Онлайн чтение книги Убить Волка Killing the wolf
Глава 84 - Подводные течения

Спина чиновника Люй была покрыта холодным потом, его тело застыло от страха.

Фан Цинь вздохнул в своем сердце: "Не вечно людям испытывать судьбу".

Он медленно сказал: "Ваш подданный сначала просит Ваше Величество уменьшить свой гнев, я чувствую, что дело может быть не таким серьезным, как то, что сказал учитель Ляо. В Цзянбэе жарко и влажно, лето переносится тяжело, беженцы слабы и склонны к болезням. Не редкость несколько случаев лихорадки, не обязательно настоящая эпидемия. Ваше Величество, подумайте об этом, если кто-то действительно обладает способностью закрывать небо, почему он может остановить всех, но не может остановить мастера Ляо Жаня от отправки письма в столицу?"

Чан Гэн слушал, не поднимая головы, и когда он услышал это, он слегка улыбнулся и сказал:

"Я не понимаю, что хотел сказать господин Фан. Вы пытаетесь намекнуть, что учитель Ляо Жань не может отличить, что такое эпидемия, а что такое лихорадка? Или то, что этот монах достаточно смел, чтобы устроить заговор против могущественного министра? Или что этот принц поднял шум без причины, фальшиво подделывая доказательства с намерением устранить тех, кто не следует за мной?"

Фан Цинь поспешно отступил назад.

"Ваше величество свидетель, ваш подданный абсолютно не смеет".

Как только Ли Фэн нахмурился, Чан Гэн сложил руки вместе:

"Я еще молод, я могу быть немного вспыльчивым. Господин Фан не принимайте это близко к сердцу".
"На пятнадцатый день каждого месяца учитель Ляо Жань всегда зажигает благовония и молится о благословении. Он нарисует от руки символ мира и запечатает его в парчовый мешочек, чтобы отправить его мне на станцию, желая таких вещей, как процветание страны и крепкое здоровье для королевского брата. Символ мира после запечатывания не может быть открыт по желанию, о чем Королевский Брат также знает. Но недавно несколько таких символов мира, которые я получил, имели следы того, что их вскрывали, а затем снова запечатывали, я не знаю, кто не мог устоять перед любопытством, подсмотреть нам маленькие знаки внимания, оказанные вашему брату…"

Фан Цинь задохнулся от его слов.

Чан Гэн достал из одежды на груди стопку листков, это было не то письмо, которое Гу Юнь видел накануне вечером, а старая пачка бумаги. Неизвестно, как долго они хранились, у них была ширина с палец. Все листы тщательно разгладили, собрали воедино и склеили. На каждом клочке была череда бессмысленных чернильных пометок. Однако, когда их положили рядом друг с другом, под сложным узором можно было разглядеть полное предложение. Вместе они гласили:

"Эпидемия в Цзянбэе тяжелая. Мертвые люди повсюду. Станции были перекрыты. Я надеюсь, что двор скоро вынесет решение".

Чан Гэн: "Каждое предложение разделено на четыре листа бумаги, разослано в беспорядке, покрыто санскритом и имеет особую текстуру бумаги."

Император Лун Ань узнал почерк Ляо Жаня.

Фан Цинь уже собирался открыть рот, но Чан Гэн оборвал то, что он собирался сказать.

Чан Гэн: "Но, честно говоря, как сказал господин Фан, в конце концов, эта вещь получена по ненадлежащим каналам, и есть сомнения в том, правда это или нет. Вот почему ваш брат не сообщил об этом сразу. Я намеревался поговорить об этом сегодня и хотел бы попросить Королевского брата разрешить мне отправиться в Цзянбэй, чтобы проверить положение беженцев, помочь им устроиться, а также расследовать, правда это или нет. Просто господин Цзян был немного нетерпелив и заговорил об этом слишком рано".

Цзян Чун умел читать ситуацию, он быстро поклонился:

"Ваше Величество, простите меня".

Как только прозвучало это замечание, значение Янь Вана наполнило всех присутствующих гусиными мурашками, голова Фан Циня напряглась — Янь Ван собирался на юг!

"Большие преступления не подлежат наказанию" — это выражение было правдиво, когда дело касалось Янь Вана. В прошлый раз по пути с юга на север он беспощадно лишил головы множество людей. Казалось, он не боялся, что в министерстве или при дворе не останется никого для работы, и не заботился о том, что наживет врагов среди тысяч людей. Решительный в убийстве, не формирующий никакой партии и не уважающий никого. Несмотря ни на что, он был родным братом императора. Пока он не бунтовал, никто не мог его тронуть.

