Онлайн чтение книги Убить Волка Killing the wolf
Глава 3 - Великий полководец

На фоне болезненной нищеты в городке Яньхуэй, семья господина Сюя не испытывала острой нужды. Мать Чан Гэна получила участок земли от родственников, которые покинули город.

Военная карьера господина Сюя также позволяла ему содержать семью. Поэтому в их доме была служанка – опрятная и ответственная женщина пожилого возраста, которая занималась уборкой и приготовлением пищи.

Как обычно, едва рассветное утро побледнело, служанка закончила неторопливое приготовление завтрака и учтиво постучала в комнату подростка:

«Госпожа интересуется, составите ли вы ей компанию за завтраком, молодой господин?»

Выполняя рутинные задания по каллиграфии, Чан Гэн на мгновение замер и отложил перо в сторону, чтобы как обычно вежливо отказать:

«Я не стану беспокоить ее, она предпочитает завтракать в тишине».

Его ответ не удивил и не расстроил пожилую служанку, потому что изо дня в день этот ритуал обмена сообщениями между госпожой Сюй и Чан Гэном выглядел одинаково, превратившись в традицию. Ничего нового не произошло.

Семья Сюй имела свои странные привычки. Мать и сын встречались за одним столом только в присутствии отчима и хозяина дома. Кроме того они могли изображать счастливую семью совершая официальные визиты утром или вечером. Тогда они от души притворялись любящими и заботливыми членами семьи.

В остальное время, когда Сюй Байху уезжал по делам, мать и сын вовсе не виделись. Даже пользовались разными дверями, избегая друг друга. Иногда этот период растягивался на десять дней или две недели, в зависимости от того, насколько отлучался из дома господин Сюй.

Госпожа Сю Нян имела свои собственные представления о роли матери. Год тому назад, когда мальчик сильно заболел, так что чуть не потерял половину своей жизни, Сю Нян равнодушно взирала на него в моменты кратких визитов. Казалось, ее меньше всего заботит, жив или мертв ее единственный сын.

В конце концов, именно господин Шэнь Шилю забрал его к себе, чтобы внимательно о нем позаботиться, чем удивил всех вокруг. Никто не ожидал такого поведения от эгоистичного Шилю.

Опираясь на свой жизненный опыт, служанка давно подозревала, что Чан Гэн – не родной сын Сю Нян. Было лишь одно «но» - эти двое выглядели поразительно схоже, как будто имея кровное родство, но какого типа оно было – неизвестно.

С другой стороны, если не кровное родство, то зачем Сю Нян, такой хрупкой и мягкой женщине, в скитаниях и трудностях тащить ребенка за собой?

Все это не имело смысла.

Размышляя о загадках семьи Сюй, служанка снова вернулась к мальчику с готовым завтраком и сообщила новость:

«Молодой господин, мадам велела вам сегодня вернуться домой пораньше, потому что, вероятно, господин Сюй приедет к ужину».

Чан Гэн хорошо понял скрытый смысл в ее словах: Сюй Байху возвращается, и им снова придется изображать материнскую заботу и сыновнюю любовь, поэтому он кивнул и ответил: «Понял».

Он невольно взглянул на круглую коробку с паровыми димсамами[1], и заметил на ручке ужасный длинный волос. Его первой реакцией было в панике отдернуть руку. Служанка была полностью седой, а этот длинный, мягкий и черный волос принадлежал не ей. Поскольку Сюй Байху нет в доме, то волос и не его.

У Чан Гэна была особая мания чистоты, а также стойкое неприятие своей собственной матери. Ее волос рядом с едой начисто лишил его аппетита, хотя в другое время он мог спокойно доедать что-то после Сюй Байху. Но к тому, что относилось к Сю Нян, он не мог прикасаться, испытывая сильное отвращение.

Служанка острым взглядом заметила причину паники Чан Гэна и быстро убрала волос, попытавшись его успокоить: «Это чистая случайность, госпожа не делала этого специально, и волос не касался еды, можете быть уверены, молодой господин. Еда только что из кастрюли, не волнуйтесь».

Чан Гэн очень вежливо улыбнулась ей: «Все в порядке, у меня сегодня есть несколько вопросов к господину Шэню, и я составлю компанию приемному отцу, чтобы поесть позже».

Сказав это, он все-таки не взял коробку с едой, а сразу схватил книги, лежавшие на столе, и сунул их под мышку; поднял тяжелый меч, висевший у задней двери, и вышел на улицу.

Это раннее утро господин Шэнь посвятил стальным доспехам. Он закатал рукава домашней одежды и методично смазывал детали брони, разбросанной вокруг него.

