Онлайн чтение книги Убить Волка Killing the wolf
Глава 47 - Мутная вода

Гу Юнь спал до тех пор, пока солнце не поднялось высоко в небо.

Вчера он был очень расстроен. Он намеревался с помощью спиртного прогнать свою печаль, но в итоге совершенно опьянел. Его плоть и кости окоченели, и после сна он чувствовал себя еще более измученным.

На маленьком столике рядом с ним неизвестно кто поставил для него чашу с лекарством от похмелья. Гу Юнь зажал нос и выпил все одним махом, после чего смог открыть сухие глаза.

Он немного посидел на кровати, постепенно собираясь с мыслями в состоянии полусна-полубодрствования, и вдруг осознал свою недавнюю необъяснимую тревогу.

"Неужели все так плохо?" - зевнув, спросил себя Гу Юнь. Если хорошенько подумать, то, конечно, нет.

В последние годы государственная казна была довольно скудной. Конечно, на военные расходы тоже не хватало средств, но они не были настолько скудными, чтобы люди голодали.

Небеса тоже были спокойны. Несколько наводнений, землетрясений и засуха два-три года назад не были особенно серьезными. Центральные Равнины были настолько велики, что когда бы Император-Дракон из неизвестно какого облака ни чихнул, придворные тут же принимались за работу, чтобы уменьшить бедствия. В последние несколько лет с начала правления Лин Фона ветер и волны можно было считать мирными.

Два случая на юго-западной границе и в Цзяннани, хотя и произвели большой эффект, заставив императора бояться неизвестности, на самом деле в глазах Гу Юня они могли считаться лишь небольшими испытаниями.

Что касается Восточного моря, то Вэй Ван, очевидно, все еще не был готов, однако утечка информации про Цзылюцзинь уже раскрыла его план.

Ситуация на Южном рубеже была столкновением между несколькими сторонами, и с самого начала Фу Чжичэн не вынашивал намерений восстать.

Короче говоря, это было даже не так опасно, как когда они охотились на бандитов в песках пустыни.

По сравнению с тем годом, когда у нации не было значительных военных сил, когда он в одиночку нес на плечах всю Поднебесную, когда шесть стран Западного региона объединили свои силы для восстания, это было ничто.

В то время каждый день он не знал, сможет ли он увидеть солнце завтра, не было никаких отвлекающих факторов в его сердце. Теперь все было наоборот. Он обладал высокой властью, сидел в собственном дворе, смотрел, как танцуют железные марионетки, и пил вино, чтобы избавиться от забот.

Однако поразмыслив обо все, чтобы было, ему показалось, он сделал что-то лишнее...

Что это было?

"Ах да", - Гу Юнь прижал висок, думая: "Похоже, я приставал к служанке, даже спугнул ее".
"Слишком возмутительно" - пробормотал про себя Гу Юнь, умываясь и переодеваясь.

На полпути его действия оборвались - не может быть, в усадьбе не было ни одной женщины, где бы он нашел симпатичную служанку?!

Гу Юнь наконец полностью проснулся, его лицо стало бледным, он некоторое время размышлял, затем встряхнул одеяло на своей постели - маленький предмет скатился с угла кровати - это был кожаный мешочек, который Чан Гэн всегда носил с собой.

Гу Юнь: "…"

…….

Толерантность Шэнь И к алкоголю была ниже среднего, он был еще более пьян, чем Гу Юнь. Рано утром, не успел он проснуться, как Гу Юнь уже ворвался в его гостевую комнату и схватил его за одежду, стаскивая с постели.

"Я должен тебе кое-что сказать".

Выражение лица Гу Юня было мрачным, как будто он только что увидел привидение.

Шэнь И не осмеливался игнорировать его вид, в его голове проносилась куча запутанных мыслей:

...Фу Чжичэн сбежал из тюрьмы?

...Мастер Фэн Хань был признан императором виновным?

...Северные варвары вторглись к ним?

