Онлайн чтение книги Убить Волка Killing the wolf
Глава 51 - Ветер и луна

Когда Гу Юнь закончил, он сразу почувствовал, как пульс Чан Гэна стал биться немного быстрее. Считать было уже почти невозможно. Запястье, которое он сжимал в ладони, пылало жаром, казалось, что под веной скрывался вулкан, готовый взорваться даже от одного прикосновения, желая разрезать вены Чан Гэна на мелкие кусочки.

Гу Юнь не ожидал, что, хотя он был гибким в этом вопросе, Чан Гэн действительно отреагирует так сильно. Беспокоясь, что что-то пошло не так, он протянул руку к груди Чан Гэна:

"Успокойся, не принимай близко к сердцу!"

Чан Гэн потянул его руку вниз, вцепившись своей, суставы его костей хрустнули. Гу Юнь сузил глаза.

Лицо Чан Гэна было бледным, а глаза словно налились кровью, перед глазами мелькали бесконечные фантомы. Тысячи солдат били в свои барабаны, демон и призраки колыхались, Кость Нечистоты пила кровь из его сердца, становясь сильнее, а бесчисленные терновые ветви разрастались, застревая в его горле, и разрывая его внутренности...

Но в самом конце Кости Нечистот был один Гу Юнь.

...Их разделяли тысячи миль.

Гу Юнь был до крайности напуган, его губы слегка шевелились, но он не знал, как поступить.

В этот момент Чан Гэн схватил руку Гу Юня и прижал ее к своей груди. Он, казалось, издал слабый задыхающийся звук, затем закрыл глаза и прижался дрожащими губами к тыльной стороне ледяной руки Гу Иня, ставшей шероховатой от мороза.

Хотя у Гу Иня уже было несколько тревожных предположений, он не ожидал этой сцены заранее. Жгучее дыхание Чан Гэна проникало в его рукав, казалось, что его скальп вот-вот взорвется. Слова "Ты с ума сошел?" вот-вот могли сорваться из его уст.

Чан Гэн внезапно оттолкнул его, а затем отступил на полшага. Согнувшись всем телом, он выблевал полный рот потемневшей крови.

Гу Юнь: "…"

Эта цепь событий произошла так же быстро, как вспышка молнии. Гу Юнь еще не успел почувствовать злость, но паника уже полностью овладела им.

Помимо того, что он был потрясен, все слова застряли у него в горле от боли, он мог только оцепенело стоять на одном месте.

Лицо Чан Гэна стыло серым, как пепел. После того, как он выплюнул кровь, его сердце стало чище, чувства постепенно возвращались в норму. Он отвернулся от протянутой руки Гу Юня и прошептал:

"Я оскорбил Ифу, хотите ли вы побить меня или отругать... (он закашлялся), я не буду сопротивляться".

Гу Юнь шумно втянул холодный воздух. Внутри него бурлило множество нравоучений, которые складывались в длинные лекции, сравнимые с цитированием слов Шэнь Цзи Пина, но он не осмеливался произнести ни одну из них. Удушье было невыносимым, когда он подумал в душе:

"Я еще не пытался допросить его о его проступках, а его уже вырвало кровью. Черт побери, неужели я еще осмелюсь открыть рот?"

Он нагнулся, поднял Чан Гэна и положил его на сиденье внутри экипажа. Совладав с сердцем, полным мыслей, он выругался низким голосом:

"Заткнись, сначала исцели свои внутренние повреждения".

Чан Гэн послушно закрыл глаза.

Гу Юнь остался рядом с ним и некоторое время наблюдал за ним. Порывшись в карете, он не смог найти ни капли вина. Не имея выбора, он взял лекарство, стоявшее на плите, и выпил его: от аромата свежего имбиря у него разболелась голова.

Раньше он думал, что Чан Гэн, возможно, немного запутался. Возможно, на него повлияли действия, которые он совершил после выпивки, породив несколько неуместных идей.

Вскоре он решил, что этот ребенок очень умный и зрелый, и что он поймет все с помощью нескольких подсказок. Кто бы мог подумать, он лишь слегка прикоснулся к нему, но не успел он даже поднять тему, как Чан Гэн взорвался первым!

Как такое может быть?

Гу Юнь мрачно посмотрел на Чан Гэна, который закрыл глаза и выравнивал дыхание, его голова была в полном замешательстве и он грустно сидел в стороне.

Существовало древнее изречение: "Воспитание морального облика и ведение домашнего хозяйства принесет мир на землю под небесами".

