Онлайн чтение книги Убить Волка Killing the wolf
Глава 37 - Приказ "Цзигулин"

На протяжении веков, множества различных династий и перемен, увековеченных на страницах истории, ни один император не был похож на другого. Некоторые принесли своей стране мир и процветание.

Некоторые пришли, чтобы принести стране и народу разорение. Некоторые заботились только о просвещении, пренебрегая политическими вопросами. А некоторым было суждено готовить бурю.

Император Юань Хэ, несомненно, принадлежал к категории "стремящихся к просвещению"; он был всепрощающим и снисходительным, дряхлым и некомпетентным. Его сын, хотя и разделял его политические взгляды, его стиль, несомненно, принадлежал к тем, кто вызывал бури и волнения.

Император Лунань, Ли Фэн, никогда не верил в то, что "править великой страной - все равно что готовить мелкую рыбешку "*. Он был усердным в политических вопросах и сильным человеком. С самого начала своего восхождения на престол он стремился укрепить хлипкую ситуацию в ведении государственных дел, свойственную предыдущему правлению.

[*Фраза из "Книги о пути и добродетели") Лао Цзы, означающая, что если слишком много вмешиваться в приготовление маленькой рыбы, то она развалится на части. Если слишком много вмешиваться в дела простых людей, управляя страной, это приведет к бунту народа.]

В первый год он отправил указ маркизу Гу сопровождать принца племени Небесных Волков, Цзялай Инхо, на север. В то же время он подписал деловые соглашения со многими странами Западных регионов, открыв Шелковый путь.

Будь то восстановление дружбы с племенами Мань, или отправка маркиза Гу в Западный регион, поручение ему контролировать срочное расширение Шелкового пути - эти действия в значительной степени выражали ненависть императора к тому, что государственная казна постепенно опустошается на глазах у всех. Он как будто хотел сказать:

"Если, Гу Юнь, ты не можешь заработать денег, то иди и продай себя".

На второй год правления Лунаня, Вэй Ван вступил в сговор с людьми Дунъина, пытаясь построить собственное царство на море и вызвать катастрофу морских драконов Великой Лян, ослабив флот и путь с моря. Неожиданно его заговор был раскрыт во время его осуществления. Цзяннаньский флот в мгновение ока схватил их предводителя. Вэй-ван был заключен в тюрьму, а в конце концов выпил яд, чтобы "покончить жизнь самоубийством".

Император Лунань использовал это как возможность для чистки и усиления рядов офицеров Цзяннани. Восемьдесят шесть крупных и мелких чиновников были замешаны в этом деле, более сорока были казнены, но не было достаточно времени, чтобы убить их всех в конце осени, нужно было разделить их на три части. Остальные были либо понижены в должности до слуг, либо сосланы и больше никогда не будут иметь власти.

В том же году, начиная с Цзяннани, был введен новый закон, который затем был распространен на другие районы, строго расследуя обстановку в землях, занимаемых местными помещиками. Однако даже после проведения расследования земли не были возвращены простым людям и крестьянам, их забрал императорский двор.

После того как местная власть была собрана и возвращена правительству, вплоть до третьего года правления Лунаня, каждый участок земли, то, что на нем будет посажено или построено, должно было пройти через несколько уровней утверждения. Степень централизации превзошла даже правление императора У в его время, а ограничения в отношении Цзылюцзиня достигли невиданного ранее уровня.

Никто не смел противиться - если кто-то и осмеливался, то это, несомненно, были те, кто принадлежал к партии Вэй-вана, - и их тут же убивали.

Прошло еще два года, и на четвертом году жизни Лунаня Ли Фэн начал внедрять "Закон Чжан Лин" - механики из простых людей должны были зарегистрировать свои имена в местных районах и получить "значок Чжан Лина", чтобы иметь возможность продолжать работать.

В соответствии с квалификацией и уровнем мастерства каждого человека, императорский двор разделил механиков на пять классов. Под каждым значком был отпечаток, и каждый отпечаток был пронумерован. Тот, кто обладал этим значком, что он исправил или создал - все должно было быть тщательно записано.

