Онлайн чтение книги Убить Волка Killing the wolf
Глава 89 - Избитый

Ради того, чтобы своими руками управлять быстроходным западным драконом, Гэ Чэнь был согласен даже поболтаться на шесте, как беспомощная вяленая свинина. Склоняясь над рабочей панелью корабля, он любовно поглаживал рукоятки, словно сластолюбец при виде первой красавицы в мире. Ему не хватало только одного — захлебнуться собственной слюной.

Один из охранников Гу Юня напоследок взорвал на берегу разноцветные фейерверки и прыгнул в реку. Гэ Чэнь тут же направил дракона в его сторону. В следующий момент железная цепь толщиной с детскую руку с визгом пронеслась мимо, рассекая волны.

Но человек в воде был элитой Железного Батальона. Вместо того чтобы испугаться, он взобрался на железную цепь и проплыл на ней полкруга, а затем, воспользовавшись импульсом, раскачался и запрыгнул на борт.

Гэ Чэнь закричал:

"Держись крепче! Институт Линшу долгое время жаждал заполучить западного дракона. Теперь он в наших руках. Маршал, после этого, даже если ты скажешь нам следовать за тобой, чтобы быть слугами, подбирающими твои остатки, это не будет иметь значения, ха-ха-ха!"

Все были потрясены манерой вождения Гэ из Линшу, напоминающей пляски выпившего человека. Людям на борту оставалось только изо всех сил хвататься за перила рядом с ними, и не было возможности предпринять что-то еще. Уши Гу Юня были потрясены ревом воды, рассекаемой брюхом дракона. Скрежеща зубами, он подумал:

"Разве не стоило хорошенько его поколотить, пока он был связан?"

В мгновение ока дракон пролетел мимо морского чудовища. Все произошло так быстро, что западные люди не успели отреагировать.

Гарнизон на южном побережье постепенно оправился от хаоса и был готов преследовать врагов и угнанный корабль. Неожиданно, прежде чем был отдан приказ, из порта на противоположном берегу без предупреждения вышел темный и гнетущий строй больших драконов Великой Лян, направляющийся через реку.

Господин Я в ужасе опустил свою подзорную трубу и поспешно приказал:

"Остановитесь! Не гонитесь за ними! Это хитрость. Соберите флот и будьте готовы к бою! Проклятье, как получилось, что люди Центральных Равнин, которые так долго не хотели мочить ноги, вдруг налегли на весло?"

Выражение лица понтифика тоже было неприглядным. Он лично сопровождал человека с усами из лагеря — это был так называемый "гость из Святой Земли". Они обменялись вежливыми, но пустыми взглядами. Понтифик повернул голову и с тревогой посмотрел на эскадру, расквартированную в Цзянбэе. Казалось, что горизонт надвигается и душит.

В мгновение ока корабль на реке исчез в большом драконьем флоте Великой Лян. В то время как обе стороны уже были в строю, готовые встретить врага, военно-морские силы Великой Лян внезапно сменили движение вперед на отступление на глазах у недоумевающих глаз противника. Корабли не сделали ни одного выстрела, словно вышли на середину реки только покрасоваться.

Речь шла не только о западной армии, наблюдавшей в замешательстве на другом берегу реки, но и сам генерал Чжун получив письмо Чан Гэна, доставленное деревянной птицей, был в шоке, втайне ругая этого безумца за столь отчаянное поведение.

Однако и Янь Ван, и маркиз Гу прибыли лично. Два гражданских и военных офицера, отвечающих за дела Цзянбэя, должны были лично выйти, чтобы поприветствовать их.

Чжун Чань поприветствовал с должной вежливостью:

"Приветствую ваше королевское высочество Янь Вана и маршала Гу...".

Оба они в прошлом были его учениками. Оба не позволили старому генералу поклониться им, оба шагнули вперед, чтобы поднять его, один слева, другой справа.

Глаза Гу Юня непроизвольно прошли по тыльной стороне руки генерала Чжуна, которая была покрыта крошечными коричневыми пятнами. Казалось, что от кожи остался только один слой, а по его лицу разливалась рябь увядания.

Чжун Чань перешел в редко встречающийся ранее возраст военных, хотя его спина все еще была прямой, волосы уже побелели. Он был не в состоянии выдержать вес Легкой Брони в десятки килограммов, надев лишь тонкий доспех для символизма.

Гу Юнь посмотрел на него, на мгновение ощутив смесь множества эмоций.

