Онлайн чтение книги Наследный принц в нефритовой подвеске The Crown Prince in the Jade Pendant
1 - 3

Дойдя до перегороженной комнаты, глаза Чу Цзинь Яо широко раскрылись. Это была самая красивая и изысканная ткань, которую она когда-либо видела. Да, это была не ткань, а парча.

Молодые девушки радостно закричали и слетелись посмотреть. Даже самая величественная и грациозная Чу Цзинь Сянь улыбнулась и быстро пошла вперед. Молодые девушки из семьи Чу подняли парчу и с энтузиазмом обсуждали, сравнивая различные цветочные узоры. Чу Цзинь Яо подошла к толпе и уставилась на нее широко раскрытыми удивленными глазами. Она осторожно коснулась парчи, словно это было редкое сокровище.

Чу Цзинь Яо была поражена ощущением. Парча была особой шелковой тканью из Интяньфу. Она была блестящей, как облака, и поэтому называлась Юньцзинь*. Стоимость производства парчи была настолько высока, что только два самых искусных ткача должны были координировать свои усилия, чтобы ткать около одного чуня в день. Так возникла поговорка «чунь парчи - чунь золота». Все эти редкие и изысканные парчи отправлялись знати в резиденцию. Только те, у кого были связи, могли купить несколько рулонов, но и они были в небольшом количестве и не могли быть проданы публично. Поэтому можно только представить себе, по какой цене парча продавалась на открытом рынке.

*(云锦 Yúnjǐn - облачная парча)

Даже молодые девушки, выросшие в резиденции Маркиза, считали, что это редкость, не говоря уже о Чу Цзинь Яо. Она не удержалась и снова прикоснулась к ней, но не ожидала, что на этот раз что-то пойдет не так. Из-за работы на ферме у нее все еще были мозоли на пальцах. Когда эти мозоли коснулись тонкой парчи, они зацепили нить.

Чу Цзинь Яо быстро убрала руки, но ее действия насторожили остальных. Седьмая юная барышня второго дома, Чу Цзинь Цзяо, увидела это и сразу же закричала: 

— Как ты смогла выдернуть нить из парчи?

Чу Цзинь Яо крепко держала руку, остальные смотрели на нее с необычными взглядами. Нежные пальцы Чу Цзинь Мяо пробежались по парче, а в уголках губ зародилась улыбка.

Вполне достаточно для сельской жительницы. Просто слишком низко, чтобы показывать ее на людях.

Чу Цзинь Сянь нахмурилась и выругалась: 

— Хватит. Это всего лишь кусок парчи. Так как каждый будет выбирать по рулону, то этот рулон будет принадлежать Пятой юной барышне, и ее вещи будут в ее распоряжении.

Седьмая юная барышня надулась: 

— Этот цветочный узор - фиолетовая гортензия на белом фоне мне тоже нравится, так зачем отдавать его ей?

Чу Цзинь Сянь сделала торжественное лицо и показала подобающие манеры Старшей сестры Ди, после чего посмотрела на Седьмую юную барышню. И только тогда Седьмая юная барышня с возмущением замолчала.

Этот эпизод быстро прошел, и молодые девушки с радостью погрузились в подбор цветочных узоров. Хотя на их лицах ничего не было видно, Чу Цзинь Яо знала, что внутри они все смеялись.

После выбора цветочных узоров молодые девушки все еще оставались вместе, чтобы заняться рукоделием. Незамужние девушки сосредотачивались только на нескольких вещах, и поскольку было всего несколько красивых цветов, многие из них начали ссориться. Чу Цзинь Яо была не очень довольна, и поскольку в комнате царил хаос, она подошла к Чу Цзинь Сянь и тихо сказала: 

— Старшая сестра, я уйду первой.

Чу Цзинь Сянь посмотрела на Чу Цзинь Яо и хотела что-то сказать, но в итоге только вздохнула: 

— Иди.

Чу Цзинь Яо вернулась в свою комнату и на протяжении всего обратного пути не разговаривала и не останавливалась, чтобы передохнуть. Дин Сян держала парчу и молчала, так как ее хозяйка не говорила. Шань Ча следовала за Чу Цзинь Яо, и по мере того, как последняя шла все быстрее и быстрее, она начала задыхаться.

В душе Шань Ча думала о том, что воспитание в сельской местности действительно отличается от воспитания настоящей молодой госпожи. Молодые барышни задыхались, пройдя два шага, в отличие от нее. Такая служанка, как она, уже немного запыхалась, пройдя от зала Жун Нин* до двора Чао Юнь**, но для Чу Цзинь Яо это было пустяком.

