Онлайн чтение книги Убить Волка Killing the wolf
Глава 36 - Разные дороги

Гу Юнь был поражен, это было совсем не то, что он ожидал: "Почему?"

Чан Гэн резонно ответил: "Западные регионы и так охраняются Железным батальоном Сюань, а моё присутствие там только создаст ещё больше проблем, кроме того, я ещё и побеспокою тебя, чтобы ты подделал для меня ложные военные заслуги, без всякого смысла."

Хотя это тоже было намерением Гу Юня, но после того, как Чан Гэн раскрыл его, он все равно почувствовал себя так, будто на него плеснули холодной водой. Он едва смог сохранить спокойное выражение лица и сказал:

"Тогда... все в порядке, ты мог бы сейчас вернуться в столицу, чтобы узнать больше о политике, это тоже неплохо. У моего старого учителя есть еще несколько учеников, ты мог бы пойти и присоединиться к ним и..."

Чан Гэн: "Разве это не одно и то же?"

Во время разговора он посмотрел в конец узкого коридора, яркий золотой солнечный свет освещал сад, полный бесчисленных цветущих весенних цветов.

Однако, по словам слуг из поместья Яо, хотя цветы сейчас выглядели самыми пышными, на самом деле период цветения длился всего от десяти дней до полумесяца, и пройдет совсем немного времени, прежде чем они завянут.

К счастью, они цвели здесь, в саду, но если бы они росли в пустынных горах, они могли бы только тихо показывать свою красоту, а затем незаметно увядать на земле. Их жизнь и смерть разделяло бы лишь мгновение, окруженные лишь несколькими бездумными птицами и животными: кто бы мог их понять? Кому было бы дело до их начала и конца?

Цветы были такими же недолговечными как и многие ненужные человеческие чувства, возникающие против воли, будь то ненависть или любовь.

Чан Гэн сказал: "Ифу, вокруг мастера Ляо Рана много одаренных людей. Я хочу путешествовать с ним, но я не буду откладывать процесс чтения и тренировки..."

Что за бред?

Не успел он договорить, как Гу Юнь уже перебил его, его выражение лица потемнело:

"Нет."

Чан Гэн повернулся и молча посмотрел на него.

В глазах юноши, стоявшего спиной к свету, скрывались необъяснимые вещи, которые Гу Юнь никогда раньше не замечал. В этот раз, увидев это, он слегка опешил.

Он сразу же понял, что его тон голоса был немного резким, он смягчил свое выражение лица и сказал:

"Если ты хочешь пойти развлечься, подожди, когда вернешься в столицу, попроси дядюшку Вана, чтобы он выделил несколько охранников из поместья, чтобы они сопровождали тебя. Но есть одно но: тебе не разрешается посещать места, где нет императорской почтовой станции. Каждый раз, когда ты будешь прибывать на станцию, ты должен посылать мне письмо с сообщением о своих делах и о том, что ты в полной безопасности".

Чан Гэн слабо сказал: «Хорошо одеваться, есть досыта, повсюду быть под присмотром слуг, разве так можно увидеть мир и почувствовать жизнь? В таком случае, мне просто можно иногда возникать благовония в храме Ху Го вместе с аристократическими отпрысками, экономя свои силы и деньги Ифу, ибо какая разница?»

Гу Юнь: "..."

Этот парень действительно научился перечить ему!

Он также дополнил свой ответ цветистым и хорошо скрытым сарказмом!

Хорошее настроение Гу Юня от прекрасных весенних пейзажей Цзяннани рассеялось. Он подумал: "Как он может не слушаться меня, неужели я его слишком баловал?"

Его тон стал звучать нетерпеливо: "Земля огромная, люди злые, что ты можешь с этим сделать? Этот монах не может постоять даже за себя, и предпочитает сбегать, ну, или просить еду. Если с тобой что-то случится во время путешествия с ним, как бы я смог объяснить это покойному императору?"

"Ах", - равнодушно подумал Чан Гэн. "Это все только из-за необходимости объясняться с бывшим императором? Если бы он узнал, что я был всего лишь жалким внебрачным ребенком, которого родила неизвестная никому Сю Нян, и использовала, чтобы запутать королевскую родословную, он был бы в ярости до такой степени, что вернулся бы к жизни только для того, чтобы убить меня."