Раньше он очень восхищался генералом Чжуном, желая, чтобы он мог последовать его примеру — отбросил официальную должность и титул вместе, чтобы инкогнито бродить по миру. Никто не смог бы найти его. Как это было бы здорово.

Однако поскольку его желания исполнились, прежде чем он успел уйти, генерал Чжун показался со своим старым телом. Оба они — один с юга, другой с севера — посвятили себя тому, чтобы до крови сражаться и выполнять свой долг. Гу Юнь чувствовал себя так, словно увидел колесо судьбы, которого нельзя было избежать.

Чжун Чань непостижимым взглядом посмотрел на Чан Гэна, затем посмотрел на Гу Юня и сказал:

"Похоже, цвет лица маршала Гу не очень хороший".

Гу Юнь рассмеялся и сказал:

"Я получил императорский приказ проследить, чтобы два императорских посланника, Янь Ван и господин Сюй, были благополучно отправлены обратно в столицу. В результате мы попали в ряды врага сразу после того, как отправились в путь. Я был напуган до смерти. Как мой цвет лица мог выглядеть хорошо?"

Чжун Чань легкомысленно сказал:

"В таком случае, давай обсудим вопрос праздничного застолья потом. Чунцзэ, сначала распорядись, чтобы господа переоделись и приняли ванну, отдохнули некоторое время, прежде чем обсуждать что-то еще. В это критическое время еще есть некоторые военные дела, о которых нужно позаботиться, я не могу сопровождать вас."

После этого он взглянул на Янь Вана без особого энтузиазма или дружелюбия, сложил руки вместе в безразличной манере и отвернулся. Чан Гэн знал, что старый генерал не очень доволен его поступками, поэтому он послушно отошел в сторону и не сказал ни слова.

Чжун Чань был уже в таком возрасте, золотой песок уже поднялся ему до подбородка*, неизвестно, когда он отправится на встречу с бывшим императором, поэтому ему не нужно было никому льстить.

[*одной ногой в могиле]

Более того, для него высокопоставленные господа при дворе все могли считаться зелеными юнцами, будь то пришедший Янь Ван или маркиз Гу, старик не заботился об этикете. Сюй Лин, который только что избежал смерти, был ошеломлен его отношением.

Только Яо Чжэн в стороне, держась за больную голову, пытался найти несколько слов, чтобы разрядить атмосферу, затем деловито организовал места отдыха для всех них.

Гу Юнь привел себя в порядок и переоделся в промокшую от дождя одежду. Однако не успев сделать ничего другого, он уже выдохся и, проинструктировав, чтобы его не беспокоили, задремал в палатке.

Когда он проснулся, было уже темно, сцена перед глазами Гу Юня была размыта, звук вокруг него был неясным. Как только он пошевелился, рядом с ним оказалась протянута рука, заботливо помогавшая ему выпить две чашки чая, чтобы проснуться, затем ему протянули чашу с лекарством со знакомым запахом.

Гу Юнь и так знал, кто это был, даже не спрашивая.

Гу Юнь выглядел мрачным, он чувствовал себя еще более измотанным после сна. Он был не в настроении обращать внимание на Чан Гэна. Он выпил чашу с лекарством и снова упал на подушку, закрыл глаза и стал ждать, когда наступит эффект.

Чан Гэн тихо сидел с одной стороны, используя свои пальцы вместо серебряных игл, слегка надавливая на акупунктурные точки между головой и шеей. Гу Юнь впал в сонливость из-за его пальцев, чувствуя, что его скудные крупицы сознания похожи на зыбкий огонек лампы на ветру, горящий прерывисто.

Мгновение спустя постепенно проясняющийся звук и непрерывное ноющее ощущение появились одновременно, Гу Юнь теперь полностью проснулся и нахмурился.

Руки Чан Гэна остановились, он склонил голову и нежно поцеловал хмурого Гу Юня. Он мгновенно отдалился, словно проверяя воду. Возможно, видя, как Гу Юнь не реагирует, его смелость стала сильнее, и он замусолил легкими мелкими поцелуями нос Гу Юня, и, наконец, припал к губам со все еще сохраняющимся горьким вкусом.

Гу Юнь только что закончил пить лекарство и еще не прополоскал рот. Его горло было наполнено горечью, не желая поцелуя, он слегка наклонил голову, чтобы избежать его.

