Онлайн чтение книги Убить Волка Killing the wolf
Глава 57 - Национальная трагедия

"Ваше Превосходительство, теперь вы можете быть спокойны".

Господин Я протянул руку и поддержал седовласого мужчину. Оказалось, что человек, который уже много раз посещал Великую Лян, выдавая себя за посланника, на самом деле был самим Понтификом.

Господин Я:

"Хотя наш план действовал не совсем гладко, в конце концов, конечный результат говорит о том что вы не зря потратили время и силы, которые вы сюда вложили".

Папа наблюдал за свирепыми морскими чудовищами на синей поверхности океана. Его лицо было спокойным, без счастья и печали.

Казалось, что он не только не радовался, но даже нес с собой какую-то неописуемую грусть и меланхолию.

"Сейчас еще слишком рано говорить о результатах".

Понтифик добавил: "Судьба - очень загадочная вещь. Судьба человека не предсказуема, не говоря уже о целой стране? Это может знать только Бог".

Господин Я сказал:

"Например, когда этот болван Цзялай не смог сдержаться и заранее сболтнет Гу Юню лишнего?"

Цзялай Инхо очень сильно обижался на последнего члена семьи Гу. Кроме этой ненависти, в его жизни больше ничего не осталось. Он давно оставил достоинство Короля-Волка и превратился в бешеного пса.

Он больше не мог мыслить широко и видеть перспективу. С его точки зрения, пока он мог уничтожить Гу Юня, ему было все равно, разрушит ли он чьи-то планы.

Однако они должны сотрудничать с этим бешеным псом. Ненависть между Восемнадцатью племенами и Центральными равнинами была слишком глубокой, а силы, скрывающиеся в настоящее время в столице, оставленные умершей Богиней, были также невероятно важны.

"Я действительно восхищаюсь этим Гу Юнем", — вздохнул господин Я. "Если бы я был на его месте, кто знает, что я мог бы уже сделать, но он спокойно справился со всеми этими делами. Иначе правда, которую мы сегодня обнажили, будет еще более безумной, чем сейчас. Гарнизоны в разных местах, возможно, уже были... как это называется? 'Цин цзюнь Цэ'*?

[*устранил предателей рядом с правителем].

Верховный Понтифик:

"Этот результат не идеален, но другого шанса нет. Возможность так же быстротечна, как время, у нас нет возможности медлить".
"Жак, все мы - загнанные в ловушку звери, все мы ищем способ выжить. Если мы не пожрем других, то они поглотят нас. Бесчисленное множество глаз смотрят на это большое и аппетитное травоядное, мы должны сделать один шаг вперед первыми, иначе у нас не обязательно будут силы выйти на бой через три или пять лет в будущем."

Господин Я посмотрел на море, везде была вода, море и небо были одного оттенка. Он частично не мог понять:

"Ваше Преосвященство, если это всего лишь травоядное, зачем нам тратить столько усилий, чтобы вырвать ему клыки?"
"Плотоядное или травоядное, различия не в клыках и не в их форме", — пробормотал Папа. "Ты должен оценить, насколько оно жадно, есть ли у него сердце, которое жаждет кусать и глотать... Ты смог уловить этот запах?"

Господин Я был ошарашен. Цзылюцзинь высокой чистоты при сжигании почти не издавал запаха, вероятно, только Гу Юнь и собаки смогли бы его обнаружить. Он попытался спросить:

"Ваше Святейшество имеет в виду... запах морской воды? "
"Это зловоние, сын мой", — прошептал Папа. "Если бы дьявол действительно существовал в этом мире, то им определенно был бы этот ничтожный ресурс, горящий фиолетовым пламенем. С того дня, как он вышел их земли, он воспламенил эту проклятую эпоху. Он превратил Детей Бога в железных монстров".
"А разве машина, сжигающая Цзылюцзинь, не рукотворная?"

Господин Я пожал плечами, он не стал возражать, но и не согласился.

Папа больше не стал объяснять, он лишь склонил голову и стал целовать кольцо на своей руке с символом скипетра и повторять простую молитву.

"Прости меня", — прошептал он. "Прошу, помилуй меня".

В это время на двух ведущих кораблях внезапно появилось скопление сигнальных огней глубокого синего цвета, взмывших в высокое небо.

Тень глаз Господина Я, казалось, слилась с цветом пламени. Он пытался сдержать себя, но некоторое время ему все же было трудно подавить свое волнение:

"Ваше Преосвященство, начинается!"

