Онлайн чтение книги Убить Волка Killing the wolf
Глава 103 - Встреча

Пока банкет был в самом разгаре, Чан Гэн помогал мисс Чэнь собирать травы во дворе, где она временно поселилась в столице.

Его простуда ушла так же быстро, как и появилась, вылечившись после двух доз лекарства. Собственно говоря, он чувствовал себя почти так же хорошо, как и раньше. Причина, по которой он все же взял отпуск, заключалась в его чувствительном состоянии, и Гу Юнь намеренно позволил ему избежать осложнений. Во-вторых, это было потому, что он услышал, что Чэнь Цинсюй нашла новые подсказки о природе Кости Нечистоты.

"Вы хотите сказать, что Кость Нечистоты циркулирует в моих сосудах?"

Руки Чэнь Цинсюй были полны всевозможных пожелтевших старых записей. Отклеившиеся страницы то и дело норовили выпасть из стопки. Ее руки были заняты, но рот оставался таким же упорядоченным, как и раньше.

"Кость Нечистоты" повреждает разум человека. Я всегда думала, что это душевный недуг. Если бы не слова маркиза, я бы и не подумала о другом аспекте... Видишь ли, самая ранняя запись варваров о злом боге Уэргу гласит, что он «рожден чрезвычайно злобным, потому поглотил плоть и кровь своего брата, и стал чудовищем с четырьмя ногами, четырьмя руками, двумя сердцами, а когда кровь бушует в груди, он становится особенно опасен». Я думала, что фраза "кровь бушует в груди" была лишь метафорой, но на самом деле это относится к тому, как Кость Нечистоты атакует."

Только когда она говорила о вещах, касающихся медицины, она смогла произнести столько слов за один раз.

"Кровь и плоть, — Чан Гэн на мгновение замолчал, покачал головой и горько улыбнулся, — мисс Чэнь имеет в виду, что все мое тело - это яд, если только я не избавлюсь от плоти и не сдеру его с моих костей?"

Похоже, что это было гораздо хуже, чем сойти с ума.

Чан Гэн неторопливо рассортировал травы и разложил их в ящики по порядку. Шестеренки на полках со скрипом вращались и медленно поднимали полки к верху, открывая пустое пространство внизу. Это была кропотливая работа, она не могла быть выполнена импульсивным человеком.

Чэнь Цинсюй смотрела на него с восхищением. В истории не было ни одного случая, чтобы человек, опутанный Костью Нечистоты, оставался в здравом уме до зрелого возраста, не говоря уже о том, чтобы сохранять такой спокойный и мягкий нрав.

Неизвестно, родился ли он с таким характером или обязан им Гу Юню.

"По правде говоря, в последнее время я чувствую себя не очень хорошо. Атаки Кости Нечистоты становятся все более частыми", — произнес Чан Гэн.

Чэнь Цинсюй небрежно сказала: "Маркиз уже говорил мне об этом".

Чан Гэн на мгновение был поражен: "Он..."

Гу Юнь, похоже, всегда придерживался позиции "это было всего лишь отравление колдовством варваров" и никогда не воспринимал всерьез это "незначительное заболевание кожи и плоти". Он редко говорил об этом и никогда не проявлял беспокойства в присутствии Чан Гэна.

Оказывается... это всегда его беспокоило?

Чэнь Цинсюй сделала паузу и поняла, что сказала слишком много. Она сменила тему:

"Ваше Высочество, если больше нечего поручить, я собираюсь вернуться в старую резиденцию семьи Чэнь в Шаньси. Будет лучше обратиться к истокам и поискать решение проблемы там".
"Ах, — ответил Чан Гэн, сложив руки вместе, — я побеспокоил вас, а насчет противоядия Цзыси..."

Его прервал посетитель из дворца, прежде чем он успел закончить.

Придворный слуга сопроводил гонца, который почтительно поприветствовал Чан Гэна и сказал:

"Ваше высочество, император услышал, что вы больны, он специально попросил вашего слугу прийти и посмотреть. Я также привёл с собой врача, но он не осмелился войти во двор доктора Чэнь и ждал снаружи".

