Онлайн чтение книги Убить Волка Killing the wolf
Глава 19 - Сокровенная тайна

Было уже три часа ночи, и Гу Юнь устал, мечтая лишь о том, чтобы отдохнут. Но, в конце концов, на него подействовали слова Шэнь И, и его шаги неосознанно повернули в сторону заднего двора.

В это время столица практически не освещалась огнями, и Чан Гэн давно спал. Гу Юнь не стал беспокоить пожилого слугу снаружи и осторожно открыл дверь в комнату мальчика. Ступая тихо и медленно, он плохо видел окружающую обстановку, но благодаря снежной ночи, в комнату проникал мягкий свет.

По этой причине он рассмотрел, что, ворочаясь во сне, Чан Гэн почти сбросил одеяло. Гу Юнь уже собирался по-отцовски поправить его одеяло, но заметил, что мальчик беспокойно хмурится, словно его мучит кошмар.

Гу Юнь стиснул холодными пальцами его запястье и подумал: «Еще не освоился в новом для себя месте?»

Чан Гэн сильно вздрогнул, отшатнулся назад и резко проснулся, в его взгляде трепетало недоверие и страх, когда он смотрел на человека рядом.

Гу Юнь осторожно погладил его запястье и смягчил голос: "Приснился кошмар? Что ты видел во сне?"

Чан Гэн некоторое время не издавал ни звука, но постепенно он вернулся из того места, где только что переживал очередной кошмар и его взгляд стал осознанным и сосредоточился на человеке напротив.

В темной ночи глаза Гу Юня казались ему путеводными звездами, и он неожиданно обнял его за талию.

Железная броня Сюань на плечах Гу Юня еще несла в себе прохладу ранней зимы. Чан Гэн ощутил этот холод, когда прижался к нему лбом, и в трансе ему казалось, что он вернулся в ту студеную, леденящую до костей ночь за перевалом. Он вздрогнул, приходя в себя от мучительного ночного кошмара и подумал: «Я все еще жив».

В комнате тихо щелкали шестеренки часов. Посреди комнаты стояла печь, возвышаясь вверх. Специальные мехи заставляли теплый белесый воздух циркулировать по всей комнате, опускаясь вниз и согревая все вокруг.

Когда Чан Гэн неожиданно обнял его, маршал поначалу остолбенел, а потом внутри его сердца появилось странное чувство: это было впервые, когда кто-то прильнул к нему с таким сильным чувством зависимости, одновременно даря ему ощущения собственной значимости и обнажая его потребность в другом человеке.

Его обычное отношение "я непобедим" - это, конечно, притворство, и он прекрасно знал свои пределы.

Если бы маркиз Аньдин действительно был таким самоуверенным, то трава на его могиле была бы такой же высокой, как рост человека, и он бы не вернулся живым после стольких сражений.

Но в этот момент в сердце Гу Юня действительно возникла иллюзия, что он может сделать все, что угодно.

Хотя фигура Чан Гэна вытянулась, он стал лишь тоньше. Когда Гу Юнь положил руку на его спину, чтобы обнять мальчика в ответ, он отчетливо ощутил его острые кости и ребра.

Тонкий слой кожи покрывал эти подвижные кости, делая Чан Гэна по-прежнему беззащитным, и Гу Юнь подумал о том, что это его долг – позаботиться о мальчике и вырастить его.

Именно это поручил ему император. От него зависит, сможет ли Чан Гэн достичь совершеннолетия, стать счастливым человеком и прожить долгую и мирную жизнь.

Проявляя доброту и заботу в адрес своего приемного сына, Гу Юнь, наконец, смог компенсировать свою беспомощность в отношении своего рано умершего друга А-Яня. А, кроме того, он впервые поверил в то, что позаботиться достойно о Чан Гэне в его силах.

Маршал снял с плеч тяжелые доспехи и удобно повесил их на изголовье кровати, разоблачившись, он прилег на кровать Чан Гэна, спросив: «Скучаешь ли ты по своей матери, то есть по тете?..»

Чан Гэн покачал головой.

Гу Юнь знал, что у Чан Гэна также не было глубокой привязанности к покойному императору, которого он назвал отцом только после убедительной просьбы Ифу. Вероятно, чтобы сохранить лицо, Гу Юнь продолжил спрашивать:

«Тогда, может быть, ты тоскуешь по Сюй Байху?»

На этот раз Чан Гэн не стал отрицать.

Сюй Байху был первым хорошим человеком, которого он встретил за много лет, не очень похожим на героя, но щедрым и мягким, и его отчим сделал мальчику ценный подарок, впервые показав Чан Гэну, что мужчина может жить так мирно.

Только потому, что Сюй был так занят своими военными обязанностями, и постоянно отсутствовал дома, что позволило Гу Юню воспользоваться ситуацией и восполнить пробел в жизни Чан Гэна.

Видя его согласие, Гу Юнь наклонил голову и внезапно провалился в свои мысли, ощущая, как внутри поднимает голову какое-то неприятное чувство. Глядя на темный полог кровати, он спросил:

«Брат Сюй относился к тебе лучше, чем я, не так ли?»

