Онлайн чтение книги Золотая сцена Golden Stage
Сердечный узел

Глава 35.Сердечный узел

“Будь откровенен. Засада на перевале Голубого Песка, посланник Восточных татар, на которого было совершено убийство, – это император привел в движение Гвардию Золотого Ворона?”

Фу Шень что-то одобрительно промурлыкал. “Ты догадался", - сказал он категорично.

Он почувствовал, как Янь Сяохань внезапно сжал руку, которая была привязана к нему, поэтому он очень мягко улыбнулся.

-“Я знаю, что ты хочешь сказать. Его смерть от гнева не была бы несправедливостью, верно? Однако, Брат Ян, - он говорил несколько разочарованно, - Нет никого, кто только начинает поднимать ногу, чтобы сегодня достичь этой ступени.

Его величество сейчас стареет, он больной ,подозрителен, верит тому, что слышит, и клевещет – но раньше он таким не был. Поместье герцога Инь, даже если оно идет на убыль, все равно остается титаном, как и Железная кавалерия Северного Янь, как и поместье маркиза Цзинь Нина… без Императора сегодня не было бы семьи Фу, не говоря уже обо мне.

На второй год правления Юаньтая, ближе к началу правления Его Величества, в Северном Синьцзяне царили беспорядки. Моего дедушку перевели на должность губернатора префектуры Гань, и император оказал ему безоговорочную поддержку, военную мощь, провизию, средства… государственная казна, которая с самого начала не была хорошо округлена, была почти опустошена, но только тогда Северный Синьцзян снова был умиротворен. Мой отец и второй дядя были краеугольными камнями, влияние которых до сих пор ощущается в армии сегодня, и среди четырех границ есть много генералов, которые выросли во время той битвы.

Сразу после того, как мы с тобой родились, в мире началась эра стабильности. Я не могу пойти против своей совести и сказать, что это было чисто из-за подвигов предшественников Фу”.

Янь Сяохань улыбнулся с непонятным значением. Фу Шэнь слышал его неодобрение, но тот ничего не возразил, только жестом велел ему продолжать говорить.

 -“Когда-то он был мудрым правителем. В день разрешения на брак ты спросил меня, почему я просто не взбунтовался, и я сказал тебе тогда, что знаменитая репутация Северного Янь не может быть разрушена за один день. Есть еще одна причина, о которой я тебе не говорил. Ты тоже был свидетелем этого сегодня… Я просто не могу этого сделать. Вот почему я могу использовать только нетрадиционные средства, чтобы отомстить ему, и я не могу не заняться его спасением. С таким же успехом можно было бы установить мемориальную арку в честь того факта, что я его собака...”

Янь Сяохань тут же поднял руку и хлопнул его по талии. “Не говори ерунды", - отругал он.

-“Ты понимаешь, что я имею в виду. Все, что было у меня в руках, Император отдал мне. Теперь, когда он хочет забрать это обратно, он боится, что я не захочу ослаблять свою хватку...”

Реки и горы были такими же, как и всегда, но сердца людей уже не были такими, какими они были раньше.

Он не стал продолжать объяснять. Янь Сяохань и он были близки, между ними не было разрыва, но, в конце концов, он не мог сочувствовать. Переплетающиеся противоречия, непостоянство – даже сам Фу Шэнь чувствовал себя никчемным, так что кто знал, кем он будет в глазах других? Возможно, он просто слепо предан.

-"Пфф...”

Фу Шэнь в шоке поднял голову, почти поверив, что Янь Сяохань сошел с ума. Сразу же после этого он был заключен в объятия мужчины — это было не похоже на интимную манеру объятий между взрослыми, а скорее на то, как уговаривают ребенка, снисходительность и нежность в этом совсем не скрывались.

