Онлайн чтение книги Убить Волка Killing the wolf
Глава 73 - Первый бой

У Гу Юня были проблемы с поясницей и шейным отделом, Чан Гэну не нужно было тщательно присматриваться, так как после снятия легких доспехов он увидел это даже сквозь одежду.

Он отбросил все мешающие мысли и нахмурился.

"Цзы Си, сколько времени прошло с тех пор, как ты в последний раз снимал легкие доспехи?"
"С тех пор как снял стальную пластину, я ношу их постоянно..."

Когда Гу Юнь произнес эти слова, он почувствовал, что что-то не так. После паузы он быстро добавил:

"Ну, конечно, я снимаю их, когда купаюсь, я не разделяю взгляды лысого осла Ляо Жаня, который наслаждается грязью".

Чан Гэн подтолкнул его к кровати и уложив на живот. Затем слегка надавил, прощупывая позвонки:

"Не двигайся - откуда у тебя такая дерзость, чтобы насмехаться над другими".

Несмотря на то, что военные поголовно полагались на выносливость и крепкое здоровье в молодом возрасте, если бы им посчастливилось дожить до старости, большинство из них страдали бы от многочисленных травм и болезней. Неправильное положение шейных и поясничных костей было для них привычной картиной.

Хотя легкие доспехи были менее громоздкими и удобными, их вес не поддерживался действием цзилюцзиня и напрямую ложился на тело человека, в отличие от тяжелых доспехов, которые могли поддерживать себя сами.

Гу Юнь всегда был готов к сражению, не снимая доспехи даже во сне. Долгое время его кости и мышцы не могли отдохнуть. Чан Гэн приложил малое усилие, и при одном нажатии послышался треск костей и стон мышц.

"Сейчас ты не чувствуешь проблему, потому что мышцы талии и спины еще держатся. А что ты будешь делать, когда состаришься?"

Чан Гэн сильно массировал руками его лопатки сзади и разминал жесткие плечи.

Когда Шэнь И заводил эту унылую песню, маршал предпочитал отделаться от него сарказмом, но когда об этом говорил Чан Гэн, Гу Юнь ничуть не возмущался. Лишь лениво слушал с полузакрытыми глазами.

В армии все было примитивно, и не важно если ты сам маркиз Гу. В палатке Гу Юня была простая военная койка, у изголовья которой висела паровая лампа, выдавая тусклый свет, едва освещающих их двоих.

Чан Гэн осторожно уточнил: "Больно?"

Гу Юнь покачал головой и медленно пробормотал:

"С тех пор как ты доставил эту партию оружия, слух наверняка уже распространился. У объединенных сил Запада наверняка есть свой план на этот счет. В настоящее время чужеземцы не могут безоговорочно предоставить им стальные доспехи. Через несколько дней наверняка найдутся предатели, которые придут сдаваться нам... Пффф, ах…подожди!"

Гу Юнь не реагировал, когда Чан Гэн разминал его плечи, но когда пальцы Янь Вана скользнули по его позвоночнику в районе ребер, Гу Юнь внезапно разразился смехом:

"Щекотно!"
"..."

Чан Гэн увеличил силу нажима, еще бы немного и он почти проник в его кости и плоть. Если бы он продолжил в таком духе, он бы оставил на тонкой коже множество синяков, поэтому беспомощно сказал:

"Ты в состоянии отличить боль от щекотки? Как ты можешь чувствовать щекотку, когда я давлю с такой огромной силой?"
"Да ладно тебе, разве это сила", - сказал Гу Юнь, а затем продолжил свою мысль, - "Но они не будут слишком искренними в своей капитуляции. Эти ублюдки слишком много раз совершали подобные двуличные поступки. Стоит им убедить нас, как они будут готовы ударить в спину. Я намерен послать войска в канун Нового года и избить их на празднестве, прежде чем говорить что-либо еще".

Чан Гэн одной рукой надавил на плечо Гу Юня, другой, не отрываясь, надавил локтем на его позвоночник:

"Достаточно ли могущественны силы батальона Сюань у ворот Цзяюй?"
"Если недостаточно, то должно быть..."

Спина Гу Юня выгнулась дугой: "Ха-ха-ха, хватит, хватит давить".