Чан Гэн нахмурился: "Я побеспокоил Королевского брата за его заботу, но я всего лишь подхватил обычную простуду, а не серьезную болезнь".

Слуга рассмеялся и сказал: "Да, я тоже видел, что Ваше Высочество было в хорошем настроении, эх... Ваше Высочество, сегодня вечером во дворце состоится банкет для Третьего Варварского Принца и их группы посланников. Посланник Восемнадцати племён упомянул о Вашем Высочестве в присутствии императора. Его Величество приказал мне передать вам, что если ваше тело неважно себя чувствует, то не стоит беспокоиться, если же вы чувствуете себя хорошо, то вам следует присоединиться к веселью."

Чэнь Цинсюй на мгновение была ошеломлена и быстро подняла глаза на Чан Гэна. Если бы никто ничего не сказал, все было бы в порядке. Но посланник варваров уже сказал об этом, Чан Гэн не мог отказаться. Тут возникала дилемма: варварские племена были не только врагом Великой Лян, но и семьей матери Янь Вана. Он, конечно, не мог намеренно приближаться к ним, но и намеренно избегать их тоже было нецелесообразно.

Посланник уже назвал его имя, но ключом к тому, идти или нет, была оценка отношения Ли Фэна, именно в этом направлении нужно было избегать оскорблений.

Чан Гэн схватил со своего тела кошель, сунул что-то гону в руки и спросил: "Прошу дословно повторить как именно выразился мой Королевский брат?"

Слуга измерил щедрость Янь Вана в руке, и рассмеялся так, что его лицо покраснело, и бессвязно сказал:

"Я не смею... это действительно очень щедро, слуге неудобно принять такой дар…"

Сказав, что ему стыдно, он радостно отложил деньги и сказал Чан Гэну:

"Такому выдающемуся человеку, как принц Янь Ван не указ эта кучка варваров. Император сказал, что если вы желаете, чтобы вам не было скучно, вы можете прийти во дворец, чтобы выразить ему новогоднее приветствие, посидеть немного и вернуться обратно, не нужно общаться с этими людьми. Сейчас новый год, император будет чувствовать себя более спокойно, увидев вас".

Чан Гэн понял: "Позвольте мне отдохнуть и переодеться, потом я пойду с вами во дворец".

Слуга радостно ответил: "Я приготовлю вам карету".

Чан Гэн улыбнулся и смотрел, как он уходит. Как только он повернулся и вошел в комнату, его улыбка тут же стала холодной.

Чэнь Цинсюй последовала за ним: "Что я могу для вас сделать?"

Чан Гэн покачал головой: "В этом году банкет очень строгий, там присутствует Цзы Си, входящие и выходящие люди должны пройти через несколько проверок. Что касается варваров, то, кроме Третьего принца и посланников, все слуги были заперты на почтовой станции. Даже если у варварского Третьего принца под кожей течет цзылюцзинь, нет никакой гарантии, что он сможет взорваться чем-то стоящим. Прошу дать мне комнату для того, чтобы привести в порядок свое одеяние."

Чэнь Цинсюй не понимала этих вопросов, она не стала много говорить и попросила слугу сопроводить Чан Гэна.

Чан Гэн пошел к двери со скрещенными руками, затем его шаги остановились, он снова обернулся. "Госпожа Чэнь, у вас есть серебряный кинжал?"

Ванго сидел среди гражданских министров и слушал, как компания вокруг соревнуются в острословии, унижая и высмеивая варварского посла.

Нельзя сказать, что посланник варваров обладал способностью к красноречию, но он довольно ловко ориентировался когда открывать рот и когда промолчать. Как только тема становилась для него слишком острой, чтобы ответить, он только смеялся и молчал. Казалось, что он действительно нес бремя унижения и пришел для мирных переговоров.

Взгляд Ванго тоже приостановился на молчаливом Третьем принце, склонившем голову, но быстро переключил внимание - ему не было никакого интереса до этого идиота, он устроил спектакль получше.

