Онлайн чтение книги Убить Волка Killing the wolf
Глава 50 - Коварный замысел

Мангал у западного теплого павильона автоматически добавлял уголь через равный промежуток времени. Большие шестеренки размером с чашу были сцеплены между собой. Будь то замена угля или выпуск дыма, все это происходило в упорядоченном режиме.

Постепенно из чаши выходила струйка белого дыма, изредка раздавались звуки, напоминающие вздох.

Внутри павильона правитель и подданный - один коленопреклоненный, другой стоящий - сцепились в напряженном споре. Рука Ли Фэна сжимала край деревянного стола, вырезанного в виде дракона, и от силы на ней проступали ряды синих вен, пока он с вызовом произнес:

"Повтори еще раз".

Гу Юнь закончил говорить обо всем, что ему было нужно, он также понял, что не стоит чрезмерно возражать императору. Он сделал один шаг назад:

"Ваш подданный заслуживает смерти".

Лицо Ли Фэна стало пепельным, он как безумный крутил между пальцами кольцо из белого нефрита, его душевное состояние было крайне неустойчивым.

Гу Юнь прошептал:

"Просто в вопросе, касающемся Шелкового пути, вырывание одной пряди волос повлияет на все тело, Ваше Величество, пожалуйста, рассмотрите это дело внимательно".

Ли Фэн торжественно спросил:

"Неужели маркиз Гу думает, что кроме вас, в моих руках нет других свободных генералов?"

Дело уже дошло до этого, продолжение разговора приведет только к ссоре. Гу Юнь просто молчал, делая вид, что он уже умер.

В это время в Теплый Павильон неожиданно вошел Чжу-коротконожка, доложив тоненьким голосом:

"Ваше Величество, брат императрицы прибыл, он сейчас ожидает вашего приказа снаружи…"

В тех случаях, когда император был в ярости, если к нему приходили подданные, дворцовые слуги обычно уговаривали их немного подождать снаружи.

Этот поступок Чжу имел намерение попытаться найти для них выход. Гу Юнь посмотрел на него и моргнул, выражая свою признательность.

Веки Ли Фэна дрогнули, на его лице появилось несколько резких изгибов. Он посмотрел на Гу Юня и холодно сказал:

"Маркизу лучше пойти охладиться на улицу, пока голова окончательно не помутилась от дыма, и он еще понимает, что нужно говорить, а что нет!"

Гу Юнь: "Ваше Величество, позаботьтесь о себе".

Закончив, он быстро поклонился и встал на колени посреди снега за пределами Теплого Павильона, действительно собираясь "остыть".

Ли Фэн смотрел на его удаляющуюся спину серьезным и свирепым взглядом, брат императрицы, вошедший следом, не смел выдохнуть, молча стоял в стороне и ждал.

Забывчивый молодой слуга шагнул вперед, намереваясь убрать пятна из чернильницы, которая только что полетела в Аньдинхоу, но внезапно был пригвожден к месту взглядом Чжу. Его тело напряглось, и после минутного молчания он смог, наконец, пробежать вдоль стен и исчезнуть.

Ванго Цзю оценил выражение лица императора, понизив голос, посоветовал:

"Ваше Величество, этот Аньдинхоу молод и жаждет побед, к тому же он жил среди грубых солдат на границе. Иногда выход за черту неизбежен, нет необходимости Вашему Величеству гневаться из-за него".

Ли Фэн долго молчал.

В тот год император Юань Хэ выбрал своего старшего сына наследным принцем, потому что тот был прилежным, но не лишенным ума. У него был потенциал мудрого правителя, более чем достаточный для того, чтобы стать императором, который сможет сохранить то, что было создано предыдущими поколениями.

Когда Ли Фэн впервые вступил на престол, он действительно оправдал ожидания бывшего императора. Однако одно было неоспоримо - император Юань Хэ оставил своему сыну очень запутанное положение дел.

Императорский двор Великой Лян сейчас нуждался в правителе, обладающем решимостью и дальновидностью. Таланта к сохранению было недостаточно.

С момента восхождения императора Лунаня на престол можно сказать, что ничего из того, что он делал, не шло по плану. Просыпаясь по ночам, он часто спрашивал себя:

"Смогу ли я мудро направлять эту нацию?"

Но человек, особенно человек высокого положения, если он постоянно задавал себе этот вопрос, как правило, не мог вынести, когда другие задавали ему тот же вопрос.

Лицо Ванго Цзю стало жестким от улыбки: "Ваше Величество..."

