Онлайн чтение книги Убить Волка Killing the wolf
Глава 32

Это была карта различных маленьких островов в Восточном море. Но изображение было очень нечетким, словно капельки чернил, которые были разбросаны по странице.

Гу Юнь держал в голове карту всей Великой Лян, но он не помнил, чтобы такое место существовало. На торговом судне не было приличной паровой лампы, а местная масляная лампа была тусклой, пусть он надел монокль, все равно было очень трудно видеть. Он наморщил брови и попытался сделать масляную лампу ярче.

Гэ Пансяо: «Это карта, которую мне дал учитель Ляо Жань. Я увидел, что на карте Военного министерства такого места нет. Как правило, это небольшие острова, которые непригодны для жизни. Окрестности представляют собой лишь гряды зазубренных скал и бурные потоки. Также от него исходит множество легенд о призраках и привидениях, даже местные жители не знали, что здесь есть остров».

Это место было далеко от суши, добраться до него можно было только по воздуху, если не на кораблях.

Но «воздушные змеи» были медленными и в значительной степени полагались на компас. Если возле острова была слишком сильная турбулентность, они просто не могли приблизиться - не говоря уже о том, что место на востоке было территорией народа Дунъин, если бы «Орел» и «Змей» из Великой Лян продолжали кружить над этой областью без причины, это выглядело бы довольно вызывающе.

Содержание «Орла» также было очень трудным для подразделения механиков, его нелегко было долго обслуживать. Восточное море обычно использовалось для мирных целей, и не было оснащено военными силами такого типа.

Чан Гэн не мог не спросить: «Если даже на карте из Военного министерства нет этой области, тогда где мастер Ляо Жань смог найти это?»

Гэ Пансяо серьезно ответил: «Он сказал, что прогнивший император из предыдущих династий любил жемчуг Восточного моря, так как рыбаки стали бессильны перед требовательной ежегодной данью, они создали команду рискующих жизнью ныряльщиков, чтобы отправиться на его поиски. Во время своего путешествия они случайно попали в это место и составили для него карту».

Чан Гэн: «…»

Выдуманная история монаха могла обмануть только глупых детей.

Гэ Пансяо повернулся к Гу Юню и сказал: «Господин маркиз, что нам теперь делать?»

Гу Юнь не успел ответить, когда весь корпус внезапно сильно задрожал, Гу Юнь быстро схватил масляную лампу, которая вот-вот должна была упасть. Он бросил взгляд в сторону Гэ Пансяо, подавая сигнал, чтобы тот убрал все предметы со стола.

Гэ Пансяо тут же сделал глубокий вдох и втянул живот, быстро спрятав все вещи внутрь.

Чан Гэн схватил меч, лежащий на столе: «Я пойду, посмотрю».

Гэ Пансяо: «Подожди, я тоже хочу пойти!»

После того как эти двое вышли, Гу Юнь снял монокль и отставил его в сторону, потирая уставшие глаза.

Расположение маленького острова было едва уловимым. Он просто пересекал острова Дунъина, но также не был связан с Великой Лян.

Даже, если военно-морские силы Великой Лян были слабее, это все равно не то, на что люди Дунъина могли махнуть рукой. По сей день Восточное море все еще не могло обнаружить шахту Цзылюцзинь.

Великий Лян был чрезвычайно строг с политикой экспорта Цзылюцзиня. В этом отношении они напоминали железного петуха, не позволяя ощипать даже ни одного перышка. Если люди Дунъина хотели получить Цзылюцзинь в больших количествах, они должны были либо покупать его у западных людей по высокой цене, либо пытаться получить его на черном рынке Великой Лян.

Если бы они решили вести дела с западными людьми, то, конечно, не стали бы пересекать территорию Великой Лян.

И еще о черном рынке.

Если бы виновные не сотрудничали с чиновниками, он бы долго не просуществовал.

Три поколения императоров Великой Лян истребляли черный рынок Цзылюцзиня, который напоминал сороконожку с сотнями ног, умирающую, но не исчезающую. Как только ситуация немного успокаивалась, рынок тут же возрождалась вновь.

Даже если бы кто-то использовал лишь пятую часть ума, он бы понимал, что черный рынок состоял не только из рискующих жизнью торговцев из простонародья, но за ним скрывалась тень всех сил с четырех сторон.