...Или это было восстание в гарнизоне Центральной равнины?

Шэнь И сопротивлялся дискомфорту, который он сейчас испытывал, и сосредоточил свой разум, ожидая услышать, что скажет Гу Юнь.

В результате тот, кто носил фамилию Гу долго колебался, мямлил, собираясь с мыслями, а его взгляд переместился с несущей балки на носки обуви. Хотя в его глазах был блеск, но ни одной брехни не слетело с его уст.

Шэнь И со страхом спросил:

"Что случилось?"

Гу Юнь: "... айя, забудь, я не хочу больше об этом говорить!"

Шэнь И был мгновенно взбешен, волосы по всему его телу встали дыбом. Как может этот несносный тип, не договаривающий до конца, все еще топтать землю!

"Подожди", - Шэнь И поспешил схватить Гу Юня и гневно спросил, - "Что, черт возьми, происходит?"

Гу Юнь в это время размышлял об "уликах" на своей кровати, медленно прослеживая воспоминания до того, как он напился, что он говорил и что он делал, все было ярко перед ним...

...слишком постыдно, слишком жалко, слишком презренно.

Гу Юнь закрыл лицо руками: Что я наделал?

Он почувствовал, что в желудке поднимается кислота, и с болью спросил Шэнь И:

"Неужели я выпил слишком много и сошел с ума?"
"Обычно ты не напиваешься до такой степени?"

Шэнь И обнял свое одеяло на кровати и вспомнил, что они круглые сутки находясь на границе, тоже пили, но никогда не осмеливались напиваться слишком сильно, иначе было бы опасно, если бы они что-то устроили.

"В чем дело?"

Шэнь И посмотрел на лицо Гу Юня и с интересом спросил:

"Какой унизительный поступок ты совершил вчера?"

Гу Юнь протянул руку и толкнул уморительно выглядящего Шэнь И лицом вниз под одеяло и ушел к себе, погрузившись в размышления и думая, что ему самое время найти длинный пояс, чтобы повеситься.

Но в начале Гу Юнь все еще сохранял оптимизм, думая про себя:

"Сяо Чан Гэн не будет обращать особого внимания на пьяницу, не так ли? Если бы это был я, я бы не стал принимать это близко к сердцу".

...По крайней мере, я бы использовал эту возможность, чтобы поиздеваться над ним в течение полутора лет.

Однако этот оптимизм вскоре рассеялся, потому что Гу Юнь вспомнил, что Чан Гэн, которого он вчера прижимал к кровати, постоянно дрожал. Казалось, Чан Гэн не только принял это близко к сердцу, но и разозлился.

Гу Юнь посмотрел на мешочек Чан Гэна с мрачным выражением лица, как будто в нем был порох, который мог взорваться в любой момент.

Гу Юнь почувствовал слабый запах успокоительного, проникающий в его внутренности, и принюхался к нему, прикидывая:

"Притвориться ли мне смущенным? Или притвориться, что я ничего не помню? Или, может быть, мне следует вести себя так, как будто ничего не произошло?"

Прежде чем он успел принять решение, старый дворецкий уже подошел к нему.

Гу Юнь спросил его с видом истинно праведного существа:

"Дядя Ван, где Его Королевское Высочество?"

Старый дворецкий ответил:

"Я как раз собирался сказать маркизу. Его Высочество рано встал, чтобы отправиться в храм Ху Го".

Гу Юнь: …

Он же прямо сбежал из дома!

Старый дворецкий не обратил внимания на его выражение лица и сказал:

"Верно, вчера мастер Цзян из Уголовной палаты прислал картину по случаю вашего дня рождения, внутри было письмо, маркиз хочет взглянуть?"

Гу Юнь:

"Дай мне посмотреть".

Хотя Шэнь И, который следовал за Гу Юнем, сражаясь то тут, то там, внезапно стал генералом, на самом деле, он был способен вступить в ранг чиновников, только сдав императорский экзамен.

