Онлайн чтение книги Убить Волка Killing the wolf
Глава 17 - Кончина Его Величества

Чан Гэн не мог назвать тяжелобольного человека на постели своим отцом. По пути сюда все люди, которых он встречал, тайком смотрели на него, эти волны любопытных, презрительных, и недоверчивых взглядов почти заставляли его задохнуться и утонуть в беспокойстве. Но он все еще не мог увидеть ни капли сходства между собой и тем, кто лежал на драконьем ложе.

Он услышал, как Гу Юнь шепнул ему на ухо:

«Искренне это или нет, просто скажи».

Чан Гэн поднял голову и увидел глаза своего молодого Ифу, которые были настолько ясными и холодными, что в них не было ни единой слезинки - ни одной, даже притворной - и они выглядели красивыми и бессердечными.

Однако всегда безжалостный человек вздохнул и прошептал: «Считай, что я умоляю тебя».

Даже если в сердце Чан Гэна было больше сопротивления, и он не мог понять, в чем дело, он пошел на компромисс, услышав эти слова, сказав себе: «Хоть я и самозванец, но пусть это будет для него утешением».

Он опустил глаза, не совсем уверенно произнося: «Отец».

Глаза императора Юань Хэ внезапно загорелись, как будто он сохранил последние силы, собрав их в маленький путеводный луч, который взорвался, словно фейерверк, когда он услышал слова мальчика.

Он долго смотрел на Чан Гэна, как будто не мог насытиться им, прежде чем сказал задыхающимся голосом:

«Дарую тебе ... имя Ли Мин*, и я надеюсь, что мой сын будет могущественным и возвышенным, свободным от тревог и благодушным».

*Min – Мин - милость, милосердие, жалость, сострадание; благой, милостивый, милосердный, жалостливый, также небо и осень.

«У тебя есть детское имя...?»

«Да, меня зовут Чан Гэн».

Губы императора Юань Хэ слегка приподнялись, из его охрипшего горла вырвалось «ишь ты», и он на мгновение потерял дар речи.

Гу Юню пришлось сделать шаг вперед и помочь старому императору подняться, легонько похлопывая его по спине и заставляя выхаркать полный рот старой мокроты.

Император Юань Хэ подавился и закатил глаза, задыхаясь и дрожа, лег обратно с долгим вздохом, затем схватил руку Гу Юня своей старческой куриной лапой.

Гу Юнь: «Я здесь».

Император Юань Хэ треснувшим голосом произнес:

«Все его старшие братья уже выросли, только мой Чан Гэн - я не смогу увидеть, как он становится взрослым ...»

Гу Юнь, казалось, что-то почувствовал и встретился со взглядом старого императора, старый и молодой, заплаканный и неподвижный, они обменялись лишь взглядом и, казалось, пришли к какому-то молчаливому пониманию.

Гу Юнь: «Я знаю».

«Я поручаю этого ребенка тебе, Цзыси, у меня нет никого, кроме тебя, ты позаботишься о нем для меня...», - голос императора Юань Хэ становился все мягче и мягче, он бормотал длинную тарабарщину, смысл которой Гу Юнь пытался разобрать. «Я хочу дать ему королевский титул… Где ты его нашел?»

Гу Юнь: «Северная граница, Янь Хуэй».

«Янь Хуэй ...» - повторил император Юань Хэ низким голосом. - «Я не был там, это так далеко. Повелеваю... издать императорский указ, жалую Ли Мину, четвертому сыну императора, титул князя Яньбэя, но не сейчас... кхэм-кхэм... а позже... когда он придет в совершенный возраст».

Гу Юнь слушал спокойно и внимательно. Все дети императора, братья и внуки непременно получали титул. Второй принц носил звание «Вэнь-ван». По сравнению с ним был более низкий титул – «Цзюнь-ван», который носили сыновья крон-принца.