Ли Фэн внезапно прервал его:

"Ванго Цзю, недавно в моем сердце появилась одна проблема - эмблема Черного Тигра была подарена мне императором У, почему Гу Юнь взял на себя инициативу и так легко вернул ее мне?"

Ванго Цзю был ошеломлен, смело глядя на императора Лунаня. Он чувствовал, что этот вопрос был действительно лишним - император с нетерпением ждал и желал, чтобы Гу Юнь взбудоражил Небо, или просто взбунтовался?

"Это...", - быстро думал Ванго Цзю, не зная, какие слова можно подобрать, и ему ничего не оставалось, как выбрать лесть, чтобы уберечься от непредсказуемого сердца монарха.
"Император - мудрый правитель, задача подданных верно служить вам. Это лишь мизерная эмблема, даже если Ваше Величество захочет забрать наши жизни, кто будет жаловаться?"

Ли Фэн облегченно рассмеялся:

"Боюсь, что это не так, Ванго Цзю. Я только сегодня понял это. На самом деле, вернул ли Гу Юнь эмблему или нет, не имеет значения, главные командиры всех четырех сторон, сколько из них принадлежали к партии семьи Гу? Сейчас в военных делах слова Аньдинхоу даже более весомы, чем мои собственные, эмблема была лишь символическим предметом, не приносящим ему никакой пользы".

Когда Ли Фэн говорил, его тон голоса был мягким, как в обычном послеобеденном разговоре. Но Ван Го невольно вздрогнул, услышав эти слова, он только почувствовал, что убийственное намерение в этом предложении почти переполняло его.

"Я изначально вызвал императорского дядю сегодня во дворец, чтобы обсудить дела Лоуланя, но забудьте об этом".

Ли Фэн устало махнул рукой. "Ты можешь идти, я тоже очень устал".

Никто не знал, что случилось в этом году, было ясно, что они уже прошли сезон Дождевой воды*, но снег в столице продолжал падать один за другим, долго и бесконечно.

Гу Юнь простоял на коленях всего полчаса, а на его официальном одеянии уже образовался слой тонкого льда, наплечники из брони на плечах, покрытые мелким снегом, заставляли чувствовать его сильнейший холод.

["Дождевая вода", второй из двадцати четырех солнечных сроков, примерно 18, 19 или 20 февраля.]

Ванго Цзю поспешно прошел мимо, мельком взглянув на красивый и бескровный профиль прославленного маркиза Гу, и втайне вздохнул. Он жалел его - но это было не более чем просто жалость.

Брат императрицы был умным человеком, он прекрасно понимал свое нынешнее положение - он был подчинён одному человеку, и тот, кто даровал ему тысячи людей. Он также понимал, что ему следует делать.

Так ночь в столице становилась все тяжелее и тяжелее.

Дождавшись, когда Ли Фэн уснет, Чжу-коротконожка набрался храбрости, раскрыл зонтик и, шатаясь, пришел к Гу Юню.

Когда Гу Юнь уже был готов зарыться в снег с головой, Чжу обругал слуг, ожидавших в коридоре:

"Бесполезные слуги, под таким большим снегом не знаете, где найти зонт для маркиза! Неужели ваши глаза используются только для украшения?"

В глазах молодых слуг Чжу, над которым насмехались тысячи людей, был высшим чиновником, они вдруг испугались до смерти и сильно задрожали.

Гу Юнь смахнул снег с ресниц и небрежно сказал:

"Евнух, не пугай детей. Его Величество велел мне выйти сюда, чтобы охладиться, а как я могу это сделать с зонтиком?"

Чжу поспешно бегал перед Гу Юнем, намереваясь помочь смахнуть снег с его тела. Неожиданно он издал поразительный звук, когда протянул руку - холодное черное железо на плечах Гу Юня почти содрало слой кожи с его мягкой и пухлой руки. Старый евнух задрожал, жалуясь:

"Мой маркиз, зачем вам ссориться с Его Величеством? Стоя здесь на коленях всю ночь, будет просто чудо, если ваши ноги не пострадают. В конце концов, это означает только подвергать себя страданиям, зачем вам это нужно?"

Гу Юнь улыбнулся: "Ничего страшного, у нас, людей, практикующих боевые искусства, толстая кожа и крепкая плоть - я был немного вспыльчив тогда, наговорил лишнего, побеспокоив евнуха".

Чжу задумался, потом понизил голос:

"Может, мне послать кого-нибудь позвать Янбэй-вана, пусть он завтра утром войдет во дворец и скажет несколько слов Его Величеству?"

