Онлайн чтение книги Убить Волка Killing the wolf
Глава 27 - Побег

В самый разгар событий, вероятно, какой-то безымянный бог напомнил маршалу Гу, находившемуся на краю горизонта, что его сына собирается обманом заставить сбежать из дома лысый осел.

Короче говоря, после того как Железный Батальон Сюань отправился в путь, Гу Юнь, составляя отчет императору, не забыл написать личное письмо для Чан Гэна.

Очень знакомым почерком, который Чан Гэн уже не раз копировал, было исписано много страниц. Сначала он искренне признавался в своих ошибках, затем, используя слова, способные достучаться до сердца мальчика, разумно и красноречиво объяснял, почему он уехал, не попрощавшись.

И наконец, он прямо выражал свою тоску по Чан Гэну и обещал, что если северо-запад будет в безопасности, то он вернется в усадьбу до конца года на празднование Нового года.

Чан Гэн прочитал письмо от начала до конца, а затем с улыбкой отложил его в сторону, потому что даже если бы он использовал только половину своего мозга, он бы все равно понял, что это письмо написано не маркизом Гу.

Такие тошнотворно сладкие слова, как «разделенные тысячами миль… всю ночь ворочался без сна», «ешь больше и одевайся теплее... не позволяй мне волноваться», не могли произрасти на каменистом грунте в голове Гу Юня. По длинным словам и предложениям было понятно, что их написал Шэнь И вместо Гу Юня.

В крайнем случае, ублюдочный Ифу старательно переписал их своим почерком.

Однако Чан Гэн с грустью осознал, что, хотя он все прекрасно понимал, когда он представил, что эти слова действительно вышли из-под пера Гу Юня, он не мог не захотеть выгравировать каждое слово в своем сердце.

К сожалению, Гу Юнь не сдержал своего обещания.

Гу Юнь чувствовал себя виноватым. В следующий раз он прогнал Шэнь И, который истекал медом от его имени, и затем лично взялся за перо и написал очень длинное письмо Чан Гэну.

Чан Гэн разочарованно улыбнулся, прочитав его, хотя он чувствовал, что это личное письмо было вполне искренним, но Гу Юнь действительно не обладал талантом уговаривать других, и вместо этого душевно подлил масла в огонь.

Сначала маршал Гу рассказывал о куче пустяков, которые он считал интересными и занимательными. Он написал тысячу слов, отклоняясь от темы на тысячи километров. До самого конца он использовал слова «занят военными делами», чтобы подытожить причины, по которым он не может вернуться в столицу.

Чан Гэна не волновало, как правильно жарить скорпионов в пустыне, чтобы они были вкусными. Он несколько раз перелистывал долгую писанину туда-сюда, но так и не нашел единственного предложения, которое его волновало больше всего: если Гу Юнь не может вернуться в этом году, то когда он сможет вернуться?

Однако после «занят военными делами» ничего не следовало, только длинный список подарков.

Возможно, Гу Юнь почувствовал, что извиниться на словах недостаточно, поэтому он выразил это на деле - он отправил все хорошие вещи, которые смог собрать в этом году, обратно в поместье, отдав их все Чан Гэну, от драгоценностей и сокровищ до оружия, некоторые с изъянами и недостатками, и так далее и тому подобное.

В тот же день 15-летний Чан Гэн заперся в своей комнате и вместе с кинжалом Лу Лань, который дал ему Гу Юнь, выдержал еще одну атаку Кости Нечистоты.

После этого он принял решение - он не хотел жить жизнью того, кто был отброшен в сторону. Он не хотел следовать за старым учителем и осторожным наставником, изучая литературу и боевые искусства только на бумаге. Он хотел путешествовать и увидеть мир снаружи.

В первый день года Чан Гэн отправился во дворец вместе с Чжу коротконожкой, чтобы передать императору новогоднее приветствие, выполнив свой долг.

Затем он остался в усадьбе до 16 числа первого месяца, велел на кухне приготовить миску лапши долголетия, принес ее в свои покои и поел сам, после чего тихо объявил решение, которое поставило всех домашних на уши.