Кто бы мог подумать, что это неосторожное движение избегания каким-то образом стимулировало Чан Гэна, его спокойное дыхание внезапно изменилось, став неустойчивым, он направил всю свою силу в руки и крепко сжал их вокруг Гу Юня, принеся с собой невыразимое отчаяние, нахлынувшее на мужчину. Казалось, будто он не собирался целовать, а рвал и кусал от предельной ненависти.

Гу Юнь потянулся, чтобы ущипнуть его за шею, но Чан Гэн схватил его руку на полпути и заставил вернуться на кровать.

Дашь ему дюйм, и он возьмет милю.

Гу Юнь нахмурился и отвел локоть Чан Гэна на край кровати, постучав по онемевшей вене. От боли он инстинктивно отпустил руку. Однако, несмотря на это, он снова подался вперед.

Гу Юнь остановил его: "Как ты думаешь, где мы, ты с ума сошел?"

Дыхание Чан Гэна было слишком тяжелым, не желая отпускать его даже в смерти. Даже когда его поймали, он все равно упрямо ломал свою собственную руку, чтобы дотянуться до этого человека. Его запястье было вывернуто до определенной степени, издавая трещащий звук, его упрямство, которое скорее причинит себе боль, чем отступит, сильно пугало.

Гу Юнь, конечно, не мог сломать его запястье. Однако когда он немного ослабил руку, Чан Гэн рванулся вверх, казалось, поймав мужчину в ловушку на квадратном метре кровати. Он уставился на Гу Юня глазами голодного волка.

Жадными и в то же время испуганными. Казалось, он был в отчаянии и в то же время чем-то встревожен.

Затуманенное зрение Гу Юня постепенно обрело фокус. Он ясно видел все четыре стороны и понял, что бессознательно проспал целый день. Он лег отдохнуть на рассвете, в это время как раз миновали сумерки, небо постепенно гасло.

Он посмотрел в глаза Чан Гэна в тусклом свете, но не обнаружил в его глазах зловещей крови и двойных зрачков. Он знал, что тот был в сознании в это время и сознательно решил наброситься на него.

Вскоре после этого противостояния свирепое намерение в глазах Чан Гэна окончательно угасло, как прилив, а невыразимое умоляющее выражение медленно прорвало водную гладь и появилось:

"Цзы Си, я..."

Гу Юнь холодно спросил: "Ты что?"

Чан Гэн непроизвольно сжался перед его взглядом и медленно отпустил его. Все его тело было жестким, как у марионетки, он слегка закрыл глаза и уныло сидел сбоку.

Он был слишком чувствителен, когда дело касалось Гу Юня, до такой степени, что ему даже не нужно было ничего говорить. Один его взгляд мог разбить его сердце и душу на кусочки.

В маленькой лагерной палатке воцарилась тишина. В течение долгого времени Чан Гэн шептал в мертвой тишине, в которой можно было услышать даже падение иглы:

"На этот раз, отправляясь на юг, я хотел заставить Ли Фэна встать на мою сторону и попытаться выяснить, насколько большую бурю могут устроить эти благородные семьи, если дать им волю. Эти люди старомодны, их внутренние отношения тоже не были крепкими как железо. Слишком большие непорядки в столице будут легко подавлены, будет лучше использовать Цзяннань в качестве прорыва, приманивая их, чтобы они разбежались сами и бросились в ловушку."
"Я также хочу воспользоваться шансом и продвинуть новых чиновников на сцену, в преддверии следующего шага, чтобы полностью устранить тех, кто выступал против, и очистить двор".

Казалось, через его несколько предложений пронесся темный мотив угрозы. Он абсолютно не упомянул слова «расселить беженцев». Как будто он закатывал истерику, отказываясь сказать о себе что-то хорошее. Как коварно и хитро, как уродливо и бесстыдно, тем больше ему хотелось говорить об этом.

Не было никого, кто бы не знал, что Янь Ван может приспособиться к тому, с кем бы он ни говорил. Пока он этого хотел, даже такой старый колючка, как Чжан Фэнхань, мог легко подчиниться ему. Но в данный момент, столкнувшись с Гу Юнем, он почувствовал, что стал ранней версией Чжан Фэнханя, специализирующейся на том, чтобы говорить о вещах, которые Гу Юнь не хотел слышать.

Но как только он открыл рот, это уже было непоправимо. Он задохнулся на мгновение и продолжил говорить:

"Эти новые чиновники были воспитаны мной с помощью билетов Фэнхо, собраны для формирования партии в разгар национальных бедствий, их не нужно было кропотливо взращивать в будущем, пока за ними тщательно присматривали, они наверняка смогут привести к новой тенденции, быстро перевернуть старую династию и систему с ног на голову. Я хочу, чтобы произвол императора У-Ди исчез, начиная с этого поколения. Что касается Ли Фэна, неважно, чего он хочет, я буду счастлив, пока все люди Ли мертвы".