Секретарь палаты по Уголовным делам Цзян Чун когда-то был его старшим братом по обучению. Благодаря этим отношениям Цзян Чун смог узнать Гу Юня.

Позже они обнаружили, что их личности сходятся, и постепенно стали друзьями, но, чтобы избежать подозрений, эти двое не часто встречались друг с другом.

Гу Юнь быстро пролистал письмо, внезапно перестав беспокоиться о Чан Гэне, который был на него зол.

Помимо приветствий, Цзян Чун вкратце сообщил ему новость - император принял решение полностью уничтожить корень черных рынков Цзылюцзиня.

В одной этой фразе содержалось много информации.

Вечером башня Ци Юань все еще была наполнена оживленным гулом людей. В отдельной комнате командующий Юго-Западом Шэнь И, исполняющий обязанности главы, пригласил на пир своих старых друзей из столицы и старых коллег из института Лин Шу.

Шэнь И собирался переехать на юго-запад, чтобы вступить в должность, и хотя это было отдаленное место на большом расстоянии, все равно это было грандиозное повышение, его старые друзья сразу попросили его угостить их.

После трех раундов питья, маркиз Гу лично прибыл, но задержался лишь ненадолго, сказав, что дома что-то случилось, и откланялся раньше времени. Вскоре после его ухода попрощался и Цзян Чун, нынешний глава палаты Уголовных дел.

Цзян Чун не стал садиться в карету, отослав всех слуг, сказав, что хочет немного прогуляться, чтобы протрезветь. Взяв с собой только одного молодого слугу, он выбрал узкую тропинку вдоль ледяного берега реки под башней.

Как только он свернул за поворот, там его уже ждала старая и обветшалая карета. Занавески были подняты, открывая половину лица Гу Юня:

"Слишком холодно, позвольте мне подвезти брата Хань Ши".

Цзян Чун ответил:

"Я побеспокоил вас", - поняв его намерение, он вошел в карету.

Мастеру Цзяну было более сорока лет, но остатки времени не оставили следа на его лице. По его спокойной манере поведения можно было без преувеличения сказать, что он все еще был молодым человеком.

В повозке он использовал маленькую печку Гу Юня, чтобы согреть руки. Цзян Чун тоже не стал ходить вокруг да около и сразу перешел к главной теме:

"Вчера, после отъезда маркиза из дворца, император тайно созвал три дивизии. Я понял, что он не только хочет вернуть закон "Жунцзинь", но и осуществить сразу два дела, используя последствия восстания на южной границе. Начиная с юго-запада, они будут тщательно проверять черный рынок Цзылюцзиня на этой территории."

Так называемый "Закон Жунцзинь*" восходил к эпохе деда Гу Юня, императора Лян У. В то время, когда впервые открылся морской путь, частное использование цзылюцзиня было трудно сдерживать. Чтобы усилить контроль, император У издал четыре строгих приказа. Это было то, что последующие поколения называют "законом Жунцзинь".

[*плавить золото]

Однако, с увеличением количества гражданских машин и доспехов, переплавка постепенно перестала применяться, и была отменена в годы Юань и Сяньди.

Цзян Чун:

"Маркиз, вероятно, вернется на северо-запад в начале весны. Разумно сказать, что даже если небо в столице упадет, это не повлияет на маркиза, но если император хочет строго проверить черный рынок Цзылюцзинья, я боюсь, что маркиз останется в приграничье надолго, все равно будет трудно избежать неправильного истолкования безобидных действий, пожалуйста, будьте осторожнее..."

Цзян Чун не мог прямо указать на нос Гу Юя и сказал: "Я знаю, что твоя рука тоже не чиста. В последнее время черные рынки будут строго расследоваться, тебе следует порвать с ними все связи и несколько дней вести себя тихо", - его мысль была понятна.

Гу Юнь все понял и с благодарностью сказал: "Спасибо за совет, брат Хань Ши".

