Онлайн чтение книги Золотая сцена Golden Stage
Каждый день

Том 2. Экстра 2. Каждый день

Как самый могущественный и любимый чиновник с другой фамилией в истории Великого Чжоу, личность Янь Сяоханя постоянно окутывалась слоями слухов, которые утверждали, что у него не было ничего, чего бы у него не было. В воображении незнакомых людей у обычных людей было двенадцать шиченов в день, но у Янь Сяоханя было двадцать четыре. Неустанно стремясь завладеть страной, он проводил каждый шичэнь, пытаясь заменить нового правителя и действовать как сам император, и только из-за того, что ему помешало военное сдерживание герцога Цзинь Фу Шэня, он с трудом справился с этой задачей.

Во дворце также ходили слухи, такие как знаменитая "тайная сенсация", в которой утверждалось, что император Чэнмин очень зависел от своего дяди, герцога Цзинь , и часто цеплялся за его бедро, отказываясь отпускать его. Янь Сяохань был похож на ласку, притаившуюся в засаде за пределами курятника, не вынашивающую никаких добрых намерений для всего дома, и при легком невнимании он протягивал свои когти к ребенку-императору и неоднократно говорил вещи, которые посеяли бы раздор в отношениях между ним и герцогом.

Однажды, когда наступила ночь, Фу Шэнь должен был попрощаться и покинуть дворец, но император яростно вцепился в него и отказался отпустить, несмотря ни на что. Увидев это, Янь Сяохань в шутку спросил его: “Герцог Цзинь-семья этого слуги. Если вы намерены заставить его остаться, ваше величество, что вы собираетесь дать мне в обмен?”

В наши дни маленький император умел только есть, спать и играть, но он был достоин того, чтобы быть потомком королевской семьи, проявив выдающуюся храбрость и рассудительность с детства. Поэтому он открыл рот и ответил: “Я отдам тебе страну”.

Когда вдовствующая императрица Фу услышала это, ее рука соскользнула, и она опрокинула чашку с чаем на собственную юбку.

Кратковременная ошибка Янь Сяоханя была полностью записана дворцовой стенографисткой, и уже на следующий день бесчисленные письменные обвинения в недостойном поведении, как снежинки, полетели на стол императора. Они критиковали Янь Сяоханя за игнорирование конфуцианских принципов и добродетелей, позор молодого правителя, отсутствие различия между старшим и младшим и наличие явно продемонстрированного замысла восстания, если этому предателю-негодяю будет позволено доминировать в правительстве, в конечном итоге наступит день, когда государство будет передано в его руки.

Судебные чиновники снова издали крик в предсмертной агонии: если бы от этого человека не избавились, он в конечном итоге стал бы человеческим бедствием!

Гу Шаньлу, который также был чиновником-Хранителем, подвергался давлению со стороны своих коллег, пока не почувствовал, что его голова вот-вот взорвется, и в частном порядке обратился к Фу Шэню, чтобы высказать свои обиды.

- “Герцог, ты в состоянии контролировать его, верно? Вся цензура не сможет справиться с этим в ближайшее время. Они даже написали последние завещания и ждут, чтобы завтра в Зале приговорить его к смерти. Можешь ли ты сжалиться над этим скромным человеком и заставить сэра Яна замолчать на несколько месяцев, залечь на дно, пока все это не уляжется?”

Фу Шень цокнул языком.

- “Такой большой шум из-за такой мелочи. Это ты готовишься героически замучиться за свое дело? Не поймите меня неправильно, но все джентльмены в цензуре взрослые, так почему же они так не в состоянии выполнять свою работу?”

Гу Шаньлу знал, что он скрывает свои недостатки, и он схватил его за руку, умоляя его горько и торжественно.

-“Генерал, это относится к умиротворению Двора и стабильности в стране! Они оба полагаются на тебя!”

-"...Что за ... во– первых, отпусти. Если он увидит меня, я не смогу это объяснить”. Фу Шэнь отступил на три чи от Гу Шаньлу, как будто он защищался от вора, едва вскочив на балку крыши. “Если тебе есть что сказать, скажи это как следует. Не используй свои руки, - сказал он с затаенным страхом в сердце.

Академик Гу за последние несколько лет развил в себе человеческий дух. Притворившись, что не слышал, как Фу Шэнь выпалил грубые вещи, он только безмолвно улыбнулся и сложил руки рупором в его сторону, показывая, что благодарит его за беспокойство.

Голова Фу Шэня онемела от вида его фальшивой улыбки, и у него возникло ощущение, что Гу Шаньлу, похоже, что-то неправильно понял.

На мгновение эти двое оказались в тупике, их глаза впились друг в друга. Затем Фу Шэнь махнул рукой в знак поражения, с несчастным видом отступая.

-“Я понимаю это. Мы уедем через несколько дней и определенно не останемся здесь и не будем загораживать всем вид в суде. Ты счастлив? Если ты счастлив, убирайся сейчас же".

Академик Гу, доставив кому-то неудобства ради собственной выгоды, без особых усилий разрешил большую неприятную проблему и весело проводил себя без проводов Фу Шэня.