Каждый раз, когда он смотрел на Гу Юня, он чувствовал, что его сердце кромсает острый нож, его грех становился все тяжелее и тяжелее, он не желал ничего, кроме как немедленно бежать. Но Гу Юнь продолжал крепко держать его и не хотел отпускать.

В скрытом от Гу Юня потайном уголке сердца Чан Гэна на короткое время зародилась иррациональная и затяжная ненависть к нему, но, к счастью, он быстро пришел в себя.

Чан Гэн отвел глаза от Гу Юня и спокойно сказал: "Ифу сказал мне несколько дней назад, что какой бы путь я ни выбрал, все будет хорошо, если это будет путь, который я хочу для себя. Прошло всего несколько дней, а ты уже забрал свои слова обратно?"

Сердце Гу Юня вспыхнуло огнем: "Я сказал, что хочу, чтобы ты сам все тщательно обдумал, и ты называешь это "тщательно обдумать"?"

Чан Гэн: "Я действительно обдумал это".

"Нет, подумай еще раз! Найди меня после того, как хорошенько все обдумаешь". Гу Юнь не хотел ругать его на улице, а лишь сердито повернулся, чтобы уйти.

Чан Гэн смотрел вслед удаляющейся фигуре, нервно смахивающей лепестки цветов с плеча. Сзади послышались звуки шагов, и он смог определить, кто это, даже не поворачиваясь: "Учитель стал свидетелем этой неприятной сцены, мне жаль".

Вначале монах не осмелился появиться. После долгого колебания, увидев, что Гу Юнь ушел, он, наконец, с облегчением показал свое лицо и написал: "Маркиз имеет добрые намерения".

Чан Гэн посмотрел вниз на свои руки, они уже были покрыты тонким слоем мозолей, но на них еще не было шрамов.

Он равнодушно сказал: "Я не хочу становится жалким ничтожеством, которое может полагаться только на его доброту".

"Этот монах считает, что Ваше Высочество немного перегнул палку", - сказал Ляо Жань. "Даже великие святые, познавшие истину, в юном возрасте росли под руководством и защитой своих родителей. Если принять стандарт Вашего Высочества, не означает ли это, что все в этом мире ничтожны? Великие таланты расцветают поздно, и им нужно избегать высокомерия".

Чан Гэн не ответил, конечно же, он и не думал об этом.

Монах сказал: "Я рассмотрел выражение лица Вашего Высочества, яд, должно быть, уже проел путь к вашим костям".

Чан Гэн был потрясен; сначала он решил, что этот человек узнал о Кости Нечистоты в нем.

Однако монах продолжал говорить: "У каждого в сердце есть свой яд, он может быть тяжелым и поверхностным, но в возрасте Вашего Высочества не стоит действовать так опрометчиво и надумывать лишнего."

Чан Гэн грустно улыбнулся: "Много ли учитель понимает?"

Он всегда чувствовал, что все вокруг него - королевский статус, фальшивая личность, ... все это было украдено для него Сю Нян. Однажды кто-то поймет, что он их недостоин, откроет правду, и он потеряет все.

Беспокойство и тревога стали привычными, поэтому Чан Гэн всегда чувствовал, что в этой столице он всего лишь чужак.

Гу Юнь всегда стоял горой за Четвертого Принца, планировал для него будущее, но Чан Гэн обнаружил, что не способен пожертвовать своим сердцем ради этого светлого будущего.

Каждый день, глядя в зеркало, он понимал, что является "земляным драконом*", ворочающимся в грязи. Но другие пытались приделать ему рога и чешую, изо всех сил стараясь превратить его в настоящего дракона. Но даже с большим количеством украшений, в конце концов, он оставался червем, который никогда не мог достичь уровня благородства.

[*другой способ называть червей.]

В этом случае лучше было отдалиться от маркиза сейчас, чтобы избежать неловкости в будущем.

Вот только личность Гу Юня… все радости и горести, которые принес ему этот человек, были словно высечены в гостях Чан Гэна, в том, что он чувствовал не было ни единого намека на неискренность. Он не мог обмануть себя и сказать, что сможет легко отпустить его, просто он был глубоко убежден, что он недостоин места рядом с ним.