Чан Гэн не слушал его. Он прижал свой локоть к нему и дважды прошелся по позвонку от головы до хвоста. Только после этого он притормозил.

Гу Юнь так смеялся, что у него заболел живот, а слезы вот-вот готовы были хлынуть. Он задыхался, прежде чем продолжить свои слова:

"Все в порядке. Давай дадим искренний ответ тем, кто намерен сдаться, и заранее договоримся, заявив, что пока они катятся далеко, мы не будем за ними гнаться. После этого мы воспользуемся случаем и нападем на них первыми, затем надавим на них тяжелой броней и устроим переполох, отдавая предпочтение страху. Кого-то испугаем до смерти, а остальных уберем одного за другим".

Чан Гэн слегка пошевелил рукой и рассмеялся:

"Ты не боишься, что люди скажут, что ты не заслуживаешь доверия и вероломен?"

Гу Юнь небрежно сказал:

"Группа подневольных стран восстает, сыновья бьют своего отца, какую благосклонность они ожидают... Ах! Ты шарлатанский доктор!"

Когда Чан Гэн нажал на точку в области талии, Гу Юнь закричал, изогнулся вверх, как живая рыба, и ударился о доску кровати.

Чан Гэну ничего не оставалось, как отдернуть руку.

"Постарайся перетерпеть. Неужели военный врач в лагере никогда не делал тебе массаж?"

Гу Юнь: "Ну, дай подумать..."

"Не нужно об этом думать, кто сможет сделать тебе массаж?"

Чан Гэн встал, сменил позицию руки и уперся коленом в доску кровати с одной стороны:

"Тогда я постараюсь быть немного мягче в этот раз".

На этот раз он перешел от пальцев к ладони, понемногу прикладывая ладонь к точке, постепенно увеличивая силу от легкой к тяжелой. Гу Юнь не знал, как сотрудничать, чем больше сила под ладонью Чан Гэна, тем сильнее напрягались мышцы между его талией и животом, тем четче становились очертания талии под одеждой.

Это в одно мгновение ошеломило Чан Гэна, вызвав у него ощущение, что он может обнять эту талию всего двумя руками. Его сердце, в котором изначально не было никаких неправильных мыслей, вдруг дрогнуло и начало дико скакать без предупреждения.

Движения его рук непроизвольно обмякли, вызвав у Гу Юня еще один приступ "щекотки".

На этот раз он не поднялся вверх, но руке Чан Гэна передался шлейф неописуемых ощущений. Гу Юнь неловко обернулся и схватил Чан Гэна за руку.

"Хватит!"

Чан Гэн был потрясен, кровь из его сердца рванула вверх, его шея покраснела.

Гу Юнь сухо кашлянул и спросил:

"А что насчет тебя? Когда ты вернешься в столицу?"

Чан Гэн уставился на него, не отводя взгляд: "... Я бы хотел уехать после шестнадцатого числа".

Гу Юнь: ....

Это предложение прозвучало слишком жалко. Гу Юнь был немного удивлен, он прошептал:

"Тебе лучше не оставаться здесь так долго".

Чан Гэн моргнул и сказал: "Мм, я сказал это только вскользь, хотя билеты Фэнхо немного помогли национальной казне, при дворе еще много нерешенных вопросов, я все еще..."

"Если ты останешься здесь, то амбиции угаснут".

Гу Юнь серьезно прервал его и сказал: "Мои амбиции".

Чан Гэн: .....

Гу Юнь протянул руку и потянул его вниз. Чан Гэн опустился на одно колено рядом с кроватью. Когда его потянули вниз, он чуть не ударил Гу Юня в грудь.

Гу Юнь вплел пальцы в его волосы, держа его за шею, и вдруг сказал: "Я слышал о твоем билете Фэнхо".

Зрачок Чан Гэна на мгновение уменьшился. Гу Юнь, выдержав паузу, не стал упоминать о большом деле, которое он задумал, чтобы уничтожить противника. Он только сказал ему:

"Иди домой и поищи под дверью и под кроватью, может, найдешь пару серебряных, чтобы купить у немного Фэнхо. В будущем твоему брату императору не нужно будет возвращать деньги, достаточно просто наградить деревней этого отставного маршала".