Когда слова Цзян Чуна были осмыслены, он перестал задумываться над этим и сменил тему:

"Когда дело доходит до Цзылюцзиня, вы должны столкнуться с группой злых и жестоких людей. Одно дело - столкнуться с этими злыми людьми в мире Цзянху, но боюсь, что все они тайно связаны с чиновниками императорского двора. Кого расследовать? Кого не расследовать? Как расследовать? По правде говоря, маркиз, я тоже сейчас в растерянности, что делать".
"В слишком чистой воде не будет рыбы, и я не знаю, хочет ли император принести мир в страну, или разжечь огонь".

Гу Юнь понял его дилемму и попытался его утешить:

"Брат Хань Ши может быть спокоен, когда эта новость выйдет наружу, если только человек не был слишком близоруким, каждый будет знать, как спрятаться, среди нас нет ни одного, кто бы не нервничал так, как ты".
"Если в будущем возникнут какие-либо трудности, вы можете послать мне письмо. Хотя я больше не обладаю эмблемой Черного Тигра, и местные войска больше не подчиняются мне, но они все равно окажут помощь из хоть какого-то уважения".

Цзян Чун снова горько улыбнулся:

"Спасибо. Сначала был закон Чжан Линфа, теперь закон Жунцзинь... Я редко выезжаю за пределы столицы, многого не знаю. Я только слышал, как люди говорили, что в первые годы "белый туман окрашивал улицы, людей не было видно". Все говорили, что грандиозная сцена дальних путешествий на "Пегасе" уже давно позади".

Гу Юнь возился со старыми деревянными бусами на своей руке, он не стал продолжать, а сменил тему:

"Как поживает мастер Фэн Хань?"
"Он все еще в тюрьме", - ответил Цзян Чун.
"Будьте уверены, я уже слежу за ним, не собирается ли маркиз просить о его помиловании?"

Гу Юнь грустно улыбнулся и сказал:

"Я? Моя просьба только подтолкнет его к более быстрой смерти. На самом деле, в этом нет никакой необходимости, многие предметы во дворце вышли из рук Института Лин Шу. Когда император увидит их, он вспомнит о его праведности - мастер Фэн Хань увлечен только машинами и не кует никаких коварных планов, император поймет все, и его гнев остынет через несколько дней."

Сказать это было легко, но как не разжечь пламя императора и при этом аккуратно упомянуть, что мастер Фэн Хань вместо детей разводит только собак, что одновременно забавляло императора и расстраивало его до такой степени, что он уже не мог сердиться - это требовало тщательного планирования.

Цзян Чун взглянул на Гу Юня и понял, что тот, скорее всего, занялся частными приготовлениями. Он вырос во дворце, и для него не было ничего необычного в том, чтобы иметь людей, которых можно было бы использовать, просто... Цзян Чун прошептал:

"В этот раз маркиз вернулся с северо-запада, ваш способ переговоров стал мудрее*".

[*слово, использованное здесь, на самом деле было термином в буддизме, хотя оно похоже на слово "мудрый", "мудрый" в этом термине относится к тому, что происходит от полного бескорыстия, делая вещи, думая только о других.]

Гу Юнь многозначительно произнес:

Когда снаружи тигры и волки, я не смею не отдать всего себя. Горы и реки еще не успокоились, я не смею недооценивать это тело. Бесполезно бороться за такой бессмысленный гнев".

Двое обменялись сообщениями в паре фраз, после чего Цзян Чун вышел. Перед тем как уйти, он внезапно остановился и сказал Гу Юню:

"Позвольте мне сказать одну непочтительную фразу. В последние два года в местных ежегодных отчетах только и пишут о том, насколько успешным является каждый урожай, собранный сельскохозяйственными марионетками. В некоторых местах существует даже машина с паровым двигателем, которая может ткать и изготавливать одежду, но государственная казна не наполняется. Существуют даже всевозможные законы, напоминающие железные цепи. У этого низкого чиновника действительно иллюзия, кажется, что после стольких лет Великая Лян вот-вот вернется в эпоху правления императора У".

