Онлайн чтение книги Золотая сцена Golden Stage
Гусь

Том 2. Глава 61. Гусь

Летом двадцать шестого года Юаньтая мятежные предатели захватили главную столицу.

Император Юаньтай бежал на запад, и граждане столицы, чиновники со своими женщинами и другие подобные группы людей отправились с ним в Шу. Другие подмножества, вынужденные кормить семью, сбежали в районы Цзинчу и Хуайнань.

Железная Кавалерия сократила свою оборонительную охрану ,затем вырвалась из окружения с западной линии, на полпути столкнувшись лицом к лицу с армией Нин. Северная Янь с огнем в животе победили мятежников. Фу Шэнь лично натянул свой лук и убил их лидера одной стрелой. Несколько солдат воспользовались безлунной, ветреной ночью, чтобы прокрасться на вершину стен столицы Нин и повесить голову человека высоко над ее воротами.

В одной битве, установившей свою мощь, Железная кавалерия была такой же дикой, как и всегда, и где бы они ни проходили, ни один человек не осмеливался поднять свой клинок, чтобы противостоять им. В начале июля они объединили свои силы с армией префектуры Гань в Уэ. Фу Шэнь собрал уцелевшие войска со всех частей Северо-Запада, чтобы еще раз обновить армию, в то же время используя Гань в качестве оплота, чтобы вернуть пустоши, восстановить силы и ждать наступления.

Когда северная линия обороны была прорвана, кланы Татар, Чжэ и Балхэ больше не подвергались препятствиям. Они поскакали прямо в глубь Центральных равнин, и половина страны попала в руки врага, Династия прекратила свое существование. При таком положении дел губернатор Хуайнаня Юэ Чанфэн проявил инициативу в привлечении своих сил для сопротивления захватчикам. Армия Балхэ была отброшена к северу от реки Хуай, преградив варварам путь на юг. Очень скоро после этого принц графства Сипин заявил, что “самосохранение является приоритетом Юго-Запада”, и он будет принимать только беженцев с Севера, а не посылать войска на помощь монархам после этого. Эти два прецедента были установлены, губернаторы со всего мира последовательно последовали их примеру, они ограничились землей, находящейся под их правом, стали самодостаточными, действовали по каждому из своих собственных соглашений и договорились не вторгаться друг в друга, кроме как противостоять врагу.

Наблюдая за тем, как Великий Чжоу был на грани распада на куски, жизнь нации не была гарантирована, принц Ци Сунь Юндуань воссел в качестве императора в Цзиньлине, император Юаньтай, которого отдаленно почитали как Ушедшего в отставку императора. Страну окрестили Чжоу, название эпохи было изменено на “Чанчжи”, а столицей был назначен Цзиньлин, и такая новость была объявлена всему королевству.

[П/М: Это действительно тот же Чжоу, что и в Великом Чжоу.]

В день его коронации губернаторы Цзяннань, Цзинчу, Линнани и Фуцзяни, а также военно-морской флот Восточного моря одновременно представили поздравительные памятные знаки в поддержку позиции нового императора. Новый двор состоял как из старых чиновников, вернувшихся из ссылки на Севере, так и из известных выдающихся ученых Цзяннань. Император Чанчжи не назначал премьер-министров, а вместо этого повторил прошлый пример двора Юаньтай и недавно учредил Зал Почета[1] для совместного определения дел страны наряду с крупными политическими деятелями.

Янь Сяохань последовал за принцем Ци из Цзинчу в Цзяннань, заранее запретил ему возвращаться в столицу, а затем выступил посредником с различными губернаторами, исчерпав свои умственные способности в построении основ новой династии. Он в одиночку помог принцу взойти на трон императора, его заслуг было достаточно, чтобы быть маркизом или назначенным премьер-министром, но по причине того, что его собственное прежнее поведение критиковалось другими, он предпочел бы быть достойным чиновником, скрытым за кулисами. Поэтому император Чанчжи все же назначил его командиром Императорской гвардии и разрешил ему войти в Зал Длительной Чести для обсуждения, считая его важной конечностью, на которую он опирался с исключительной тяжестью.

