Онлайн чтение книги Убить Волка Killing the wolf
Глава 28 - Цзяннань

Шэнь И: «Что ты сказал?»

Гу Юнь: «Я собираюсь отправиться в Цзяннань».

Шэнь И вскрикнул: «Ай!... Не моя ли это челюсть упала мне на ногу - ты с ума сошел? Северо-западный командующий оборонительными силами оставляет свой долг, чтобы тайно отправиться в Цзяннань, ты хочешь найти смерть или восстать?»

Гу Юнь спокойно ответил: «Сегодня мы уничтожили этих пустынных бандитов, и по крайней мере, в течение трех или пяти месяцев это место должно оставаться мирным. Со скоростью Черного Орла, потребуется всего один или два дня, чтобы прибыть в Цзяннань, я не буду задерживаться слишком долго, после того, как найду его, я немедленно вернусь».

Шэнь И уже глубоко вдохнул, готовый привести длинный и красноречивый аргумент, но не успел он его высказать, как Гу Юнь ударил его локтем в нижнюю часть живота.

Шэнь И вскрикнул, согнувшись: «Я еще ничего не сказал!»

Гу Юнь: «Просто предотвращаю проблему до того, как она может случиться».

Той ночью тринадцать элитных бойцов черного батальона захватили главаря бандитов и его подручных, которые долгое время прятались в глубине пустыни, после многодневных стычек с ними. Гу Юнь выслушал доклад и отдал короткий приказ: «Посадить их в тюрьму». Но после этого он не стал отдыхать, а в ту же ночь приготовился к отъезду.

Лоуланьский князь Бань Эдо уже приготовил пир и вино, ожидая устроить в лагере Железного батальона грандиозный прием. Но когда он прибыл, то увидел лишь, что Гу Юнь в раздражении переодевается в доспехи Черного Орла.

Страна Лоулань располагалась у входа в Шелковый путь - они были детьми пустыни и всегда питали большую ненависть к разбойникам. Со временем они стали лучшими проводниками для лагеря Черного Железа, помогая им уничтожить всех разбойников пустыни. Отношения между двумя сторонами были прекрасными.

Люди Лоулань были «демонами вина», а принц был самым одержимым распитием алкоголя среди них.

На непредсказуемые стратегии маршала Гу или непревзойденные навыки боевых искусств, принц просто не обращал на них внимания. Только способность Гу Юня использовать крепкий алкоголь для утоления жажды вместо воды могла заставить Бань Эдо постоянно восхвалять его, он провозгласил себя «собутыльником» маршала Гу и относился к нему с большой преданностью и почтением.

Голос Бань Эдо был хриплым, он спросил Гу Юня: «Маршал Гу, почему вы двигаетесь так быстро, как облака на небе? Вы спешите за дамой вечерней зари?»

Шэнь И: «...»

Что такое дама вечерней зари? Она круглая и легко смущается, краснея?

Гу Юнь: «Я собираюсь прикончить кое-кого».

«О!» Бань Эдо нес два кувшина вина, некоторое время он был поражен, затем угрюмо спросил: «Еще больше убивать? Разве ты только что не закончил?»

«Ты не ужинаешь, если уже позавтракал?» Гу Юнь крикнул с яростным убийственным намерением: «Отойди!»

Несколько солдат Черного Орла появились как тени, кончики их ног едва касались земли, и последовали за Гу Юнем. В мгновение ока черный вихрь бесследно пронесся мимо, в воздухе остался только белый дым в форме чарующего круга.

Бань Эдо с восхищением посмотрел вслед Гу Юня и спросил Шэнь И: «Маршал должен убивать людей три раза в день?»

Шэнь И махнул рукой, жестом приглашая его подойти ближе, и прошептал ему на ухо: «Его сына кто-то обманом заставил сбежать из дома».

Бань Эдо схватился за грудь: «О! Это, должно быть, дама полнолуния!»

Шэнь И: «...Нет, от полной луны у него только голова круглая».