Эмоции Чан Гэна на мгновение подскочили вверх и вниз, он промолвил:

"Для чего тебе нужна деревня?"
"Когда чужеземцы будут изгнаны, когда в мире наступит мир, я тоже перестану воевать", - прошептал Гу Юнь, нежно перебирая прядь его волос.
"Я уже давно об этом думал. Когда придет время, я разделю Железный батальон на три части. Орлы, Тяжелые доспехи и Кавалерия будут иметь по одной трети печати Маршала. Они смогут сотрудничать друг с другом и сдерживать друг друга в будущем…"
"Эмблема Черного Тигра все же должна вернуться в Военное министерство. После войны не только Великая Лян, но и иностранным государствам тоже придется сдирать слой кожи, чтобы набрать новых способных людей и восстановить свою силу. Не будет проблемой поддерживать мир в течение десяти-тридцати лет".
"Твой брат также чувствует себя неловко, глядя на меня, в любом случае, я больше не буду служить ему. Вопросы будущего пусть волнуют будущие поколения. Давай найдем деревню с красивыми пейзажами, которая станет... эээ... приданым".

Выслушав его Чан Гэн долгое время ничего не говорил. В неясном свете паровой лампы его глаза словно скрылись за пеленой слез:

«Не это ты обещал мне в прошлый раз".

Гу Юнь: "Хм?"

Чан Гэн: "В прошлый раз ты сказал, что мне не нужно бояться, если я буду послушным, ты будешь хорошо ко мне относиться... это тоже считается?"

Гу Юнь прямо отрицал это: "Когда это я говорил такую чушь?"

Чан Гэн безжалостно вытащил на свет старые грешки Гу Юня:

"В январе прошлого года в поместье, в твоей комнате, когда ты пытался сорвать с меня одежду".

Гу Юнь был смущен до такой степени, что захотел похоронить себя:

"В тот раз я... Я.."

Но Чан Гэн больше не мог сдержаться, он склонил голову и остановил его губы поцелуем.

"Мой генерал", - подумал он, его сердце наполнилось одновременно сладостью и печалью: "На протяжении многих поколений, сколько прославленных генералов смогли благополучно уйти в отставку? Разве эти слова не ранят мое сердце?"

Чан Гэн был действительно слишком взволнован, его поцелуй был неловким, он казался одновременно и жаждущим, и нерешительным. Гу

Юнь, пришедший в себя, быстро перехватил инициативу.

Гу Юнь перевернулся и сжал его в объятиях, он вдруг понял, что недаром древние говорили, что нежность - это могила героя: обнимая любимого человека в холодные зимние дни, не обязательно было находиться в таких местах, как поместье маркиза или дворец.

Пока в обычном жилом дворе была маленькая спальня с мангалом, достаточным, чтобы согреть вино, все его кости стали мягкими. Его сердцу было этого достаточно, поэтому императорский двор и борьба меркли.

На этот раз поцелуй, казалось, отличался от метания между жизнью и смертью на городской стене. Он не был таким отчаянным, безнадежным и яростным. Уголок сердца Гу Юня внезапно обнажился, показав самое мягкое место, он подумал: "Отныне он мой мужчина".

После долгого момента, когда дыхание обоих стало немного неровным, Гу Юнь поднял руку и повернул паровую лампу, коснувшись лица Чан Гэна, он сказал:

"Ты уже вымотался по дороге сюда, давай не будем больше дразнить меня сегодня. Веди себя хорошо и постарайся отоспаться, договорились?"

Чан Гэн поймал его за руку.

Гу Юнь поцеловал его лицо и сказал с шуткой: "В будущем будет много других возможностей заняться мной, давай спать".

Чан Гэн: "..."

Это казалось немного не таким, как он ожидал - но он действительно был слишком уставшим. В эти дни, когда эмоции то поднимались, то опускались, он был измотан как психически, так и физически, ему не потребовалось много времени, чтобы заснуть.

Гу Юнь лишь немного вздремнул. Ближе к четырем утра он встал и начал одеваться. Если бы Чан Гэн не пришел, в эти дни он работал бы без остановки всю ночь.