Ванго отличался от людей вроде Фан Циня, которые часто говорили о национальной экономике и средствах к существованию людей. Он знал, что никто не думает о нем высоко. Даже что касается партии Фан Циня, то они неохотно обращались к нему как «Господин» только тогда, когда у них была от него польза. За спиной они все называли его "дядя-евнух", говоря, что он очень "послушно" относится к своей роли императорского дяди, даже взяв на себя обязанности по внутреннему управлению.

Раньше Ванго был второстепенным персонажем, который выполнял поручения для бывшего императора. Ему суждено было играть роль льстивого подданного и носителя дурного имени для правителя. С тех пор как стало известно о деле бывшего императора и наложницы-варварки, он жил в страхе.

У него не было никакой ненависти или счетов к Гу Юню или даже к семье Гу. Между гражданскими и военными офицерами в Великой Лян было мало контактов по интересам. Пока ни одна из сторон не питала больших амбиций и не закрывала небо одной рукой, даже в борьбе за власть они не стали бы бороться за один горшок.

Не говоря уже о том, что семья Гу была истинной аристократией, просто ее членов было мало, а объект их брака был слишком особенным.

Но у самого Ванго и Гу Юня тоже не было разницы во взглядах. У него не было своего мнения по поводу важных дел страны. Его единственным мнением было то, как правильно угодить императору.

При дворе не было недостатка в талантах. Мужчины отличались выдающимися достижениями и способностями, поэтому должны были существовать простаки вроде Ванго, чтобы дать императору отдохнуть от состязаний в превосходстве.

Если бы это было возможно, даже если бы его перекормили крысиными ядами, он никогда бы не осмелился тронуть семью Гу.

Бывший император почил и освободился от бремени бытия, переложив свою волю и ненависть на Ванго. А ненавидел он Гу Юня. Стало быть Ванго стал лишь посмертным инструментом правителя, но угодил в немилость и стал ненавидим за это.

В настоящее время император Лунань был готов защищать это никчемное существо из уважения к нему как к дяде, позволяя ему продолжать свой предсмертный вздох и умолять о пище.

Но как насчет будущего?

Не приводило в ужас то, сколько земельных налогов, гражданской и торговой торговли реформировал Янь Ван. Ужасало другое: как только Янь Ван займет трон, что он сделает с Ванго?

У Янь Вана с детства были близкие отношения с Гу Юнем. Будучи сыном императора и варварской наложницы, он не мог расследовать грехи своего родителя. Чтобы еще больше привлечь Гу Юня и стремиться к военной поддержке в будущем, первое, что он сделал бы, — это принес бы в жертву никчемного Ванго семье Гу.

То, что волновало мастера Фана и остальных, было не более чем то, как Янь Ван реформирует двор. В конце концов, это было ради их собственной славы, богатства и будущего их семьи, в то время как жизнь императорского дяди Вана висела на волоске, он постоянно беспокоился о голове на плечах - даже если были высокие должности и богатые зарплаты, ему все равно нужно было остаться в живых, чтобы насладиться ими.

Когда варвары впервые прибыли в столицу, они действительно знали свое место и не подкупали людей повсюду. Столичные дворяне не были настолько бедны, безумны и неглубокомысленны, чтобы ради небольшой выгоды готовы были понести обвинение в "измене и союзе с врагом".

Перед дворцовым банкетом посланники Восемнадцати племен впервые протянули свои щупальца и связались с одним человеком - это был императорский дядя Ван, на первый взгляд незначительный льстец.

Посланники Восемнадцати племен присягнули своему богу и дали Ванго два обещания.

Первое: Янь Ван больше не будет мечом, висящим над его головой.

Второе: независимо от того, был ли это успех или неудача, Ванго не будет замешан в этом. Если в будущем Ванго окажется в тупике, Восемнадцать племён были готовы спасти ему жизнь.

Представители Восемнадцати Племен были нецивилизованными, жестокими, кровожадными и хорошо умели составлять яды, но у них был один хороший момент - они выполняли свои обещания.