Гу Юнь снова покачал головой: "Не надо его впутывать, со мной все в порядке".

Чжу-коротконожка на мгновение задумался, но в итоге ничего нельзя было поделать. Он также боялся, что император Лунань отдаст приказ, когда проснется. Не решаясь надолго покидать императора, он опустил зонт для Гу Юня.

"Евнух Чжу", - внезапно остановил его Гу Юнь и прошептал: "Спасибо, но ты должен забрать этот зонт".

Чжу-коротконожка был ошеломлен.

Гу Юнь сказал: "Я постою здесь на коленях некоторое время, пока гнев Его Величества не остынет, ты - тот, кто служит рядом с ним, не позволяй ему увидеть тебя в неподобающем свете".

Он туманно намекнул, но Чжу, конечно, понял. Старый евнух вздохнул:

"При встречах с Его Величеством, маркиз бывает неосмотрительным, ссорясь с ним. Если бы вы не забывали быть осторожным, вам не пришлось бы ловить этот северо-западный ветер".

Когда Чжу ушел, Гу Юнь выдохнул белый дым. В состоянии скуки он тщательно обдумывал то, что Чан Гэн сказал ему в храме Ху Го: катастрофа в Восточном море и бунт на юго-западе, возможно, не были случайными.

Постепенно Гу Юню удалось сформировать слабую идею.

Вэй Ван разместил свои войска в Восточном море и намеревался использовать морскую войну в качестве прорыва.

Гу Юнь в это время захватил повстанческую армию Восточного моря, не потеряв ни одного солдата. По сравнению с волной, которая была запущена впоследствии, это дело можно было сравнить с "маленькой головой, но тяжелыми ногами".

Из-за этого вскипел весь двор, Цзяннаньский флот был тщательно вычищен сверху донизу. Император однажды исчерпал ресурсы института Лин Шу, намереваясь построить одну ветвь Драконов, из-за чего военные расходы сил всех четырех сторон сократились еще больше.

Еще большее влияние оказало то, что катастрофа в Восточном море породила "Закон Чжанлин", ограничивающий доступ к механике простым людям, и "Цзигулин", призванный собрать национальную военную мощь - последний был направлен непосредственно против самого Гу Юня.

Подумав об этом сейчас, можно сказать, что император Лунань не создавал ему проблем без причины; возможно, его действия в Цзяннани в тот раз не остались незамеченными императором.

Введение Цзигулина сразу же усилило противоречия между гарнизонами и двором, и это послужило причиной дела Фу Чжичэна.

Гу Юнь присутствовал на юго-западе, прямо в этой ловушке, поэтому он лучше чувствовал руку, взбаламутившую эту мутную воду - кто-то намеренно спровоцировал противоречия между горными бандитами и Фу Чжичэном, затем использовал этого болвана Куай Ланьту, чтобы усилить их, выбрал подходящий момент, чтобы зажечь детонатор и взорвать его на глазах у Гу Юня.

Связав горных бандитов и Фу Чжичэна вместе, как подарок, через руки Железного Батальона, упакованный и переданный императору в столице.

Что бы император подумал об этом?

Он бы ужаснулся, узнав, что, хотя он и ограничил оборот Цзылюцзиня внутри страны, все еще существовали источники из-за рубежа.

Гу Юнь вдруг вспомнил, что он и Шэнь И провели много времени в Лоулане, от расследования до сбора информации, они сделали все это, но так и не смогли найти легендарное "Сокровище Лоулань".

И все же, когда император послал группу секретных агентов, которые были совершенно незнакомы с территорией, только через несколько дней они осмелились сообщить, что уверен на восемьдесят-девяносто процентов?

Были ли эти секретные агенты исключительно опытными? Или кто-то намеренно направлял их действия?

Снег падал все сильнее и сильнее, Гу Юнь дрожал. Позади него ветка цветущей сливы под тяжестью снега сломалась и упала на землю, разбившись вдребезги.

Чан Гэн от звука срывающегося с веток снега

Гу Юнь не возвращался всю ночь, он также ждал его всю ночь, прислонившись к кровати, все его сны были странными кошмарами. В это время небо светлело, ночь еще не прошла, но подоконник, отражающий свет снега, стал ярким. Чан Гэн внезапно встал и открыл дверь, как раз вовремя, чтобы увидеть подбегающего дядю Вана.

"Дядя Ван, притормози", - остановил его Чан Гэн. - "В чем дело?"

Даже на холодном ветру старый дворецкий обливался горячим потом:

"Ваше Высочество, из дворца пришли новости, что вчера неизвестно из-за чего маркиз поссорился с императором, император был в ярости..."