Оставив принца с расстроенным лицом, Шэнь И зашагал прочь с тяжёлыми заботами, тяготившими его. Через два шага выражение его лица внезапно изменилось: «О нет, Гу Юнь ушел в такой спешке, не забыл ли он захватить с собой лекарство?»

Цзяннань встретила Гу Юня, покрытого пылью и песком, легким влажным дождем. Он не стал долго отдыхать, а сразу же направился к поместью Интянь инспектора Яо Чжэня.

Судя по личности Гу Юня, он не должен был иметь никаких отношений с местными чиновниками Цзяннань. На самом деле это дело было связано с некоторыми старыми делами.

Когда Гу Юню было пятнадцать лет, и он впервые в жизни отправился вместе с армией уничтожать бандитов, он спас нескольких неудачливых заложников, захваченных бандитами - среди них был и Яо Чжэнь, который в тот год пострадал от других и был уволен домой со своей должности.

Позже Яо Чжэнь получил возможность оправиться от этого и занял должность инспектора, а его отношения с маркизом Гу можно было рассматривать только как знакомство, случайное и не связанное с личной выгодой, но каким-то образом эта связь сохранялась до сих пор.

Сегодня у мастера Яо как раз был выходной, он спал до тех пор, пока солнце не поднялось высоко в небо, и все еще отказывался вставать. Выслушав доклад слуги, он был совершенно ошеломлен.

Яо Чжэнь: «За кого он себя выдал?»

Слуга сказал: «Он сказал, что его фамилия Гу, Гу Цзы Си».

«Гу Цзы Си», - Яо Чжэнь протер сонные глаза и сказал: «Аньдинхоу, Гу Цзы Си? Тогда я первый помощник императорского двора! Ты веришь этому мошеннику? Прогони его!»

Слуга кивнул, затем повернулся, чтобы уйти.

«Подожди!» Яо Чжэнь сел, укрывшись одеялом, и задумался на мгновение. «... Подожди, я сам пойду и проверю».

Его внезапно осенило. Он почувствовал, что Гу Юнь может оставить свои обязанности.

В это время монах, который случайно остался в поместье инспектора, даже не подозревал, что на его голову вот-вот обрушится большая катастрофа.

Он был невероятно бережливым человеком.

Чтобы потратить одну монету, нужно было разделить ее на две половины. Если находился какой-нибудь обветшалый и поврежденный храм, который мог служить ночлегом, он и шагу не ступил бы в гостиницу. Повседневная еда состояла из маринованных овощей, а хорошая еда должна была зависеть от пожертвований - обычно это называлось попрошайничеством.

Сам он не тратил деньги, не позволял тратить их и Чан Гэну с остальными. К счастью, трое молодых парней смогли вынести трудности, следуя за ним, чтобы день за днем жить жизнью бездомного бродяги.

Маршрут Ляо Жаня был совершенно случайным. Иногда он вел Чан Гэна по узким тропинкам и улочкам города. Иногда они бродили по полям без всякой цели, получая какие-то продукты в виде пожертвований, независимо от того, плохие они или хорошие. Они селились то в доме щедрого чиновника, то в доме обычной семьи арендаторов. Короче говоря, они принимали все, что могли получить.

Однажды им довелось остановиться в доме овдовевшего пожилого человека без детей. Увидев, что тому уже нечего есть, он не только не попросил пайка, но даже дал ему взамен немного денег: «Даже в мире и процветании могут существовать те, кто голодает и замерзает до смерти, и даже в неспокойном мире могут существовать слава и великолепие». Жестами объясняла монах, прогуливаясь с Чан Гэном по местному рынку.

«Путь мира» следует справедливо разделить на две части. Путь - это то, чего хочет народ.

Мир - это рисовое зерно посреди десяти тысяч огней и кирпич в городе за десять тысяч миль».

Чан Гэн: «Мастер должен быть тем, кто уже вышел за пределы этой сферы, но при этом, говоря об обычном мире, ты все еще имеешь ясный и логичный взгляд».

Чан Гэн был почти на голову выше, чем монах, молодость, присущая голосу подростка, полностью исчезла. Теперь его тон был более глубоким, речь не была ни плавной, ни быстрой, он звучал очень стабильно.