-“Ты знаешь, какой ты, Цзинъюань?” Янь Сяохань поцеловал его в середину волос, снисходительно улыбнувшись той, на лице которой было написано "ты болен". “Хороший ребенок, который никогда не делал ничего плохого, у которого вдруг был день, когда он действительно сделал что-то плохое, почувствовал угрызения совести и признался во всем, не дожидаясь, пока кто-нибудь спросит об этом”.

Фу Шень действительно хотел пнуть его.

Янь Сяохань, бесцеремонный придурок, не мог удержаться от ухмылки.

 “Вы говорите, что все вы-кучка честных джентльменов, но жизнь трудна, а?Ты можешь говорить то или это, но ты ненавидишь только то, что он параноик, и ты не можешь изменить врожденную честь в своих костях. Если бы это был я, это почти не было бы проблемой. Я попуститель, который ссорится с людьми по мановению волшебной палочки, образуя волны без ветра, и это ничего не говорит о том, что другие люди приходят провоцировать меня сами по себе”.

-“Что за чушь. Был бы я таким же, как ты?”

-“Значит, ты святой?”

-”Почему у меня такое чувство, что ты издеваешься надо мной непрямым путем?"

-“Ты слишком много думаешь. Поскольку ты не я, почему ты должен вести себя как подонок и мстить за то, что так неправильно посмотрел? Поскольку ты не святой, почему ты должен настаивать на том, чтобы заставлять себя быть бескорыстным и воздавать добром злу?

Никто не может заставить тебя отомстить. Склонны ли вы принять это или отпустить, все зависит от ваших собственных чувств. Или, если вы не хотите делать эту работу самостоятельно, если я сделаю это вместо вас, тоже хорошо. Кроме того, глиняная фигурка все еще обладает некоторыми качествами своей грязи. Император проложил для себя такой великий путь, так почему же он такой ненавистный? Причинять вред преданным чиновникам и хорошим генералам из-за подозрительности и ревности-это не то, что стал бы делать мудрый правитель любой династии или эпохи. Те, кто поступил неправильно, должны понести наказание. Нет никакого смысла в том, чтобы вы, жертва, оправдывали его от его имени”.

Фу Шэнь никогда раньше не слышал, чтобы он произносил такую длинную, многословную лекцию, и на мгновение почувствовал себя немного в новинку, обнаружив, что, несмотря ни на что, не может опровергнуть ее.

Янь Сяохань приподнял подбородок другого одной рукой, улыбаясь.

-"Маркиз, когда тебе было шестнадцать, ты осмелился выкрикнуть "Император неправ" прямо у меня перед носом. Почему у тебя теперь вместо этого связаны конечности, а не видны твои острые края?”

Многолетнее прошлое нахлынуло, как волна, сливаясь с далекими воспоминаниями в конце горизонта. У Фу Шэня внезапно заболело горло.

-“Отбрось этого дерьмового монарха, который хочет смерти своим подданным. Не учись дурным привычкам этих мелочных ученых”. Янь Сяохань наклонил голову и поцеловал его, его голос был мягким, но каждое слово, казалось, врезалось в сердце Фу Шэня. “Дерзай любить, дерзай ненавидеть, прямо отплачивая и за доброту, и за вражду; никто не может связать тебя, кроме тебя самого”.

Снова и снова он провожал взглядом спину Фу Шэня, когда тот уходил куда-то далеко, наблюдая, как он превращается из подростка в молодого взрослого, из генерала в дворянина, и как его парящий дух был разрушен непрекращающимся холодным ветром и желтым песком, волнами шума как похвал, так и осуждений по очереди, и нес ответственность на своих плечах, но у него никогда не было дня, чтобы он мог их разгрузить.

Иногда Янь Сяохань желал, чтобы он сам был таким же безумным, как рассказывали слухи. Он хотел запечатать шестнадцатилетнего Фу Шэня, навсегда помешав ему пережить эти годы невыразимых страданий, или-как в тот день, когда была дана санкция на брак – злобно посмотреть на то, чему он доверял, от чего зависел и защищал, а затем полностью рухнуть, чтобы он больше не был человеком чести и сбросил с себя оковы с этого момента.