И то, что они хотели от него, было простой задачей. Янь Ван, скорее всего, хотел избежать появления, на этот раз задача Ванго заключалась в том, чтобы убедиться, что Янь Ван появится на дворцовом банкете.

Варвары не стали раскрывать, что они собираются делать. Ванго планировал подождать и посмотреть, что произойдет. На случай, если варвары потерпят неудачу, он также подготовил другую схему - благодаря господину Фану, который тайно держал в своем поместье человека, способного свергнуть Янь Вана.

Когда императорская наложница варваров сбежала, в дело было вовлечено большое количество дворцовых слуг, стражников и врачей, многие из них погибли незаслуженно, но те, кто был действительно виновен, уже заранее подготовили себе выход.

Старый врач из дома Фана был одним из тех, кто сбежал в тот раз из-за страха. Его сын случайно убил кого-то, и, неся на себе долги своего ребенка, ему ничего не оставалось, как продать секрет: когда императорская наложница сбежала, будучи беременной, ее незамужняя сестра Сю, которая была с ней, тоже была беременна.

Сюйнян Ху Гэ Эр вступила в сговор с варварами из города Яньхуэй и привела их внутрь границы. Она презирала Поднебесную до мозга костей. Стала бы она действительно и честно воспитывать сына своего врага?

Был ли человек, которого Гу Юнь привёз обратно, сыном бывшего императора или диким внебрачным ребёнком Ху Гэ Эр, чей отец был неизвестен?

Фан Цинь принял доктора, но не стал действовать необдуманно. Он извлек урок из того, что в прошлый раз ему не удалось убить Янь Вана. На этот раз он планировал поразить цель одним движением, но пока он еще медленно готовил план, Ванго решил что не хочет сотрудничать.

У праведников - методы праведников, у злодеев - путь злодеев. Их схема не обязательно должна была быть превосходной, не имело значения даже то, что она была низменной и грязной, она должна была быть только эффективной.

Когда посланник Восемнадцати племен открыл рот, расспрашивая о Янь Ване, Ли Фэн ответил не сразу, а услышав, что Янь Ван болен, попросил своего слугу отправиться проверить его состояние.

Первоначальные слова Ли Фэна звучали так:

"Отведи к нему врача и скажи А Мину, чтобы он хорошо отдохнул. Если в ближайшие дни ему станет лучше, пусть не засиживается дома и придет во дворец, но нет необходимости, чтобы он общался с этими людьми."

Сказав это, император Лунань посчитал, что выполнил свой долг по появлению на дворцовом банкете, и удалился.

Императорский дядя Ван не зря получил титул "дядя-евнух". Вскоре он подкупил нескольких, казалось бы, незначительных слуг, выполняющих поручения. Благодаря тому, что слова императора были умело искажены у Янь Вана не было возможности отказаться от посещения банкета.

Как бы выглядел Янь Ван, который притворился больным и не пришел почтить императора, но услышал о после варваров все же явился ко двору и встретился с ним? Разве это не доказывало бы их связь и не усугубило бы раскрытие истинного происхождения Чан Гэна?

С тех пор как Ли Фэн ушел, дворцовый пир по большей части прошел спокойно. Ближе к концу пиршества Гу Юнь наконец почувствовал некоторое облегчение. Он поднял чашку, чтобы сделать глоток. Не успел он даже распробовать вкус, как слуга вдруг объявил, что прибыл Янь Ван.

Гу Юнь еще не успел прояснить свои мысли, как его сердце бешено заколотилось.

Фан Цинь был немного удивлен, а вот Ванго склонил голову. Посланник Восемнадцати племён с улыбкой повернулся к входу в зал. Третий принц-варвар, который, не поднимая головы, ел и пил в углу, резко замер.

Когда Чан Гэн вошел в зал и с первого взгляда увидел, что на троне никого нет, он понял, что попал в чью-то ловушку.

