няня постоянно быть не сможет.
— Хотите, чтобы я вас заплела?
— Да. Нянины прически всегда красивее тех, что делает Дороти.
Слова я эти сказала специально, чтобы поднять няне настроение, хотя в них не было ни капли лжи. Дороти могла с моими волосами разве что воевать, поэтому иногда результатом борьбы с ними становился бардак на моей голове.
Я улыбнулась, взглянув на няню в зеркало и заприметив, как та довольно усмехнулась. Узнай она, что я услышала ее довольное фырканье, непременно бы смутилась.
— Нянь, даже когда я стану взрослой, а ты возвратишься домой, обязательно навещай меня каждый день.
Нянюшка тихо посмеялась над моими словами. Я прикрыла глаза, наслаждаясь этим нежным смехом. Нянина рука ласково расчесывала мне волосы.
Давно она не касалась моих волос. С самого моего пятнадцатилетия, когда няня вернулась к себе на родину, в Коэн. А на следующей год она умерла.
Я нахмурилась, думая о том, что даже близко не подпущу няню к повозкам.
— К тому времени вы и сами уедете из поместья, — послышался ответ после непродолжительного молчания.
Мне оставалось только фыркнуть. Я-то знаю, что даже к своему восемнадцатилетию не выйду замуж.
Белуа была уважаемой семьей, но, надо отдать должное, разговоры о браке в ней даже не заводились.
В какой-то степени было даже немного странно, что ни одна из аристократических семей не желала устанавливаться связь с Белуа через свадьбу со мной. Это казалось несколько унизительным, и до сих пор не укладывается у меня в голове.
Лехан, младше меня на целый год, в свои пятнадцать уже вовсю заводил знакомства с девушками и бывал у них на банкетах. Популярность моего брата была настолько большой, что даже провинциальные бароны знали его имя.
Я же казалась самой что ни на есть обычной. Дочь графа Белуа. В высшем обществе пользовалась уважением. Только вот была известна тем, что не имела при себе любовника, пусть даже и тайного.
Да не сказать, чтобы фигура у меня была плоха, с этим все было хорошо. Может, моя раздражительность сыграла в этом роль.
Ну, воспитание моего отца сделало из меня весьма скупого на эмоции человека. Пусть даже я не нравилась мужчинам, не думаю, что в браке по расчету любви предавали столь огромное значение.
Семья Белуа славилась добрым именем графа. Большинство же аристократов, строптивых по натуре, великодушием не отличались.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления