Онлайн чтение книги Ваше Величество, пожалуйста, не убивайте меня снова Your Majesty, Please Spare Me This Time
Часть 8.

Я со вздохом рассмеялась, заметив на себе обеспокоенный взгляд Лехана. Взрослым мой брат был точно таким же. Возможно, именно из-за ненадежной своей сестры, которая легко всего пугалась и враз заболевала, брату пришлось обрести свою вечную вдумчивость, какой не могли похвастаться большинство взрослых. В результате, в подростковом возрасте Лехан много бунтовал.

— Не переживайте. Не думаю, что вы серьезно заболели, сестра.

Когда я настаивала, что не болею, все всё равно верили в мой ужасный недуг. Лехан был напуган побольше моего, а теперь заявляет, что болезнь моя несерьезна. Такая противоречивость вызвала во мне улыбку.

 — Говоришь, это не тяжелая болезнь?

— Так сказала доктор Эйли. Кроме того, сюда скоро приедет врач из столицы. Вы должны скоро поправиться.

Поправиться-то я поправлюсь, мне же не нужны лекарства.

Проворчав это, я взглянула на отца, который точно так же навис над мной, как Лехан.

По левую руку – брат, по правую – отец. Их темно-карие глаза, чрезвычайно друг на друга похожие, обратили ко мне все свое беспокойство. Это показалось бы мне забавным, если бы не руки этих двоих, что прижали меня к кровати и не давали мне сдвинуться с места.

Но на самом деле, я чувствовала себя хорошо. Тепло, которым окутала меня моя семья, дало мне понять, что я вернулась. От этого на глазах навернулись слезы. Утром, после встречи с няней и Леханом, я пролила немало слез, но, по-моему, не все их успела выплакать.

Когда пара слезинок прокатилась по моей щеке, отец с Леханом окликнули сэра Германа, собиравшегося уже уходить за врачом. Тон их голосов стал куда сердитее, чем прежде:

— Господи, ты все еще здесь? Лариет плохо!

— Что ты здесь делаешь? Почему не торопишься? Я скажу твоей жене о том, что ты уехал. Езжай сейчас же.

Последние слова принадлежал Лехану, более жесткому воплощению моего отца. Он даже не дал Герману попрощаться со своей супругой и сразу послал того в путь.

Я приподняла руку, чтобы осадить брата, но Лехан только сильнее впился взглядом в рыцаря.

Сэр Герман, до этого ходивший по спальне в поисках денег, карт и сертификатов Белуа, понурившись, вышел из комнаты. Ни отец, ни Лехан не оценили его стараний.

Простите уж, сэр Герман.

Я дала себе обещание чуть позже поблагодарить доктора Эйли и сэра Германа.

Отец, не умевший справляться со слезами ребенка, в растерянности остался стоять возле меня, и ушел он только после того, как я, закрыв глаза, притворилась спящей. Мне думалось, что и Лехан поспешит вслед за отцом, но этот мальчишка просто присел на кровать рядышком со мной. Интересно, он догадался, что я не сплю?

Я, делая вид, что переворачиваюсь с боку на бок, медленно приоткрыла глаза.

Лехан смотрел на меня, не моргая.

В тусклом свете вечернего солнца зрачки Лехана казались темными, как сама ночь. Цвет наших глаз был похожим, только различался по оттенку. Глубокие, теплые, темно-карие глаза брата были намного красивее моих блекло-ореховых.

Я протянула руку и нежно погладила брата по голове.

Словно находясь в замешательстве от моих действий, Лехан не избежал моего прикосновения и прикрыл глаза. Сколько прошло времени с тех пор, как мы в последний раз так трепетно относились друг к другу? От этой мысли мне захотелось улыбнуться.

— Надеюсь, ты не будешь и в будущем избегать моих прикосновений.

— Я бы и не смог их избежать.

Нет, зря я это сказала.

Мне известно будущее Лехана. Он же его не знал. С грустью на сердце я убрала руку с головы брата.

— Моя сестра будет любить меня, кем бы я ни стал. Именно так она сказала мне этим утром.

— Верно.

Мое спокойное согласие заставило Лехана удивиться. У него было все то же непроницаемое выражение лица, но я чувствовала, в этот момент глаза его улыбались.

— Я тоже, сестра.

— А?

— Не болейте.

Прежде чем я успела окликнуть брата и спросить, что же он имел в виду, он скрылся за дверью спальни.

Я глупо уставилась на эту дверь и тихонько хихикнула. Когда руками я вытерла слезы, которые никак не переставали течь, зрение мое прояснилось.

Комната, в которой я спала в своем двенадцатилетнем возрасте, не очень-то отличалась от комнаты, которую я занимала незадолго до своей смерти. В спальне сгустились тени – уходя, отец задернул шторы из плотного красного бархата.

Разглядывать знакомую комнату, полную мягких очертаний, доставляло мне огромное удовольствие.

Мне нравилось наше поместье, наш старинный дом, полный утонченности. И больше всего мне нравилась моя спальня, лично спроектированная моим дедушкой.

Весну, когда праздновалось день рождения Лехана, лето, которое брат проводил в столице, осень, мамино любимое время года, и зиму, которая Белуа подходила больше всего, - все четыре сезона я проводила в этой комнате. Стены этой спальни видели, как я росла.

На деревянном косяке золотились зарубки, отмечавшие мой рост с восьмилетнего возраста. Только сейчас я поняла, насколько маленьким было мое тело. Для двенадцатилетнего ребенка это нормальный рост, только вот, повзрослев, я выросла только на голову.

Другими словами, перед смертью, в восемнадцать, я была лишь на голову выше двенадцатилетней себя.

Перестала я расти в четырнадцать лет, немного раньше, чем другие мои сверстники. Помню, тогда я чересчур разозлилась, что решила всем отомстить: украла ключ от сейфа и, дотянувшись до замка на своих маленьких ножках, вытащила оттуда все золото.

Лехан своим высоким ростом пошел в мать и поэтому часто насмехался надо мной, периодически получая за это от отца.

Может, если я буду есть побольше еды, что помогает расти, и заниматься спортом, мне удастся вырасти повыше?

Я часто расхаживала по комнате в раздумьях, начать ли мне есть побольше овощей, потому что разница в росте с моими сверстниками меня смущала.

Я не переселялась в новую комнату каждое время года, как это делали большинство аристократов, а все время оставалась здесь. Несколько раз мама пыталась убедить меня переехать в большую спальню, но я упиралась. Одной из причин, почему мне так сильно не хотелось покидать эту комнату, было то, что ее мой дедушка построил специально для бабушки. Эта история казалась мне очень романтичной.

Спальню ни разу не перестраивали, только ремонтировали – то старое окно, то скрипящую половицу. Однако в комнате притаилось кое-что, чего в ней не было, когда пали Белуа. Я внимательно посмотрела на музыкальную шкатулку, стоявшую на тумбочке возле кровати, и улыбнулась.

[Прим. ред.: а теперь включите Танец феи Драже из «Щелкунчика»]

Стряхнув со шкатулки пыль, я открыла ее. Хрустальная мелодия, разлившаяся в комнате, навевала мысли о зимних морозах. Это была оркестровая увертюра* к моей любимой сказке.

[Увертюра* — инструментальное вступление к театральному спектаклю, чаще музыкальному (опере, балету и т.п.)]

Эту музыкальную шкатулку, сделанную из дерева, несколько лет назад мне подарил Лехан.

Я улыбнулась, представив, как серьезный на вид мальчик вошел в девичий магазин. Но затем моя улыбка погасла. Я вспомнила, как похоронила эту шкатулку вместе с остывшим телом брата.

[Прим. ред.: включаем Dissonance - Sophism]

После того, как Лехана с отцом арестовали по обвинению в заговоре, графское имение варварски уничтожили, и в результате чьего-то поджога от него остался только почерневший от копоти остов.

Шкатулка Лехана – это одна из немногих вещей, которые мне удалось прихватить с собой из всей той неразберихи. Когда я хоронила брата, рядом с ним я положила его подарок.

Вспомнив заострившиеся черты безжизненного лица Лехана, я почувствовала, как у меня задрожали руки.

Смерть отца и матери была для меня настоящей трагедией, но потеря брата погрузила в полнейшее отчаяние.

Я никогда не думала, что брат умрет раньше меня.

Я никогда не была готова к его смерти.

Единственной причиной, почему Лехана казнили раньше меня, являлось то, что он был мужчиной. Брат умолял Императора казнить меня первой, чтобы избавить от страданий, но тиран выполнил его просьбу с точностью до наоборот.

Не хочу снова переживать те ужасные дни, когда я находилась в полнейшем бессилье, когда каждый член моей семьи умирал.

Я сделала глубокий вдох, сцепив в замок дрожащие руки.

Все это можно предотвратить.

Я никому из вас не позволю снова пройти через эти страдания.

Пробормотав это, как заклинание, я положила шкатулку на кровать и укрыла ее одеялом, будто она была живым существом. После, уткнувшись лицом в подушку и вытянув под ней руки, я нащупала блокнот, который я прятала в пространстве между периной и изголовьем кровати.

В детстве я вела дневник до тех пор, пока его не нашла мама.

Открыв розовый блокнот с милой принцессой и звездой на обложке, типичный дневник двенадцатилетней девочки, я быстро описала в нем всю нынешнюю ситуацию.

Если кто-нибудь наткнется на этот блокнот, то скорее всего подумает, что в нем я описала свой страшный сон, ибо написанное казалось настоящим абсурдом. Но этот абсурд был когда-то для меня реальностью.

291 г. по имперскому календарю, август – смерть.

285 г., январь – возвращение. Император знает обо мне. Тори Пасвендер – служанка Императора Руперта.

Ручка, которой я быстро записывала все случившиеся события, на мгновение затряслась на слове «Император». Мне снова припомнилась моя встреча с Тори. Девочка выглядела потрепанной и неопрятной, а ведь через несколько лет она станет Императрицей, и это будет отправной точкой противостояния моего отца с Императором.

Мне с самого начала нужно было предотвратить встречу Тори и Руперта. Было бы куда лучше, если бы они вовсе не были знакомы, однако Император и Императрица все еще являлись детьми, так что выход есть. Я размяла шею и обвела имя Тори.

287 г., сентябрь – известие о том, что Руперт – мальчик.

289 г., май – смерть предыдущего Императора.

289 г., июнь – Императором стал Руперт.

289 г., сентябрь – есть вероятность, что имперские войска обступят столицу.

289 г., ноябрь – смерть принца Арнульфа.

290 г., сентябрь – Император убил Тори Пасвендер Бельферни.

290 г., октябрь – объявлено о расстреле графа Гонзаробы. Императором убиты два командира обороны. Эрцгерцог Бентиболд, брат предыдущего Императора, и его семья либо депортированы, либо казнены. Сэр Маволо, двоюродный брат Императора, умер. Три члена Палаты лордов депортированы Рупертом, позже скончались.

Сегодня двенадцатилетняя девочка написала слово «смерть», и весь ее дневник, до этого пестривший записями о повседневных проблемах ребенка – что бы сладкого поесть, во что бы поиграть – исписан был датами будущих трагедий.