В это время Гу Юнь смог понять его - этот ублюдок испытывал стыд по отношению к себе, но вместо этого намеренно показывал свою силу, настаивая на драке, чтобы чувствовать себя уверенно.

Гу Юнь подумал с пламенем в сердце: "Ну, как хочешь".

Таким образом, он тут же выпустил когти:

"Тогда ты не Ли? Твоя фамилия Гоу*? Или Чжу**?"

[*собака, **свинья]

"Я?"

Чан Гэн издал короткий смешок.

"Я рожден даже не таким хорошим, как свинья или собака, только лишь марионеткой из человеческой плоти в руках варварской женщины...".

Прежде чем он успел закончить, Гу Юнь поднял руку и дал ему пощечину. Чан Гэн инстинктивно закрыл глаза, но уклоняться не стал. Ладонь принесла с собой сильный порыв ветра, но рука задержалась, сжав его шею.

"Заслуги или ошибки — в мире есть люди, чтобы судить правильность твоих поступков, по какой причине ты вечно цепляешься за меня, желая, чтобы тебя отругали?"

Гу Юнь хотел смягчить свой тон, но кто знал, что, говоря последние слова, он действительно разозлился.

"Плачешь, кричишь и вешаешься на меня, заставляя меня согласиться с тем, что ты можешь делать все, что пожелаешь. Что все, что ты делаешь, правильно, даже если бы это было еще более аморально, я должен согласиться обеими руками. Тогда это доставит тебе удовольствие? Ты сможешь спать спокойно? Твоя совесть будет чиста?"

Его голос, казалось, нес в себе лезвие, каждое предложение пронзало душу насквозь, Чан Гэн вздрогнул, как будто ему было очень больно, он сказал с дрожью:

"Какое отношение мир имеет ко мне? Все в мире оставили меня. Я никогда ничем им не был обязан, мне все равно, кто меня осуждает".
"Но у живых людей должны быть чаяния, Цзы Си, за всю мою жизнь эти скудные желания, которые нельзя отделить от моей души, все помещены в тебя. Теперь ты хочешь отрезать их, это равносильно тому, чтобы оставить мне единственный путь — к смерти. Если так, я уйду прямо сейчас".
"О, Ваше Высочество Янь Ван собирается умереть, чтобы я увидел?"

Гу Юнь чуть не рассмеялся от злости:

"В этой жизни я больше всего презираю, когда мне угрожают!"

Чан Гэн почувствовал себя так, словно провалился в ледяной погреб. Он не мог сдержать дрожь. Он не разговаривал с Гу Юнем целый день, он был крайне встревожен и беспокоен. Ему казалось, что провернуть тот же трюк, что и с Сюй Линем будет несложно. Всего лишь разумно и спокойно объяснить свои действия, но почему это оказалось невыполнимо в случае с Гу Юнем?

Опираясь на тысячу логических мыслей, он оказался бессилен и полностью разгромлен Гу Юнем.

Он познал, что чувства сердечные способны затуманить рассудок, уподобляясь обоюдоострому мечу без рукоятки, ранящему себя и другого одним малейшим движением.

Гу Юнь оттолкнул его в сторону. Чан Гэн был шокирован и поспешно протянул руку, чтобы схватить его.

"Цзы Си, не уходи!"

Гу Юнь взял его за запястье и заставил раскрыть ладонь. Не зная, откуда он вытащил нечто, занес руку и ударил по ладони Чан Гэна. С громким хлопком Чан Гэн яростно задрожал. Его Высочество Янь Ван, который никогда раньше не получал ударов от учителя, был шокирован и на некоторое время опешил.

То, чем Гу Юнь ударил его, была флейта из белого нефрита:

"Ты видишь в себе свинью и собаку, так скажи мне, кто увидит в тебе человека? И если не знаешь, как ценить себя, как ты смеешь ныть и просить о любви? Ты дешевка или нет? Дешевка или нет? Отвечай, ты — ничтожество!?"

С каждым своим ругательством он наносил удар, три удара в ряд на ладонь Чан Гэна, все удары приходились в одно и то же место, красный след не распространялся.