Семья Фан когда-то хотела сблизиться с Янь Ваном, но каждый раз он отгораживался от них нейтральным отношением.

Если кто-то хотел сделать подарок Янь Вану, отправляя его ему сегодня, на следующий день специальные билеты Фэнхо, напечатанные институтом Линшу, доставлялись к их двери.

Он не хотел богатства, не нуждался в красоте. Некоторые люди посылали красивых женщин; их возвращали в тот же день. Если бы он действительно не мог их вернуть, их бы перекинули в поместье Янь Вана для уборки двора — поместье было лишь пустой оболочкой. С тех пор как оно было основано, Янь Ван никогда не возвращался туда, чтобы провести ночь.

В его глазах дочь семьи Фан, к которой бесчисленное количество людей оббивало порог, приходя просить руки, была пустым местом. ПоначаЛюй некоторые люди жаждали занять место первого принца-консорта, оставшееся вакантным, и всеми силами пытались попасть во внутренний дворец.

Кто бы мог подумать, что позже император даже поднимет голос на свою императрицу. В оригинале это звучало как "невежественная женщина, пожалуйста, перестань совать свои руки в дела двора".

Похоже, он действительно хотел побаловать своего младшего брата одиночеством до конца его жизни.

Из-за этого случая никто не осмелился больше упоминать об этом.

Фан Цинь невероятно быстро прочитал атмосферу, его голос изменился, и он тут же сказал:

"Ваше Величество, Ваш подданный слышал, что многие бандиты смешались среди беженцев в Цзянбэе, создавая неприятности каждый день. Это место также было близко к линии фронта, там иностранцы хищничают, как тигры. Его Высочество имеет очень высокий статус. Более того, Большой Совет не мог оставить Его Высочество даже на день. Белый дракон, замаскированный под рыбу, в таком хаотичном месте, боюсь, будет слишком рискованно".

Ли Фэн нахмурился и повернулся к Чан Гэну:

"Послать людей проверить — это уже достаточно хорошо, но ты должен лично разобраться со всем, разве это правильно?"

С одной стороны он восхищался безрассудством Чан Гэна, который крепкой хваткой цеплялся за мишень и не брал в расчет никого, включая даже Сына Неба. Неподкупный, преданный, искренний — ему можно было поручать важные дела, не испытывая беспокойство.

Кроме того, с другой стороны, Чан Гэн был его единственным братом, и хотя они не росли вместе и не развивали братские узы, император вознамерился возложить на Чан Гэна нереализованную братскую привязанность, высоко ценя его.

Но кроме облегчения, император Лун Ань также чувствовал головную боль. Обычно поведение Янь Вана было мягким, внимательным и не высокомерным. Но при ведении дел все было иначе. Он посмел бросить меч Шан Фан обратно ему, когда солдаты окружили город. Теперь, когда он возглавлял Большой Совет, независимо от того, с кем он сталкивался, он не признавал их.

Ли Фэн: "Не нужно больше говорить об этом".

Чан Гэн: "Мой брат, в Цзянбэе очень много людей, во всех направлениях. Мы не знаем, какова точная ситуация. Мы даже не почтили их взглядом, говоря только о том, как уладить их дело на заседании. Разве это не то же самое, что обсуждать стратегию только на бумаге? У каждого министра здесь свои причины, никто не может придумать решение. Будет лучше, если ваш брат отправится туда и доложит Вашему Величеству".

Уголок глаза Ли Фэна дернулся. В этот момент Гу Юнь, который всегда был заводилой, медленно и неторопливо вышел:

"Поскольку у Янь Вана есть расположение к этим людям, Ваше Величество должно согласиться на это. Если в Цзянбэе будут свирепствовать коррупционеры, другие могут не выдержать их влияния. Если вы не чувствуете уверенности, ваш подданный может сопровождать его на всем пути. Разве это не просто множество бродяг и бандитов? Их не нужно принимать во внимание".

Чан Гэн был ошеломлен его внезапным появлением, они не договаривались об этом заранее.

Шэнь И тайком подглядывал за Гу Юнем, и Гу Юнь воспользовался тем, что его голова была опущена, чтобы подмигнуть ему. Это было неприлично, как бы он на это ни смотрел.