Чан Гэн бросил на него удивленный взгляд, недоумевая, как он мог задать такой очевидный вопрос.

На этот раз Гу Юнь чудесным образом прочитал его взгляд и тут же почувствовал, как небольшой прохладный ветерок пронесся по его сердцу, и сухо сказал:

"Ничего не поделаешь, приказа Императора трудно ослушаться, остается лишь исполнить".

Чан Гэн решил промолчать.

Гу Юнь рассмеялся, а Чан Гэн почувствовал легкую вибрацию в груди, и его сердце вдруг стало странно биться.

Левая половина его тела чувствовала себя неуютно на таком интимном расстоянии и хотела отодвинуться, но правая половина его тела хотела превратиться в лист бумаги и плотно обернуться вокруг Ифу.

Мысль о том, остаться или отодвинуться, казалось, разделила его надвое.

И пока он сражался с небесами, рука Гу Юня снова натворила бед.

Волосы Чан Гэна рассыпались позади него и, к сожалению, попали в руки маршала, поэтому он начал играть с ними, бездумно играя ими и пропуская сквозь пальцы, не слишком сильно, просто осторожно потягивая за кожу головы.

Чан Гэн пошевелился и покрылся мурашками, кровь по всему телу превратилась из мирно текущей в бешено несущуюся, сметая все на своем пути.

Он словно слышал, как она журчит в его венах, и волна тепла неизвестного происхождения распространилась по его конечностям, почти прожигая кожу.

Чан Гэн перекатился на спину и вцепился в волосы, инстинктивно устыдившись: "Не делай этого!"

Когда Гу Юнь был в возрасте двенадцати или тринадцати лет, он все еще чувствовал себя ребенком и примерно так сейчас воспринимал Чан Гэна, не считая его взрослым, и потому позволял себе делать некоторые вещи, не заботясь об их значении.

Он в недоумении прекратил свои игры, заложил руки за голову и сказал Чан Гэну:

"Я не женат, поэтому, конечно, у меня нет детей, и даже нет братьев или сестер, поэтому неизбежно, что я плохо забочусь о тебе.

Если ты не говоришь мне прямо о чем-то, я не всегда об этом догадаюсь, так что если у тебя есть какие-то обиды, не прячь их в своем сердце, хорошо?"

Его голос был низким и мелодичным, вероятно, потому что он слишком устал, с небольшой неуловимой двусмысленностью, и он проникал прямо в уши Чан Гэна, заставляя его волосы встать дыбом, а спину покрываться тонким слоем испарины.

Чан Гэн нервничал и задавался вопросом: "Это всего лишь несколько слов, почему я стал таким настороженным?"

"Ваше Высочество, - засмеялся Гу Юнь, похлопывая рядом с собой, - давай, ложись и расскажи мне, что тебе сейчас снилось".

При упоминании о снах безымянный огонь в теле Чан Гэна утих. Он на мгновение уставился на Гу Юня, заставив себя сопротивляться желанию раскрыть ему тайну проклятия, и сначала попробовал выяснить то, что его волновало больше:

"Шилю, есть ли в мире яд, который может вызвать у людей безумие?"

Гу Юнь недовольно закатил глаза: "Кого ты назвал Шилю?"

После паузы Гу Юнь сказал: "Определенно что-то есть. Мир полон чудес, особенно в западных землях, где есть много трав, которых нет в Китае. Там водится много богов и богинь, истории о которых передаются из поколения в поколение, и есть много таинственных приемов, которые мы не понимаем".

Сердце Чан Гэна сжалось, и он яростно схватился за нож, висевший у него на груди.

Гу Юнь спросил риторически, несколько удивленно:

"Почему ты решил, что нужно спросить об этом?"

Кончики пальцев Чан Гэна были холодными, битва в его сердце прекратилась, и он угрюмо сказал:

"Нет, просто мне снилось однажды, что я стал безумцем и убил много невинных людей".

Сказав это, не дожидаясь комментария Гу Юня, Чан Гэн снова прорычал:

"Все сны значат обратное, я знаю".

Он окончательно принял решение держать тайну проклятия подальше от Гу Юня, и с дерзким юношеским духом Чан Гэн отказывался признать возможность поражения; он будет противостоять яду до конца и очистит свою душу, оставаясь в ясном уме до самой смерти.

Но даже с таким мужеством в груди, он все еще не осмеливался спросить, что подумает Гу Юнь, если узнает об этом.

Чан Гэн подумал, что даже если у него будет больная голова и больные ноги, его молодой отец не обязательно отречется от него, но что, если он будет знать, что в итоге он станет истеричным сумасшедшим?

Он инстинктивно избегал говорить об этом, не желая углубляться в эту тему, и просто спросил:

"Тебя тоже когда-нибудь преследовали кошмары?"

Гу Юнь промолвил: "Как это возможно?"

Но как только он сказал это, Гу Юнь вспомнил, что Шэнь И просил его "быть более честным с Чан Гэном", и почувствовал, что он слишком много хвастался, поэтому он сухо кашлянул и добавил:

"Это не совсем так… иногда, когда я сплю в неправильной позе, мне может присниться дурной сон».