Все они были недостижимыми фантазиями, каждая из которых была самой безнадежной проекцией фантазии в обыденном мире. У Янь Сяоханя очень редко бывали моменты, когда он терял контроль, чаще всего у него была ясная голова. Когда у него прояснится голова, он сможет сказать Фу Шэню:

-“Ты высоко в моем сердце, и никто не сможет до тебя дотянуться”, но только когда он потеряет контроль, он осмелится признать, что Фу Шэнь надел доспехи и отправился в бой в восемнадцать лет, встав на путь верного чиновника и хорошего генерала, был одним из двух случаев бессилия, которые у него были в жизни.

В этом мире быть лояльным чиновником было не только утомительно, но и отчаянно.

Инь и ян пошли наперекосяк, и была вызвана небесная удача, он не ожидал, что однажды сможет быть в такой гармонии с этим человеком.

Несмотря на то, что Фу Шэнь мог сидеть только на инвалидном кресле, он все еще был трудноуправляемым смертоносным оружием в мире, и его нелегко было спровоцировать. Тем не менее, в эту позднюю ночь, в тот момент, когда он вышел из своего уныния и погрузился в трогательную нежность, в груди Янь Сяоханя внезапно возникло какое-то почти иллюзорное удовлетворение. Это было так, как если бы ему наконец удалось расправить крылья, искренне обернув их вокруг того, кого он больше всего хотел защитить.

Их дыхание переплелось, губы слиплись, а сердцебиения становились все более и более синхронными. Пальцы Фу Шэня нежно пробежались по его темным, слегка влажным волосам. В конце концов, было непонятно, кто кого утешает.

Ночь пролетела незаметно.

Фу Шэнь не был уверен, когда он заснул, но Янь Сяохань уже давно ушел, когда он проснулся. Было уже не раннее утро, легкий ветерок и теплое солнце, и вместе с дополнительным теплом их близости у него был редкий приступ уютного, довольного и легкого сна.

Безумие Огромного Праздника Долголетия и меланхолия, которую ему некуда было излить вчера, были похожи на события, произошедшие очень давно. Многие вещи, которые он еще не преодолел, казались ему чудовищными, и только после того, как он преодолел их, он обнаружил, что на самом деле это было совсем не так.

Что было самым важным, так это то, что кто-то стремился проявить огромное терпение, быть рядом с ним и составить ему компанию, не обращая внимания на то, что потребуется, чтобы развязать его огромную путаницу узлов, и заметив, что его плохое настроение может не иметь ни малейшей причины для этого.

Янь Сяоханю, придворному лакею, которого жестоко проклинали и высмеивали чистильщики, было трудно молча смириться с попытками понять умонастроения лоялистов.

Перед обедом из дворца вышел императорский евнух, чтобы передать императорский указ. За то, что маркиз Цзинь Нин спас свое уважаемое "я", его Величество похвалил его за верность и подарил ему несколько сундуков с лекарствами, драгоценными металлами, драгоценными камнями и другими подобными вещами. Было также специальное упоминание о приказе спросить его, какие награды он может пожелать, и они будут выполнены в полном объеме.

Фу Шэнь на мгновение задумался, повернул голову, чтобы посмотреть на главные ворота поместья Янь, и улыбнулся.

-“Быть преданным своему монарху и стране-долг подданного. Я недостоин получить щедрое дарование Его Величества и могущественную небесную милость, так как же я мог осмелиться желать еще большего? У меня есть только одна дерзкая просьба, и я попрошу тебя передать ее мне, добрый евнух.”

Евнух просиял, глядя на него. “Пожалуйста, говорите, маркиз”.