Гу Юнь не знал, было ли это потому, что он не культивировал себя должным образом, или из-за чего, но и семья, и страна были в полном беспорядке, изматывая его до смерти.

От дворца до усадьбы было всего несколько шагов, даже если бы карету тянула черепаха, все равно доехали бы в одно мгновение.

Когда Гу Юнь вышел, к нему подлетела деревянная птица, села ему на плечо, наклонила голову и уставилась на него.

Вдруг Гу Юнь почувствовал позади себя протянутую руку, он не знал, когда Чан Гэн тихо вышел из кареты, забрав птицу.

Его лицо выглядело таким же ужасным, как и раньше, но его обычное спокойствие было восстановлено.

Чан Гэн держал деревянную птицу, не спеша открывать, чтобы посмотреть, от кого письмо. Пока старый дворецкий отгонял карету, он подошел к Гу Юню и прошептал:

"Если Ифу чувствует себя неловко, я могу удалиться, я не буду маячить у вас на глазах, и впредь никогда не буду вести себя неподобающе".

Кровавый оттенок в его глазах исчез, веки опустились, выражение лица стало холодным, что говорило о задумчивости и что его горячее сердце превратилось в холодный пепел.

Гу Юнь на мгновение оцепенел, понял, что ничего не может сказать или сделать, повернулся и ушел, не сказав ни слова.

Только рано утром Гэ Чэнь и Цао Чуньхуа поняли, что накануне вечером что-то пошло не так. Вскоре они уже ждали у двери, и сейчас, когда они спешили навстречу, Гу Юнь совершенно молчал, проходя мимо них с серьезным выражением лица.

Чан Гэн смотрел ему вслед, на уголках его губ все еще оставались следы крови, он выглядел еще более измученным, чем Гу Юнь, который всю ночь простоял на коленях.

Гэ Чэнь: "Старший брат, что случилось?"

Чан Гэн покачал головой. Только когда фигура Гу Юня полностью исчезла, он отвел взгляд и потянулся к нижней части живота деревянной птицы, доставая изнутри лист бумаги.

Записка гласила: "В начале воцарения нового императора, когда маршал Гу сопровождал принца северных варваров, тот тяжело заболел. Второй брат отправился из Тайюаня на лечение и вернулся только через месяц".

Подписано одним словом "Чэнь".

Неизвестно, как долго летела деревянная птица, ее два крыла имели признаки износа.

Слова Чэнь Цинсюй не имели правильного начала и конца, другой человек, возможно, не смог бы их понять. В качестве меры предосторожности Чан Гэн коснулся спины деревянной птицы, ее вершина раскрылась, выпустив небольшое пламя. В мгновение ока бумага полностью сгорела.

Цао Чуньхуа осторожно спросил:

"Старший брат, недавно я видел много деревянных птиц, которые часто влетали и вылетали из поместья. Ты что-то расследуешь?"
"Расследую старое дело".

Чан Гэн сказал: "Я всегда думал, что хотя характер Ифу был таким же, как и до его прибытия на северо-запад, но его взгляды на многие вещи, казалось, сильно изменились. Изначально я полагал, что это результат тонкого влияния во время пребывания на Шелковом пути, но, похоже, это совсем не так".

Гэ Чэнь и Цао Чуньхуа посмотрели друг на друга.

Чан Гэн ненадолго оправился от чувства потери и пробормотал про себя:

"Что же произошло на пути к Северному рубежу?"

Что могло случиться такого, что человек, для которого падающее небо было бы одеялом, как Гу Юнь, заболел и оказался прикованным к постели во время похода, да еще и напугал всю семью Чэнь в Тайюане?

Чан Гэн вдруг сказал:

"Сяо Цао, А Чэнь, не могли бы вы оба помочь организовать поездку для меня?"

После того, как Цао Чуньхуа тайно уехал, Чан Гэн стал жить днями таинственного дракона - появлялся в один момент, исчезал в другой.

С этой стороны Гу Юню не давало покоя беспокойство. Когда он принимал решение, чтобы поговорить с Чан Гэном, то обнаруживал, что просто не может найти его! Чан Гэн избегал его.

От нечего делать со дня до ночи в его голове роились разные мысли. Он даже отказался от лекарств: слепые глаза и глухие уши могли стать оправданием для его бездействия.

Но в то же время двор был погружен в бушующие волны и ветер.