Раньше он предпочитал тишину, испытывая беспокойство при виде толпы. Ему всегда казалось, что он не может чувствовать себя комфортно в общении с незнакомыми людьми, поскольку не знает, что сказать. Но неосознанно он начал приобретать способность относиться к любому месту, куда бы он ни пошел, как к случайной прогулке по пустому двору.

Возможно, из-за того, что он отрезал себе путь к отступлению, нежелание и неохота в его сердце естественным образом превратились в пустяки.

Ляо Жань улыбнулся и спокойно сказал: «Если монах не понимает этого мира, как он может осмелиться сказать, что он вне этого царства?»

Монах от природы родился с очень знойным лицом: когда он тщательно мылся, то выглядел как учитель, находящийся за пределами этого мира, а если не мылся несколько дней, то все равно выглядел как святой угодник. Его голова отражала огромный свет Будды, его глаза всегда содержали огромный бассейн очистительной воды для всех живых существ - если бы он был более щедрым, когда речь шла о нескольких монетах, которые были лишь материальными, то Чан Гэн и другие действительно должны были бы признать, что он действительно был высокообразованным мастером.

Внезапно Цао Нянцзы прервал его низким голосом: «Мы должны прекратить говорить на эту тему, старший брат Чан Гэн, ты заметил, что многие люди наблюдают за нами?»

Их группа людей - монах, нежный молодой господин, пухлый сын из богатой семьи, и даже маленькая девочка, хотя нежная и красивая, было что-то, что казалось довольно странным в ней - они могли быть очень привлекательными, когда смотрели вместе, они уже давно привыкли к тому, что на них указывают другие, Чан Гэн больше не был таким

чувствительным к взглядам прохожих.

Но на этот раз окружавшие их зрители казались слишком внимательными.

Люди на обочине останавливались, чтобы посмотреть на них, и не только смотрели, но даже показывали пальцем и тайно обменивались чем-то друг с другом.

Гэ Пансяо сказал: «Я чувствую, что что-то должно произойти».

Чан Гэн: «Ты прав».

Чан Гэн, как самый высокий из четырех человек, посмотрел через толпу и увидел объявление, вывешенное на городской башне неподалеку. На фотографии был изображен реалистичный портрет красивого лысоголового монаха, а внизу была написана записка:

«Этот человек маскируется под мастера из храма Ху Го, мошенничает и похищает людей, нет ни одного плохого поступка, который бы он не совершил, настоящим разыскивается, награда составит десять серебряных монет для любого человека, который сообщит о нем».

«Мастер Ляо Жань», - сказал Чан Гэн, - «Вы стоите десять серебряных монет».

Мастер Ляо Жань был ошеломлен, он стоял на том же месте, как прекрасная каменная статуя.

«Должно быть, мой Ифу получил письмо от дяди Вана и послал своих людей беспокоить вас». Глаза Чан Гэна посмотрели на толпу, которая начала обступать со всех сторон «десять серебряных монет». Он сказал: «Мои извинения, нам пора в путь».

Ляо Жань быстро сказал: «Амитабха, Ваше Высочество, пожалуйста, не забудьте о своем обещании в чайной лавке».

Затем монах побежал, словно его ноги были намазаны маслом, тихий, как статуя, когда неподвижен, и стремительный, как ветер, когда движется.

На рынке люди, которые ждали, чтобы поймать «десять серебряных монет», увидели, что они косвенно повлияли на великую схему вещей. Они решили отбросить всякую осторожность и с криками «гнилой монах» и «мошенник!» напали со всех сторон.

Гэ Пансяо: «Мой отец делал то же самое, когда охотился на кроликов в горах».

Чан Гэн и Цао Нянцзы посмотрели на него.

Гэ Пансяо сказал: «Нужно держать палку и кричать, пугая кролика, он потеряет направление и сам попадет в сеть - а, это правда».

Мастер Ляо Жань, конечно, обладал большей смекалкой, чем кролик. Он быстро разобрался в структуре городского рынка, быстро поворачиваясь то влево, то вправо, его фигура превратилась в призрака. Никто не знал, как он это рассчитал, но каким-то образом люди, которые гнались за ним со всех сторон, сбились с пути.