Сердце Чан Гэна сжалось.

Через некоторое время со двора усадьбы маркиза выехала лошадь и по снегу поскакала в сторону храма Ху Го.

На следующий день не было важного заседания суда, императору Лунаню не нужно было вставать слишком рано, но пламя внутри было слишком горячим, он не смог хорошо выспаться, проснувшись с головной болью и головокружением.

Чжу подошел и помог ему массируя виски, говоря при этом:

"Ваше Величество, благовония Тяньчжу, присланные мастером Ляо Чи некоторое время назад, могут помочь очистить сердце и успокоить нервы, когда вы использовали их в прошлый раз, вы также высоко оценили их эффективность, может быть, я сожгу еще немного для вас?"

Ли Фэн издал звук в ответ, затем после некоторого раздумья спросил:

"Наставник все еще во дворце?"

В течение первого месяца главный монах храма Ху Го - мастер Ляо Чи - жил во дворце, молясь о благословении Великой Лян и читая лекции сильно верующему в Будду императору Лунаню.

Чжу быстро ответил:

"Да, я слышал, что господин уже встал рано утром для утренней медитации, независимо от ветра или дождя. Ваш слуга видит, что веки вашего величества покраснели, возможно, это из-за огня в вашем сердце, должен ли я сказать господину, чтобы он пришел прочитать несколько писаний, чтобы помочь вам успокоиться?"

Ли Фэн улыбнулся и сказал:

"Как неуважительно, монах Ляо Чи - высокообразованный наставник нашей эпохи, неужели ты видишь в нем дешевого уличного артиста?"

Чжу виновато улыбнулся и ударил себя по лицу:

"Что за глупый рот этого старого слуги, мало я учился, снова стал шутом - хотя я мало что понимаю, но каждый раз, когда я слушаю звук деревянного стука* мастера, я также чувствую, как все проблемы в моем сердце исчезают."

[Во время молитв используется стук деревянного блока]

Услышав его слова, Ли Фэн передумал и, подумав, согласился:

"Тогда попроси наставника о приходе сюда".

Чжу откликнулся, быстро попросил людей передать сообщение, затем молча помог императору умыться и переодеться.

Ли Фэн вдруг спросил:

"А где Гу Юнь?"

Чжу очень хотел сказать об этом, но не решался спросить, услышав вопрос, он тут же ответил:

"Ваше Величество, маркиз все еще стоит на коленях возле павильона".

Ли Фэн, казалось, фыркнул, его выражение лица было безразличным, Чжу не осмеливался упоминать этот вопрос слишком часто, он мог только втайне надеяться, что старый монах хоть и ненадежный спасатель, но может быть немного полезен.

Мастер Ляо сразу прибыл в Теплый Павильон. Он бросил лишь один взгляд, небрежно прошел мимо, как будто и не видел снеговика снаружи.

Однако никто не знал, какое заклинание наложил на императора старый монах из храма Ху Го. Он вошел на мгновение, а Чжу уже стремительно выбежал. Сначала он с воодушевлением прочитал указ:

"Приказ императора; маркиз неуважительно вел себя перед Сыном Неба, не уважая монарха - временно конфисковать маршальскую печать, приказано вернуться в поместье для обдумывания своих действий, лишить трехмесячного жалованья".

Гу Юнь был поражен.

Чжу подал ему знак глазами.

Гу Юнь: "...Ваш подданный прислушивается к указу..."

Чжу хлопнул себя по ляжке, повысил голос, чтобы позвать слуг с другой стороны:

"Посмотрите на этих неблагодарных крыс!!! Что вы там стоите? Скорее помогите маркизу подняться!"

Он даже не успел закончить команду, а Гу Юнь уже встал, в его конечности словно воткнулись тысячи игл, пронзая его форму и стальные доспехи, талая вода пропитала все тело, а невыразимый холод пробирал до костей.

Гу Юнь сложил руки вместе, чтобы поприветствовать Чжу-коротконожку, а затем с сердцем, полным беспокойства, вышел из дворца. В то же время он задался вопросом:

"Неужели лысый осел был одержим? Почему он спас меня?"

Он думал так до тех пор… пока он не увидел Чан Гэна, который беспокойно ждал его у дворцовых ворот.

Гу Юнь:

"Оказывается, храм Ху Го притащил сюда ты, а я все думал, как этот лысый осел мог быть таким добрым".

С того момента, как Чан Гэн впервые услышал о том, как Гу Юнь всю ночь простоял на коленях в глубоком снегу, Кость Нечистоты в его теле начала действовать независимо от того, правильно это или нет.