Во-первых, император Лунань пожелал вернуть "Закон Жунцзинь". Это было только что объявлено, Министерство доходов и Министерство работ объединились, чтобы немедленно выступить против, даже Военное министерство, которое император основательно реформировал, превратив в свой собственный ватник, выразило несогласие.

Ли Фэн замолчал, упрямо настаивая на своем. Вскоре после этого он дал свой ответ.

Второго марта глава Министерства доходов был сначала обвинен императорским цензором в "получении взяток от других стран в личных целях". Позже, в ходе тщательного расследования, ряд взяток между различными чиновниками быстро перерос в крупнейшее дело о коррупции и мошенничестве при регентстве Лунаня.

Глава Министерства работ был очень похож на императорского шурина Ванго - хотя у него было сердце, болеющее за страну и народ, но он не имел мужества и сразу же убегал при виде дыма.

Увидев отношение императора, он мгновенно понял ситуацию, закрыл рот и спрятался. После этого он больше не осмеливался упоминать о деликатном вопросе закона Жунцзинь.

10 марта, когда Гу Юнь уже полмесяца находился под домашним арестом в поместье, из Северного лагеря в столицу бесшумно прибыл Черный Орел, сменивший доспехи на одежду простолюдина, и ночью, смешавшись с толпой, таинственно пробрался в поместье.

Гу Юнь наконец-то получил возможность увидеть Чан Гэна, который избегал его, словно змею.

Чан Гэн приготовил лекарственный отвар для Гу Юня, чтобы вернуть его в норму, атмосфера между ними была холодной до неловкости:

"К нам идет Черный Орел".

Гу Юнь кивнул, затем поднял чашу с лекарством, чтобы выпить. Чан Гэн уже приготовил серебряные иглы. Увидев, что он опустил чашу, он поднял иглы и посигналил глазами: Все в порядке?

Он был так вежлив, так отстранен, что Гу Юнь даже не знал, что делать.

Чан Гэн больше не позволял Гу Юню лежать у него на коленях. Он походил на незнакомого врача, общаясь с ним только жестами или легким прикосновением, и продолжал старательно избегать Гу Юня.

Гу Юнь закрыл глаза, чтобы действие лекарства начало действовать, его слух постепенно восстанавливался, и все вокруг сразу стало агрессивным; звуки слуг снаружи, разговаривающих во время уборки снега, звуки столкновения оружия и доспехов охранников дома, даже шорох одежды, когда Чан Гэн двигался, все это сверлило его уши. Гу Юнь оглох более чем на десять дней, и ему было трудно приспособиться к вернувшимся ощущениям звуков.

Гу Юнь поборол раздражение и воспользовался шансом, чтобы спросить:

"Чан Гэн, ты можешь сказать мне… почему?"

Чан Гэн, конечно же, знал, о чем идет речь, но промолчал.

Гу Юнь спросил:

"Это потому что... Я слишком много выпил в тот день, я что-то сделал с тобой... эм...".

Рука Чан Гэна дрогнула, и игла, которую он собирался воткнуть, на мгновение остановилась в воздухе.

Он постоянно молчал, не было необходимости говорить, как неуютно Гу Юнь чувствовал себя внутри - даже если бы он испытал еще больше императорского гнева от Ли Фэна, он все равно мог бы с чистой совестью смотреть прямо на небо и землю и смотреть в лицо себе, но с Чан Гэном, хотя Гу Юнь не мог ничего понять, он всегда чувствовал, что это вина обеих сторон.

Если у него не было никакого неподобающего поведения, то как Чан Гэн может быть...

"Нет."

Чан Гэн внезапно ответил, его тон был невероятно спокойным:

"На самом деле, это я первым проявил неуважение к Ифу".

Гу Юнь: ….

"Нет никакой причины", - Чан Гэн мягко надавил на его голову, не позволяя ему двигаться, и тон был необычайно посредственным.
"Какая причина может быть для таких вещей? Если подумать, то, возможно, потому, что меня никогда не любили ни отец, ни мать, кроме Ифу, никто никогда не дарил мне ласки. С годами это породило во мне мысли, которые я не должен был иметь. Вы никогда не замечали этого, и я тоже не собирался никому об этом говорить, но в тот день я был слишком взбудоражен случившимся и неосторожно выдал себя".

Гу Юнь чувствовал себя так, словно с неба упал большой камень, который раздавил ему грудь, отчего он не мог дышать. Он предполагал, что Чан Гэн лишь на мгновение сбился с пути, но кто бы мог подумать, что на самом деле это была давняя болезнь!