В это время недалеко от них раздался крик «Отойдите!» При ближайшем рассмотрении, это была команда офицеров и людей, спешащих вперед, возможно, они получили приказ арестовать людей.

Чан Гэн подумал: «Как и ожидалось, Гу Юнь нашел кого-то, кто все это сделает».

Он почувствовал утешение, но в то же время он чувствовал, что его хорошее настроение немного угасает.

Его утешало лишь то, что Гу Юнь даже далеко на северо-западе не оставил его на произвол судьбы. Хотя этот способ ведения дел был немного неправедным, его сердце все равно было расположено к нему.

В то же время он чувствовал, что втянул в это дело мастера Ляо Жаня. Кроме того, этот человек не вернулся в поместье даже на Новый год. По какой причине он должен был протянуть руку помощи так далеко теперь?

Цао Нянцзы схватил его за рукав: «Старший брат, что нам делать?»

Чан Гэн вернулся к своим сложным мыслям и, немного посчитав, полез в сумку, достал горсть серебряных монет и разбросал их в сторону толпы: «Ловите деньги!»

Повезло, что мастер Ляо Жань успел убежать, иначе он должен был быть расстроен до такой степени, что у него волосы встали дыбом.

Люди, преследовавшие монаха, внезапно получили по горсти серебра и были ошеломлены на месте, их первым побуждением было подобрать их. Некоторые другие услышали, что здесь настоящие деньги, и тут же отказались от цели, в пользу того, чтобы подобрать монеты, преградив путь офицерам и людям, которые были позади. В мгновение ока Ляо Жань исчез.

Чан Гэн улыбнулся: «Мы тоже уходим».

После этого он выступил вперед и пробился сквозь толпу людей, готовясь бесследно исчезнуть из этого места. Но с другой стороны узкой улицы внезапно раздался топот лошадиных копыт, казалось, как раз вовремя, чтобы загнать их в угол.

Если их целью была не драка, то арест людей.

Гэ Пансяо предложил: «Старший брат, мы должны использовать маленькую тропинку».

«Нет», - сказал Цао Нянцзы. «Мы должны просто стоять на месте и ждать».

Приближающиеся копыта остановились у входа на рынок, несколько человек, казалось, идущих от военных, выстроились в ряд. Один человек выдвинулся вперед в середине... человек, которого Чан Гэн узнал бы, даже если бы превратился в пепел - Чан Гэн был ошеломлен, он не ожидал, что маршал Гу проделает весь путь с северо-запада, чтобы арестовать его.

Гу Юнь уже все тщательно продумал по пути сюда. Сначала он снимет шкуру с Ляо Жаня, а потом отведет Чан Гэна обратно домой, чтобы отшлепать.

Маленькое деревце вырастет кривым, если его не выпрямить как следует. Он чувствовал, что был очень мягким с этим ребенком. Способ воспитания бывшего императора просто не сработал, ему следовало придерживаться политики ежовых рукавиц старого маркиза.

Однако пламя гнева, кипевшее внутри него при виде Чан Гэна, внезапно погасло.

Гу Юнь, сидя на лошади, почти не мог узнать приемного сына.

Подростки меняются каждый день. В городе Яньхуэй, когда Чан Гэн всегда был у него под носом, его ежедневный рост был совсем не заметен. О том, что он стал выше, он мог судить только по тому, что длина его штанов стала короче. Но когда их разлучили на один год, изменения, произошедшие с Чан Гэном, вдруг сделали подростка неузнаваемым.

Его голова уже догнала высокую фигуру Гу Юня, его некогда тонкая плоть стала напоминать взрослую. Недоверчивое выражение на его лице промелькнуло лишь на мгновение, но тут же было скрыто вновь обретенным спокойствием.

Гу Юнь позволил своей лошади на мгновение остаться на том же месте, думая про себя: «Теперь его не ударить».

Не то чтобы он не мог, но, поскольку Чан Гэн уже был мужчиной, если бы он применил наказание, предназначенное для маленьких детей, это был бы не урок, а унижение.