Чан Гэн не стал долго себя отчитывать, вскоре он снова собрался с силами и спросил:

"Ах, да, учитель, я всегда хотел спросить вас, в конце концов, болезнь, которая была у моего Ифу, в чем именно она заключается? Его поведение во время путешествия к Восточному морю было очень странным, но он отказывался мне говорить".

Монах поспешно покачал головой: "Амитабха, этот монах не осмеливается обсуждать это".

Чан Гэн нахмурился. "Он хорохорился, несмотря на плохое самочувствие, а учитель все равно помогал ему, почему?»

"Маркиз не из тех, кто рискует без причины". Он улыбнулся. "Если он не хочет говорить об этом, то не потому, что боится, что другие узнают о его слабостях, а, возможно, потому, что это вросшая чешуя на его теле и яд в его сердце - у кого же хватит дерзости коснуться самого сокровенного в личности маркиза Гу? Ваше Высочество, пожалуйста, пощадите жизнь этого монаха".

Чан Гэн нахмурился в раздумье.

***

Гу Юню было не так-то просто выбраться из золотого песка пустыни, поэтому в эти несколько дней отдыха он намеревался отправиться на посмотреть на великолепные пейзажи Цзяннани, покататься на лошадях, использовать лодку, чтобы насладиться озером, полюбоваться несколькими красивыми девушками. Короче говоря, он намеревался развлекаться до упаду, пока не уедет.

Но в итоге две фразы Чан Гэна испортили ему настроение, и он остался сидеть в своей комнате, не желая и шагу ступить за порог.

Ведь одного взгляда на Чан Гэна было достаточно, чтобы разозлить его, как и Яо Чжэня, но более всего он злился, глядя на Ляо Жаня.

Два раздражающих малолетних отпрыска из семьи Яо все еще отказывались заткнуться, громко извлекая из флейты душераздирающие звуки, словно пара надоедливых попугаев.

Когда Гу Юнь слушал эти ноты, он вспомнил, как Чан Гэн выхватил флейту прямо у него из рук, и разозлился еще больше. Разве раньше он не берег все для Ифу? Как он так быстро изменился?

Как жалки судьбы родителей и их детей - вроде бы связаны кровью, но в итоге период привязанности так быстротечен.

Даже настоящие семьи были таковыми, не говоря уже о таких чужаках, как они, где не было даже кровной связи.

Вечером во двор приземлился солдат Черного Орла: "Великий маршал, генерал Шэнь прислал письмо".

Гу Юнь подавил свой гнев, получил письмо и взглянул на него, но обнаружил, что оно совершенно не похоже на обычные длинные речи Шэнь И, в письме было написано три слова "Срочно: скорее возвращайся".

Шэнь И, начиная с павильона Линь Юань и заканчивая ситуацией жизни и смерти с ним на полях сражений испытал там много бурь и ветром, что не было ничего, чего бы он не видел раньше. Если бы не было неотложной причины, он не стал бы писать такое требовательное письмо, чтобы призвать маркиза обратно.

Солдат: "Маркиз, что вы думаете..."

Гу Юнь: "Я знаю, не нужно объяснять, мы отправимся завтра".

Он все еще не решил вопрос с Чан Гэном, Гу Юнь сначала собирался игнорировать его в течение двух дней, а затем снова поговорить об этом, но теперь, когда Шэнь И так убеждал его вернуться, другого выхода не было. Он дважды прошелся по комнате взад и вперед, а затем двинулся на поиски мальчика.

Чан Гэн упражнялся с мечом во дворе. Гу Юнь постоял немного, наблюдая за ним, затем внезапно повернулся, чтобы вытащить меч солдата Черного Орла. Солдат все еще был в снаряжении, ширина лезвия тяжелого меча была размером с руку взрослого человека, Гу Юнь поднял его, как будто это был всего лишь веник из перьев:

"Берегись!"

Его голос еще звучал, а меч уже рассекал воздух, проносясь мимо. Чан Гэн решительно противостоял ему, не отступая ни на шаг.

"Он стал лучше", - подумал Гу Юнь. "В его руке теперь было больше силы".

Он использовал силу оружия в своей руке, чтобы подпрыгнуть вверх, его меч описал круг, похожий на полную луну.