Император Юань Хэ сказал:

«Я не снисходителен к нему, я просто не могу больше защищать его, и я не могу позволить его братьям притеснять его в будущем ...... Цзыси понимаешь ли ты, почему нужно дождаться совершеннолетия прежде, чем он сможет унаследовать титул?»

Гу Юнь сделал небольшую паузу и кивнул головой.

Чан Гэн, однако, не знал, что за тайные договоренности между этими двумя, но сердце по непонятным причинам бешено билось, словно он что-то предчувствовал.

Император добавил слабым голосом:

«Я хочу издать указ… Пусть мой Чан Гэн станет под твое крыло, как твой приемный сын. Ты единственный, кому я могу доверить… Последующие годы…пусть он полагается на тебя, пока у него нет места и… титула… Цзыси, будь добр к Чан Гэну, даже если заведешь семью и своих детей. Он взрослый и не будет для тебя обузой… А когда придет время, у него будет дом и титул принца… Я решил что он будет жить в…»

Не договорив, император сотрясся от сильного приступа кашля и Гу Юнь потянулся к нему, чтобы придержать его, но Юань Хэ отмахнулся.

Старый император с болью и грустью смотрел на бледного Чан Гэна. Он думал о том, что судьба несправедлива – он потратил столько времени и сил, чтобы найти его, но такой хороший мальчик будет расти и жить без отца. Даже император не в силах отсрочить свою смерть… все это весьма прискорбно.

Испытывая досаду и стыд, император, словно трусливый ребенок, отвел от мальчика взгляд и обратился к Гу Юню:

«Мальчик, должно быть, устал с дороги. Пусть он отдохнет, а я хотел бы еще перекинуться с тобой парой слов».

Гу Юнь подвел Чан Гэна к двери и передал его на руки ожидавшему там придворному евнуху, шепнув на ухо:

«Просто отдыхай и ни о чем не переживай, я скоро приду к тебе».

Чан Гэн молча выслушал и ничего не ответил. Он послушно пошел за придворным, который вел его прочь. Ему было крайне трудно выразить то, что он чувствовал в этот момент в своем сердце.

В виду последних обстоятельств, Чан Гэн, стал официально приемным сыном Гу Юня. Как ни посмотри, это было хорошо, поэтому Чан Гэн не мог объяснить себе, отчего он так необъяснимо несчастен.

Была ли причина в том, что его не спросили? Он не мог отказаться, или сопротивляться. На самом деле, у него не было возможности сказать даже одно слово, он должен следовать приказу Императора и плыть по течению.

Все что он мог – это покорно следовать за слугой, покидая дворец, где пахло лекарствами и смертью. Склонив голову и делая небольшие шаги, он постепенно удалялся из царских чертогов.

Лишь оглянувшись, он увидел Гу Юня, стоящего в профиль, и лицо маркиза Аньдина было прекрасно. Строгий и тяжелый придворный мундир, обтягивал его стройное тело, но при одном взгляде его облик создавал неописуемое чувство скованности, от которого замирало сердце.

«О чем я только думал?» - Чан Гэн горько рассмеялся в душе и продолжил: «Еще несколько дней назад я был сыном пограничного сотника, страдая от смертельных игр ненастоящей матери. Она получала удовольствие от издевательств и попыток убить меня. Сегодня же – я приемный сын самого маркиза Аньдина, мог ли я мечтать о том, что в моей жизни наступит такой день?»

Ему оставалось смеяться над собой от бессилия изменить что-либо вокруг себя. Так или иначе, все случившееся за последние дни, застало его врасплох.

Подросток шел по тускло освещенным коридорам дворца, пройдя в общей сложности девятьсот восемьдесят один шаг – которые он никогда в своей жизни не забудет.

Дверь за ним мягко притворилась, кадильница с благовониями, из которой вился легкий дымок, стояла у ног постели императора.