"Ифу не нужно принимать это близко к сердцу, просто сделай вид, что этого вопроса никогда не существовало", - Чан Гэн добавил с безразличием в голосе, словно его сердце выгорело изнутри.

Иглы в его руках не дрогнули. Если бы он сам не признался в этом, Гу Юнь, возможно, продолжал бы считать, что он взрослый, но невоспитанный, переоценивает себя и имеет такие дерзкие мысли.

Но как бы он смог сделать вид, что этого не было?

Гу Юнь почувствовал, что вот-вот сойдет с ума, появилось ощущение преждевременного старения, впервые он обнаружил, что "Северо-западный цветок" больше не был молодым - он больше не мог понять, о чем думают молодые люди!

"Император позвал меня на утреннее заседание, чтобы послушать, как проходят последние два дня, - Чан Гэн резко сменил тему, - Они ссорятся весь день, открыли большое дело о коррупции и мошенничестве, я также получил общее представление о том, как думает император. Что Ифу планирует делать?"

Гу Юнь посмотрел на него пустым взглядом, явно не в настроении обсуждать с ним политические дела.

Чан Гэн слегка вздохнул, протянул руку, снял с Гу Юня монокль и положил его в стороне. Этим действием он изолировал себя от прямой видимости Гу Юня, его выражение лица твердо говорило:

"Я ничего тебе не скажу".
"Я готов сделать для вас все, что угодно. Если вам неудобно со мной, я могу исчезнуть из вашего поля зрения. Если вам нужен только сыновнее послушание и понимание, я обещаю, что никогда не перейду эту черту".

Чан Гэн сказал: "Ифу, мне было очень неловко из-за этого вопроса - пожалуйста, перестань спрашивать, что у меня на сердце, хорошо?".

На лицо Гу Юня было написано большое "нет".

Чан Гэн начал извлекать серебряные иглы из его тела и спокойно спросил:

"Тогда что Ифу хочет, чтобы я сделал?"

Не дожидаясь, пока он заговорит, он снова вклинился: "Все, что угодно".

Если бы Чан Гэн действительно вел себя непочтительно, цепляясь к нему, то, возможно, Гу Юнь уже вызвал три сотни домашних охранников, чтобы выгнать его в уже законченное поместье Яньбэй-вана.

Затем, используя острое лезвие, чтобы разрезать запутанные нити, - заставил бы себя холодно относиться к нему в течение полутора лет, и все было бы кончено.

Но Чан Гэн дал ему понять: "Даже если ты отправишь меня на край земли, я все равно с радостью подчинюсь".

Голова Гу Юня сильно болела, он был похож на собаку, вгрызающуюся в панцирь черепахи, но ему некуда было вонзить зубы.

Через некоторое время Гу Юнь спросил: "Тебе лучше?"

Чан Гэн кивнул, издав в ответ звук "хм", экономя слова, как золото.

Гу Юнь спросил: "Как это произошло?"

Чан Гэн спокойно ответил: "После многих лет заблуждений, на мгновение поддался безумию".

Гу Юнь: "..."

Тем тревожнее.

Чан Гэн аккуратно убрал серебряную иглу, повернулся в угол комнаты и достал небольшое количество успокаивающих благовоний, чтобы сжечь:

"Я позову брата Черного Орла, хорошо?"
"Ваше Королевское Высочество," - внезапно произнес Гу Юнь, его выражение лица было невероятно серьезным. "Вы потомок престижного королевского рода, неизвестно, насколько более ценным может стать ваш титул в будущем. Все остальные относятся к вам как к сокровищу, как к драгоценному камню, ваш подданный также надеется, что когда бы и где бы вы ни были, ваше высочество всегда будет дорожить собой, не недооценивать себя и свой статус."

Половина лица Чан Гэна была скрыта в тени, непоколебимый даже перед лицом веяния восьми ветров, он спокойно ответил:

"Да, маркиз, будьте уверены".

Гу Юнь: "…"

Чан Гэн стоял некоторое время, словно ожидая каких-либо других указаний, но через мгновение он увидел только, что Гу Юнь застыл на этих словах, потеряв дар речи, и только потом отвернулся, чтобы тихо уйти.

Гу Юнь откинулся назад и глубоко вздохнул.

Он бы предпочел, чтобы Чан Гэн сильно спорил с ним, как в подростковом возрасте, возможно, с этим было бы легче справиться, потому что Гу Юнь только сейчас понял - из-за того что этот мерзавец ничего не желает, он, казалось, стал непобедимым.