Не говоря уже о других, руки Гу Юня не были чисты, иначе, завися исключительно от Цзылюцзиня, которые двор распределял ему каждый год, не говоря уже о Черных Орлах, Черной Броне или Черном Драконе, даже собаки и птицы не смогли бы выжить.

Когда речь идет о такой масштабной контрабанде Цзылюцзиня, то и люди, стоящие за ней, не должны быть обычными.

В это время деревянная дверь каюты была внезапно толчком открыта, Ляо Жань стремительно вошел, сложил руки вместе, чтобы поприветствовать Гу Юня, как будто они уже давно знают друг друга, затем повернулся, чтобы закрыть дверь.

Ему пришлось поднять монокль, который он спрятал, чтобы поприветствовать гостя.

Гу Юнь не мог понять, по какой причине Ляо Жань мог оставаться уверенным в том, что его не изобьют до полусмерти?

Неужели он думал, что это потому, что его лицо было приятным?

Искупавшись в холодном взгляде Гу Юня, Ляо Жань остался безучастным, он искал стул, чтобы сесть: «Этот корабль прибудет в Хаоли сегодня вечером. Когда наступит этот момент, этот монах будет выполнять каждый приказ маршала».

Гу Юнь: «Прости меня за откровенность - что именно ты можешь сделать? У меня нет недостатка в чем-либо, используемом для освещения».

Ляо Жань: «...»

Гу Юнь слегка сел прямо, даже когда его глаза больше не могли видеть ясно, острые угрожающие лезвия в них остались

«Я действительно не ожидал этого раньше, руки «Линь Юаня» уже даже достигли храма Ху Го. Учитель, нам двоим следует открыто обсудить то, что ваши люди окунули свои руки в это дело, но, в конце концов, каков ваш мотив?»

Особая улыбка на его лице постепенно угасла, сменившись горестным недовольством монаха по отношению к простым мирным жителям: «Павильон Линь Юань не вынашивает злых намерений».

Гу Юнь улыбнулся: «Иначе как, по-твоему, ты все еще способен оставаться в живых?»

Согласно легенде, в одной из предыдущих династий налоги были тяжелыми, монарх был некомпетентен, а правительство ослаблено. Отовсюду начали подниматься талантливые личности.

Причина, по которой император Тайцзун выделялся среди всех них, во многом заключалась в том, что в тот год он был избран таинственным павильоном Линь Юань.

Павильон Линь Юань собирает всех одаренных людей, начиная от чиновников и знати, заканчивая мелкими торговцами и слугами, а также бесчисленными исключительными личностями по всей стране.

В начале основания Великой Лян император Тайцзун, помня об их огромной поддержке, хотел издать указ о присвоении павильону Линь Юань своего статуса. Но их лидер в текущее время решительно отказался от этого. Они скрылись. С того момента эта огромная организация молчала по сей день.

Гу Юнь: «Павильон Линь Юань исчез при мире и процветании, поднялся при хаосе и неразберихе - люди говорили, что Железный батальон Сюань - это черный ворон, я вижу, что ты здесь настоящий ворон».

Внезапно Ляо Жань опустил глаза, став похожим на прекрасного и сострадательного Будду: «Маркиз знает о моем происхождении, тем не менее, ты не помешал мне приблизиться к Его Королевскому Высочеству».

Гу Юнь молча посмотрел на него.

Ляо Жань: «Этот монах осмеливается предположить, что все тревоги в сердце Маршала, по совпадению, похожи на наши».

Корабль плыл ровно, масляная лампа на столе сияла. Гу Юнь отступил от своей враждебности, сидя за столом с рассыпанными вниз длинными волосами. Между его бровями появилась слабая морщинка, казалось, будто он взял всю серьезность, на которую обычно наступал подошвами ног, и в кои-то веки поместил все это на свое лицо.

Эти двое не издавали ни звука, они общались друг с другом только быстрыми жестами, но даже так, казалось, им это нисколько не мешало.

Ляо Жань: «Цзылюцзинь горит слишком сильно, это пламя непобедимо, и никто не может его остановить. Маршал когда-нибудь думал о пути отступления?»