Шэнь И отвернулся, как будто у него болел зуб, чувствуя, что у знаменитого прелюбодея из книжки рассказов как раз такое лицо.

Если бы эти слова исходили от кого-то другого, они показались бы высокомерными и недостоверными, но, исходя из уст Гу Юня, они излучали несравненную убедительность.

Гу Юнь задумался, затем добавил готовое оправдание: "Землю Цзяннань нужно вернуть. Ваш подданный также хотел исследовать линию фронта. В эти несколько дней я намеревался запросить указ о поездке туда. Я могу сопровождать Его Высочество Янь Вана в пути, обещаю, что привезу его к вам в целости и сохранности".

Как только маркиз Гу вышел, спорить больше не было необходимости.

На следующий день Ли Фэн распорядился, чтобы Янь Ван был главным инспектором. Сюй Лин, правый заместитель инспектора Суда, будет его помощником, тщательно расследуя дело о скрытой эпидемии в Цзянбэе, маркиз Гу будет сопровождать их по пути. Их также будет сопровождать Гэ Чань, член Института Линшу, чтобы оценить оснащение армии чужеземцев в Цзяннани.

После встречи Фан Цинь, на самом деле, был очень раздражен, но его сердце было слишком глубоко скрыто, чтобы показывать это перед людьми. Он сидел в карете с мрачным лицом. Он был блестящим в литературном плане, раньше его хвалил бывший император, и у него была отличная сообразительность.

Он был способен поднять имя семьи Фан в Великой Лян как старший сын. Даже покрытый колючками Янь Ван при встрече с ним показывал приятное выражение лица. Люди всегда хвалили его, но каждый день ему приходилось работать с такими, как Люй Чан и другими трусами.

Люди говорили, что "праведный человек не имеет никакой партии", но люди также говорили, что слова "власть" и "преимущество" неразделимы. Без власти нет преимущества. Но без преимущества, откуда бы взялась сила?

От школьной площадки до зала перед императором, кто бы не хотел построить свою карьеру, оставив после себя грандиозную историю? Если бы у него не было фамилии Фан, он, несомненно, объединил бы усилия под началом Янь Вана, исправляя этот прогнивший и разбитый двор.

К сожалению, люди не могли сами выбирать свое происхождение. Первые тридцать лет они находятся под защитой семьи, получая все, что хотят, следующие тридцать лет они должны отдавать все силы семье, попадая в смертельную ловушку из-за семьи...

Вдруг карета резко остановилась, и слуга семьи снаружи прошептал:

"Господин, господин Люй остановил карету, желая сказать несколько слов вам".

Лицо Фан Циня стало холодным, он пожелал, чтобы чиновник Люй умер быстрее. Он сидел скованно в течение мгновения без выражения на лице. Затем министр Фан вернул своему лицу обычное приятное выражение. Он поднял занавеску и полуправдиво, полуфальшиво выругался:

"Тупая псина, скорее пригласи его сюда, почему ты до сих пор тянешь?"

Слуги семьи уже привыкли носить дурные имена от своего хозяина. Их притворный страх и паника были так же хороши, как и настоящие. Они пригласили раздражающего Люй Чана в карету и поехали обратно к дому Лу.

Тело Люй Чана было покрыто холодным потом. Войдя в дверь, он упал и поклонился:

"Министр Фан, пожалуйста, спасите мою жизнь!"

Фан Цинь рассмеялся в своем сердце, но снаружи он притворился шокированным, помогая ему подняться, притворившись, что ничего не замечает, он сказал:

"Что случилось, господин Люй?"

Люй Чан, конечно, знал, что фамильярный Фан только притворяется, но раз уж дело дошло до этого, он мог только крепко держаться за своего спасителя, беспокоиться о его отношении было неудобно.

Он быстро и скрупулезно признался о своем шурине, нынешнем губернаторе Лянцзяня, Ян Жун Гуе, который был достаточно смел, чтобы скрыть эпидемию в этом районе, и проредил местные силы. Посадил в тюрьму всех "диссидентов", посмевших выступить против и предать его, даже послал людей блокировать почтовую станцию.

Убил восемнадцать человек, которые направлялись сообщить о его проступках императорскому двору, подделав это как преступление со стороны бродяг и бандитов, чья жадность раздувалась при виде денег.

Сердце и легкие Фан Циня сильно дрожали, пока он слушал. Теперь ему стало известно слишком многое.