Год за годом для Гу Юня ничего не менялось: время текло мимо, безрадостное и бессмысленное.

Но в этот момент он вдруг почувствовал безжалостность времени. Он только успел моргнуть, как его маленький Чан Гэн поспешно вырос. Все дни, которые он пропустил, он уже никогда не сможет вернуть.

Гу Юнь, наконец, понял, что Чан Гэну уже пятнадцать, а скоро исполнится шестнадцать. Через три-четыре года он переедет в поместье Янь Бэй и покинет защиту в тени его крыльев. Что значит три или четыре года? За это время он мог бы вернуться лишь раз в столицу, и тогда в их судьбе останется лишь еще одно воссоединение?

Спустя год маршал Гу с сердцем размером с фасолину наконец-то отреагировал.

Он сошел с коня, подошел прямо к Чан Гэну и спокойно сказал с мрачным выражением лица: «Следуй за мной».

Взгляд Чан Гэна, не отрываясь, был прикован к его лицу, он не мог отвести взгляд ни на дюйм. У Гу Юня все еще была неглубокая рана на шее, прибывшая прямо из северо-западной пустыни, она еще не успела затянуться. Чан Гэн с трудом обрел голос: «Ифу, зачем ты пришел?»

Гу Юнь холодно фыркнул и угрюмо вышел с рынка.

Даже его манера говорить полностью изменилась, подумал он с грустью, как будто только что пережил горькую утрату.

Офицеры и люди, следовавшие за Гу Юнем, подбежали к нему: «Великий маршал, этот монах сбежал, стоит ли продолжать его преследовать?»

«Преследуйте», - согласился Гу Юнь, - «объявите его в розыск по всему городу, выловите его, даже если он прыгнет в море!»

Офицеры и солдаты: «Вас понял!»

Цао Нянцзы тайком потянул за рукав Гэ Пансяо. Он чувствовал, что в этой ситуации им двоим трудно даже защитить себя. Ему оставалось только беспомощно качать головой, надеясь, что мастер Ляо Жань будет молить о большем благословении для самого себя.

Чан Гэн и остальные последовали за Гу Юнем в поместье инспектора Яо. У мастера Яо были заготовлены лестные слова для приветствия высокочтимых гостей, он привел с собой слуг, чтобы те встретили их у дверей:

«Его Четвертое Высочество прибыл в этот мой скромный дом, это поистине величайшая честь для меня! Пожалуйста, проходите в дом, ваш подданный приготовил для вашего высочества пиршество из вин и блюд».

Он едва успел закончить фразу, а Гу Юнь уже показал лицо, похожее на лицо короля ада. На нем было четко написано предложение: «Пир, какой пир? Пусть он просто умрет от голода».

Всю ночь Гу Юнь не мог придумать, как правильно поговорить с Чан Гэном. Он оставался один в своей комнате и пил чашку за чашкой вино Лоулань, которое принес с собой. Через некоторое время кто-то постучал в его дверь.

Гу Юнь: «Войдите».

Чан Гэн осторожно толкнул дверь и заглянул внутрь: «Ифу».

Гу Юнь ничего не сказал, выражение его лица было непостижимым.

Чан Гэн повернулся, чтобы закрыть дверь, и слегка наклонил голову, словно от долгого взгляда на Гу Юня его силы могли рассеяться.

Чан Гэн: «Ифу, я очень скучал по тебе».

Гу Юнь замолчал на мгновение, затем вздохнул: «Иди сюда, дай мне посмотреть на тебя».

Чан Гэн послушно подошел вперед, странный запах алкоголя окружал Гу Юня, он был немного сладковатым, похоже, это было вино из западных регионов.

На его плечах висели холодные и жесткие железные доспехи, которые не менялись годами, Чан Гэн думал, что сможет оставаться сдержанным, но он снова переоценил себя - так же, как он не ожидал, что Гу Юнь действительно отправится в Цзяннань, чтобы найти его.

Он вздохнул с облегчением и бросился вперед, чтобы обнять Гу Юня.