Однако теперь было слишком поздно поворачивать назад. Шаги Чан Гэна не прекращались, его слегка больное лицо было спокойным и тихим, он сохранил мягкую улыбку, шел медленно и неторопливо, снял плащ и использовал эту возможность, чтобы обшарить взглядом окрестности, передав его одному из служителей. Слуги, который обманул его, нигде не было видно.

Никто из собравшихся аристократов не знал подлинной причины появления Чан Гэна, но с легкой подачи захмелевших мыслей кто-то выдал:

"Его высочество Янь Ван просил разрешения не присутствовать на сегодняшнем банкете. Но, похоже, гости из Восемнадцати племён действительно заслуживают внимания, фактически сумев привлечь Янь Вана всего лишь одним предложением."

Другой мужчина продолжил: "Наказанием может служить штрафная чаша вина, но сегодняшние гости не обычные. Восемнадцать племён - это материнская семья Его Высочества, к ним нужно относиться по-другому".

Свободный придворный наряд Чан Гэна чуть не упал на землю. Он спокойно ответил:

"Я побеспокоил императора, и он прислал слугу узнать о моем здоровье, я специально приехал во дворец, чтобы передать новогодние поздравления Его Величеству, но, к сожалению, Его Величество уже уехал?"
"Прибытие Янь Вана было несвоевременным, но наше - нет. Сегодня мы получили возможность познакомиться с двумя талантливыми личностями Великой Лян, это было большой привилегией и благословением для нас. Наш принц также хочет предложить один кубок Вашему Высочеству в знак уважения!"

Во время разговора посланник Восемнадцати племен помог Третьему принцу встать.

Гу Юнь быстро подал сигнал Шэнь И глазами. Несколько стражников, прятавшихся в темноте, внезапно проявили свои убийственные намерения и обступили посланников варваров и принца.

Третий принц вышел из-за стола, похоже, очень нервничая, его руки яростно дрожали всю дорогу, пока он нес кубок с вином. Прежде чем он успел подойти к Чан Гэну, вино было вылито более чем наполовину.

Когда подросток приблизился, по телу Чан Гэна разлился сухой жар, который невозможно было подавить. Жар, который уже успел угаснуть, вновь яростно рванулся вперед. В ушах стоял яростный рев, а кровь кипела, словно горящий цзылюцзинь, интенсивно бурля.

Волосы Чан Гэна встали дыбом, бесчисленные пары расчетливых глаз или радостных глаз тех, кто радуется чужим страданиям, не оказывали на него такого давления, как этот мальчик. Он терпел сильный дискомфорт, изо всех сил стараясь сохранить достоинство принца, и заставил себя рассмеяться.

"Молчаливое подношение вина — это традиция ваших племен?"

Посланник варваров внезапно улыбнулся и медленно отступил на шаг за спину Третьего принца.

Третий принц, дрожа всем телом, без предупреждения молча остановился. Его руки, остановившиеся в воздухе, были сине-белыми, тяжелыми от ауры смерти.

Затем он поднял голову и посмотрел прямо в глаза Чан Гэну.

На бледном лице юноши была пара красных глаз, его двойные зрачки, словно кинжалы, пронзили Чан Гэна без предупреждения.

Этот юноша оказался еще одной Костью Нечистоты!

Никто не знает, что происходит, когда два "злых бога" сталкиваются друг с другом, об этом никогда не было никаких записей. Сколько ненависти и кровожадности было в одном таком человеке, а если их двое?

До какой степени должна быть беспощадна их эпоха, чтобы две Кости Нечистоты встретились лицом к лицу?

Казалось, что между ними на какое-то время возникло неописуемое напряжение. Весь дворец теперь превратился в пыль перед глазами Чан Гэна. Его грудная клетка испытывала такую боль, что казалось, будто она вот-вот разорвется.

Все галлюцинации и реальность спутались воедино, яд, который долгие годы подавлялся в его костях и крови, был подобен маслу, вылитому на огонь, который превратился в огромные горы и высокие волны. Вся неперевариваемая ненависть и ярость хлынула в сердце Чан Гэна. Все кошмары бездны вылились наружу, открыв свои огромные ужасающие пасти, чтобы проглотить его.