*(荣宁 Róng níng,  здесь 荣 – честь, 宁 – миролюбивый) 

**(朝云 Cháo yún, здесь 朝 – утренний, 云 – облако, т,е, Двор Утреннего Облака) 

Чу Цзинь Яо остановилась в дворе Чао Юнь, и хотя у двора красивое название, местоположение было довольно отдаленным. Резиденция маркиза Чан Син выходила на юг, а север был сзади. Она была разделена на три пути: восточный, средний и западный. Самый благородный и роскошный двор на северной стороне Среднего пути принадлежал старой фужен Чу. Маркиз и фужен, госпожа Чжао, жили во дворе, расположенном в середине Среднего пути, а остальные дома располагались в других путях. Поскольку Чу Цзинь Сянь была дочерью Ди из Старшего Дома, она должна была остаться с госпожой Чжао, но госпожа Чжао осталась в главном дворе, а Старшая юная барышня и Четвертая юная барышня в двух боковых дворах. Двор Старшей юной барышни был самым большим. В задней части двора был отдельный маленький дворик, где оставались остальные Шу-рожденные молодые госпожа, поэтому их нельзя было перемещать. В задней части двора Четвертой юной госпожи был небольшой дворик, где находилось приданое госпожи Чжао. Чжан Мама предложила перенести приданое в заднюю комнату и отдать Пятой юной барышне этот двор, но госпожа Чжао сказала, что в задней комнате повышенная влажность, и опасалась за состояние своих сундуков из красного дерева, поэтому нашла пустой двор у Восточного пути для Чу Цзинь Яо.

Двор Чао Юнь находился в северном углу Восточного пути. Из-за далекого и отдаленного расположения было лишь несколько человек, готовых проделать такой долгий путь. Когда Чу Цзинь Яо прибыла сюда, у нее был отдельный двор, издалека он выглядел больше, чем двор Старшей юной барышни, но смысл его был совершенно другим.

Чу Цзинь Яо молча подумала, что даже в их деревне дети живут вместе с родителями. Однако ей пришлось остаться одной, было видно, как сильно госпожа Чжао ее недолюбливает и не хочет видеть.

Шань Ча с радостью погладила парчу, так как это была парча в честь праздника. Поскольку Пятая юная барышня не разбиралась, в конце концов, именно они будут ее резать. Изготавливая одежду, она могла также сделать для них приданое.

Шань Ча не могла оторваться от белой парчи с узорами из фиолетовых гортензий, но Чу Цзинь Яо это совершенно не интересовало: 

— Оставь.

— Оставить? - Шань Ча не хотела расставаться с парчой. Дин Сян взяла ее, но Шань Ча все еще хваталась за другой конец, не желая отпускать.

Дин Сян строго посмотрела на нее и сказала: 

— Ты не слышала, что сказала юная барышня?

Шань Ча неохотно разжала руки и смотрела, как Дин Сян запирает парчу и даже хранит ключ.

— У меня больше нет дел, вы можете выйти.

Дин Сян и Шань Ча посмотрели друг на друга. В комнате юной барышни всегда должен быть кто-то... Однако, видя недоброе выражение лица Чу Цзинь Яо, они не посмели ослушаться и поклонились: 

— Юная барышня, тогда мы выйдем первыми?

— Да.

Только когда в комнате стало совсем тихо, Чу Цзинь Яо села на кровать и обняла колени, а затем беспомощно прислонилась к раме кровати.

В этом доме мать закрывала на нее глаза, бабушка была отстраненной, а отца, который привез ее обратно, не было видно в течение нескольких дней. У нее не было никого близкого, и она чувствовала себя беспомощной и растерянной. Даже младшая сестра Тан намеренно издевалась над ней, но она не знала, как ответить.

Чу Цзинь Яо всегда считала, что даже если сейчас все к ней не привыкли, то со временем все наладится. Несмотря на то, что она усердно училась, она все еще не могла влиться в жизнь резиденции Маркиза. Она не понимала эти благородные этикеты, но разве это была ее вина? Почему все не давали ей шанса?

Когда Чу Цзинь Яо задумалась об этом, она невольно прослезилась. Говорят, что дети бедняков рано взрослеют, но даже плач Чу Цзинь Яо был тихим. Она знала, что даже если будет громко плакать, никто не станет ее уговаривать, а наоборот, заставит старшую сестру Су Хуэй волноваться.

Через некоторое время в тишине комнаты вдруг раздался голос: 

— Не плачь.

Ужаснувшаяся Чу Цзинь Яо вскочила и вдруг забыла о плаче. По ее щекам все еще текли слезы, но она уже встала и оглядывала комнату.

Кто-то есть в комнате?

Но она четко приказала всем выйти... Это неправильно. Этот голос был чист, как вода, бьющаяся о нефрит, и, судя по тону, это явно мужской голос.

Чу Цзинь Яо огляделась, но никого в комнате не увидела. Все волосы на ее теле встали дыбом. Этот двор был далеким и отдаленным, и говорили, что он долгое время был безлюдным. Может быть… это место населено привидениями?

