Онлайн чтение книги Ваше Величество, пожалуйста, не убивайте меня снова Your Majesty, Please Spare Me This Time
Часть 59.

Казалось, Лариет воплощала в себе все то, чего ум Руперта никак не мог постичь.

При взгляде на эту раздражающую девчонку принц сразу же начинал сердиться, сам себя не понимая. Не понимая того, на кой черт вообще оставил ее рядом с собой. 

Возможно, Пельмешка интересовала Руперта, как интересует энтомолога занятная букашка. Юноша не ведал, отчего в нем пробудился настолько жгучий интерес к обычной фрейлине, отчего он желал понять ее мысли, поступки. Понять, что ею движет, когда она улыбается цветам или сжимает в объятьях замарашку Тори. 

Руперт не знал и половины ответов на все эти вопросы, однако очень хотел узнать. Поэтому он даже снизошел до совета – впервые в своей жизни!

Неважно, какой информацией касательно Лариет и правящей семьи обладала графиня Амелия де Белуа. Принц и сам не обо всем был в курсе. Однако запас знаний любовницы эрцгерцога глупой Пельмешке никак не поможет. 

Юноша вожделел познать Лариет так же, как познал самого себя. Вожделел владеть ею. О, Руперт прекрасно понимал, что значит владеть человеческой жизнью, втаптывать ее в грязь. Но хочет ли Пельмешка такой участи?

Ах да, она ведь самолично заявила о своем намерении. 

- Ты.

- А?

- Ты сказала, что принадлежишь мне, верно?

Ясно как день: эта по-дурацки улыбающаяся девчушка абсолютно не поняла, к чему был задан Рупертов вопрос. И все-таки решимость Лариет, вопреки здравому смыслу, подпитывала глубинные желания тирана. Детские прихоти, рвущие наружу, - червоточины его эстетства.

Юноша чувствовал себя людоедом, пытающимся заполнить пустоту в собственной душе. Цвела надежда, что, поглотив другого человека, он сможет перенять его воззрение, стать тем, кого в себя вобрал. 

Как все скатилось до такого? Когда Руперт начал мечтать о том, чтобы пожрать чужую личность? Принцу безумно хотелось научиться читать мысли Лариет; чувства ее отгадать было легко. От подобных дум сердце тирана холодело от страха, покрывалось иглами ненависти.

Руперт не знал, что являлось причиной его влечения. Как, как все до этого дошло? Лаферт, безусловно, должна быть беззащитной принцессой. Но даже если бы юноша не ведал о своем настоящем поле, его роль в этом гнусном спектакле не поменялась бы. Ничего не поменялось бы. Принц в любой из вычиток останется слабым измученным ребенком, чья жизнь не стоила и гроша. И несмотря ни на что, почему, почему, почему?

Рупертовы губы чуть приоткрылись, однако спустя мгновение вновь сжались в бескровную линию. Сейчас это неважно.

- Твое сердце когда-нибудь претерпевало перемены? 

- Ваше Высочество, вы не найдете ни одной вещи, которой были бы чужды изменения. 

Резкий ответ вызвал у юноши немалое удивление. Лариет улыбнулась и продолжила:

- Однако перемены происходят нелегко.

Принц, не отрывая глаз от лучезарной улыбки фрейлины, по слову протянул:

- Приходи ко мне. Если отец не поделится с тобой своими знаниями, это сделаю я. 

Чтобы владеть Лариет, надо дать ей узнать все. Руперт не имел представления, чего именно ищет его фрейлина. Вероятность того, что он ответит на ее вопросы, уверенно стремилась к нулю, поскольку юноша ничем не обладал. 

Пельмешка определенно пожалеет, как только столкнется с пустотой Рупертовой души. Прокрутив в голове эту мысль, принц произнес:

- Но…

- …

- Это означает конец. 

Подчеркнутое равнодушие юноши вновь встретилось со светлой улыбкой Лариет. 

Девушка понимала, это ее последний шанс. Как только она вытрясет из графа всю правду, от Рупертова взора ей будет не укрыться. Пельмешка больше не сможет вести жизнь обычной дворянки. Последствия приказов, что отдал принц своими собственными губами, играя роль ближайшего помощника Императора, неизменно оставят отпечаток на Лариет.

- Помните, вы говорили, что дорожите тем, что является вашей собственностью. 

- Да.

- Тогда возьмите у меня все, что я имею, и позаботьтесь о нем, Ваше Высочество. 

Все, что она имеет. Ее обожаемые Белуа, семья, дикие сухоцветы… 

Несколько долгих секунд Руперт всматривался в глаза Лариет. Порой ему чудилось, что в отражениях ее зрачков проскальзывают его мысли. 

Если Пельмешка встретится с отцом и пустится с ним в бега, принц, вероятней всего, не станет ее искать. Однако реши она вернуться…

- Возвратить все назад у тебя не получится.

- Ничто не случается без последствий. Любой поступок априори непоправим. 

Поэтому-то в сожалениях не было никакого смысла. Лариет не сокрушается насчет безызвестности прошлого и не станет оплакивать будущее, готовое вот-вот измениться под напором невысказанных тайн. Что ж, если это означает конец, с ним надо просто смириться, ведь так? 

- Я вернусь. Прошу, дождитесь меня. 

Фрейлина вежливо поклонилась молчаливому Руперту, развернулась и покинула комнату. Светло-зеленая ленточка в каштановых девичьих прядях отчего-то напоминала длиннокрылую бабочку, заплутавшую по дороге в лес.

Принц по привычке смерил взглядом свою коллекцию ружей. В глубине души он надеялся, что ему уготован будет иной путь. 