Чан Гэн: «Я намерен некоторое время пожить в храме Ху Го».

Он увидел бледно-зеленое лицо старого дворецкого и добавил: «Дядя Ван, будьте уверены, я не хочу быть монахом, я просто хочу следовать за мастером Ляо Жанем некоторое время, в то же время я могу молиться за Ифу».

Старый дворецкий: «...»

Что еще мог сказать старик? Он мог только терпеть боль в груди и зажигать благовония, затем попросил стражников сопроводить Чан Гэна.

Старый дворецкий почувствовал, что, возможно, эта семья была проклята древней ведьмой. Как только кто-то входил в дверь, будь то ребенок, рожденный в этой семье, или ребенок, усыновленный извне - со всеми было одинаково трудно справиться.

Старый дворецкий до сих пор помнил испуганное выражение лица Гу Юня, когда тот был маленьким ребенком. Он был похож на обиженного молодого волка, который ненавидел всех окружающих его людей, независимо от причины и того, кто это мог быть.

Несмотря на множество трудностей и проблем, этот человек, в конце концов, смог вырасти и теперь был способен завести семью.

Теперь же появился другой, еще более непредсказуемый.

После ухода Гу Юня, Чан Гэн стал каждый день бегать в храм Ху Го.

В мире было так много других людей, с которыми можно было проводить время, почему он предпочитал проводить время в храме? Его Высочество Четвертый принц Ли Мин редко выходил за дверь, но если и выходил, то только с исключительной целью.

Старый дворецкий был полон бесчисленных забот, и каждый день он беспокоился, что Чан Гэн побреет голову.

Но он знал, что пятнадцатилетние мальчики больше всего не хотят поддаваться на уговоры старших, не говоря уже о том, что Чан Гэн не был его собственным сыном. Старый дворецкий не решился вмешиваться в его жизнь слишком сильно, поэтому он пошел убеждать Гэ Пансяо и Цао Нянцзы принять его сторону.

Когда Цао Нянцзы услышал это, его глаза расширились до такой степени, что тени на веках осыпались, и он сказал в гневе: «Что? Этот лысый осел хочет обманом заставить моего старшего брата Чан Гэна стать монахом?»

Мужчины с хорошей внешностью были так же редки, как перо феникса и рог дракона. Маршал Гу сразу же ушел, теперь не было видно даже его тени. Рядом с ним был только Чан Гэн, а Чан Гэн, даже достигнув такого возраста, все еще был подобен тени - его и так было очень трудно найти, а теперь еще и появилась опасность, что он станет лысым. Тут же Цао Нянцзы стал союзником старого дворецкого.

На следующий день он намеренно надел мужскую одежду и настоял на том, чтобы пойти с Чан Гэном посмотреть на священные пейзажи буддизма. Выйдя за дверь, он засучил рукава и сделал жест «решимости добиться успеха» паре марионеток перед дверью.

Марионетка не была человеком, она могла только ошеломленно смотреть на его странную походку. Однако когда он вернулся из храма Ху Го той ночью, Цао Нянцзы больше никогда не думал о том, чтобы заставить Чан Гэна передумать и с тех пор он сменил свои взгляды и присоединился к противоположной команде, чтобы каждый день слушать учение Будды.

Причиной тому могло быть только то, что «заколдованный монах был просто слишком красив».

Хотя Маршал тоже был красив, но, к сожалению, он был довольно агрессивен и не мог сидеть тихо, чтобы другие оценили его. Но мастер Ляо Жань был совсем другим, Цао Нянцзы думал, что он просто лотос, блуждающий в этом мире, если его поместить в пруд, то он может быть увековечен на многие поколения.

Один взгляд на этого человека мог сделать его счастливым на несколько дней.

Старый дворецкий не мог понять, какое заклинание монах произнес над двумя мальчишками, и ему пришлось искать Гэ Пансяо.

Мальчик не мог отказаться от праведного дела, и последовал вместе с ними.