«Я все еще помню, как ты сблизился с принцем Янь в детстве» - сказал Юань Хэ стоящему на коленях у его постели Гу Юню. – «Я помню, что вы с Янем стали лучшими друзьями. Когда вы стояли рядом, то выглядели как пара нефритовых кукол. Вы были почти ровесниками».

Третий принц умер так рано – подумав об этом, Гу Юнь смягчился и его сердце дрогнуло:

«Я очень упрямый, был таким с детства, да и знаний у меня куда меньше было, чем у образованного и благородного третьего принца. Мне было не сравниться с ним».

«Не говори так», - император Юань Хэ сделал паузу и повторил тихим голосом, - «ты не был упрям, и если бы А Янь хоть немного брал с тебя пример, он бы не умер преждевременно. Дракон рождает дракона, а феникс – феникса. Важно семя, из которого произрастет дерево. Ты, Цзыси, рожден от крови могущественного императора…»

«Я в смятении, мой господин».

Император махнул рукой:

«Мы тут одни без посторонних и я хочу сказать тебе, как есть. Я уверен, что ты рожден сделать Лян еще более великой, расширяя ее территории. Но я не перестаю беспокоиться о том духе враждебности, которым ты окружен. Боюсь, это повредит твоей судьбе в будущем».

Ходили слухи, что дед Гу Юня по материнской линии, император У, убил слишком много людей и закончил жизнь в жалком состоянии. Судьба заставила его платить по счетам ценой жизни его жен и детей, которые умерли один за другим.

«Сердце Вэй-вана поведет его в правильном направлении. Он позаботится о благополучии и величии страны, и если ты поддержишь его, охраняя и расширяя границы Лян, я могу умереть спокойно. Но есть одно, что не дает мне покоя. Прислушайся к моим словам. В мире нет ничего постоянного. Плохое становится хорошим, а доброе портится. Поэтому подумай о себе, позаботься о своем благополучии. Помни, что учение Будды объемлет все. Когда-то настоятель Храма Ху Го присматривал за тобой и видел твое будущее. Найди время и посети его снова».

Старый осел из храма Ху Го умел только каркать, словно ворона. Однажды он предсказал, что Гу Юнь обречен приносить близким несчастья и втягивать всех в свою фатальную судьбу. Из-за этих слов, Гу Юнь больше не ступал на порог храма, избегая встречи с противным стариком.

Услышав, как император вспомнил о храме и настоятеле, Гу Юнь хмыкнул и подумал: «Точно, как я мог забыть этого лысого старого хрыча? Стоит подождать удобный момент и сжечь его прогнивший от лицемерия храм, чтобы расквитаться за то, как они манипулируют и обманывают людей».

Он помнил, что в тот самый год, когда умер его отец, император разыграл карту миролюбия. Под видом стремления к миру, он намеренно ослабил мощь Железного Батальона.

Император ратовал за мир и благополучие и не одобрял запах гари с поля битвы, как и запятнанное кровью оружие. Но неужели падение государства, разрушение границ, переселение народа, тысячи трупов, плывущих по реке – это и есть мир и благословение?

Если бы маршал Гу был столь же сентиментален и изнежен, как его ученый родственник, то на кого положиться невежественному и неосведомленному народу? Кто защитит границы империи, кто позаботиться о безопасности?

Или лучше посылать придворных ученых, чтобы «убеждать людей красноречием» думать о мире, когда на них падает огонь и стрелы?

Гу Юнь не одобрял «миролюбивый подход» императора Юань Хэ. Он считал, что должен драться и желательно нанести врагам такой сокрушительный удар, который позволит навсегда сравнять Запад с землей. Выиграть все битвы за один поход.

Этим одним ударом он надеялся посеять большой страх в души тех, кто жаждал наложить лапу на земли Поднебесной. Чтобы никто, ни одна живая душа не посмела сунуться в земли Великой Лян.