Утверждение, что Янь Сяохань был уткой, вынужденной сесть на насест, было бы уместным, как и то, что он разбил уже треснувший горшок. Он был вынужден достичь своего зенита и раскрыть свой безграничный потенциал, закончив тем, что с трудом совершил этот впечатляющий подвиг, несмотря ни на что.

Чиновники  Цзяннань соглашались, и глаза тех старых чиновников, которые когда-то открыто и тайно проклинали Янь Сяоханя, можно было считать открытыми. Он стоял высоко в двух Династиях, не падая, претерпевая превращение из могущественного, ненадежного чиновника в престижного, который не сдвинулся с места перед лицом опасности и не поднял нового правителя. Выдающимися были не только навыки лакея, но и его удача в равной степени!

Независимо от того, какие догадки были у посторонних, после того, как они прошли полировку после этого шторма, образ Янь Сяоханя стал все ближе к образу авторитетного чиновника с глубоким мышлением. В прошлом, независимо от того, были ли его чувства истинными или намерения ложными, у него постоянно была улыбка на лице и, по крайней мере, притворная доброжелательность. Однако,теперь,казалось, что он полностью отбросил свое прежнее "я" он был гораздо более суровым и внушительным с оттенком величия, его эмоции невозможно было прочесть по нему, и он всегда нес в себе слабый след мрачности, заставляя людей еще больше бояться приближаться к нему.

Чиновники старого Двора всегда относились к нему с недоверием, а выскочки были с ним незнакомы. Таким образом, он как будто вернулся во двор Юаньтай, снова изолированный от всех.

Обожаемый и доверенный сэр Ян вообще не чувствовал косых взглядов и указательных пальцев. В любом случае, он уже привык к ним, так что обрывочные сплетни были ветром, проносящимся мимо его ушей. Он ломал голову, устраивая все для императора Чанчжи, делая все возможное для продвижения новой Династии, но это было не с целью захвата достижений в этом хаотичном мире. Просто при нынешней политической ситуации, какой она была, обстоятельства были неотложными; если император Чанчжи не сможет найти место для поселения за все это время, принц, бродящий снаружи, либо будет позже привлечен в качестве марионеточного Императора, либо просто убит, чтобы навести порядок. Поскольку его окружение было немногочисленным, естественно, что их не постигло бы ничего хорошего.

Янь Сяохань не хотел, чтобы его кто-то контролировал, и еще меньше хотел потерять свою жизнь в Цзяннань.

В эти дни в Цзяннань он иногда просыпался посреди ночи, его простыни были холодными, а подушка одинокой, за окном шел ледяной осенний дождь. Его рука падала на пустую сторону кровати, но ничего не ловила, тщетно хватаясь за холодный влажный воздух.

Каждый из этих моментов он чувствовал, что снова переживает свою отстраненность, ничего, кроме невыразимого чувства трудности внутри него. Жук, казалось, съедал его сердце по кусочкам, оставляя после себя лишь пустую оболочку, похожую на ходячий труп.

Искать что-то и не получать этого было еще ужаснее, чем неразбавленная боль. Он даже мечтал о том, как у него вырастут крылья и он полетит над тысячами гор и бескрайними водами.

Но где же был Фу Шен?

Он знал, что столица была захвачена, император Юаньтай бежал на запад, а Железная кавалерия успешно прорвала ограду, но он не знал, где оказался Фу Шэнь — остался ли он на юго-западе? Или он вернулся на Север Янь, отправившись со своей армией в другое место?

Не было ни единого слова. С тех пор как они расстались в Цзинчу, они потеряли всякую связь.

Он расспросил большое количество чиновников и солдат, которые пересекли Юг, когда прибыли из столицы, пытались узнать новости с Юго-Запада и даже потратили много денег, чтобы отправить людей из Шу на Север, желая найти след Фу Шэня. До сих пор он не получил никакого ответа.

Между ними была большая полоса Центральных равнин, которые пали под натиском захватчиков, и все же казалось, что их разделяет целый мир.