Через несколько дней Гэ Пансяо тоже переметнулся на другую сторону.

Поскольку мастер Ляо Жань, кроме того, что читал писания Будды, был еще и очень сведущ в огромном количестве марионеток и других машин, работающих на Цзылюцзине, Гэ Пансяо даже встречался у него с людьми из института Лин Шу.

Мальчик, который даже во сне мечтал подняться на борт Гигантского Воздушного Змея, без лишних слов опустился на колени под ноги Будды.

За этот год старый дворецкий уже привык к тому, что Чан Гэн через несколько дней ходил в храм Ху Го, и поначалу не особо возражал.

Неожиданно Его Высочество перенял плохие черты вместо хороших. Прибыв в храм Ху Го, он последовал примеру Гу Юня и исчез, не попрощавшись.

Сначала он проинструктировал охранников, объяснил, что он и мастер Ляо Жань закроют дверь, чтобы некоторое время спокойно помедитировать, а посторонние люди не должны им мешать. Охранники, конечно же, не посмели беспокоить и остались за дверью.

Вечером того же дня Чан Гэн взял с собой двух предателей и вслед за мастером Ляо Жанем отправился в Цзяннань.

Через несколько дней стражники заметили аномалию и отправились на поиски, но в комнате Дзен нашли только одно письмо.

Старому дворецкому хотелось плакать. С одной стороны, он послал кого-то уведомить императора и одновременно отправил письмо Гу Юню.

Император был очень снисходителен, услышав эту новость. Во-первых, он не слишком заботился об этом младшем брате, который выпал из ниоткуда. Во-вторых, поскольку он верил в буддизм, он также слепо доверял мастеру Ляо Жаню.

Когда он услышал, что Чан Гэн отправился за ним в путешествие, он не мог не почувствовать восхищения, ненавидя, что он связан обычной жизнью и не может последовать за учителем, чтобы насладиться его знаниями.

Гу Юнь сейчас был далеко за пределами досягаемости, и на него нельзя было рассчитывать. Поступали новости, что в Западном регионе появилось множество пустынных бандитов, каждый день Гу Юнь гонялся за ними неизвестно где. Даже когда гонец прибыл к воротам на границе, чтобы найти маршала Гу, ему оставалось полагаться только на удачу.

Хотя Ляо Жань был монахом, он редко обсуждал священные писания и никогда не говорил о Дхарме или буддийских стихах, которые было трудно понять. Чаще всего он говорил о каких-то общих знаниях.

Как монах, он не очень хорошо практиковал свою религию, казалось, что он слишком погружен в мир смертных. Он даже делал замечания о текущей политике, но всегда сжигал все записи после того, как они заканчивали разговор.

Через полмесяца в маленьком чайном магазине в Цзяннане три подростка сидели с монахом за столом.

В Цзяннани уже начался сельскохозяйственный сезон, но, глядя на него, можно было заметить, что на полях работает не так много людей. Три пожилых фермера в шляпах от солнца наблюдали за железными марионетками, которые усердно работали.

По сравнению с устрашающими марионетками, использовавшимися для охраны поместья и тренировок с мечом, эти мирные сельскохозяйственные марионетки не выглядели людьми, они были больше похожи на маленькую тележку, бегающую взад-вперед по полю с вырезанной из дерева головой буйвола и выглядящую очень невинно.

Это была первая партия крестьянских марионеток, присланная императорским двором, которая проходила первые испытания в Нанкине. Когда Гэ Пансяо еще жил в городе Яньхуэй, он уже проявлял необычайный интерес к грудам разбитых медных и железных изделий Шэнь И. Его глаза сияли.

Его глаза так же ярко блестели, когда он наблюдал за куклами.

Ляо Жань постучал по столу, чтобы привлечь внимание Чан Гэна и остальных к себе. Через год Чан Гэн смог понять его язык жестов, монаху больше не приходилось писать по одному слову за раз.