Тягостные минуты последовали за уходом Лариет, и лишь спустя время Руперт поднялся со своего места. У юноши остался один-единственный камешек – черное зернышко, способное даровать слух и зрение другого человека. В дальнейшем разделять с Пельмешкой ее ощущения было опасно; слишком много сил это отнимало.

В самый последний раз принц решил проследить за Лариет. В самый последний раз задумал увидеть мир «ее глазами». В самый последний раз собрался продемонстрировать ее принадлежность ему. 

Руперт обязан был предупредить фрейлину. Ему не следовало так думать о ней. Возникающий перед юношей образ Тори каждый раз бередил его чувства. Чувства сожаления, досады, горечи, - плоды поспешного решения. Он не смог позаботиться о малышке. Ему не надо было совершать тот грех.

- Ваше Высочество, вас ищет Император.

Точно фортуна сверилась с часами жизни и подкинула Руперту именно того человека, в котором он больше всего нуждался. Возвещая о том, что сильнее всего ему требовалось. Принц усмехнулся, готовый к тому, что произойдет после.

Длиннокрылая бабочка заплутала в дремучем лесу. Деревья слились воедино, цветы попрятали головы, - их предупредили заранее, вот они и скрылись. 

Место, где жила бабочка, откуда она прилетела… Не было оно злой чащобой, покойницей чахлого леса. 

Самый убогий из адов, самая черная из бездн, самый проклятый из спектаклей – ничего из этого не закончится. Боги, побывать бы Руперту, хоть раз побывать средь цветущих лугов. 

Все вокруг него умирают, все исчезают. Получается, это действительно предупреждение, знак: убегайте, скорее, скорее!

Приблизившись ко дворцу, принц почувствовал, как начал задыхаться. На дворе стояло лето, однако солнце не желало делиться своим теплом. Небо затянуло облачной пеленой. Руперт нахмурился. В подобные дни левый глаз юноши саднил так, словно в него врезали со всей силы. 

По правде говоря, Рупертово тело даже сейчас покрывали рубцы от вчерашних побоев, только вот его глаз никто не трогал. 

Фантомная боль. Считается, что те, кому отрезало руку, все равно могут ощущать отдаваемый в ней зуд. Принц тоже страдал от такого. В подобные дни всегда… Всегда ноет так, будто напоминает о ничтожности его положения. 

『Уничтожь,』 - шептали нежные губы. - 『Уничтожь его.』

«Заткнись». 

Ему бы восстать, отринуть все то, что он натворил при жизни владелицы этого шепота. Но в то время легче было пойти у нее на поводу. Ведь для ребенка сия женщина представлялась богом. Абсолютным существом. 

Руперт поднял руку и приложил ее к саднившему глазу. Заметив бледность юноши, Тори бросилась к нему и схватила за свободную ладонь. 

- Вам плохо? Вы можете сегодня не приходить. Я обо всем сообщу.

- Нет необходимости, я в порядке.

От спокойных ноток в голосе Руперта Тори сдвинула брови. Принц выучился терпеть, хотя крошка-фрейлина не раз пыталась избавить его от этой привычки. Порой юноша исполнял ее наставления. Когда-то ведь должен наступить тот день, в котором Руперту не нужно будет терпеть. Не нужно будет затаивать дыхание, точно трусливому червяку. 

Рядиться в юбки – идея весьма хорошая. И маскировка, и щит в одном флаконе. Принца не особо радовал тот факт, что его внешность идеально подпадала под женские стандарты, но она помогала избежать лишних подозрений. И все же течение времени не остановить.

Голос становился ниже и грубее, кадык выступал все сильнее, сколько бы его ни прятали, а рост давно перестал соответствовать девичьим нормам, притом что юноша даже не ел, морил себя голодом. Еще немного и принцесса своими размерами начнет привлекать внимание. 

На физиологию никак не повлияешь. Императрица не могла похвастаться ногами от ушей, и вся надежда оставалась на Императора. Однако и тот отличался мелким росточком.

Подозрения не были беспочвенными. Попроси Руперта отыскать сходством меж ним и отцом, он сам бы по итогу начал сомневаться в их родстве.

Принц перенял от матери фантастичную внешность: златые кудри и изумрудные глаза. В этом-то и состояла причина бесчисленных шепотков и слухов. 

Силу сплетен Руперт познал на себе еще в глубоком детстве. Маленький принц тогда сильно удивился, возмутился эдакой несправедливости. 

Теперь уже юноша не возмущался. Все эти слухи – не слухи вовсе. Из бесконечного потока материнской лжи Руперту удалось выхватить крупицы правды. 

Это нормально, что люди недоумевают. Младший принц никоим образом не походил на своего коронованного отца. Единственное сходство между ними состояло в одной лишь дикости и злости, посредством которых они достигали цели. 

Люди – те же животные, однако они способны учиться. Вот и Руперт выучил все повадки монарха. Вдобавок, мать юноши обладала взрывным характером, так что эта черта могла перейти по наследству.

Как только принц с Тори приблизились к двустворчатой двери одной из комнат, в ней раздался душераздирающий женский вопль. Крик этот обнажал нервы, зарождал в нутре леденящий ужас. В болезненном завывании слышался неприкрытый, громадный страх – первородный страх смерти. 

От вопля мутило, выворачивало наизнанку, тянуло блевать. Однако ни одна душа не посмела бы сотворить подобное, ибо звуками этой агонии наслаждался сам владелец Красного дворца. Никто ничего не предпримет, ни сейчас, ни в будущем. Все делали вид, будто не слышали доносившихся из-за двустворчатой двери жутких верещаний.