После ухода посетителя Фу Шэнь неторопливо направился обратно на задний двор. Янь Сяохань услышал его шаги, но как только он повернул голову, то внезапно почувствовал прохладу у виска. Дуновение свежего, сладкого цветочного аромата слегка пронеслось мимо него, а затем массивная белая роза с розовой отделкой скользнула по его лицу, чтобы предстать перед его глазами.

Он повернулся, как будто ему не хотелось этого делать, с напряженным лицом.

-“Что ты делаешь?”

-“Смотрю на этот красивый цветок".

Роза, которая была очень кокетливо приклеена сбоку к его лицу, затем соскользнула прямо к нижней челюсти и слегка зацепилась за подбородок, хотя у человека, державшего ее, было лицо, полное добродушной искренности.

- “Когда тебя сравнивают с красавицей, это еще лучше”.

Янь Сяохань вдохнул. “……”

Глаза Фу Шэня сузились, когда он улыбнулся.

- “Нравится ли это мадам?”

“Нет", - холодно ответила "мадам".

Мягкие лепестки мягко коснулись его губ, словно наказывая за нечестность.

Фу Шэнь неторопливо взял цветок обратно и наклонил голову, чтобы понюхать. Его губы, казалось, ненароком коснулись края лепестков, прикосновение было эфемерным.

-“Ты не хочешь? Тогда неважно. Мне лучше найти место, куда бы его засунуть обратно, а...”

Он еще не закончил говорить, когда его заключили в объятия, с цветами и всем прочим.

-“Вообще - то, я знаю. Я делаю очень много, хорошо?” - угрюмо сказал Янь Сяохань. “Вернись и не порть мой цветок”.

-“Скажи это еще раз, немного громче. Что тебе нравится?”

-“Ты мне нравишься". Янь Сяохань склонил голову и с неизменным выражением лица вырвал цветок из его руки. “Ты мне очень нравишься”.

Чего многие люди не знали, так это того, что в позорной записе , распространявшейся в Суде, на самом деле была вторая половина.

После того, как ребенок-император произнес фразу “Я отдам подданным страну”, взорвалась не только вдовствующая Фу, но и Янь Сяохань.

Он был большим хулиганом, чем император, поэтому он схватил Фу Шэня за руку и неоднократно жаловался ему, несмотря на то, что был зачинщиком.

-“Ты только посмотри на это. Чтобы развлечь себя, Его величество даже предложил бы кому - нибудь всю нацию. Как такое могло быть? Чем его кормят все эти Великие ученые-наставники? Как можно рассуждать с ним разумно в обычные дни? А еще есть ты, который, как правило, слишком уступчив ему...”

Фу Шэнь не мог больше слушать это и украдкой ущипнул его за талию.

-” Что за куча дерьма, - тихо сказал он, - ты все еще смеешь говорить, что я уступаю ему? Неужели тебе совсем не стыдно?”

-“ ...... ” Янь Сяохань совсем не был заметно смущен. “Подводя итог, слова правителя королевства имеют большой вес, и он, безусловно, не должен так шутить. Это мы, каждый из нас, не делали все возможное, как подданные правителя, так как только из-за нашей небрежности император был вынужден сказать такое. Пусть этот слуга будет настолько смелым, чтобы попросить вдовствующую императрицу издать указ, в котором говорится, что герцог Цзинь с завтрашнего дня больше не будет ежедневно входить во дворец, чтобы сопровождать императора, и будет заменен на чередующиеся ежедневные смены ученых Гу, Ли и Яна с целью обучения Его Величества путям регента и мудрости мудрецов как современных, так и древних”.

С ее юбки все еще капала вода, вдовствующая Фу была ошеломлена его исчерпывающим и честным советом, и она остановилась. "Это...”

Она умоляюще посмотрела на своего старшего брата, только чтобы увидеть, что он стоял, положив руку на лоб, на его лице было написано “Я не могу его контролировать”, и он уже совсем не хотел говорить.

-“Тогда все будет сделано именно так", - беспомощно согласилась она.

Получив указ вдовствующей императрицы, Янь Сяохань еще не успел обрадоваться, как услышал громкий и ясный вопль, внезапно разразившийся в зале, когда император обнимал бедро Фу Шэня и плакал.

- “Я хочу к дяде!”

Фу Шень мог обойтись без того, чтобы позволить ему так плакать, поэтому он сразу же наклонился и поднял ребенка. Однако как раз в тот момент, когда он собирался двинуться, он почувствовал, как Янь Сяохань остановил его. Мужчина сам подошел, опустился на одно колено перед маленьким Императором и один за другим оторвал его короткие и нежные маленькие пальчики, будучи нежным, но неопровержимым.

Он тихо сказал что-то непрерывно орущему мальчику. Этот пронзительный вой замер, а затем сразу же быстро поднялся на ноту, звук едва не расколол гигантские балки крыши дворца.

Фу Шэнь лишь смутно разобрал несколько слов, и ему стало интересно, как этот великий предок спровоцировал этого маленького предка, разгневанным тоном.

-"И все же ты дразнишь его...”

Янь Сяохань внезапно повернул голову, одарив его глубоким взглядом.