-“Вчера на Огромном Празднике Долголетия гвардия Летающего Дракона считала своим долгом охранять Его Величество в безопасности. Однако предатель был хитер, и это едва не привело к катастрофе,поскольку моя жена является лидером Стражи, он не сможет избежать вины. Муж и жена едины сердцем, и я надеюсь, что Его Величество позволит этому слуге использовать свои собственные заслуги, передав их ему, чтобы моя жена могла быть прощена за его преступление в том, что он не сделал все возможное для охраны”, - ответил Фу Шэнь совершенно серьезно.

Это было похоже на то, как будто молния спустилась с неба и расколола крышу Поместья. Евнух был в оцепенении, почти веря, что ему почудилось то, что он услышал.

- “Маркиз… ч-что ты только что сказал? .. ” - спросил он с побелевшим лицом.

Фу Шэнь слегка улыбнулся.

-“хм? Было ли непонятно то, что сказал этот маркиз?”

-"Это... это было...” Пот евнуха выступил жемчужинами, он чувствовал себя так, словно услышал ужасную, чудовищную тайну, и Янь Сяохань собирался убить его, чтобы заставить замолчать сегодня вечером.

Понаблюдав, как фигура евнух отступает, когда он в спешке убегает, Фу Шэнь неторопливо повернулся лицом ко двору служанок и мальчиков, которые стояли вокруг ошарашенные.

-“Вы все очень тронуты тем, что стали свидетелями того, что я сделал?” - сказал он, не меняя выражения лица. “Вы не можете винить меня за мягкосердечие. На самом деле это было то, о чем твой Мастер не переставал беспокоиться после этого факта. Прошлой ночью он лежал в моих объятиях и проплакал половину вечера".

-“……”

Фу Шень велел другим унести сундуки и вернулся, чтобы пообедать без каких-либо угрызений совести. Желая помочь пищеварению после еды, он подумал о том, что поместье Янь находилось недалеко от монастыря Ясной Пустоты, и что священник, который пришел из него, был действительно подозрительным. В конце концов он не смог сдержать свое любопытство, и Ду Лень вынудил его отправиться на прогулку по окрестностям.

Некогда процветавший храм с тех пор стал бедным, полным запустения, и у его дверей никого не было. Чтобы рыба не ускользнула из сети, Янь Сяохань намеренно выделил эскадрон императорской гвардии для наблюдения за этим местом. По странному совпадению, тот, кто вел их, был именно тем лицом, которое Фу Шэнь видел раньше: генерал Вэй Сюйчжоу.

Генерал Вэй был чрезвычайно ловок в делах этого мира. Он также первоначально думал, что пара Янь-Фу не подходила друг другу, но по поведению Янь Сяоханя после свадьбы было ясно видно, что его отношение к Фу Шэню было иным. Нельзя было с уверенностью сказать, что Фу Шэнь не испытывал тех же чувств, но их Мастер Янь, безусловно, придавал большое значение маркизу Цзинь Нину

Увидев прибытие Фу Шэня, он мысленно потерял дар речи, одновременно шагнув вперед в знак приветствия, сохраняя неизменную скромность, когда взял на себя инициативу предложить Фу Шэню войти, чтобы взглянуть.

Фу Шэнь вспомнил, как впервые увидел его,Вэй Сюйчжоу в то время не был таким сердечным.

- ” Неужели генерал Вэй не беспокоится о том, что этот маркиз является сообщником убийцы? " - спросил он, не в силах сдержать ухмылку.

-“Откуда берутся эти слова, маркиз?” - быстро заявил Вэй Сюйчжоу. “Ты один из наших".

Опустив глаза в усмешке, Фу Шэнь повторил: “Ваш собственный".

Каждый из двух старых лис, казалось, получил нужную им информацию из этого загадочного разговора, улыбаясь, когда они смотрели друг на друга. Вэй Сюйчжоу сделал жест "пожалуйста", и Фу Шэнь коротко кивнул ему в знак уважения. “Тогда я буду беспокоить тебя. Пойдем, Ду Лень.”