Однако его сердце не могло позволить себе впасть в хаос, он снова и снова повторял успокаивающую мантру, ходил взад и вперед под дворцовыми воротами, как зверь в клетке.

Несмотря на то, что он подготовился, Гу Юнь выглядел еще более жалким, чем он себе представлял. Мозг Чан Гэна взорвался, он почувствовал, что дурная кровь вот-вот достигнет его горла.

Без всяких объяснений он сначала укутал Гу Юня густым лисьим мехом, а затем протянул руку, чтобы коснуться его бледно-голубого лица. Гу Юнь жестоко мерз в течение ночи, даже если его кожа была толстой, его скорость реакции не могла не стать медленнее, он был тронут им.

Но этот его жест был действительно неловким, не в силах скрыться от него, Гу Юнь пошутил:

"Ну что, пощупав, ты узнал, сколько весят мои кости?"

Неизвестно, было ли сердце этого человека способно вместить горы, или у него действительно нет сердца, он уже оказался в такой ситуации, но все еще шутит!

Чан Гэн без слов затащил Гу Юня в карету, его глаза покраснели от боли, которую он чувствовал внутри.

Как только он вошел, на лицо Гу Юня повеяло теплом, он потер руки и повернулся, чтобы спросить Чан Гэна:

"Есть ли вино, дай мне чашу".

Чан Гэн промолчал.

Гу Юнь наклонил голову, чтобы посмотреть на него, и увидел, что его глаза были красными, как кровь, он не мог не улыбнуться:

"Боги мои, я никогда не видел, чтобы ты плакал с самого детства, сегодня ты действительно открыл мне глаза. Давай поспешим и позовем дядю Вана, чтобы он принес тазик. Как раз вовремя, император оштрафовал меня на три месяца зарплаты, мы можем рассчитывать на твои золотые бобы, чтобы поесть."

[О плаксивых детях говорят, что они роняют золотые бобы.]

Конечно, Чан Гэн не плакал. Он подавлял в себе убийственное намерение и различные иллюзии, все его тело, казалось, хотело взорваться.

Гу Юнь наконец заметил, что его глаза были ненормальными: "Чан Гэн?"

Чан Гэн заставил себя вернуться к реальности и напряженно сказал:

"Ифу, сначала переоденься".

Его голос был хриплым, как будто два старых ржавых меча скрестили вместе. Гу Юнь нахмурился, быстро распустил мокрые волосы, взял сухую одежду из повозки и начал переодеваться.

Чан Гэн не осмеливался смотреть на него. Он сидел на боку, опустив глаза, и вдыхал и выдыхал по методу, которому научила его госпожа Чэнь.

Но звук шуршащей одежды, который был так тих и так легко подавлялся грохотом кареты, в это время, казалось, мутировал, непрерывно сверля его уши. Чем больше он пытался дышать, тем более неустойчивым он становился.

Гу Юнь положил свою корону для волос на маленький столик в карете, звук разбудил Чан Гэна:

"Я приготовил небольшое лекарство, чтобы разогнать простуду, Ифу сначала..."

Его голос затих, ледяные пальцы Гу Юня схватили его за запястье.

Чан Гэн на мгновение заволновался, хотел отдернуть руку, но Гу Юнь крепко держал его, он смог только позвать тоненьким голосом: "Ифу...".

"Я не очень хорошо разбираюсь в измерении пульса", - выражение лица Гу Юня было невероятно серьезным. - "Но я знаю, что дыхательная практика сошедшая с пути может вызвать безумие".

Чан Гэн в панике увернулся от его взгляда.

"Чан Гэн, скажи мне правду, ты..."

Когда Гу Юнь дошел до этого момента, он сделал паузу от чувства стеснения. Даже если его сердце было огромным, как море, его кожа была толстой, как дворцовая стена, он также чувствовал, что следующие слова не подходят для произнесения вслух.

Чан Гэн, казалось, что-то почувствовал и медленно поднял свои красные глаза.

Гу Юнь некоторое время молчал, набираясь еще большей храбрости, чем когда он противостоял императору:

"Есть ли у тебя дело, о котором ты не можешь рассказать?"

После нескольких глотков воздуха Чан Гэн прошептал:

"Какое дело имеет в виду Ифу?"

Гу Юнь: "...отношения мужчины и женщины".

Будь то мантра для очищения сердца или для очищения легких, вся их сила была разрушена всего несколькими словами, превратив усилия Чан Гэна в пыль.