Существовали жесткие ограничения на то, какую работу разрешалось выполнять в зависимости от класса. Незарегистрированным механикам было строго запрещено выполнять работу.

Ко всем доспехам и машинам, связанным с военными нуждами, механикам, не принадлежащим к армии, не разрешалось прикасаться; за нарушение этого приказа человека наказывали отрубанием пальца и отправкой в ссылку.

Когда этот указ был обнародован, в столице было много споров, но как бы ни спорили придворные и какие бы доводы ни приводили, император и кабинет министров, подвергшийся "корректировке", отвечали одним предложением - если они не ужесточат положение механиков, то как они смогут закрутить клапан, сливающий Цзылюцзинь, словно воду?

Однако, поскольку этот закон еще не был реализован, чтобы о нем спорили, Ли Фэн уже бросил следующую бомбу: 'Приказ Цзигулин' - направленный прямо на армию.

В соответствии с различными функциями, существовало семь основных военных служб, и в каждом регионе - Цзяннань, Чжунъюань, Сайбэй, Западные регионы и Наньцзян - был назначен командующий.

Назначение и увольнение военнослужащих, выплата жалования, пайка, вооружения и снаряжения координировались Министерством военных дел, остальные вопросы решались командующими отдельных военных регионов.

Маркиз Гу с жетоном Черного Тигра в руках по-прежнему мог командовать войсками по всей стране в случае критических ситуаций.

Ли Фэн сохранил схему пяти основных регионов и не трогал жетон Черного Тигра в руках Маркиза Гу. Он лишь назначил несколько начальников в дополнение к существующим командирам каждого региона.

Эти надсмотрщики подчинялись непосредственно Военному министерству, а раз в три года на эту должность назначался новый человек. Их работа заключалась только в одном - запрашивать у Военного министерства "Приказ о Цзигулин".

Если приказ не поступал, то любой командир, осмелившийся развернуть войска, приравнивался к мятежнику.

За исключением Железного Батальона Сюань, все войска, размещенные в пяти основных регионах, должны были следовать этому закону.

Когда был отправлен Приказ о Цзигулин, вся страна была потрясена. У кого бы хватило духу заботиться о таком пустяке, как простые народные механики?

Император и придворные чиновники шумно спорили в течение года, трое из пяти военачальников хотели уйти в отставку. Хаос дошел до того, что встревожил маркиза Гу на северо-западе.

Маркиз Гу еще не успел высказать свое мнение по поводу указа Его Величества, который, по сути, пытался искать смерти, но ему уже приходилось ездить повсюду, невзирая на трудности, чтобы успокоить сердца военных, терпеливо выслушивая вопли старых генералов. Как только решался один вопрос, возникал другой, невероятно досадный.

В канун Нового года, когда Гу Юнь вернулся в столицу, чтобы доложить о проделанной работе, более пятидесяти носовых платков бросили ему на улице девушки и мамаши*. Он еще не успел почувствовать гордость, а ему уже пришлось отдавать их, чтобы люди вытирали слезы - даже подгузники были менее расточительны, чем это.

[*Когда войска проходят через столицу, дамы бросают платок тому солдату, который показался им красивым.]

Даже народ стал обсуждать этот противоречивый закон там и тут. Все ученые из каждой библиотеки по всей стране, казалось, будто у них больше ничего нет других дел, каждый день повторяли то один закон, то другой, спорили без остановки.

Императорскому двору под управлением императора Юань Хэ, погруженному в тяжелую и молчаливую атмосферу, наконец-то было о чем поговорить.

Этот хаос затянулся до шестого года жизни Лунаня, дебаты вокруг Цзигулина все еще не были завершены. Император отказался отменить указ, но пока не прислал и надсмотрщика. Этот указ висел в воздухе, как висящий меч, готовый в любой момент сломать одну из двух сторон.

Была прохладная осень другого года, прошло четыре года после катастрофы в Цзяннани, кости Вэй Вана остыли, этот вопрос стал устаревшей темой, и никто больше не упоминал о нем.