Его разум и тело, а также его ментальный узел вызвали у него бессонницу. Он часто просыпался посреди ночи и не мог снова заснуть, обычно держа глаза открытыми до рассвета, после чего упрямо поднимался и вставал на утренний суд. К счастью, он был еще молод, и его тело могло выдержать усталость. Время от времени, когда он действительно не мог вынести грусти, он подходил к постоянно пополняемой коробке конфет на столе, чтобы съесть конфету османтуса. Этот метод на самом деле был бесполезен и давал очень мало психологического комфорта, так как оригинальная упаковка была давно закончена. Недавно купленные конфеты были нежными и сладкими, их аромат османтуса ударил в нос, но их вкус был другим.

С того самого дня за воротами гостиницы, где Фу Шэнь поспешно сунул ему пакет конфет, он больше не мог найти ничего более сладкого, чем это было.

За пределами города префектуры Гань.

Осенний воздух на северо-западе был свежим. Небеса над головой были огромными и могучими, открытые земли, насколько хватало глаз, простирались под голубым небом. Фу Шэнь и Ю Цяотин держали по миске дымящегося горячего супа из баранины, сидя на корточках совершенно беззаботно и наблюдая, как люди собирают пшеницу между полями. Эти двое выглядели точь-в-точь как овцы, вышедшие на пастбище со спины.

-“Маркиз, мы, два великих генерала… сидеть здесь на корточках выглядит не слишком хорошо, верно?” Ю Цяотин, заикаясь, пробормотал:

-“Когда вы входите в деревню, вы следуете ее условностям. Тогда ты действительно спасешь лицо, - усмехнулся Фу Шэнь.

-"Ты немного слишком общепринят...”

Фу Шэнь слегка приподнял голову, искоса взглянув на него. “Разве суп из баранины невкусный?”

“Так и есть”.

“Тогда почему ты не набиваешь этим свой рот? Хватит болтать. Ты очень раздражаешь.”

Юй Цяотин мгновенно увидел свет, злобно надев хитрую улыбку, когда спросил: “Скучаешь по этому особенному человеку, а? Разве не было новостей с Южной стороны? На престол взошел новый император, и он-почетный чиновник, должным образом исполняющий обязанности командующего Императорской гвардией на этой благородной родине Цзяннань. О чем ты все еще беспокоишься?”

У Фу Шэня хватило ума вышвырнуть Ю Цяо на поля, позорного, злорадного ублюдка. На самом деле рядом не было никого, с кем он мог бы поболтать о своей чрезмерно важной любви, так что ему оставалось только ущипнуть себя за нос и смириться с этим. “Один на Юге, другой на Севере, и когда мы сможем увидеть друг друга, неизвестно. Ты бы сказал, что я волнуюсь?”

Ю Цяотин ухмыльнулся. “С этим легко справиться. Вы все равно планируете отправить войска следующей весной, так что не встретитесь ли вы, когда мы пробьемся в Цзиньлин?”

-“Ты говоришь так, как будто мы могли бы даже добраться до Цзиньлина”, - бессильно сказал Фу Шэнь. “Варвары занимают территорию Центральных равнин к северу от реки Хуай, которая находится в миллионе ли от Цзиньлина. Сначала ты попробуй это для меня".

-“Я заметил, что у Нового императора есть своя маленькая династия в Цзяннань, и его выступление было довольно привлекательным”,-сказал Ю Цяотин, понизив голос. ”Может быть, когда-нибудь мы будем сражаться за свои жизни на Севере, но все же Южной границе не о чем будет беспокоиться".

Услышав это, Фу Шэнь забеспокоился еще больше. Он реорганизовал Гань и другие оставшиеся войска в Железную кавалерию, находясь в Увэ,и военная мощь в его руках была ничуть не меньше, чем у Великой династии Цзяннань Чжоу. Тем не менее, Фу Шэнь никогда не мог удержать армию в независимости, поскольку Северный Янь много лет клялся в верности стране, поэтому восстановление Центральных равнин, естественно, рассматривалось как нечто само собой разумеющееся.

И хотя они так думали, это не означало, что различные независимые губернаторы и суд Цзяннань поступали так же.