Проверял, как обстоят дела со снабжением в городе, сколько Цзылюцзиня еще доступно, как распределить войска и как вести бой... существовало множество вещей, на которые должен был обратить внимание командующий, не говоря уже о стратегии "сеяния раздора".

Не стоит заблуждаться относительно того, как легко он все объяснил, настоящие усилия все еще скрывались в мельчайших деталях. Хотя звук флейты маршала Гу был чрезвычайно смертоносным, но для осады многотысячного города, если полагаться только на северо-западный цветок, чтобы показать его красоту, и "демонический звук, пронзающий ухо", чтобы заставить врага отступить, средств было все еще недостаточно.

Гу Юнь посмотрел на Чан Гэна, который уже крепко спал, и увидел, что, как и говорила госпожа Чэнь, его сон был совсем не спокойным.

Для других людей все, о чем они думают днем, приходит в их сны ночью. Однако, как бы ни было радостно перед сном, после закрытия глаз Чан Гэна не ждали хорошие сны. Его брови сошлись, лицо побледнело подобно снежной луне, а пальцы бессознательно сжались, ухватившись за угол одежды Гу Юня, как за спасительную соломинку.

Кость Нечистоты была своего рода ядом, который сильно изнурял разум. В бодрствующем состоянии его можно было подавить усилием воли, но после засыпания сила яда удваивалась. Гу Юнь, которому всегда не хватало сна, задрожал, лишь ненадолго представив себе это.

Он попытался забрать угол своей одежды, но безуспешно. Чан Гэн, однако, казалось, был шокирован этим движением и держал его крепче, в его выражении лица даже промелькнул неописуемый и смутный намек на боль.

Казармы были критически важным местом, Гу Юнь не мог позволить себе разорвать рукав и выйти в таком виде, чтобы обсудить военную ситуацию со своими людьми. Он вздохнул и протянул руки, чтобы распутать мешочек на плаще Чан Гэна. Затем положил немного успокоительных благовоний в чашу поблизости и сжег их.

Сильный аромат распространился по палатке, Гу Юнь поставил чашу рядом с подушкой и наклонился, чтобы поцеловать Чан Гэна в лоб. Чан Гэн, вероятно, проснулся, но еще не полностью пришел в себя.

В туманной дымке он, казалось, знал, кто находится рядом с ним. Болезненное выражение его лица немного смягчилось, и он наконец расслабил руку. Гу Юнь проводил его обеспокоенным взглядом и вышел под покровом темноты.

Новогодняя ночь в этом году была невероятно пустынной, одинокий звук петард эхом доносился из ворот. Дул холодный ветер, и красные бумажные клочки летали, как бабочки на ветру, но нигде не было видно детей, радующихся празднику.

Даже в столице половина башни Ци Юань обрушилась, красного коршуна, за которым охотились богатые вельможи и чиновники, нигде не было видно.

Большая группа беженцев переправилась через реку, чтобы попасть сюда, несколько человек замерзли насмерть, многие умерли от голода.

Обмен детей на еду стал обычным делом и это происходило повсеместно.

Поначалу местные власти отказывались открывать склады для отправки пайков. В прошлом году Чан Гэн лично занял должность инспектора. С одной стороны, он бегал туда-сюда между всеми крупными торговыми группами за билетами Фэнхо, с другой - одалживал войска у генерала Чжуна.

По пути он расправился с группой мерзких торговцев и гнилых чиновников, которые прятали пайки без раздачи, используя для запугивания броские средства, и наконец создал невероятно большой группе беженцев место для получения водянистой каши.

Будь то зажиточная семья или бедный крестьянин, все время от времени отказывались от трат, чтобы сэкономить что-то на черный день. Но вот, в мгновение ока все сбережения были уничтожены.

Эта земная жизнь, где бескрайнее море превратилось в тутовые поля, была подобна бурям и пронизывающим ветрам - материальные блага не могли прийти с рождением и не могли быть унесены с собой в смерть. Даже приложив все усилия, в конце концов, можно было лишь сделать все возможное, а затем покорно следовать велению судьбы.

Батальон Сюань в воротах Цзяюй, как обычно, приготовил три телеги фейерверков к предстоящему восьмому году Лунань.

В канун Нового года на городских зданиях были развешаны фонари, и стражники выглядели особенно беспечными.