Рядом с официальной дорогой Сычуани находилась небольшая таверна под названием "Деревня Синхуа". Говорили, что самым распространенным названием деревни на всей территории Великой Лян было "деревня Синхуа". Если там был винный погреб, то восемь из десяти мест назывались "Деревня Синхуа".

Молодой человек осторожно приподнял занавеску и вошел внутрь.

Ему было около двадцати лет, он был одет в старый халат, как бедный ученый, но выглядел он очень красивым, с какой-то резкостью - высокая переносица, словно вырезанная ножом, глубоко посаженные глаза, похожие на холодные звезды, но при этом он не излучал агрессии или страха, а казался мягким и спокойным.

При первом взгляде на него глаза светлели, и человек не чувствовал скуки, даже если любовался им долгое время, а наоборот, можно было даже различить намек на безмятежность, которую трудно описать словами.

Таверна была очень маленькой, даже большой собаке приходилось нагибаться, когда она входила в дверь, внутри было всего два столика, и оба сегодня уже были заняты.

Лавочник, работавший одновременно официантом и кассиром, сейчас играл со своим абакусом за неимением лучшего занятия. Его взгляд невольно привлек этот молодой человек, он молча похвалил "какой красивый", затем сложил руки вместе в знак приветствия:

"Дорогой клиент, мои извинения. По совпадению, здесь нет места, но слева есть еще одно место в пределах пяти миль, возможно, вы могли бы проверить там?"

Ученый не рассердился: "Я только немного хочу пить из-за путешествия, могу ли я попросить лавочника наполнить для меня кувшин хорошего вина? Мне не нужно садиться".

Лавочник взял кувшин, и когда он открыл крышку, оттуда поднялся сильный аромат вина: "Чжу Е Цин, очень хорошее вино…"

Гость за столом вызвался: "Этот молодой господин, пожалуйста, приходите сюда отдохнуть, вы можете сесть на мое место". Ученый не отказался, ответил "спасибо".

Так и не дождавшись, пока он сядет, он уже слышал, как кто-то за соседним столом произнес: "О чем вы все спорите? Я считаю, что нынешний император очень хорош. Что плохого в том, чтобы взять власть в свои руки? Позвольте мне сказать несколько неуважительных слов, человек, который ничем не управляет, весь день если не постится и не читает писания Будды, то смеется с обитателями дворца, разве это хороший император?"

Ученый не ожидал встретить людей, обсуждающих политику, даже в этой таверне. Он поднял глаза и увидел пожилого мужчину с закатанными штанами, руки у него были толстые, а пальцы все еще были испачканы машинным маслом. Казалось, что, возможно, он был механиком низшего разряда.

Мужчина, который казался старым фермером рядом с ним, немедленно последовал его примеру: "Разве не так? Просто посмотри на цену риса, начиная с этой династии, видел ли ты когда-нибудь цену дешевле?"

Механик увидел, что у него появился сторонник, и принялся разглагольствовать с большим энтузиазмом: "Накануне я был в городе и слышал разговор группы студентов в библиотеке, когда речь зашла об «Цзигулин», один молодой студент нес чушь о том, что император "ослабляет пограничные силы обороны Великой Лян". Это действительно просто обсуждение стратегии на бумаге, это смешно!"

"Разве вы все не видели восстание Вэй Вана? Эти командиры находятся на расстоянии от императора. Если они затаят недовольство, не обсуждая, может ли земля Его Величества быть в безопасности или нет, разве не повезет тем, кто будет втянут в это, а не нам, простым людям?"
"Я слышал, люди говорили, что при таком управлении Военным министерством, кто знает, насколько можно сократить военные расходы, людям больше не придется платить большие налоги, разве это не хорошо?"

Как только это было сказано, все люди в таверне кивнули головой в знак согласия, даже старик, который позвал ученого сесть, тоже открыл рот и сказал: "Даже сам маркиз Гу не выскочил, чтобы выступить против этого, но другие уже вскипели вместо него".

Ученый сначала не обратил на это внимания, но когда он услышал два слова «маркиз Гу", он подсознательно поднял голову и спросил: "Как это связано с маркизом Гу?"