Столица располагалась на трех линиях обороны Железной кавалерии, столичных лагерях и Имперской гвардии и все еще была до смерти напугана ударом варваров. Полагаясь исключительно на силу армии Северного Янь, сколько лет потребуется, чтобы вырвать Центральные равнины из рук иностранцев? И даже если бы они это сделали, как Север и Юг могли бы снова объединиться в одно целое? Кто будет законным правителем? В каком положении тогда оказалась бы армия?

Далекие и близкие заботы накапливались слой за слоем в его сердце, грудь Фу Шэня достигла своего предела, и он не мог дышать от давления в течение минуты. Он глубоко вздохнул, поднял голову, чтобы посмотреть на небо, и совершенно случайно увидел стаю диких гусей, летящих над ним.

Он прищурился, прикинул расстояние, сунул свою пустую миску в руки Ю Цяотина, встал, снял со спины длинный лук, отступил на несколько шагов, вытащил стрелу, положил ее на тетиву и прицелился.

Стрела просвистела, рассекая воздух. Несколько вдохов спустя вопль разнесся по половине неба. Гусыня из хвостовой части строя упала прямо вниз, приземлившись не слишком далеко от них.

Не дожидаясь, пока Фу Шень сам пойдет за ним, фермер из этого района принес его ему. Раненый гусь был все еще жив, его крыло было пробито стрелой с одной стороны, и он непрерывно хлопал крыльями в руках Фу Шэня. Юй Цяотин высунул голову, чтобы посмотреть. “Неплохо. Она довольно толстая, - похвалил он.

-“Это не для тебя, чтобы есть”. Держа лук в одной руке, а гуся в другой, Фу Шэнь повернулся и пошел обратно. ”Пусть Ду Лень принесет мне какое-нибудь лекарство от ран".

-"Хм?" Голова Ю Цяотина была полна тумана. “Что ты делаешь?”

-“Я велю Ду Лену обработать его рану”, - сказал Фу Шэнь, не оборачиваясь. “Разве он не полетит на Юг? Кстати, это может мне кое в чем помочь”.

“Уа?”

-“Разве вы раньше не слышали о рыбах-гусях, передающих сообщения?[2] К сожалению, у этого маркиза нет красоты, чтобы заставить рыбу тонуть, а гусей падать от отвлечения, поэтому мне пришлось применить силу”. Сказав это, Фу Шэнь немного поразмыслил, а затем почувствовал, что просить кого-то о чем-то вроде гуся после ранения было как-то бессмысленно. Поэтому он поднял его в своих руках, обращаясь к нему с искренностью. “Прости, что я несправедлив к тебе, брат Гусь”.

Гусь:“...... ”

Ю Цяотин, который остался висеть с двумя мисками в руках:“...... ”

Неужели маркиз у Цзинь Нин ци отклонился и в конце концов сошел с ума?

Время зимнего солнцестояния в Цзиньлине.

Сегодняшнее заседание было немного запоздалым, и Янь Сяохань вышел из дворца на закате. В настоящее время наступило Зимнее солнцестояние, и после обсуждения в Зале Длительных Почестей Его Величество следовал светским обычаям столицы и распорядился, чтобы королевские кухни специально приготовили суп из баранины и клецок для каждого чиновника. Несколько старых чиновников, приехавших с Севера, обхватили свои миски, и по их лицам текли слезы. Император Чанчжи был глубоко тронут этим, и также не смог сдержать, чтобы несколько капель не скатились вниз. Правитель и его подданные держались за руки и плакали вместе, в то время как ученые четвертого ранга, родом из Цзяннань, произнесли в стороне несколько притворных слов утешения, и только когда император сдержал слезы, каждая сторона разошлась.

Один глоток горячего супа, казалось, ошпарил внутренности Янь Сяоханя. Когда он шел по длинной, сырой, холодной улице, он действительно чувствовал всепроникающую боль и холод. Он не хотел возвращаться в свое Поместье, поэтому бесцельно бродил по улицам, бездумно шел вечно, пока каким-то образом не добрался до рынка, который еще не закрыл магазин. Затем кто-то внезапно толкнул его в плечо.