Затем, не дожидаясь ответа, он продолжил говорить: «Люди все говорили, что Маркиз Гу является мракоборцем - который только и умел, что сражаться, словно оружие в руках императора. Но вижу это иначе. Иначе, почему Маршал до сих пор не женат? Неужели только из-за проклятия моего брата?»

Гу Юнь, казалось, улыбнулся, убрал свой бокал и закрыл глаза повязкой, показывая, что он больше не хочет общаться с Ляо Жанем.

После того как все было сделано, он показал знаками: «В семье Гу меня никто не ждет. Если опасный день действительно настал, этот Гу должен будет использовать себя, чтобы стать топливом для жертвоприношения за землю своих предков. А,  точно, в следующий раз, когда встретишь доктора, который вылечил мне глаза, передай ему привет от моего имени».

С самого начала, когда из земли была выкопана первая чаша Цзылюцзиня, было предначертано, что этот мир никогда больше не сможет быть мирным.

Однажды прилежные фермеры должны будут уступить дорогу марионеткам, которые без устали бегают по полям. Даже бойцы высшего класса не смогут противостоять Тяжелой броне, способной одним взмахом уничтожить целую армию. Все столкнулись бы с беспрецедентным потрясением. Чтобы восстановить свое положение, они оказались бы либо чрезвычайно богатыми, либо чрезвычайно бедными.

И у побежденных на этом поле боя не было бы возможности снова повернуть все вспять. От великих наций до любого вида гражданских лиц, все и вся были одинаковы, когда дело касалось этого вопроса.

Когда все начнут осознавать это, наступит неизбежный хаос, и останется лишь вопрос, рано или поздно это случится. Таков был поток времени - непобедимые герои или великие правители - никто не мог его остановить.

После того как Гу Юнь закончил последнее предложение, он вернулся к своему обычному спокойному поведению. Он больше не обращал внимания на монаха и вышел из каюты с руками за спиной, намереваясь взглянуть, что там происходит такого, что может заставить монаха бежать в его комнату, чтобы поклясться в верности.

Как только он встал на палубу, он уловил странный запах, доносившийся вместе с морским бризом. Казалось, что что-то горит. Гу Юнь стоял у двери и тщательно различал запах, доносимый ветром. Он понял, что это был тот самый странный запах, когда сжигали Цзылюцзинь с примесями.

«Торговый корабль» медленно прошел по мелководью рядом с маленьким островом. С обеих сторон стояли два ряда «Гигантских Драконов», эти яркие как снег военные корабли были выстроены в ряд, полностью снаряженные боеприпасами. Торговые корабли, перевозившие контрабандный Цзылюцзинь, двигались вперед в линию, один за другим, напоминая повозки с припасами, которые тарахтели среди многотысячной армии, совсем не привлекая внимания.

Хотя Гу Юнь не мог видеть, он уже догадался, что происходит, по внезапному напряжению в воздухе.

С командой такого масштаба, даже если бы Цзяннаньский флот присутствовал, он не обязательно смог бы противостоять им, не говоря уже о нескольких мизерных подразделениях «Орла», которые он взял с собой. В это время знакомый человек наклонился к нему и молча протянул руку, чтобы коснуться его.

Кроме Чан Гэна, никто другой так бы не делал. Они либо помогали ему, либо нет. Никто никогда не проходил через такое количество шагов.

Гу Юнь чувствовал, что Чан Гэн всегда казался странно напряженным, когда бы он ни находился рядом с ним. Он всегда должен был сначала малейшим образом заявить Гу Юню о своем присутствии, после чего Гу Юнь протягивал руку, чтобы Чан Гэн помог ему, если же нет, то Чан Гэн совершенно не шел ни на какой другой контакт.

«Глупый, - Гу Юнь держался за руку Чан Гэна, недовольно думая про себя. - Что такого нервирующего в том, чтобы быть со мной? Разве есть в этом мире более добрый отец, чем я?»

Чан Гэн быстро написал на его руке: «Здесь по крайней мере сотни военных кораблей, я не уверен, что это Гигантские Драконы…»

«Они самые, - ответил Гу Юнь, - я почувствовал запах Цзылюцзинь»

Чан Гэн: «…»

Разве Ляо Жань не говорил, что люди не могут чувствовать Цзылюцзинь, что только инспекционные собаки могут это делать?