Обслуживать стальные доспехи было довольно хлопотно, поэтому повсюду привлекались гражданские «длиннорукие мастера». В городке Яньхуэй таким разносторонним специалистом был господин Шэнь.

Если бы армия полагалась только на собственных механиков, то заботиться об исправности столь большого числа доспехов было бы некому, потому что в армии были и другие важные дела. По этой причине возникла традиция перекладывать часть работы на мастеров среди гражданских.

По ряду причин, эта группа чернорабочих механиков считалась людьми низкого сорта в обществе. Их приравнивали к наемникам, парикмахерам или тем, кто мог ровно обрезать вам ногти.

Они вечно были грязные и уставшие, занимаясь починкой и уходом за металлолом. Наряду с тем, что у них всегда водились деньги в кармане, в глазах простых людей эти ремесленники были кем-то посредственным.

Господин Шэнь был ученым, а значит, интеллигентным человеком, но почему-то у него было странное хобби возиться с железом, и ему не только нравилось это, но и время от времени он использовал свои навыки, чтобы заработать немного денег таким унизительным способом.

Шэнь Шилю, случайно попавший в сон подростка, сидел на пороге, вытянув длинные ноги и расслабленно прислонившись к дверной раме.

В своей ленивой позе он выглядел так, словно у него не было костей, а рядом с ним стояла пустая чаша из-под лекарств, и он не желал заботиться о ее дальнейшей участи, например, помыть.

Шилю заметил Чан Гэна и, слабо махнув рукой, приказал: «Сынок, ступай и принеси мне кувшин с вином».

Господин Шэнь, руки которого были измазаны керосином и маслом, остановил его: «Не обращай внимания, ты уже поел?»

«Пока нет» – ответил Чан Гэн.

Господин Шэнь повернул голову и зарычал на Шилю: «С самого утра только про вино и думаешь, а как же еда? Не хочешь подняться, взять немного риса и сварить кашу?»

Шэнь Шилю наклонил голову, правдоподобно изображая контуженного, и медленно сказал: «А?.. Что?..»

«Я сам приготовлю», - Чан Гэн уже привык к подобному поведению Ифу. - «Какой мне взять рис?»

На этот раз Шэнь Шилю отчетливо услышал каждое слово. Он поднял свои изящные брови и сказал господину Шэню: «Не нагружай ребенка, почему бы тебе самому не пойти?»

Господин Шэнь, хорошо воспитанный человек, который каждый день терял самообладание из-за своего невыносимого братца, снова вышел из себя и крикнул: «Разве ты не согласился готовить по очереди? Взрослый, чтобы хлебать вино, но твое слово ничего не стоит?»

Шэнь Шилю снова повторил свой трюк с тотальной глухотой и переключился на Чан Гэна: «Почему этот Шэнь рычит?»

Удивительной способностью Ифу, было вести себя совершенно естественно и спокойно, когда у всех остальных сдавали нервы, и они были готовы взорваться из-за его провокаций.

Чан Гэн: «...»

Если не думать о морали, которой у Шэнь Шилю не имелось, казаться глухим было очень выгодно.

«Он говорил, что...» - Чан Гэн невольно посмотрел вниз и встретился с игривым взглядом Шилю.

В одно мгновение яркий сон прошлой ночи промелькнул перед ним, и он осознал, что в его чувствах к Шилю есть все что угодно, кроме равнодушия…

Из-за неловкости, в горле Чан Гэна внезапно сделалось сухо. Он пытался справиться со странными чувствами и скрыть следы волнения на лице. Изобразив безразличие, он сказал:

«Просто отдыхай, почтенный. Такой пожилой человек не должен напрягаться с самого утра».

Это был день, когда Шэнь Шилю не удосужился напиться, и то, что осталось от его совести, не успело раствориться в вине. Он очаровательно улыбнулся и оперся на руку Чан Гэна, чтобы встать. Когда мальчик, спотыкаясь, шел на кухню, Шилю ласково коснулся его затылка.

Ифу действительно был готов поработать своими руками - невероятный случай за сто лет. Шэнь Шилю оказался в состоянии что-то сделать - редкость, сравнимая с цветением железного дерева.

Чан Гэн не сводил глаз с экзотической сцены: Шэнь Шилю своими руками зачерпнул несколько горстей риса и швырнул в кастрюлю. Добавляя туда же воды, чтобы промыть рис, он делал это резко и неаккуратно, так что брызги воды небрежно летели во все стороны.

Опустив в кастрюлю два пальца, он снисходительно помешал рис с водой пару секунд, почти сразу убрал руку и стряхнул капли воды, заключая:

«Моя половина работы сделана, Шэнь И, меняемся!»