[Седьмой год императора Лунань, восьмой день четвертого месяца.]

Шел третий день с тех пор, как маркиза Гу Юня переместили из горячих источников в тюремную камеру столицы.

В подземелье было очень холодно и зловеще. К счастью, когда в столице наступила весна, холод постепенно рассеялся. Уже было тепло, а куча травы и соломы в камере оказалась даже мягче, чем его походная кровать в военном лагере. Жить в ней несколько дней было вполне сносно, Гу Юнь думал об этом как об отпуске.

Вокруг него царила тишина. Не было ни одного заключенного, с которым можно было бы поболтать. Тюремщик был железной марионеткой, которая не могла говорить. Это была самая внутренняя камера в императорской тюрьме, если кто-то не принадлежал к королевской родословной, ему не разрешалось туда входить. Даже Тан Хунфэй, командир Северного лагеря, не имел права находиться здесь.

Последним, кто имел счастье находиться здесь, был Вэй Ван, родной брат императора. Гу Юнь наслаждался одиночным номером, у него не было другого выбора, кроме как коротать для наедине со своими мыслями.

Но даже если бы кто-то заговорил с ним, он бы тоже не смог его услышать. Лекарство, которое он поспешил выпить перед уходом, уже иссякло. Цвет двух киноварных родинок на мочке уха и в уголке глаза потускнел настолько, что стал почти незаметен.

Он не взял с собой и свой монокль. Открыв глаза, он едва мог сосчитать свои пальцы. Шаги входящей и выходящей марионетки тоже были нечеткими.

Чтобы убить время, он поймал мышь, чтобы развлечься, оставляя несколько кусочков на каждый прием пищи, чтобы накормить ее. От нечего делать он играл с ней.

Гу Юнь мог сказать, что этот инцидент кто-то специально устроил. Когда он тайно расследовал дело пять лет назад, он уничтожил несколько смертоносных улик, но не тронул У Хэ. Во-первых, он был всего лишь старой собакой, цепляющейся за жизнь. Во-вторых... он боялся, что в конце концов он не лишен эгоизма. Он не хотел, чтобы эта правда исчезла навсегда.

Гу Юнь признал, что это была его ошибка. Если бы он мог обладать хотя бы половиной того спокойствия, которое было у него сегодня, он бы понял, следовало ли ему складировать информацию и ждать подходящего момента, чтобы вытащить ее наружу и уже тогда восставать, или же следовало уничтожить все тайны прошлого, похоронить их в забытьи и никогда больше не позволять им увидеть свет.

Тысячи ошибок, он не должен был колебаться там, где следовало быть решительным.

Как и император Юань Хэ, если бы старик не колебался, то никогда бы не было Гу Юня, возможно, в мире был бы другой мир.

Гу Юнь не знал, что произойдет в будущем, и не знал, сможет ли Чан Гэн, только что вышедший в свет, действительно стабилизировать сердца военных со всех сторон. Однако сейчас он находился в тюрьме, беспокоиться было бесполезно, сначала нужно отдохнуть и восстановить силы.

Позже мышь обнаружила, что руки этого человека слишком сильно чешутся. Он доставлял хлопоты, но она также не могла убежать, поэтому сразу прикинулась мертвой и больше не обращала на него внимания.

Маркиз, которого ненавидели собаки и кошки, бездействовал, прислонившись к стене. Он почувствовал, что отношение этой мыши было похоже на отношение Чан Гэна, когда тот был молод.

Гу Юнь начал думать о Чан Гэне, затем он не мог не вздохнуть и пожаловался мышке:

"Я бы предпочел, чтобы он снова раздражался на меня за то, что я дразню его каждый день, как в детстве".

Мышь в ответ показала ему очень круглый зад.

Гу Юнь глубоко вздохнул и с силой выгнал эту последнюю мысль. Не имея выбора, он вытащил заплесневелый коврик на стог сена, укрылся им и закрыл глаза, чтобы отдохнуть.

Только с хорошим настроением можно было встретить трудное будущее.

Никто не мог побеспокоить этого полуглухого в тюрьме. Гу Юнь вскоре заснул, в холодном затхлом запахе он увидел сон.

Гу Юню снилось, что он лежит на спине под огромным ножом мясника. Тяжелое лезвие давит ему на грудь, прорезая кожу и плоть, проникая в кости, разрывая его на две половины, отделяя тело от всех конечностей.