Эта способность Ифу... по сути, была не нужна.

Гу Юнь тайно вздохнул и пожаловался: «Это все благодаря твоему разрушающему дом, мелкосердечному старшему брату. Пришлось выгнать меня на дальний северо-запад, чтобы я мог чувствовать себя в безопасности. А теперь посмотри-ка, старая черепаха в садовом пруду с лотосами превращается в демона и собирается приготовить бурю! Служит ему верно!»

Вечером монах переоделся в «ночную одежду» и отправился искать Гу Юня. Гу Юнь был вынужден носить монокль, его уши могли слышать только громкие звуки в пределах метра, а один глаз мог лишь едва видеть, кто в данный момент находился с ним в комнате. Среди окружавших его «солдат» были немой монах, пухлый мальчик, девочка и сын, обладавший особым талантом вести себя избалованно.

Снаружи находилась большая команда военных кораблей с пушками и более чем достаточным количеством боеприпасов, ожидающих с готовностью. Плюс армия из бесчисленных восточных воинов и рядовых солдат. Но никто не нервничал, потому что Гу Юнь был здесь ~ он мог представлять тысячное войско.

«Не притворяйся, - сказал Гу Юнь монаху, - в этом месте 'Хаоли' должны быть твои люди, иначе, зачем тебе ради этого проходить через столько неприятностей? Выкладывай, мы теперь кузнечики на одной веревке».

Ляо Жань тихо произнес строчку из буддийского писания, затем передал «сандаловые» четки, которые потеряли свое внешнее лаковое покрытие. Когда Гу Юнь протянул руку, чтобы принять их, он вдруг не удержался и сморщил нос. Его необычайно чувствительный нос уловил запах чего-то испорченного.

Гу Юнь отступил назад, он никогда не был тем, кто следил за своими манерами, когда дело касалось монахов, он прямо сказал: «Боже мой, мастер, как долго вы не мылись? Это начинает бродить».

Три молодых парня тут же одновременно отступили на три шага назад.

Чан Гэн был просто не в состоянии вспомнить образ монаха в первый раз, когда они встретились во дворце. Тогда, зная, что он собирается войти во дворец, чтобы встретиться с их правителем, монах от всей души умылся  и был словно маленький белый лотос.

Лицо Гу Юня было холодным, как лед. Он был слепым и глухим, а монах был немым. У него было сильное обоняние, но монах не любил мыться. Конечно, во всем этом мире не было ни одного лысого осла, который не противостоял бы ему.  

Сто восемь бусин, отвинчивая середину каждых двух бусин, внутри оказывалась печать, всего тридцать шесть печатей, каждая из которых представляла члена павильона Линь Юань.

Гу Юнь некоторое время молчал: «Павильон Линь Юань собирается выйти из своего гнезда?»

Ляо Жань улыбнулся и ничего не сказал.

Чан Гэн нахмурился и спросил: «Что такое павильон Линь Юань?»

Поскольку он внезапно заговорил, Гу Юнь на мгновение не смог понять, что он сказал. До тех пор, пока он не увидел, как Ляо Жань делает язык жестов Чан Гэну, тогда он смог угадать диалог между ними и сразу же перебил:

«Они - кучка вороньих ртов. Ладно, не нужно больше объяснять. Как нам связаться с этими людьми?

Ляо Жань: «Я не совсем уверен насчет остальных, но знаю, что одна из них прислуживает в качестве музыканта для их предводителя. Мы можем попробовать сначала связаться с ней».

Гу Юнь задумался: «У нас, северо-западных войск императорской армии, нет ни одной цикады, которая могла бы петь, а у этой частной армии даже есть музыкант? Что такое справедливость?»

Чан Гэн: «Будь осторожен, люди Дунъина уже имеют свои подозрения по отношению к нам. Я несколько раз чувствовал присутствие их шпионов поблизости».

Поскольку Чан Гэн взял на себя инициативу, Гэ Пансяо тоже начал говорить: «Господин маркиз, когда прибудут наши люди?»

Гу Юнь тихо сидел на одном месте, неся на лице непостижимую безмятежность Великой Лян - на самом деле, он вообще не был способен его услышать. Он пытался угадать, основываясь на чтении по губам, но при отсутствии языка жестов, одно только чтение по губам было немного проблематичным.