Чан Гэн не осмелился противостоять ему напрямую, сразу же сделав несколько шагов назад. Он не мог рассеять силу в этом движении, тяжелый меч Гу Юня напоминал призрачную змею, посылая три косых удара в мгновение ока.

Чан Гэн скрестил меч перед грудью, чтобы блокировать атаку, его шаги заставили его отступить в угол. Он повернулся и прыгнул на столб, перевернувшись в воздухе и наступив одной ногой на меч Гу Юня.

Гу Юнь произнес похвалу, а затем внезапно ослабил хватку на рукояти. Нога Чан Гэна внезапно потеряла опору, став неустойчивой. Гу Юнь вытянулся, снова схватил эфес и осторожно надавил на плечо мальчика, который еще не обрел опору, от темного оттенка клинка у него сразу же побежали мурашки по коже.

Гу Юнь улыбнулся, похлопал мечом по плечу Чан Гэна, а затем бросил его обратно солдату, стоявшему позади него:

"Неплохо, ты не отлынивал от тренировок".

Чан Гэн потер слегка онемевшее запястье: "По сравнению с Ифу все еще намного хуже".

Гу Юнь сказал: "Мм, действительно намного хуже".

Чан Гэн: "..."

При нормальных обстоятельствах, разве не следует сначала сказать несколько слов похвалы, а затем дать несколько советов? А он просто использовал ситуацию, чтобы покрасоваться! Есть ли где-то в мире более нескромный и самовлюбленный Ифу?

Гу Юнь сказал: "Если ты приедешь в Северо-Западный Лагерь, я смогу лично обучать тебя".

Чан Гэн не удержался и рассмеялся.

До чего странная жизнь! Когда он прикладывал все усилия и рисковал всем, что имел, чтобы добиться того, чего он так сильно хочет, желаемое ускользало от него, словно песок сквозь пальцы. Но когда он больше не хотел, оно само преследовало его и навязывалось ему снова и снова.

Чан Гэн мягко отказался: "Когда я еще был в поместье маркиза, я спросил своего инструктора, когда маркиз Гу был молод, то практиковал фехтование и боевые искусства здесь, в этом поместье, как же он смог стать таким сильным?

Учитель сказал мне, что прочные навыки в основном зависят от того, сколько усилий человек готов приложить к тренировкам. Но чтобы стать сильным по-настоящему, нужно было пройти через множество смертей на поле боя, а кто именно был учителем, это уже неважно".

Улыбка Гу Юня померкла.

Чан Гэн: "Ифу, я все тщательно обдумал, я все еще хочу пойти и посмотреть мир".

Гу Юй нахмурился: "Разве небо и земля столицы и небо и земля границы - не одно и то же? Что еще ты хочешь увидеть, просторов Великой Лян тебе уже недостаточно? Не хочешь ли ты доплыть и до западных стран?"

Эти двое, отец и сын собирались снова сразиться, и солдат Черного Орла тихо стоял сзади, не смея издать ни звука, бесстрашных небесный убийца держался за свой длинный меч, изображая из себя кучу золы, которую кто-то забыл убрать.

Чан Гэн ничего не сказал, а лишь глубоко заглянул в глаза Гу Юня. На мгновение ему захотелось выплеснуть все то, что он все это время подавлял в своем сердце, но он решил не делать этого - он попытался представить себе все возможные варианты реакции Гу Юня на них, чувствуя, что не сможет справиться с этим.

Гу Юнь: "Тебе не нужно ничего говорить. Я не хочу знать, откуда берутся эти мысли в твоей голове. Завтра скажи этому монаху, чтобы он убирался, а ты вернешься в столицу. Если ты не хочешь ехать на северо-запад, то оставайся дома, не нужно больше никуда идти!"

Чан Гэн хотел громко закричать: "Поместье не мой дом".

Но как и всегда, он не умел срываться на близких. Обидные слова почти сорвались с его уст, но он прикусил губу и проглотил крик обратно, опасаясь, что его неосторожные слова ранят искренность Гу Юня. Хотя он доподлинно не знал, имеется ли у маркиза Гу такой чувствительный к боли орган, как живое сердце.