«Я видел сельскохозяйственных марионеток в западных странах за границей, одна марионетка может легко ухаживать за одним акром земли. Хотя она все еще должна работать на небольшом количестве пурпурного топлива, после нескольких модернизаций и улучшений, углей достаточно, чтобы поддерживать большую часть ее рабочего механизма. Стоимость может быть снижена на большую сумму, говорят, что одна кукла даже более экономична, чем лампа Чан Мин».

Гэ Пансяо: «Это хорошо, значит ли это, что отныне крестьянам больше не нужно будет рано вставать и поздно заканчивать работу?»

Куклы, проходящие испытание, были отправлены в Нанкин по подписке императорского двора. Арендаторы могли зарегистрировать свои имена и привезти одну из них обратно, они также несли ответственность за последующее содержание марионеток.

Если арендаторы желали продолжать заниматься посадками самостоятельно, они могли это делать, если нет, они могли отдать арендованную землю марионеткам. Когда наступал сезон сбора урожая в следующем году, арендная плата увеличивалась на 10%, чтобы компенсировать горящие угли и небольшое количество пурпурного топлива, которое использовали марионетки.

В первый год так поступали немногие, поскольку им приходилось платить повышенную арендную плату. Но с наступлением второго года этот план становился все более и более распространенным.

Люди поняли, что рабочая сила этой штуки была намного больше, чем у человека. Арендная плата была увеличена, но количество пищи, которое они могли оставить себе, все равно было намного больше, чем раньше, кроме того, им больше не нужно было работать рано утром. Такая хорошая вещь, кто бы не захотел присоединиться?

Поэтому поля в Цзяннане были пусты, не было видно ни одного фермера.

Ляо Жань улыбнулся и ничего не сказал.

Чан Гэн вдруг сказал: «Я не думаю, что это хорошо. Если железные марионетки могут полностью заменить людей, то для чего еще нужны люди? Земля, которую арендовали арендаторы, также принадлежала местным чиновникам. В первые несколько лет эти люди еще могут согласиться кормить бездельничающих крестьян по старой памяти, но, сколько лет это может продолжаться?»

Гэ Пансяо был одержим всеми видами машин, видя их даже во сне, он тут же сказал: «Они могут остаться и стать механиками!»

Цао Нянцзы: «Это я знаю, даже если собрать стальные доспехи всех оборонительных сил города Яньхуэй вместе, только двух механиков было достаточно для их обслуживания, они приходили только иногда, чтобы найти Учителя - генерала Шеня, когда они были просто слишком заняты, им не нужно столько механиков».

Гэ Пансяо: «Они могут найти себе другое занятие, например...»

Что именно, он не мог придумать. Раньше условия жизни его семьи мясников были совсем не плохими. В глазах Гэ Пансяо, кроме фермерства, были и другие бесчисленные занятия, Цао Нянцзы с трудом оторвал взгляд от лица Ляо Жаня и спросил: «Так если люди не смогут найти работу, или большое количество людей не смогут найти работу, они восстанут?»

Ляо Жань посмотрел на него сверху вниз, лицо Цао Нянцзы покраснело.

Ляо Жань сделал жест: «В данное время они этого не сделают».

Трое мальчиков молчали некоторое время, Чан Гэн спросил: «Это из-за моего Ифу?»

Ляо Жань улыбнулся и посмотрел на него.

«Я помню, в канун Нового года тигр, которого привезли иностранцы, взбесился, люди на улице были в хаосе. Только когда они увидели моего Ифу, они, наконец, успокоились».

Чан Гэн сделал паузу и сказал: «Позже я слышал, как люди говорили, что возле башни Ци Юань было море людей. Если бы не Ифу, который стабилизировал их, еще больше людей погибло бы от давки и паники».

Ляо Жань: «То, что я вот так взял Ваше Королевское Высочество в путешествие, я совершил большое преступление перед маркизом порядка. Если это дело когда-нибудь всплывет в будущем, я молюсь, чтобы под клинком маркиза Ваше Высочество сохранило ничтожную жизнь этого монаха».

Гэ Пансяо и Цао Нянцзы рассмеялись, так как подумали, что он просто шутит. По их мнению, Гу Юнь всегда был веселым и приятным.