Ляо Жань быстро прикрыл его, написав: «Будьте терпеливы, если Цзяннаньский флот будет действовать слишком поспешно, это может повлиять на общую схему вещей…»

Через него Гу Юнь сразу понял, что Гэ Пансяо спрашивает о подкреплении:

«Подразделения «Орла», которые я привел, можно пересчитать только одной рукой. Неизвестно, сможет ли этот бесполезный Яо Чжэнь помочь или нет, возможно, он может прийти только для того, чтобы зачистить последствия битвы»

Размышляя об этом, он снова прервал слова монаха и сказал: «Военно-морские силы такого масштаба невозможно собрать всего за день или два. Я подозреваю, что кто-то в императорском дворе готовит заговор с целью восстания. Короче говоря, эти груды металла - не наша цель, лучше захватить этого человека».

Добросердечный монах, пришедший ему на помощь, был дважды прерван. Цао Нянцзы внезапно закашлялся, все это время он не произнес ни слова. С тех пор как он увидел Гу Юня в этом образе с беспорядочными волосами, он задыхался каждый раз, когда оказывался рядом, случайно став удобным для глухого человека. Цао Нянцзы осторожно сказал: «Я также могу помочь с некоторыми поручениями».

Гу Юнь знал, что этот ребенок день и ночь заботится только о симпатичных мужчинах и ему очень не хватает тренировок, но он тут же отказался: «Нет, продолжай играть роль маленькой девочки».

Цао Нянцзы осторожно сказал: «Я могу одеться как мужчина Дунъина».

Гу Юнь поднял бровь.

Цао Нянцзы быстро объяснил: «Я могу это сделать! Я даже раньше маскировалась под мужчину!»

Гу Юнь: «…»

Он слегка наклонил свое тело вперед и искренне спросил: «Молодой человек, ты знаешь, что ты мужчина?»

Лицо Цао Нянцзы мгновенно покраснело. Его душа уже раскачивалась взад и вперед на буксировочном тросе корабля, он даже не мог слышать, что говорит Гу Юнь.

Плечо Гу Юня вдруг с силой дернуло назад. На этот раз Чан Гэн не побоялся дотронуться до него. Он стоял позади Гу Юня с серьезным выражением лица, неподвижный, как вода, похожий на того старого ученого Шэнь И.

Гу Юнь кашлянул и последовал за его рукой, чтобы откинуться назад, торжественно сказав: «Это не сработает, ты не можешь говорить на языке Дунъина».

Когда Цао Нянцзы заговорил, кроме Гу Юня, который сейчас не мог слышать, остальные были очень удивлены - он только что сказал очень сложное предложение, смешанное с несколькими дунъинськими словами, значения которых никто не знал, остальное было жестким и акцентированным мандаринским языком.

Люди из Дунъин, работающие на торговых судах, путешествуют по территории Великой Лян круглый год, они все могли говорить на мандаринском, просто их произношение было немного эксцентричным, часто в него примешивались слова их родного языка. Однако Цао Нянцзы смог воспроизвести его безупречно.

Когда Цао Нянцзы закончил, увидев, что все смотрят на него, он опустил глаза и нервно закрыл лицо обеими руками.

Чан Гэн спросил: «Где ты этому научился?»

Цао Нянцзы ответил тоненьким голосом: «Слушал двух людей Дунъина, которые каждый день приносят нам еду».

С пониманием Чан Гэна не было необходимости спрашивать дальше: один из разносчиков, должно быть, был хорош собой. Таким образом, позже той ночью стройный «мальчик из Дунъина» попал на маленький остров без чьего-либо ведома.

Здесь было слишком много людей Дунъин, так как была уже глубокая ночь, и никто не обратил на него внимания. Он задрожал, глядя на ряды военных кораблей, затем быстро побежал.

В это же время незваный гость пришел, чтобы найти Гу Юня.

Чан Гэн слегка приоткрыл дверь. Чжай Сун стоял снаружи и с улыбкой сказал:

«Наш генерал услышал, что ароматный мастер осчастливил своим присутствием наш торговый корабль, он специально попросил меня пригласить вас на ужин».