Только рана на груди нестерпимо болела. В его ушах еще звучали крики, выстрелы и вой, в сочетании с прерывистым звуком Хуцзя*, неровным и неясным как паутина...

[*вид музыкального инструмента, похожего на флейту].

Он был рассечен ножом, но на ране не было крови. Вместо этого из раны выпала сигнальная стрела и с пронзительным звуком взвилась в небо, взрываясь и сотрясая страну.

Гу Юнь проснулся с приглушенным стоном. Старая рана на его груди необъяснимо болела. Пронзительный звук сигнальной стрелы во сне продолжал отдаваться эхом в его ушах, превращаясь в странный шум в ушах.

Казалось, между ним и лагерем Черного железа существует причудливая связь. Той ночью в ночном небе над гарнизоном в Западных регионах взорвалась первая зловещая сигнальная стрела.

Чрезвычайное боевое донесение прибыло в столицу только через день. У солдата Черного Орла, пришедшего доставить сообщение, осталась только одна нога. С последним предсмертным вздохом он прибыл в Северный лагерь, находящийся в состоянии паники, и умер, не успев сказать ни слова.

Два часа спустя внезапное нападение на Лагерь Черного Железа в Западных Регионах потрясло правительство, напугав народ.

Когда новости о происшествии распространились в столице, Хэ Жун Хуэй повел людей осаждать поместье северо-западного губернатора. Как только он ушел, Королевство Гуйцзы направило сто шестьдесят Песчаных Тигров, которые с силой прорвали лагерь Черной Кавалерии, расположенный у входа в Западные Регионы.

Песчаный тигр на колеснице был самым большим врагом легкой кавалерии. На мгновение воздух заволокло дымом и пылью, пламя поднялось как занавес, боевые кони ржали и погибали, железная кавалерия пала одна за другой.

Но в итоге лагерь Черного железа остался лагерем Черного железа. После секундного замешательства они немедленно отреагировали. Черные доспехи без колебаний наступали.

Хэ Жун Хуэй немедленно вернулся с Черными Орлами после получения новостей, решительно отрезав линию снабжения Песчаных Тигров с воздуха. Гигантские боевые машины потребляли огромное количество топлива.

Как только их снабжение прерывалось, они мгновенно превращались в груду железного лома.

Но "Песчаные тигры", постучавшиеся в их дверь, не были блефом. За ними, как все и боялись, стояли десятки тысяч солдат со знаменами.

Чужеземцы из бесчисленных стран, даже люди Тяньчжу, которые воспользовались этой возможностью... их число превзошло все ожидания.

Даже если это была всего лишь паршивая кучка бездарей, они все равно были "толпой". Сражаясь с Песчаными Тиграми, лагерь Черного Железа мог только использовать тяжелые доспехи, чтобы противостоять им, и вскоре исход битвы определял один лишь Цзылюцзинь.

Хэ Жун Хуэй срочно открыл хранилище цзылюцзиня в Лагере Западных Регионов и был потрясен, осознав, что там осталось совсем немного. Когда император Лунань тщательно расследовал контрабанду цзылюцзиня, Гу Юню не оставалось ничего другого, как приостановить скрытую линию поставок в его руках.

Суммы, выданной им двором, хватало только на ежедневное патрулирование, это не позволило бы продержаться в условиях внезапно начавшихся масштабных сражений.

Хэ Жун Хуэй отправил людей на место, но путь к месту дислокации Цзылюцзиня снова был перекрыт. Распространилась новость о заключении маркиза Гу в тюрьму. Никто не мог сказать, как обстоят дела на самом деле.

В это время люди были в панике, ходили всевозможные слухи. В этой ситуации жизни и смерти, кто бы осмелился направить Цзылюцзинь в Лагерь Черного Железа без Цзигулина?

А если бы они захотели поднять восстание в столице?

Хэ Жун Хуэй, с одной стороны, послал Черного Орла в столицу, а с другой - обратился за помощью к городским силам обороны Северной Границы.

Однако гонец еще не успел отбыть, как Северные Варвары внезапно восстали. Новость о том, что Волчий Король Цзялай Инхо лично возглавил эту атаку, обрушилась на них.

Пять лет стабильности и железная стена - все перевернулась вверх дном.

Цзялай Инхо с десятками тысяч элитных солдат и тысячами тяжелых доспехов, у него даже был непобедимый "Ястреб", который по размерам был больше и даже смертоноснее орла лагеря Черного Железа, прорвал оборону северного рубежа, растянувшуюся на тысячи миль.