Гу Юнь, потерпевший полное поражение, пройдя несколько кругов взад-вперед по комнате, решил, что больше никогда не будет мечтать о "нежном аромате*", "красных рукавах**" и тому подобном, с него хватит.

[**относится к хорошо одетой женщине]

В это время Черный Орел, который долго ждал, постучал в дверь и вошел.

Черный Орел, вероятно, спешно прилетел прямо сюда, хотя он принял ванну и причесался, его усталость все еще оставалась, даже борода не была сбрита.

Он опустился на колени на пол: "Великий маршал".

"Прекрати ненужные любезности", - Гу Юнь восстановил свою энергию. "Что случилось? Хэ Жун Хуэй послал тебя сюда?"

Черный Орел: "Да!"

Гу Юнь: "Дай мне посмотреть письмо".

Он развернул письмо, переданное солдатом, и быстро прочитал его. Почерк командира фракции Орла Хэ Жун Хуэя был невероятно отвратительным, он передавал все в краткой и лаконичной манере.

В конце месяца между двумя небольшими странами Западного региона - Гуйцзы* и Цемо - возник спор по поводу пограничной торговли, но дела между странами Западного региона должны были решаться междоусобно, офицерам Великой Лян не позволено вмешиваться, поэтому они сначала не придали этому значения.

[*Гуйзцы и Цемо - древние государства в Синьцзян-Уйгурском авт. р-не, КНР]

Так получилось, что Лоулань и эти две страны образовали треугольник. Король Лоулань отправил своего брата в качестве посланника, служащего связующим звеном, чтобы помочь двум сторонам примириться, но их группа погибла на границе Гуйцзы, весь отряд был уничтожен.

Сначала предполагалось, что это были пустынные бандиты. Но потом, когда король Лоулань провел тщательное расследование, они обнаружили среди руин эмблему на рукояти меча императорской гвардии королевства Гуйцзы, поэтому они сразу же отправились спросить ответ с этой страны.

Королевство Гуйцзы отрицало все до конца, утверждая, что Лоулань проявляет благосклонность к Цемо, и даже унизили посланников Лоулань. Король Лоуланя отправил своего принца во главе трех тысяч всадников в Гуйцзы, требуя, чтобы они пролили свет на это дело.

Вначале Гуйцзы держали свои двери закрытыми и отказывались отвечать, а затем внезапно открыли ворота, и сотни "песчаных тигров" оказались внутри.

Так называемый "Песчаный тигр" был боевой колесницей, которая передвигалась по пустыне, была очень тяжелой и потребляла большое количество цзылюцзиня. Их рабочий механизм также был очень сложным.

Гу Юнь столкнулся с ними во время восстания в Западном регионе десять лет назад. В то время на стороне противника было всего три больших песчаных тигра, но им почти удалось заманить в ловушку половину его еще неопытной Черной Кавалерии, но, насколько он знал, эти три песчаных тигра были результатом того, что все страны Западного региона объединили свои ресурсы для их создания.

Гу Юнь резко встал, нахмурив брови, его пальцы бессознательно крутили деревянные четки в руках - это было слишком похоже на случай восстания на Юго-Западе. Он понизил голос и спросил:

"Действительно ли это песчаный тигр, а не просто пустая оболочка?"

Черный Орел быстро ответил:

"Маршал, это действительно был настоящий песчаный тигр. За очень короткий промежуток времени всадники Лоуланя потерпели полное поражение. Их принц едва не погиб на поле боя, его воины рисковали жизнью, чтобы спасти его".
"В тот же день Лоулань послал людей в наш гарнизон с просьбой о помощи, но печать с письма даже не была снята, многие солдаты других стран на Шелковом пути уже получили эту новость, всех мгновенно охватил страх. Другие страны Западного региона, Тяньчжу и иностранцы все собрали свои войска в соответствующих местах. Северо-западный губернатор господин Мэн лично отправился в лагерь, сказав нам ждать приказа о Цзигулине".

Гу Юнь хлопнул по столу: "Нелепость!"

Солдат подумал, что он имеет в виду приказ о Цзигулине, и ответил:

"Командир нашей фракции Черного Орла тоже так говорит. Лагерь Черного Железа не должен был следовать приказу Цзигулин, но губернатор Мэн сказал, что маршал находится под домашним арестом и должен обдумать свои действия за закрытыми дверями, таким образом он приказал нам ждать императорского указа…".