Мимо него с громким криком пробежал человек. “Я хочу посмотреть! Дай мне посмотреть!”

Группа людей собралась не слишком далеко впереди, кружа вокруг киоска и поднимая шум, когда они смотрели на что-то неизвестное. У Янь Сяоханя был острый слух, и все, что он мог слышать, был грубый голос самого громкого мужчины в группе. “...Я охотился на гусей за городом, но не ожидал, что к его ноге будет привязано шелковое письмо! Разве это не совсем та старая поговорка:”гуси-рыбы передают сообщения"?!"

Струна со звоном дернулась в голове Янь Сяоханя, и его сердце дрогнуло. Ему вдруг стало немного любопытно, и, не в силах сдержать свои чувства, он шагнул вперед, чтобы взглянуть поближе. Своим высоким ростом он стоял вне толпы и видел дохлого гуся, разложенного на разделочной доске. Мужчина держал кусок шелка, сложенный на четыре части, демонстрируя его толпе. “Все знают, что гуси на Севере летят на Юг, и эти два места не могут передавать сообщения друг другу. Может быть, северяне намеренно использовали его, чтобы передать письмо сюда, а?”

-” Что там написано? " - спросил кто-то. “Достань его, чтобы мы все увидели!”

-“Не могу, не могу!” - сказал мужчина. “Это большая редкость...”

-“Сколько стоит этот гусь?” - резко заявил Янь Сяохань. ”Я куплю его вместе с шелком".

Возбужденная толпа немедленно проложила ему дорогу. Мужчина заметил, что он был роскошно одет и необычный, и он просто знал, что столкнулся с богатым расточителем. “Пять таэлей серебра!” - вот что сорвалось с его губ.

Янь Сяохань беззаботно достал свой кошелек с деньгами и, не глядя на него, бросил его прямо в руки другому. Мужчина мог сказать, что это не было легким, взвесив его в руке, и он быстро просиял от восторга, неоднократно выражая благодарность, когда он почтительно протянул шелк обеими руками. Янь Сяохань взял его, но вместо того, чтобы открыть, чтобы взглянуть, он положил его в рукав. Все вокруг видели, что он не собирался выставлять напоказ свое разоблачение, и были очень недовольны этим, вкусом на их губах, когда каждый из них рассеялся. Он повернулся и вышел из прилавка продавца, правительственный служащий вышел из-за его спины, чтобы забрать гуся.

Добравшись до места, где вокруг никого не было, на одном дыхании, Янь Сяохань схватил шелк, затем отпустил его, снова и снова. Его ладони были полны холодного пота. Он неоднократно убеждал себя не хранить в своем сердце тщетные заблуждения, что “Северный Ян”, являющийся гомофоном “Северного гуся” (雁, ян), был просто совпадением, а лебединый гусь, передающий сообщения, был просто переизбытком басни. Он был безумен и просто поддался импульсу, купив эту вещь, которая не имела никакого значения вообще.

Но ему нужен был сувенир, чтобы выразить свою тоску слишком сильно, даже если это были всего лишь ложные образы.

После того, как он довольно долго успокаивался, его пульс постепенно замедлился. Он колебался снова и снова. Приняв позу, будто он исправил свою ошибку после того, как совершил ее, он стиснул зубы, закрыл глаза и, наконец, неуверенно вытащил кусок белого шелка из рукава, осторожно развернув его вдоль складок.

Кто знает, сколько времени понадобилось гусю, чтобы перелететь с севера на Юг; с тех пор шелк стал грязным от того, что его привязали к ноге, и буквы намокли, впитываясь в высохшие чернильные следы, оставленные на ткани.

Несмотря на размытость, он все еще мог четко различить не очень аккуратный почерк, потому что было записано всего пять слов—

-“Как поживает моя жена?”

Примечания:

1. 延英-яньин, лит. “продлить”, затем “честь/героизм”. Явный плагиат "Возвышенной славы".

2. Это отсылка к легенде о Су Ву, где человек, о котором идет речь, привязал послание к гусиной лапке, которая позже была убита императором, и его послание таким образом передалось дальше.