Северо-запад потерпел поражение, и ситуацию уже нельзя было спасти. Без приказа маршала, даже если погибнет последний солдат, Лагерь Черного Железа не посмел отступить ни на шаг. Хэ Жун Хуэй с трудом сдерживал их три дня и две ночи, войска были уничтожены без остатка.

Богоподобная армия, созданная трудом трех поколений, вот-вот будет уничтожена наполовину.

В этот момент наконец-то прибыл гонец Чан Гэна.

С помощью личной печати Гу Юня королевское высочество, которое никогда не заявляло о себе и не демонстрировало свои таланты, находясь далеко в столице, легко имитировало почерк Гу Юня.

Он передал гонцу два письма - если ситуация на границе будет стабильной, он отдаст ему первое письмо, в котором Хэ Жун Хуэю будет сказано, чтобы он не беспокоился о законе, будь то с черного рынка или другими способами, немедленно тайно заполнил хранилище цзылюцзиня в западных регионах, сохранил доспехи и был готов к битве в любое время.

Если бы ситуация на границе изменилась, второе письмо было бы передано Хэ Жун Хуэю, в нем говорилось, что он не должен жертвовать собой ради обороны, не должен рваться в бой, быстро сократить свои силы к востоку от ворот Цзяюй и ждать подкрепления.

Враг, скрывающийся в темноте, уже начал движение, теперь, несомненно, было слишком поздно, чтобы действовать. В руках Чан Гэна не было Черного Орла. Было слишком мало людей, с которыми он мог связаться с помощью деревянных птиц в павильоне Линь Юань. Независимо от того, упало ли небо или разбилась земля, гонец вряд ли мог прибыть вовремя.

Поэтому, он предусмотрел  худший вариант развития событий и изо всех сил старался "починить клетку после того, как животные убежали".

Если бы в Западном регионе произошли изменения, Северному рубежу было бы трудно позаботиться о себе. Поэтому генерал Цай Фэн, главнокомандующий гарнизоном Центральных равнин, получил бы еще одно письмо от Чан Гэна в то же время, когда отступил Лагерь Черного Железа, с просьбой увеличить количество войск на севере и как можно скорее отправить свою часть Цзылюцзиня и тяжелые войска к воротам Цзяюй, чтобы снять это жгучее напряжение.

Однако сердце Чан Гэна было неспокойно. Если что-то действительно случится, то этого решения будет недостаточно.

Сотни и тысячи гор на юго-западе были полностью вне его контроля. Хотя Шэнь И был на той стороне, он был командиром только по званию и не имел никакой основы. Невозможно было произвольно отправлять войска без приказа Цзигулин.

С флотом Восточного моря дело обстояло еще сложнее. Генерал Чжао Юй Фан был человеком Ли Фэна, и мобилизовать его было невозможно, имея только личную печать Гу Юня.

По совпадению, Чан Гэн догадывался, что даже если ему удастся потушить пожар в других местах, скрытый в огромном просторе Восточного моря, должен быть еще один смертельный удар.

Новости, принесенные Черным Орлом, действительно подтвердили худший сценарий, который он себе представлял. Чан Гэн глубоко вздохнул и выпустил последнюю деревянную птицу. Он обернулся и обратился к Хуо Туну, у которого кровь уже бурлила во рту:

"Готовь коня, я хочу поехать во дворец".

У ворот дворца Чан Гэна остановил Ляо Жань, монах был побит непогодой, но выражение его лица оставалось спокойным и непоколебимым, как будто независимо от того, насколько срочными могут быть какие-то дела, все они будут рассеяны следами благовоний на его голове, и развеяны в прах словами "Амитабха".

Ляо Жань:

"Амитабха, Ваше Королевское Высочество..."

Чан Гэн равнодушно прервал его:

"Учителю нет нужды говорить больше. Я иду во дворец, чтобы ожидать приказов, а не для того, чтобы заставить императора отречься от престола".

Выражение Ляо Жаня слегка изменилось, он жестикулировал:

"Монах считает, что у Вашего Королевского Высочества поступит достойно".
"У меня нет никакого чувства достоинства", — Четвёртый принц, который хорошо разбирался в разговорах, оторвался от своей мягкой манеры и прямо сказал: "Используя горы Циньлин для разделения на север и юг, юго-восток и юго-запад вышли из-под контроля. Даже если я смогу убить Ли Фэна на месте, это не сможет исправить нынешнее беспорядочное положение дел, не говоря уже о том, что никто не может наследовать трон в настоящее время. Старшему сыну императора девять лет, императрица - просто бесполезная, больная женщина с одной лишь внешностью, Цзы Си не имеет права занимать эту должность, а я..."