Господин Шэнь: «…»

Шэнь Шилю взял кувшин вина с плиты и наградил себя за тяжкий труд. Запрокинув голову, он сделал большой глоток, так что жидкость текла плавно и аккуратно.

...Чан Гэн все чаще подозревал, что так называемая «слепота» Ифу, тоже была притворной.

К этому времени господин Шэнь, вероятно, понял, что бесполезно продолжать спорить. Он все еще ворчал, но уже тщательно отмывал руки с помощью мыльного ореха. Затем отправился на кухню, готовить завтрак и убирать беспорядок после Шилю.

Тем временем Чан Гэн достал несколько листов со своей «домашней работой». Аккуратно исписанные страницы были внимательно прочитаны учителем Шэнем.

«Каллиграфия стала лучше, ты много занимался в последнее время, - сказал господин Шэнь, - я заметил, что ты копируешь рукопись «Чан Тин», маркиза Аньдина?»

«Так и есть» - ответил Чан Гэн.

На лице праздно слоняющегося неподалеку Шэнь Шилю промелькнул странный румянец, когда он услышал их разговор, и он невольно повернулся.

Господин Шэнь, напротив, сохранял спокойствие и, не поднимая головы сказал:

«Маркиз Аньдин возглавил армию в пятнадцать лет и в первом же сражении прославился. После череды побед, в семнадцать лет он получил приказ от Императора отправиться на запад через город Силян, где увидел руины древней династии. Впечатленный увиденным, маркиз создал рукопись «Чан Тин».

Стоит понимать, что он тогда был юным и неопытным ребенком, который и сам все еще учился у наставника Мо Сэна. Хотя его произведение было сырым и наивным, льстецы, окружающие маркиза, убедили его предать рукопись огласке, вплоть до высечения ее на каменной табличке.

В те времена он еще не разбирался в людях и имел мало жизненного опыта… Раз уж ты занимаешься каллиграфией, то разве не стоит извлекать из этого больше пользы, обращаясь к мудрым и древним рукописям, вместо легкого чтива, созданного современниками?»

Услышав такие слова, Чан Гэн без промедления засунул страницы в печь, чтобы помочь развести огонь:

«Я всего лишь хотел узнать, как выглядит почерк человека, который держал в своих руках непобедимые силы Великой Лян. Три Железных батальона смирили восемнадцать варварских племен и позже перешли под командование молодого маркиза, после чего у варваров не было и шанса восстать. Я могу быть не согласен с его словами в «Чан Тине» но, по крайней мере, имею право интересоваться его личностью».

Господин Шэнь продолжал неосознанно помешивать рис в кастрюле, пока его взгляд блуждал где-то вдали, обращенный на что-то невидимое. Он как будто и сам перенесся в другое время и пространство:

«Маркиз Аньдин: фамилия Гу, зовут Юнь, второе имя в быту – Цзыси[2]. Единственный сын старшей дочери прошлого Императора и престарелого маркиза. Его родители умерли рано, и он был воспитан во дворце по милости нынешнего Императора.

Ему был дан особый титул, он был рожден, чтобы стать богатым и знатным человеком, живя в праздности. Но вместо этого он отправился на Запад, чтобы есть песок. Сам решай, героический это поступок или нет. Я боюсь, что у него просто не все дома».

В это утро на учителе Шэне был его обычный застиранный добела домашний наряд, прикрытый старым фартуком. На одежде кое-где были пятна машинного масла, а фартук имел неопределенный цвет, и не ясно было, стирался ли он когда-либо вообще.

Два брата Шэнь жили уединенно, лишенные участия женской руки. Потому их одежда и быт были немного заброшенными, как и несчастный фартук, который, возможно, уже давно пора было выбросить или сменить.

На фоне этого лицо господина Шэнь выглядело особенно резко.

Нос господина Шэнь был вздернут, но когда он не улыбался, то со стороны его лицо казалось холодным и мрачным. Его ресницы слегка вздрогнули, когда он снова заговорил:

«С уходом старого маркиза Аньдина, победившего варварские племена, высокие заслуги Железного батальона Сюань продолжали внушать такой страх, что это почти незаконно. Неудивительно, что в верхах подобная сила вызывала опасения, к тому же при дворе полно бесчинствующих подхалимов, льстящих в угоду верхушке…»

Шилю, который молча слушал до этого, внезапно оживился и прервал его: «Шэнь И!..»

Два человека у плиты вместе оглянулись, но Шилю бесстрастно уставился на маленькую паутинку на дверной раме.