Гу Юнь улыбнулся и сказал:

"По правде говоря, брат Хань Ши, последние два года или около того я тоже чувствую необъяснимое беспокойство, но оно не имеет смысла. Возможно, дело обстоит так: люди всегда хотели, чтобы с каждым днем все становилось лучше. Как только возникала задержка, пусть даже временная, даже те, кто занимал высокое положение, не могли не чувствовать себя потерянными и тревожными?

Выражение лица Цзян Чуна слегка изменилось, он хотел что-то сказать, но потом передумал.

Гу Юнь спросил: "В чем дело?"

Мужчина прошептал:

"У нас, людей, работающих в следствии, иногда возникает интуиция - нет ни причин, ни оснований, но в итоге она с большой вероятностью превращается в реальность. Чем опытнее человек, тем точнее его интуиция. Маркиз отважился выйти на поле боя, столкнувшись с ситуацией жизни и смерти, возможно, ваша интуиция что-то подскажет вам... пожалуйста, будьте очень осторожны".

Гу Юнь на мгновение опешил, но больше ничего не сказал, и оба человека с тяжелым сердцем разошлись.

Когда Гу Юнь вернулся в поместье, было уже темно. Когда он спросил охранников, они ответили, что Чан Гэн еще не вернулся. Он только оставил сообщение, что мастер Ляо Жань вернулся в храм Ху Го и собирается остаться там еще на несколько дней. Гу Юню ничего не оставалось, как подумать:

"Ну и ладно, оставайся там, пока весь гнев не остынет, а потом возвращайся".

Неожиданно, неизвестно, было ли пламя гнева Чан Гэна "необычайно большим" или нет, но он оставался там четыре-пять дней подряд, похоже, намереваясь обосноваться в храме Ху Го.

У Гу Юня было не так много дней, когда он мог оставаться в столице, и с его отъездом на этот раз, кто знал, сколько лет пройдет, пока они смогут встретиться снова. В конце концов, он не выдержал, зажал нос и отправился в храм Ху Го.

Монах был все таким же, как всегда, только в те несколько дней в году, когда он возвращался в монастырь Ху Го, он встречал всех почетных гостей и мог умыться водой из гибискуса, каждый день изображая из себя бога, но в тот полдень ему довелось сыграть в шахматы с Чан Гэном в комнате для медитации.

Чан Гэн:

"Я хотел бы спросить у учителя об одном - что происходит с глазами и слухом моего Ифу?"

Ляо Жань быстрым жестом показал:

"Ничего хорошего не выйдет, если говорить о людях за их спиной".
"Я должен знать об этом деле".

Чан Гэн сказал с настойчивостью: "И я не отступлю, а если учитель ничего не скажет, я пойду к кому-нибудь другому".

Монах Ляо Жань на мгновение пристально посмотрел на него.

После долгого времени он ответил немым голосом:

"Я слышал только общую историю: маркиз был взят на северную границу старым маркизом и принцессой, когда он был ребенком. Это были отравленные стрелы варваров".

Это заявление совпадало с рассказом Гу Юня.

Чан Гэн спросил: "Что за яд?"

"Яд был настолько сильным, что те, кого он поразил, умирали от паралича в течение нескольких дней, но на детей он действовал гораздо медленнее. Лекарь, не спавший два дня и одну ночь, использовал технику золотой иглы семьи Чэнь, чтобы спасти жизнь молодого маркиза, но после этого его зрение и слух были сильно повреждены."

Чан Гэн слегка нахмурился: "Северная граница...".

Если это дело рук мертвых солдат Северного Варвара, то как можно объяснить слова Шэнь И "убивали тебя"?

Неужели это просто бред после того, как выпил слишком много?

В этот момент внезапно вошел маленький слуга, чтобы доложить:

"Ваше величество, учитель Ляо Жань, маркиз Гу здесь".