Он усмехнулся: "Я - сын коварной демоницы из северных варваров".

Ляо Жань с беспокойством наблюдал за ним.

"Учитель, будьте уверены, я понимаю, что я сам - яд. Если бы я действовал по своему желанию, то уже начал бы причинять вред стране и народу. Но ведь я еще ничего не сделал, не так ли?"

Выражение лица Чан Гэна снова потускнело.

"Сейчас не время говорить об этом, враги со стороны вторглись в страну. Возможно, они планировали это в течение долгого времени. Это дело еще не закончено, но они сработали слишком быстро. Я подозреваю, что внутри дворца... даже рядом с Ли Фэном есть шпионы врага. Есть ли в павильоне Линь Юань кто-нибудь, кто мог бы быть полезен во дворце?"

Ляо Жань посмотрел на него со всей серьезностью, он подписал:

"Ваше Высочество имеет в виду..."

Чан Гэн:

"Этот инцидент связан со старым делом двадцатилетней давности, Северные Варвары определенно были связан с этим делом. Проверьте всех людей, с которыми эти две варварки имели дело во дворце в то время - всех. Северные колдуны превосходно умеют работать с ядом, у них было много мерзких трюков в рукаве, не упускайте ни малейшей зацепки, даже самой незначительной."

Когда он говорил о "двух женщинах-варварах", его голос был неизменным, как будто он вспоминал кого-то, кто не имел к нему никакого отношения.

"Я должен был предчувствовать это", — прошептал Чан Гэн. "В тот год Ли Фэн легко отпустил Цзялай Инхо, как отпускают тигра обратно в горы. Как и ожидалось, то, что произошло за всем этим, было совсем не просто, но, к сожалению..."

Жаль, что он был слишком молод в то время, его сердце было размером с кулак, оно могло вместить только маленькие проблемы молодого человека, который покинул свой родной город.

"Если бы я родился на десять лет раньше...", — вдруг сказал Чан Гэн.

Веки Ляо Жаня подскочили.

Чан Гэн выдавливал из себя каждое слово: "Ситуация бы точно не сложилась таким образом".

Он никогда бы не отпустил Гу Юня.

"Цзы Си уже говорил, что морские Драконы Поднебесной отстают от других военных фракций на десять лет. Я беспокоюсь, что Восточное море не будет мирным. У генерала Чжао есть талант к обороне, но он необязательно сможет справиться с войной".

Чан Гэн сказал: "Я написал письмо учителю, у Линь Юаня были хорошие корни в Цзяннани, я попрошу учителя оказать им поддержку, прошу прощения, что не могу сопровождать вас."

Ляо Жань редко хмурился, но в этот раз внезапное оброненное Чан Гэном "Цзы Си" напугало его больше всего им сказанного.

Однако в этой срочной ситуации было не время размышлять о формах обращения. Монах плотнее завернулся в одеяние из грубой ткани, и его фигура мгновенно исчезла в утреннем свете.

Чан Гэн только ступил во дворец, а на его голову уже обрушились дурные вести. Стремительные донесения о военной ситуации на фронте, поступающие одна за другой, заставили императора Лунаня и всех придворных растеряться. Никто не мог знать как реагировать.

Лагерь Черного Железа отступил к воротам Цзяюй.

Северная граница потеряла семь городов за одну ночь... даже не дождавшись прибытия подкрепления Цай Фэна.

Повстанцы Южного рубежа, похоже, уже заранее все обсудили, вступив в союз с бандитами Южного моря, и таинственным образом взорвали юго-западное хранилище запасов.

"Докладываю..."

Все присутствующие в главном зале побледнели и посмотрели на вход. У Ли Фэна даже не было времени, чтобы позволить Чан Гэну поприветствовать его.

"Ваше Величество, за восемьсот миль отсюда стотысячный западный морской флот использует путь через остров Дунъина для вторжения..."

Глаза Ли Фэна, казалось, хотели треснуть: "А как же Чжао Юфан?"

Гонец поклонился до земли и захлебнулся в слезах:

"...генерал Чжао пожертвовал собой ради страны".