"Ифу", - тихо сказал Чан Гэн. "В этот раз я стал причиной твоего беспокойства, и ты даже приехал сюда с далекого северо-запада, я действительно очень опечален, но если ты не хочешь обсудить мои мотивы, я могу действовать только по своему усмотрению. Я убежал один раз, могу убежать и во второй раз. Ты не сможешь вечно следить за мной, а стража поместья не сможет меня удержать".

Гу Юнь был в ярости, его сердце всегда было привязано к поместью. Как бы сильно он ни презирал идею возвращения в столицу, но когда он думал о том, что наконец-то сможет вернуться домой, он всегда с нетерпением ждал этого.

Теперь он знал, что в глазах Чан Гэна это место ничем не отличалось от тюрьмы.

Гу Юнь: "Посмотрим, как ты со всем справишься".

В очередной раз они расстались на высокой ноте недовольства друг другом.

Солдат Черного Орла быстро догнал маркиза, Гу Юнь не ушел далеко, его не волновало, слышит его Чан Гэн или нет, он холодно сказал:

"Тебе не нужно следовать за мной завтра, следуй за Его Высочеством в столицу, не позволяй ему сделать ни шагу в сторону!"

Солдат: "...Понял".

Одно дело, когда городские ворота загорелись, а от этого пострадала рыба в пруду, но совсем другое дело, когда элитный солдат Черного Орла попал под перекрестный семейный скандал и вынужденно невинно пострадал, превратившись из орла в жалкую общипанную курицу-наседку…

Рано утром Гу Юнь отправился в дорогу все еще в гневе.

Он больше не разговаривал с Чан Гэном. Когда он собирался уходить, безнравственный маркиз Гу даже пробрался во двор к пятилетнему ребенку мастера Яо, никого не предупредив, и украл бамбуковую флейту, оставленную на качелях.

После того, как ребенок проснулся и обнаружил, что флейта растворилась в воздухе, безутешное дитя прорыдало весь день от горя.

Скорость возвращения Гу Юня была еще быстрее, чем когда он улетал, и первое, что он сказал после приземления, было:

"Приготовь мне лекарство".

Шэнь И выглядел очень серьезным: "Ты все еще слышишь?"

"Да", - ответил Гу Юнь. "Но это ненадолго, если есть какой-то важный вопрос, говори быстрее".

Шэнь И достал несколько листов бумаги: "Это признания Ша Се Цзы. Никто другой его не видел, я лично допрашивал его и ждал возвращения маршала, чтобы принять решение".

Гу Юнь быстро прочел бумаги на ходу, но вдруг его шаги остановились на месте. Он смял бумаги в руке.

На мгновение его выражение лица стало пугающим.

Ша Се Цзы вторгся на Шелковый путь, на самом деле, только из-за удобства маршрута, истинной целью была страна Лоулань. Казалось, он держал в руках карту сокровищ Лоулань, а штука под названием "сокровища" оказалась шахтой Цзылюцзиня, которая тянулась на тысячу миль.

Шэнь И понизил голос, чтобы спросить: "Маршал, это дело очень серьезное, должны ли мы сообщить о нем императорскому двору?"

Гу Юнь быстро промолвил: "Нет".

Затем он быстро подумал и спросил Шэнь И: "Где сама карта?"

Шэнь И прошептал ответ, но достаточно четко, чтобы Гу Юнь мог разобрать: "Ша Се Цзы вытатуировал ее на своем животе".

Гу Юнь спросил: "А он не сказал, откуда она у него?"

"Карту украли", - сказал Шэнь И: "Эти бандиты пустыни бесчинствуют на всех четырех сторонах света, никого не боясь. Великий народ Лян, малые страны Западного края, западные чужеземцы, они грабили всех, на кого могли наткнуться, даже сами бандиты не знали, когда именно карта оказалась у них в рука, она просто была подмешана к их добыче."

Гу Юнь ответил "Мм", сузив глаза, его зрение снова начало мутнеть, и направил свой взгляд на цветущий Лоулань с тысячами огней вдалеке. На городской стене сидел мальчишка и играл на однострунном инструменте, как сумасшедший, смеясь и улыбаясь, глядя в сторону Гу Юня.

У Гу Юня больше не было желания развлекаться с этими людьми Лоуланя, которые только и умели, что есть и пить. Он вернул листы бумаги Шэнь И: "Заставь его замолчать".

Зрачки Шэнь И сузилились.