Люй Чан воскликнул:

"Господин Фан, причина, по которой этот чиновник не доложил, не из-за семьи, а ради нашего грандиозного плана. Император в таком отчаянии, что даже принял нечто столь позорное, как билеты Фэнхо.

Если бы он знал, что Цзянбэй достиг такого состояния, и если бы Управление военной разведки раздуло пламя, он, возможно, действительно пошел бы навстречу пожеланиям этих дешевых торговцев и позволил им строить заводы!"

Когда Фан Цинь посмотрел на сопливое и слезливое поведение Лу, он испытал отвращение и подумал про себя: "Чушь собачья!».

На поверхности он вздохнул с беспокойством:

"Ты заблуждаешься, ах, Янь Нянь, помнишь, когда Чжан Фэнхань из института Линшу сошел с ума и попросил императора снять запрет на цзылюцзинь для людей, и его бумаги завернул Янь Ван? Хотя он всегда путается с этими конфуцианцами, ты забыл его фамилию? Его фамилия - Ли. Как семья Ли может позволить группе частных купцов продавать Цзылюцзинь? Янь Ван не собирался использовать этих купцов для чего-либо. Он явно знал, что сделал твой шурин. Он воспринял это как зацепку, чтобы вывалить все на нас".

Люй Чан потерял дар речи и мог только плакать. Он и так не отличался хорошим видом, а сейчас выглядел еще более отвратительно. Несмотря на сопротивление Фан Циня, он снова встал на колени и, склонив голову, словно колотый чеснок, сказал:

"Господин, пожалуйста, спасите меня".

Фан Цинь не хотел спасать его жизнь, желая лишь, чтобы он умер раньше времени, тогда он затормозил:

"Рядом с Янь Ваном находится маркиз Гу. Слово маркиза Гу может перевести целые гарнизоны генерала Чжуна в Цзянбэй, неужели они не могут очистить несколько правительственных домов? Янь Нянь, не то чтобы я игнорировал нуждающихся, но я ничего не могу сделать!"

После этого, словно от боли, он закрыл лицо рукавом, задыхаясь:

"Я до сих пор помню, как мы с господином Янем были из одной школы, делили трудности учебы, с радостью путешествовали по озеру. Теперь мы оба чиновники в разных местах, он страдает, как я могу не хотеть спасти его?"

Люй Чан: ………..

Он пришел сюда в поисках помощи, а в итоге заставил другого плакать, это было просто удивительно. Фан Цинь действительно оправдывал свое имя мастера манипуляций за кулисами.

Люй Чан скрипел зубами, но говорил с удрученным лицом:

"Господин Фан, когда это дело распространится шире, это будет великим преступлением, которое карается казнью девяти поколений. Наши семьи имеют глубокие связи, а при сломанных костях жилам не уцелеть, вы не можете это игнорировать".

Лицо Фан Циня яростно дернулось, замечание Люй Чана укололо его в слабое место.

У Фан Циня была сводная сестра от того же отца, рожденная второстепенной супругой* и не получившая много любви. Даже в подростковом возрасте она мало общалась со своими старшими братьями, но эта мисс Фан однажды совершила тяжкий поступок, когда была еще молода - она попыталась сбежать из дома с другим мужчиной, но неудачно.

[*Второстепенная жена или смежная комната - это термин, обозначающий женщину-служанку самого высокого статуса в семье, ее можно считать наложницей, но по рангу она лишь немного выше обычной служанки. Для того чтобы ей было удобно прислуживать хозяину по ночам, ее комната была соединена с комнатой хозяина.]

На самом деле, после открытия морского пути эпоха ритуалов и музыки рухнула на долгие годы. Если бы это произошло на восточном побережье, где народ был непредвзятым, то ничего особенного. Максимум, было бы только несколько замечаний от праздной кучки, возможно, кто-то даже похвалил бы ее за смелость в юном возрасте - на улице было много иностранок, показывающих спину, и ни у кого не было бы никаких мнений.

Но не так было в семье Фан.

Начиная с династии Юань Хэ и после, при дворе постепенно сформировался своеобразный обычай. Чем более открытыми становятся люди, тем более консервативными становятся знатные семьи. Казалось, что если они этого не сделают, то не смогут отразить свою благородную и достойную родословную.

Когда-то этот вопрос привел семью Фан к большому унижению, они намеревались запереть ее в тюрьму, а через несколько лет отправить в храм, чтобы она стала монахом. Неожиданно оказалось, что семья Люй в данный момент хотела использовать связь, чтобы подняться по карьерной лестнице.