Когда Шилю выпивал, то не краснел на лице, как прочие, напротив, его лицо становилось бледным, а малейшие эмоции прятались в глубине его глаз, оставаясь неразличимыми для окружающих.

Он прошептал: «Не говори ерунды».

В доме Шэнь были нерушимые узы братских отношений. В это было сложно поверить, когда слышишь их ругань с утра до вечера, или видя, как они грубы в общении. Младший брат проявлял полнейшее непочтение, а старший потакал и баловал младшего, доведя его до высшей степени эгоизма. И все же, они были преданы друг другу.

Поэтому, Чан Гэн никогда раньше не слышал, чтобы Шилю говорил таким жестким тоном.

Подросток был чувствителен по натуре, не знал, что сказать, и глубокомысленно нахмурился.

Шэнь И пришлось сжать зубы, осознав, что Чан Гэн внимательно следит за его реакцией. Поэтому он взял свои эмоции под контроль и, улыбаясь, сказал:

«Не обращайте внимания на мои слова, я не хотел никого задеть. Просто небольшие сплетни о придворной жизни – разве это не что-то такое же естественное, как десерт за обедом?»

Чувствуя неловкость ситуации, Чан Гэн тактично сменил тему и спросил: «Учитель, кто командовал Железным батальоном Сюань в течение десяти лет между Северной и Западной экспедицией?»

«Это никого не волновало, - сказал Шэнь И, - десять лет у батальона не было лидера. После Северной экспедиции Железный батальон Сюань на некоторое время затих, а старожилы, которые еще оставались в армии, ушли или умерли, но большинство из них были в унынии.

Только несколько лет назад, когда западные племена восстали, а у двора закончились средства, маркиз Аньдин получил приказ возобновить Железный батальон Сюань.

Маршал Гу не столько возглавил Железный батальон Сюань, сколько перевооружил и подготовил сильный отряд в Западном регионе, так что если есть желание, то лучше изучить нынешний стиль письма Гу Юня».

Чан Гэн был ошеломлен: «Может ли быть, что господин Шэнь видел поздние записи маркиза Аньдина?»

Шэнь И улыбнулся: «Хоть это и редкость, но на рынке время от времени появляется одна или две страницы, выдаваемые за оригинал. Однако довольно сложно судить, подлинные они, и стоят ли своих денег».

Говоря это, он развеял молочный пар над рисом, убеждаясь, что он сварился, а затем перенес кастрюлю на стол. У Чан Гэна хватило здравого смысла поспешить и помочь ему накрыть на стол. Но, когда он подал чашу с рисом своему Ифу, болезненный росток схватил его за плечо и задержал.

Чан Гэн уже был выше обычных подростков, и хотя он еще не оброс плотью, а его телосложение не было мощным, он уже почти догнал в росте своего молодого отца, поэтому, слегка приподняв голову, он посмотрел в глаза мужчины.

Шилю обладал выразительными глазами, непрестанно флиртующими со всеми, когда его взгляд расслабленно дрейфовал. Но, когда он бывал серьезным, его глаза становились темными и опасными, как бесконечная бездна.

Сердце Чан Гэна снова забилось сильнее, и он понизил голос, намеренно назвав Шилю титулом, который обычно не использовал: «Что такое, Ифу?»

Шилю небрежно сказал: «Ребенок, не стоит постоянно думать о том, как стать героем. Пока у тебя есть вдоволь еды, теплая одежда и ты хорошо спишь – это лучшая жизнь, которую ты можешь иметь. Даже, если ты немного стеснен в средствах, это лучше, чем собачья геройская жизнь».

Шэнь Шилю чаще всего притворялся глухонемым и бесполезным человеком, от которого не ждешь ничего толкового. Но в редких случаях, когда он произносил несколько человеческих слов, он открывал рот чтобы вернуть Чан Гэна в реальность, обдав его ледяной водой.

Будучи полуглухим, полуслепым калекой, он, естественно, не имел ни амбиций, ни остроты ума, ни к чему не стремился, довольствуясь тем, что есть. Но как может молодой человек в начале своего пути слушать такие обескураживающие слова?

Чан Гэн чувствовал себя не комфортно, потому что ему казалось, что его недооценивают, и он подумал: «Если все будут такими, как ты, кто будет содержать твою семью в будущем? Кто позаботится о твоей еде и одежде?.. Стоять и слушать твою болтовню – даже шея болит».

Стряхнув руку Шилю со своего плеча, он резко ответил: «Осторожно! Не двигайся, каша еще горячая…»

Примечание:

[1] Димсамы – пельмени из тонкого теста с разнообразной начинкой.

[2] Цзыси 子熹 – в переводе - сияющее дитя, второе, «домашнее имя».