Его глаза были холодными. В них совсем не было улыбки, но была невыразимая жесткость, которая необъяснимо заставляла думать о поверхности замерзшего озера, а также о ледяном куске металла.

Фу Шэнь, казалось, был поглощен его взглядом, не в силах удержаться, чтобы не уставиться в пустоту.

Не дожидаясь, пока он обдумает более глубокий смысл этого внезапно появившегося взгляда, Янь Сяохань встал сам, поклонился вдовствующей императрице, а затем потащил его прочь, чтобы уйти.

В результате после этого мужчина был с ним в ссоре целых четыре дня.

Сэр Янь отказывался признать, что он ревновал из-за привязанности маленького ребенка, но Фу Шэнь давно видел его насквозь. Кроме того, Янь Сяохань принадлежал к виду инфантильного бесенка, которого было особенно трудно уговорить. Его метод возмездия был очень уникален, и он включал в себя сокрытие ботинок и инвалидной коляски Фу Шэня, а затем позволял ему неэффективно кричать об этом и быть неспособным позаботиться о себе в жизни. Таким образом, он мог только смириться с этим злоупотреблением властью и позволить этой ищейке с коричневым носом делать все, что ему заблагорассудится, доставляя ему неприятности сотней разных способов.

С большим трудом уговорив его сегодня быть счастливым, Фу Шэнь мимоходом рассказал о результатах консультации, которую он только что провел с Гу Шаньлу.

-“...Я заметил, что в данный момент Суд нам не нужен, поэтому было бы лучше найти предлог, чтобы покинуть столицу и сделать перерыв на некоторое время. Как насчет этого? Ты хочешь поехать на Южную сторону или на Северную?”

-“Цзинъюань”. Янь Сяохань не ответил ему, а вместо этого внезапно отклонился от темы. “Я никогда не хотел, чтобы ты слишком сблизился с Императором. Он твой племянник, но когда он вернется к власти через десять или двадцать лет, сможет ли он относиться к тебе так же, как всегда? Или он был бы таким же, как его отец и дед по отцовской линии, полным опасений по отношению к нам?”

-“Я в курсе этого. Что не так? Это едва ли было связано, что ты пытаешься сказать?” - непонимающе спросил Фу Шэнь.

Янь Сяохань держал его за плечи, слегка надавливая на него, и смотрел ему в глаза.

-“Все эти опасения- беспочвенные фантазии, и в будущем они могут не сбыться”, - серьезно сказал он. “Даже если бы они это сделали, я мог бы защитить тебя. Мне не нужно, чтобы ты выбирал сторону между мной и императором, и мне не нужно настаивать на том, чтобы ты покинул столицу и был отчужден изнутри дворца. Так что... отложи вопрос об отъезде из столицы на потом и хорошенько подумай. Не обижай себя ради меня, хорошо?”

Фу Шэнь открыл рот, но не знал, что сказать. Поколебавшись мгновение, он просто тихо издал мучительный звук. “Ах, ты. Начиная со дня моей службы в армии, я цеплялся за идею посвятить себя нации и похоронить свой труп в конской шкуре на поле боя. Неожиданно Мать–природа играет с людьми ... “

Янь Сяохань сжал пальцы, подсознательно чувствуя, что дальше он, возможно, не скажет ничего хорошего. К его удивлению, Фу Шэнь посмотрел на него, и тяжелое чувство в тридцать тысяч слов, вертевшееся на кончике его языка, изменило курс, превратившись в одно предложение легкого поддразнивания.

-“Нация не становится преданной. Вместо этого выгоднее пойти за тобой".

Казалось, в его сердце отчетливо прозвучал крик какой-то звенящей струны, протяжное, дрожащее эхо, принесенное с собой.

-” Так много лет, так много вещей, даже если я упрям, как сучок вяза, я должен был преодолеть их". Фу Шэнь потянул его за руку, переплетая их пальцы. “Реинкарнация заменяет, и у одного есть только определенное количество самих себя. Страну можно оставить для беспокойства будущих поколений; Я не Бодхисаттва, спустившийся на план смертных, так как же я могу всю жизнь беспокоиться о делах королевства? Достаточно беспокоиться только о тебе.”

Его последние слова были полностью погружены в отрывочные поцелуи и чистый, сладкий аромат белой розы.

Летом четвертого года правления Чэнмина Фу Шэнь и Янь Сяохань получили приказ патрулировать Цзяннань и в начале июня отбыли из столицы на Юг.

Мальчик-император изо всех сил старался следить за изучением книг Великих Наставников и практикой иероглифов. Иногда он заставлял кого-нибудь во дворце написать от его имени письмо дяде, в котором спрашивал, когда он вернется, так как хотел показать ему свежесаженные лотосы в императорском саду.

Он ни разу ни словом не спросил о Янь Сяохане, но он также ни разу не забыл ту мелочную жену своего дяди, который был порядочен с ним, но не позволял людям любить его.

Позже, когда император Чэнмин вырос и превратился в владыку земли, которая находилась в море богатства, он все еще твердо помнил, что Янь Сяохань сказал ему во дворце в тот день.

-“Он мой. Забери свою страну обратно, я не променяю его”.