Чан Гэн спросил: "И о чем твои плохие сны?"

Причина, по которой Гу Юнь не любит говорить о своих чувствах, заключается в том, что ему неловко выставлять нечто личное напоказ, как будто он бегает голым перед людьми.  Поэтому он попытался уйти от прямого ответа:

«Что-то беспорядочное, но когда я открываю глаза – то сразу забываю. И тебе тоже стоит поспать, скоро уже рассвет».

Чан Гэн ничего не сказал.

Но через некоторое время Гу Юнь взглянул на него, и встретился с его непокорным и полным пытливого любопытства взглядом. Гу Юнь понял, что ему не отделаться отговоркой и до ощущения головной боли рылся в своей детской памяти, чтобы найти нужный пример:

"Ну, - вздохнул Гу Юнь, и начал говорить тоном, каким пытаются усыпить ребенка, - когда я был ребенком, мне однажды приснилось, что я был заперт в темном месте, где я не мог видеть даже свои пальцы. Вокруг меня не было никакого движения, но я просто знал, что в том месте было много чудовищ-людоедов, так что... я продолжал бежать - в ту ночь у меня, наверное, ноги были поджаты. Говорят, если так спать, то не сможешь во сне быстро бежать».

Чан Гэн спросил: "Что случилось потом?"

«А потом, конечно, я проснулся в страхе» - подумал маршал.

Но Гу Юнь отказался признать вслух, что проснулся от испуга, и сказал скучающим тоном:

"Потом я устал бегать, достал меч с золотой резьбой, искромсал преследовавшего меня зверя до смерти и проснулся счастливым".

Чан Гэн промолчал.

На самом деле он хотел услышать несколько искренних слов из уст Шилю, но видимо, он хотел слишком много.

Кто бы мог подумать, что Гу Юнь спросит с серьезным лицом:

"Ты знаешь, что делать, когда тебе снится кошмар?"

Чан Гэн на мгновение замешкался, снова доверившись ему, и серьезно покачал головой, ожидая, что он скажет.

Гу Юнь серьезно сказал:

"Кошмары снятся потому, что в доме есть маленькие призраки, которые разыгрывают тебя. Маленькие привидения боятся грязи, так что не забудь в будущем поставить у двери ночной горшок, он обязательно их всех распугает".

Чан Гэн: "..."

Чан Гэн был особенно склонен принимать всерьез чужие глупости, и Гу Юнь вскоре обнаружил, как весело дразнить его, смеясь посреди ночи.

Чан Гэн наивно полагал, что его маленький Ифу пришел навестить его, но теперь он понял, что этот ублюдок оказался здесь исключительно для того, чтобы развлечься за его счет!

Он сердито вздохнул и отвернулся от Гу Юня, на его спине было написано слово "проваливай".

Гу Юнь не стал уходить, он наблюдал, как успокаивается дыхание Чан Гэна, затем осторожно укрыл его одеялом и встал, чтобы уйти.

Перед уходом Гу Юнь хотел забрать снятые наплечные доспехи, но как только он протянул руку, то вспомнил, что слышал, как кто-то сказал, что истинная причина, по которой дети легко просыпаются среди ночи от кошмаров, заключается в том, что их энергия Ян слишком слаба. Они привлекают призраков, поэтому использование железного предмета на изголовье кровати улучшит ситуацию.

Гу Юнь никогда раньше не верил в эти бессмысленные народные сказки, но в этот момент он вдруг почувствовал, что в них может быть какая-то правда, иначе, почему они передавались столько лет?

Поэтому он оставил железные наплечные доспехи и вышел из спальни Чан Гэна в одном костюме.

Маршал Гу, возможно, действительно являлся одаренным провидцем, который отгоняет злых духов, потому что второй сон Чан Гэна был свободен от этих надоедливых духов и призраков, и он проспал до рассвета.

К сожалению, когда Чан Гэн проснулся, его лицо выглядело хуже, чем, если бы он не спал всю ночь.

Он с гримасой отвращения сел на кровать, приподнял парчовое одеяло, чтобы взглянуть, а потом не удержался и испустил протяжный вздох со всхлипом, свернулся в клубок и склонил голову в объятиях.

Это был второй раз.

Чан Гэн больше не мог обманывать себя, потому что на этот раз его сон был реальным и откровенным... он обесчестил своего молодого Ифу в реалистичном и откровенном сне.

Он зарылся лицом в одеяло и издал отчаянный вопль, настолько ему было противно от самого себя, что он хотел биться головой о столбик кровати и больше не мог смотреть людям в глаза.

В этот раз даже обломок ножа на груди в виде благоприятных облаков, который он сжимал, не смог его успокоить.

В тот момент, когда мысли подростка были в смятении, в его дверь неожиданно постучали.

Душа Чан Гэна едва не померла, и его первой реакцией было запаниковать, свернуть простыни в клубок, яростно стиснуть зубы и заставить себя успокоиться, пока он на слабых ногах поплелся открывал дверь.

Как только он открыл дверь, его настигла вторая волна шока.