Старик улыбнулся и сказал: "Этот молодой господин не понимает, на этот раз может показаться, что император не задействовал Лагерь Черного Железа. Но на самом деле, он уже разделил военную власть в руках маркиза".

"Подумайте об этом, если в будущем только с помощью Цзигулин можно будет мобилизовать войска четырех сторон, то что тогда будет с эмблемой Черного Тигра в руках маркиза? Тот, кто мобилизует войска, не имея Цзигулин, будет считаться мятежником, тогда, если Военное министерство не издаст этот приказ, будут ли пять командиров слушать Военное министерство, или слушать маркиза?" Ученый рассмеялся: "Я вижу, этот студент узнал что-то новое".

Сказав это, он увидел, что лавочник закончил наливать вино, он больше не слушал глупости этих деревенских жителей, поблагодарил пожилого человека, который уступил ему место, положил деньги и ушел.

Как только он вышел из таверны, на месте, которое раньше пустовало, уже кто-то ждал, человек не произнес ни слова и, казалось, был немного смущен встречей с бедным ученым. Он быстро выразил свое почтение, а затем встал сбоку, как декорация.

Ученый беспомощно подпер лоб рукой, думая: "Они догоняют все быстрее и быстрее".

Этим "ученым" был Чан Гэн. После крупного спора с Гу Юнем четыре года назад, он был "сопровожден" Черным Орлом обратно в столицу.

Отказавшись от многочисленных похвал императора, Чан Гэн полгода пытался вырваться, каждый день пересекаясь с домашней стражей. В конце концов, ему удалось сбежать из поместья маркиза.

Гу Юнь несколько раз посылал людей в погоню за ним. Целый год стороны мучительно боролись, и позже Гу Юнь понял, что этот ребенок был подобен молодому орлу, которого невозможно было сдержать. Ему пришлось пойти на компромисс и отпустить Чан Гэна.

Просто, куда бы Чан Гэн ни пошел, он всегда видел несколько переодетых охранников Лагеря Черного Железа, которые следовали за ним.

Позже Чан Гэн, по рекомендации Ляо Жаня, стал учеником безымянного мастера из простонародья, вслед за своим учителем прожил дни в бесконечных скитаниях, путешествуя по всей стране и местам, куда раньше не ступала нога человека. На какое-то время ему удалось избавиться от лагеря Черного Железа.

Однако каждый раз, когда он появлялся возле какой-нибудь станции, за ним снова тянулся хвост. Он только что прибыл в Сычуань, но его уже ждал рядовой солдат.

Просто Чан Гэн теперь уже не был тем ребенком, который не знал, каким путем идти, упрямым и несгибаемым. Он направил свою лошадь прямо к собеседнику и мягко сказал: "Прошу прощения, что беспокою этого солдата, но позвольте узнать, все ли в порядке с моим ифу?"

Маленький солдат не очень хорошо умел разговаривать. Он не ожидал, что Чан Гэн подойдет и заговорит с ним напрямую, он неуклюже ответил:

"Ваше Высочество... Молодой господин, с маркизом все хорошо, он сказал, что если ситуация на границе стабилизируется в конце этого года, он приедет домой на празднование Нового года."
"Очень хорошо, тогда я отправлюсь в столицу через два дня".

Чан Гэн кивнул, нельзя было определить, чувствует ли он радость или досаду. Передавая только что наполненный кувшин вина, он сказал:

"Этот брат проделал долгий путь, согрейтесь глотком вина".

Даже если он был в беспамятстве, маленький солдат все равно знал, что его внезапное появление было очень нежелательным. Но неожиданно Чан Гэн не только не рассердился, но даже пригласил его выпить. На мгновение он был в полном недоумении от такого теплого обращения.

Он не осмелился прикоснуться губами к отверстию кувшина, нервно держа его на небольшом расстоянии и делая глоток, не решаясь пролить ни капли. Затем он вернул кувшин обеими руками и продолжил вести лошадь для Чан Гэна.

Чан Гэн: "Этой весной я действительно отправился на северо-запад. Просто Ифу был занят военными делами, и я не показывался, чтобы не беспокоить его. Шелковый путь был очень процветающим, даже море бесконечного золотого песка могло стать таким переполненным людьми. Во всей Великой Лян не так много мест, которые могли бы быть столь же процветающими, как эта область."