После смирения запада и подавления там восстания, император посчитал желание Гу Юня продолжить наступать, чушью. Поэтому под предлогом поиска «четвертого принца» отослал его на северную границу. Это был прямой отказ, в котором император ясно дал понять свое отношение к методам и желаниям маркиза Аньдина.

Конечно, император не думал, что связав Гу Юня по рукам и ногам на северной границе, он даст ему возможность снова проявить себя, раскрыть заговор, предотвратить вторжение и в качестве трофея захватить принца варваров.

Этот человек, которому не позволили расширять границы, все равно нашел выход своему боевому духу. Он был из тех пропитанных битвами и кровью генералов, которые если не расширяют царство, то становятся бедой для народа и императора, сея смуту и хаос в стране.

Сентиментальный бессильный император, находящийся на смертном одре, и безжалостный генерал, находящийся в расцвете сил, склонившийся перед государем на коленях, в последний раз беседовали, разрывая друг другу сердца. Но ни один из них не мог убедить другого.

Император Юань Хэ посмотрел в его холодные глаза и вдруг почувствовал укол грусти.

Старый император задавался вопросом: если бы он не жаждал императорской власти в те времена, был бы он сейчас просто праздным принцем, гуляющим с собаками и дерущимся с курами?

Если бы он не встретил женщину, которую ему было суждено встретить, он, возможно, пообещал бы свою жизнь кому-то другому, и ему не пришлось бы разлучаться со своей возлюбленной на многие безутешные годы.

Этот императорский трон, усыпанный безжалостными шипами и сухими костями, вероятно, предназначен только для таких людей, как маркиз Аньдин и другие, которые решительны и хладнокровны, чтобы сидеть на нем, верно?

Император Юань Хэ пробормотал: «Цзыси... Цзыси, ты...»

На мгновение, бесстрастная маска на лице Гу Юня уступила место эмоциям. Его глаза опустились, напряженные плечи расправились. Император спросил его:

«Ты обижаешься на меня?»

«Как бы я посмел?..»

«Будешь ли ты скучать по мне… в будущем?»

Гу Юнь в этот раз промолчал.

Дряхлый старик, взирающий на него с постели, продолжал спрашивать:

«Почему ты замолчал?»

Гу Юнь молчал некоторое время, не выражая печали и сожаления на красивом лице. Однако он сказал:

«Если Ваше Величество уйдет, у Цзыси больше не останется семьи».

Император никогда в жизни не видел, чтобы этот маленький ублюдок сказал хоть слово нежности, но теперь, всего лишь одним этим предложением, вражда, любовь и ненависть между двумя поколениями, которые никогда не были высказаны открыто, но тлели в глубине, были как будто списаны со счетов, оставив лишь легкую привязанность, которая угасла в одиночестве под влиянием уходящего времени.

В этот момент придворный слуга осторожно напомнил у двери: «Ваше Величество, пора принимать лекарство».

Гу Юнь пришел в себя, и как только он поднял голову, он снова стал тем нежеланным и неотвратимо свирепым оружием: «Ваше Величество, позаботьтесь о теле дракона, а я удалюсь».

Однако император Юань Хэ вдруг назвал его по прозвищу: «Сяо Шилю!»

Гу Юнь сделал замер.

Император Юань Хэ напрягся, чтобы дотянуться до подушки, и достал нитку древних деревянных четок: «Иди сюда, протяни руку».

Гу Юнь наблюдал, как задыхающийся старик зажимает на запястье не очень ценную нитку бусин Будды, его настроение было немного сложным.

«Первый кузен... будет присматривать за тобой».

Император Юань Хэ похлопал по его тыльной стороной ладони и произнес несколько невнятных слов.

Сердце Гу Юня сильно скорбело, а его внешнее спокойствие стало почти невозможным, поэтому ему пришлось поспешно удалиться.

Через три дня император покинул этот мир.

Гражданские и военные чиновники вместе с тысячами людей простились с целой эпохой.