Закончив, Гу Юнь использовал белую нефритовую флейту, чтобы подхватить его подбородок вверх:

"Какое тебе дело до того, как к тебе относятся другие? Если другие уважают тебя и боятся тебя, ты непобедим, но если они бросают тебя, как кусок дерьма, действительно ли ты кусок дерьма? Что может сделать простая варварская девица, которая мертва уже 800 лет, и ничтожная секта, которая морочит людям голову? Смотри на меня и говори!"

Чан Гэн: "..."

"Ваше Королевское Высочество Янь Вана хвалили за то, что он знает больше, чем может вместить пять телег книг*, но разве ты не знаешь, что называется "самоуважением"? Что находится в твоих пяти телегах? То, чем можно подтереться?"

[*идиома, означающая "богатый знаниями"]

Гу Юнь отбросил нефритовую флейту в сторону, пока говорил, и вздохнул:

"Ты ждал весь день только для того, чтобы быть наказанным. Теперь ты получил то, что хотел. Убирайся отсюда!"

Чан Гэн сел на кровати, обхватил свою красную и распухшую ладонь, приходя в себя и слегка наслаждаясь болью, а затем недоверчиво посмотрел на маршала.

Гу Юнь налил себе чашку травяного чая, стоя спиной к Чан Гэну, и медленно выпил ее, когда его гнев угас, он спросил:

"Когда беженцы смогут успокоиться?"

Чан Гэн ответил хриплым голосом:

"... Если быстро — до конца года".

Гу Юнь задал тот же вопрос, что и Сюй Лин:

"Когда мы сможем сражаться на Северной границе?"

Чан Гэн закрыл глаза и мягко ответил:

"Внутренние дела западных стран не могут прийти к согласию. С этой точки зрения мы видим, что даже позиция понтифика находится на грани краха, он отправит посланников для переговоров с нами в течение года. Если этот план будет принят во внимание, то один или два года отдыха и восстановления сил позволят нам вступить в бой."

Гу Юнь на мгновение замолчал.

"После войны, как долго продлится мир?"

Чан Гэн:

"Когда страна станет сильной и могущественной, четыре стороны встанут на свои места".
"Мм", - Гу Юнь кивнул и сказал: "Ты можешь идти".

Чан Гэн на мгновение не смог отреагировать: "Иди... Куда идти?"

Гу Юнь:

"Разве ты не собираешься расследовать дело Ян Жунгуя с Сюй Линем по поводу сокрытия информации? Или я неправильно понял? Засиживаешься до самой ночи — ты все еще ждешь, что Лао Чжун сначала угостит тебя едой?"

Чан Гэн ошарашенно посмотрел на него.

"Я должен остаться в Цзянбэе еще на несколько дней", - сказал Гу Юнь. "Ты можешь взять с собой этих двадцать охранников. Пока иностранцы и флот не пересекут реку, их будет достаточно, чтобы разобраться с недотепами местных чиновников. Скоро наступит темнота. Не задерживайся больше".

Чан Гэн молча встал и привел в порядок свой растрепанный вид.

"И еще", - сказал Гу Юнь, - "Твоя рука, найди какое-нибудь лекарство, чтобы обработать ее позже".

Чан Гэн изо всех сил старался сдержаться. Казалось, он терпел это некоторое время, затем прошептал:

"Ифу, я хочу тебя".

Гу Юнь на мгновение подумал, что с его слухом что-то не так.

"Что ты сказал?"

Чан Гэн больше не повторял, его уши покраснели, он смотрел на Гу Юня одновременно с нетерпением и страхом, его горячий взгляд продолжал сверлить белоснежный подол его одежды.

Гу Юнь: "..."

Гу Юнь, каким бы легкомысленным он ни был, оставался распутником среднего пошива. В «этом» вопросе он также сохранил вычурные привычки сына благородной семьи, обращая внимание на настроение, «когда время и место были идеальными, в цветах и под луной*, все встанет на свои места».

[*Идеальное место для любовников.]

Он действительно не мог понять «эксцентричный тип» Чан Гэна, который всякий раз зовет его «Ифу» в постели, и возбуждается после того, как его избили и унизили.

Гу Юнь ощутил покалывание на коже головы и подумал:

"Напрочь сумасшедший".

Поэтому он указал на дверь военной палатки и просто сказал: "Выходи".

Чан Гэн не смел откладывать свои официальные дела, все его переполнявшие желания нужно было подавить. Он со смущением бросил тайный взгляд на Гу Юня, неохотно успокоил свои чувства и убежал.

[Конец третьего тома]

__________

Чан Гэн: уже избили, хуже не будет, почему бы не спросить:)