Молодой солдат посмотрел туда-сюда, увидев, что вокруг никого нет, он прошептал: "Благодаря тому, что маршал держит охрану, в последние годы бандиты пустыни постепенно исчезли. Многие люди обосновались у входа в Шелковый путь, чтобы вести бизнес. Повсюду разбросаны всевозможные приспособления и безделушки. Маршал сказал, что если есть что-то, что Ваше Высочество может понравиться, маршал привезет их вам на Новый год".

Чан Гэн сделал паузу, а затем слабо сказал: "Я только желаю, чтобы он вернулся".

Маленький солдат не смог уловить глубокий смысл его слов, решив, что он просто случайно сделал замечание. Те, кто долгое время служил в армии, не умели льстить, поэтому он промолчал.

Чан Гэн сохранял свое обычное выражение лица, идя по официальной дороге Сычуани, но в груди у него становилось все жарче.

Вскоре он подумал, что разлука подобна воде: брызги за брызгами, даже киноварная гарциния или зеленый вермикулит в конце концов будут смыты (устойчивые пигменты). Но, как оказалось, Гу Юнь уже был вырезан в нем. Даже после длительного промывания гравировка становилась все глубже и четче.

Услышав, что Гу Юнь вернется в столицу в конце года, они были только в начале осени, но Чан Гэн был потрясен, обнаружив, что в нем проснулись чувства того, кто вернулся домой через много лет. В тот момент, когда он в тоске по дому произнес слова "готов отправиться в столицу", он очень сожалел об этом, желая взять свои слова обратно и бежать на край земли.

Пока его мысли разбегались, в поле зрения появилась хрупкая женщина, несущая кого-то. Женщина шла с трудом, через несколько шагов она останавливалась, чтобы передохнуть, сильно задыхаясь. Она издала крик, споткнувшись о камень на обочине дороги, и упала на землю.

Чан Гэн сразу же собрался с силами и шагнул вперед, чтобы помочь им обоим: "Тетушка, вы в порядке?"

Неизвестно, как далеко она шла, она уже была слишком измучена, чтобы говорить, но не успела она открыть рот, как слезы уже потекли ручьями.

Чан Гэн на мгновение опешил, он не стал спрашивать, почему она плачет. Он только поднял потерявшего сознание пожилого мужчину, которого она тащила на себе, и проверил пульс на его запястье. Через мгновение он мягко сказал:

"Его болезнь - результат того, что он долгое время не мог двигаться, в сочетании со слишком сильным подавленным гневом, он будет в порядке после введения нескольких игл, его жизни ничего не угрожает. Если вы доверяете мне, пожалуйста, пройдите сначала со мной".

Молодой солдат не ожидал, что Его Высочество также разбирается в медицине, он вышел вперед, чтобы помочь ему нести больного пожилого человека.

Чан Гэн позволил женщине ехать на его лошади, а сам шел пешком и указывал дорогу. Прошло совсем немного времени, и они прибыли в деревню. У входа в нее стоял элегантный дом.

Чан Гэн небрежно привязал лошадь, затем сразу же толкнул дверь и ввел пациента во внутреннюю комнату, положив его на небольшую кровать. Он достал из-под подушки коробку с серебряными иглами, затем закатал рукава и сам провел сеанс иглоукалывания. Маленький солдат спросил:

"Вы... живете здесь?"

Чан Гэн быстро поднял голову и улыбнулся ему: "Нет, здесь живет мой друг..."

Не успел он договорить, как кто-то заговорил снаружи: "Как получилось, что ты снова вошел без приглашения?"

Высокая и стройная женщина в белой одежде подняла занавеску и вошла, молодой солдат подсознательно напрягся - он совсем не заметил ее появления, должно быть, мастерство другой было выше его.

Руки Чан Гэна продолжали работать, он тоже не выглядел смущенным:

"Мисс Чэнь, я предположил, что вас нет дома".

Это была Чэнь Цинсюй из павильона Линь Юань, с которой он впервые столкнулся на корабле в Восточном море.