Ляо Жань показал горькую улыбку, пропустив эту тему, он подчеркнул: «Простые люди рассказывали легенду о том, что предыдущий маркиз с армией в тридцать человек успешно заставил Северного Волка склонить голову. Говорят, что солдаты Железного Батальона наделены невероятными способностями, и ничто не может причинить им вреда. Лагерь Сюань служил сильной и прочной опорой, хотя и были группы мятежников, созданные из гражданских толп, им было трудно разрастись до больших масштабов».

Чан Гэн сел прямо: «Но я слышал, как люди говорили, что если кто-то хочет разрушить дом, то первым делом нужно сломать балку».

Ляо Жань посмотрел на молодого человека перед собой, если Гу Юнь вернется, возможно, он больше не узнает Чан Гэна. Всего за год он подрос на несколько сантиметров, и все нотки ребячества на его лице исчезли.

Мальчик, который волновался от одного только выхода на улицу в канун Нового года, теперь сидел в маленькой чайной лавке в сельской местности Цзяннань, болтая с монахом о народном пропитании: «Вашему Королевскому Высочеству не стоит беспокоиться, маркиз уже давно в курсе всех этих дел».

Чан Гэн вспомнил каллиграфию в комнате Гу Юня и был поражен внезапными волнами тоски и смятения, вырвавшимися из его сердца. На мгновение он замолчал, позволяя всей своей тоске свободно вырваться наружу.

Он грустно улыбнулся, затем поднял чашку с чаем и одним махом допил его.

Гу Юнь, по которому сильно скучал Чан Гэн, все еще находился в пустыне Западного региона. Он уже больше месяца противостоял самой большой группе бандитов из прерий в здешних местах, и ворота Западной Лян больше не казались пустынными, как раньше.

С тех пор как Великая Лян и Понтифик подписали договор, вся дорога у ворот Западной Лян превратилась в сокровищницу богатств. Купцы и туристы быстро собрались вместе, население близлежащих городов резко возросло, западные жители, люди с Центральной равнины и из других небольших соседних стран Западного региона быстро выросли и жили вместе.

Страна Лоулань, расположенная у входа в Шелковый путь, стала местом торговли. Она быстро превратилась из маленькой страны, о которой раньше никто не слышал, в страну золота.

Люди Лоулань были приятными и счастливыми, они жили и работали в мире, никогда не создавая никаких проблем. В прошлом Западное восстание не имело к ним никакого отношения. Их отношения с Великой Лян всегда были очень благоприятными. Поэтому император специально разместил здесь вход в Шелковый путь.

«Маршал, мы захватили их гнездо, будем ли мы действовать сейчас?»

Гу Юнь: «Чего ты ждешь? Захватите их лидера, и сегодня вечером мы пойдем и бесплатно поедим в заведении князя Лоуланя!»

Сказав это, он слегка надавил на веки.

Шэнь И: «Опять что-то случилось с твоими глазами...»

«Нет, - пожаловался Гу Юнь, - мои веки продолжают подрагивать, возможно...»

Он еще не закончил, как вдруг вперед вышел охранник и достал письмо: «Маршал!»

Гу Юнь: «О, откуда оно?»

Стражник: «Письмо из поместья, которое было отправлено в ворота Си Лянь. Слуга семьи не смог найти вас, поэтому передал его людям Лоуланя, чтобы они доставили его сюда».

Возможно, это был ответ от Чан Гэна, подумал Гу Юнь, открывая его, он с нетерпением ждал этого.

Затем Шэнь И увидел, что выражение лица Гу Юня медленно изменилось.

Шэнь И: «Что случилось?»

«Ляо Жань, этот лысый осел, лучше ему не попадать в мои руки» - угрюмо сказал Гу Юнь, расхаживая взад-вперед по своему лагерю с обеими руками за спиной, а затем пнул по столу:

«Найди мне несколько Черных Орлов, Цзи Пин, ты временно присмотришь здесь за всем вместо меня».