Обрадованные такой возможностью, они поспешно набросились на нее, как мухи на экскременты. Наконец, двоюродный брат Люй Чана, который использовал деньги, чтобы купить положение, женился на мисс Фан.

В столице была лишь горстка влиятельных семей. Женившись между собой, все в той или иной степени были связаны друг с другом. Можно сказать, что будь то благословение или бедствие, они должны переносить его вместе.

Слова Люй Чана были не только напоминанием, но и угрозой.

Фан Цинь перестал плакать и медленно выпрямился. Он на мгновение посмотрел на Люй Чана и подумал:

"Маленький придворный осмелится угрожать мне. Этот человек не может остаться в живых".
"Господин Лу, пожалуйста, встаньте, — Фан Цинь задумался на мгновение и медленно сказал, — я по-прежнему остаюсь при своих словах, это бесполезно, независимо от того, к кому вы обратитесь за помощью. Если вы хотите переломить ситуацию, вам следует начать с Его Высочества Янь Вана".

Люй Чан увидел, что они снова вернулись к исходной точке. Его лицо превратилось в горькую тыкву:

"Но это...".

Фан Цинь поднял руку, чтобы оборвать его слова, налил немного воды из чайника на маленьком столике и понизил голос:

"Что за человек Янь Ван? Через его руки проходит вся государственная казна, неужели ему есть дело до ваших скудных подарков? Более того, некоторые мужчины добродушны и предпочитают чистоту. Они не хотят, чтобы эти разносортные люди находились рядом с ними. Нередко они не отдают предпочтение красоте, Более того, те заурядные женщины, которых вы собрали, тоже не красавицы. Даже я чувствую, что они — бельмо на глазу, не говоря уже о Янь Ване".

Люй Чан: "Тогда..."

Окуная палец в чай, Фан Цинь медленно написал на столе три слова "одеть королевскую мантию", бросив многозначительный взгляд на Люй Чана, который все еще был ошеломлен, затем протянул руку, чтобы стереть символы на столе.

[*Идиома, которая означает: быть признанным императором]

Люй Чан уставился на него расширенными глазами, и его язык надолго завяз. Он опустился на сиденье рядом с ним, его губы несколько раз дрогнули.

"Мастер Фан, делать это, это..."

Фан Цинь усмехнулся и сказал:

"Что? Тогда что вы намерены сделать? Убить Янь Вана на пути, как убивают тех людей, у которых не было сил даже связать цыплят? Неужели вы думаете, что маркиз Гу, который весь день молча стоял в стороне при дворе, был лишь вазой для цветов как украшение? Или вы действительно думаете что ваш шурин может закрыть небо одной рукой и позволить имперским чиновникам вернуться с пустыми руками? Если это так, то как письмо этого нечестивого монаха проделало весь путь до Большого Совета? Нынешний император не может выдержать даже одной крошечной пылинки в своих глазах. Вспомните, как они ополчились друг на друга, даже Маркиза Гу посадили в тюрьму. Как вы думаете, будет ли он снисходителен к семье Люй - хоть к кому-то из вас?"

После одной палочки благовоний Люй Чан, который, казалось, потерял свою душу, вышел из кареты Фан Циня и, словно призрак, побрёл в поместье Лу.

Фан Цинь сказал кучеру: "Возвращаемся в наш дом".

Он равнодушно зажег благовония в карете, словно желая разогнать запах Люй Чана — чтобы некоторые люди знали, что в этом мире, даже если есть общие интересы, нельзя произвольно манипулировать другими.

Дым переполнял карету. Фан Цинь сидел с закрытыми глазами и думал: если бы они смогли затащить Янь Вана в воду, это были бы два зайца одним выстрелом.

Даже если Янь Ван действительно был бескорыстным, без злого умысла в сердце, даже не ставя нефритовую печать на глаза, то на этот раз, если его не удастся свергнуть, у него в руках оставался еще один убийственный ход.

Тактика Янь Вана была бессердечной, упрямой и твердолобой, он скрывал свои таланты и ум перед другими, представая лишь как лояльный чиновник. Однако в ретроспективе, за каждым шагом, который потребовался Великой Лян, чтобы дойти до этой стадии, за каждым из них стояла его тень.

Если бы такой человек не мог стоять бок о бок с ними, он стал бы сильным врагом. Даже если он был принцем, оставался только один вариант...