Разведчик с Запада, одетый в сухую траву, пробрался к внешней стороне Цзяюй, используя Цянь Ли Янь, чтобы следить за батальоном весь день. Стражники батальона Сюань выглядели очень недисциплинированными, примерно половины солдат на посту, которые в будние дни стояли прямые, как копья, теперь не хватало.

Некоторые постоянно чесали головы, смотрели налево и направо, некоторые даже постоянно оглядывались, словно ожидая чего-то... через некоторое время это отсутствие объяснилось. Оказалось, что с ближайшей почтовой станции пришла партия писем из дома. Через Цянь Ли Янь разведчик мог видеть, как в тот день гонцы направились прямо к городским воротам. Многие из тех, кто получил письма, разорвали их на месте.

Каждый день в патруле была только одна легкая кавалерия, совершавшая обходы в малом периметре, а потом поворачивала назад.

Железный батальон Сюань все еще состоял из простых людей. В конце года всегда были какие-то особые дни, которые затрагивали их сердца и умы.

С момента прибытия посланника столицы Великой Лян, коалиционные силы во всем Западном регионе нервничали, посылая людей день и ночь, чтобы поглазеть на гарнизон ворот Цзяюй. Пока башня города Цзяюй не устроила фейерверк, пока петарды жителей Центральных равнин не зазвучали слабыми звуками, словно они хотели встретить новый год в мире, только тогда дежуривший сегодня разведчик подтвердил, что Железный батальон Сюань не намерен двигаться. Он тихо позвал своих людей к отступлению.

Сразу после ухода разведчика "валун" на небольшом холме неподалеку вдруг задрожал и разделился в центре - на самом деле это был замаскированный доспех Черного Орла.

Задняя часть крыльев Черного Орла была окрашена в тот же цвет, что и окружающие серые камни, и даже линии были очерчены тонкой кистью. На первый взгляд он казался почти настоящим. Он дождался, пока разведчик с Запада уйдет, затем бесшумно взмыл в небо и, словно тонкое белое полотно тумана по ночному небу, исчез.

Ночью, используя петарды в качестве прикрытия, Железный батальон Сюань у ворот Цзяюй разделился в трех направлениях и слился с ночью.

Фонари на стенах висели высоко в ночном небе, от них исходила живая аура. Длинные тени фонарей отражались на стенах тысячелетнего древнего города, но он казался невыразимо одиноким и пустынным.

В столице дела громоздились как горы. Чан Гэн успел лишь перекинуться парой слов с Гу Юнем. Это был еще старый год, когда он уже должен был отправиться в обратный путь. В канун Нового года он случайно попал в центр для раненых солдат внутри ворот. Чэнь Цинсюй уже получила новости, держа в руках деревянную птицу, она ждала его у дверей штаба.

Встретившись снова через полгода, они не испытывали никакой неловкости. Казалось, Чэнь Цинсюй никогда не возражала против того, чтобы Чан Гэн завладел эмблемой Линь Юаня, а Чан Гэн никогда не подменял ее записку своей.

Отныне эмблема Линь Юаня была передана. Каким бы ни было ее мнение по поводу выбора остальных, в данный момент она должна подчиниться приказу деревянной эмблемы.

"Ваше Высочество, не идите дальше", - прошептал один из сопровождающих. "Только некоторые из них все еще имеют все руки и ноги. Вы не будете в хорошем настроении, если увидите их".
"Вы чувствуете себя плохо, просто глядя на них, как вы думаете, что чувствуют те, кто потерял руки и ноги?" — Чан Гэн посмотрел на него, и охранник покраснел от смущения.
"Я пришел поздравить с Новым годом братьев, которые служат стране и народу", - Чан Гэн повернулся к Чэнь Цинсюй. "Награда и средства поддержки от двора уже в пути, их также можно рассматривать как новогодние подарки... как раз вовремя, я остановлюсь здесь, чтобы подождать некоторое время".

Чэнь Цинсюй: "Чего именно ждет его Высочество?"

"Новостей о победе".

Чан Гэн сказал: "Первая новость о победе, я привезу ее по пути, чтобы Военное ведомство обсудило следующий шаг по подавлению Западных стран."