"Уничтожь его и избавься от всех следов", - губы Гу Юня казались почти неподвижными, все его слова, казалось, были заключены внутри:
"Те бандиты тоже, убери их, скажи, что они хотели сбежать, и у наших сил не было другого выбора, кроме как уничтожить их... Это дело между нами двумя, если оно и просочится, то только от тебя. Немедленно выясни происхождение этой карты".

Шэнь И: "Понял."

Спустя несколько мгновений он снова спросил: "Маршал, до меня дошли слухи из столицы, что Вэй Ван был заключен в тюрьму".

Гу Юнь взглянул на него: "Ты же сам сказал, что это только слухи, императорский указ еще не обнародован, не строй никаких домыслов, займись делом".

Шэнь И ответил "да". Усталость на лице Гу Юня еще не исчезла, он стоял на одном месте, прижав пульсирующие виски. Объясняя свое состояние он мог только надеяться, что слишком остро отреагировал на эту карту сокровищ неизвестного происхождения.

Кризис Драконов в Восточном море еще не стабилизировался, а на северо-западе уже произошло это странное происшествие, у него не покидало чувство, что эти события не были совпадением.

Через полмесяца перед императором Ли Фэном лежали два отчета о ситуации в Цзяннани.

Ли Фэн постучал пальцем по столу, и перед ним появился мужчина лет сорока с длинной бородой, который зажег для него паровую лампу. Этот человек был родным дядей Его Величества по имени Го - в настоящее время он был самым любимым подданным императорского двора.

Ли Фэн открыл первый отчет - она был написана в соответствии с тем, что Гу Юнь и Яо Чжэнь обсуждали в тот день: в ней все чиновники Цзяннани, от мала до велика, были приукрашены, а в конце им аплодировали за заслуги и добрую волю. Император ничего не сказал, закончив читать, и взял в руки второй отчет.

Это был конфиденциальный отчет, написанный совершенно иначе, чем предыдущий, он гласил:

"В тот день маркиз Гу, Черные Орлы и солдаты Железного Батальона вместе с десятками людей появились в Восточном море и схватили лидера мятежников. Согласно признанию лидера, на корабле мятежников была женщина, ее местонахождение и действия были загадочны, подозревают, что она член павильона Линь Юань и старая знакомая Гу Юня."

После того, как Ли Фэн закончил читать, он ничего не сказал и передал два отчета князю Го.

Князь Го быстро просмотрел их, внимательно оценил непостижимое выражение лица Ли Фэна, пытаясь угадать его мысли, после чего заговорил:

"Ваше Величество, участие маркиза Гу в этом деле, хотя он и добился славы, но отказ от своего долга по собственному желанию все же был довольно..."

Ли Фэн: "У него был Черный Орел, который позволял ему путешествовать на тысячи миль. Пролететь через все Центральные Равнины было делом нескольких дней. Хотя он и оставил свой долг, он не особенно выходил за рамки. Просто я не совсем понимаю, как могло произойти такое совпадение? Какую роль во всем этом играет маркиз Гу?"

Князь Го сузил глаза, казалось, он что-то понял.

Тонкие пальцы Ли Фэна постукивали по столу: "Был еще павильон Линь Юань - павильон Линь Юань скрывался в Цзянху в течение многих лет. Почему они вдруг появились? Когда Гу Юнь связался с этими людьми?"

Павильон Линь Юань - скрывавшийся во время процветания - возник перед лицом хаоса.

Князь Го глубоко вздохнул: "Ваше Величество хочет сказать... что Гу Юнь вынашивал скрытые мотивы..."

Ли Фэн взглянул на него, его губы изогнулись в улыбке: "Что дядя имеет в виду? Дядя Шилю вырастил меня с детства, ослабление восстания было его большим вкладом. Если ты так думаешь, разве это не заставит верного подданного чувствовать себя оболганным?"

Ван Го не понял, что он имел в виду, на мгновение он мог только подыграть и не осмелился ответить.

Ли Фэн: "Просто наша родина, Великая Лян, простирается на тысячи миль, от севера до юга, и мир в ней держится на его плечах. Не утомит ли это моего королевского дядю? Нас беспокоит это, поэтому не пришло ли время найти кого-то, кто разделит с ним эти тяготы?"

[Конец I тома]