Лицо Чу Цзинь Яо побледнело, и она заикалась: 

— Что ты за страшное существо?

 Но ее ноги медленно двигались к двери, планируя немедленно открыть ее, чтобы позвать на помощь.

Этот голос не появлялся в течение долгого времени. Через некоторое время в голосе собеседника слегка чувствовался смех: 

— Ты думаешь, что я призрак?

Чу Цзинь Яо сделала паузу и ответила: 

— Нет? 

Ее сердце все еще билось громко, как барабаны. Почему она чувствовала, что этот голос становится все ближе и ближе к ней, как будто он был вокруг нее...

— За тобой что-то есть!

— Ааа! 

Чу Цзинь Яо закричала и обняла свои колени. Другая сторона радостно засмеялась, увидев, что эти случайные слова смогли так напугать ее. Этот смех отличался от того, который был только что. Тот смех был очень холодным и казался результатом многолетней привычки, но этот смех был неудержимым.

Голос собеседника было приятно слушать, это был лучший голос, который Чу Цзинь Яо когда-либо слышала. Однако это не могло скрыть отталкивающего характера собеседника. Теперь она могла точно определить, что голос исходил от ее нефритовой подвески!

Чу Цзинь Яо сорвала нефритовую подвеску и бросила ее на кровать, выругавшись: 

— Ах ты негодяй!

Нефритовая подвеска дважды подпрыгнула на одеяле и быстро приземлилась на парчу. Собеседник выглядел удивленным и спросил:

— Что ты сказала?

Когда он заговорил, в его голосе не было никаких колебаний, но в конце его тон немного повысился и звучал крайне угрожающе. Чу Цзинь Яо почти до смерти испугалась, услышав этого негодяя. Она разозлилась и быстро подошла к кровати, достала подвеску и бросила её на кровать: 

— Это ты пугаешь других, а теперь считаешь себя разумным?

Чу Цзинь Яо выросла в деревне. Поскольку ее семья не была особенно мирной, она не отличалась покорным нравом. В этот период времени в резиденции Маркиза с ней поступили совершенно неправильно. Во-первых, ее напугала роскошная резиденция маркиза. Император даже в Небесном Дворце испытывал бы страх и трепет, что уж говорить о такой тринадцатилетней девочке, как она, попавшей в место, где она ничего и никого не знала. Как она могла приспособиться? Во-вторых, Чу Цзинь Яо хотела хорошо ладить со своими настоящими родственниками. Поэтому, с кем бы она ни встречалась, она всегда улыбалась и старалась выучить этикет, например, приветствия и речь.

Хотя все выглядело именно так, в данный момент она не испытывала особого оптимизма.

Теперь, столкнувшись с неизвестным существом, которое разыгрывало шутки и было особенно высокомерным, полный гнева желудок, который носила в себе Чу Цзинь Яо, немедленно вырвался наружу. Несмотря на то, что она была прямолинейна, она обладала проницательным умом. Она с силой бросила нефритовую подвеску в сторону кровати. Эту защитную нефритовую подвеску она носила с детства, поэтому она бы больше всего расстроилась, если бы с ней что-то случилось. Даже если бы это было дисциплинирующее неопознанное существо, она не стала бы ломать свои вещи!

Голос в нефритовой подвеске явно не ожидал, что настанет день, когда кто-то посмеет так с ним обращаться. Он молчал, пока его швыряли, но когда это прекратилось, он усмехнулся: 

— Ты - Чу Цзинь Яо из резиденции маркиза Чан Синь. Подожди и увидишь.

— Откуда ты знаешь мое имя?

Чу Цзинь Яо была одновременно удивлена и подозрительна. Прежде чем собеседник успел ответить, снаружи раздался голос Шань Ча.

— Юная барышня, с Вами все в порядке?

Поскольку Чу Цзинь Яо кричала и бросалась вещами, она уже давно встревожила людей снаружи.

Чу Цзинь Яо не ответила, а понизила голос и наклонилась, угрожая нефритовой подвеске: 

— Тебе лучше честно признаться, иначе я передам тебя людям снаружи. Тогда они пригласят даосского священника для проведения ритуала, и твоя душа может улететь и рассеяться!

Голос в нефритовой подвеске облегченно рассмеялся и сказал: 

— Тогда тебе стоит попробовать. Этот Владыка стал таким большим, и никто не осмелился даже угрожать мне.

У Чу Цзинь Яо не было больше идей, так как другая сторона была невосприимчива к уговорам и принуждению. Похоже, что в нефритовой подвеске был не злой призрак, а, скорее всего, дух. Когда Чу Цзинь Яо была в деревне, она слышала, что нефрит обладает духовной сущностью, и многие бессмертные использовали сущность нефрита, чтобы обрести бессмертие. Многие смертные, носящие нефрит, также могли укреплять здоровье. С детства Чу Цзинь Яо чувствовала, что ее нефрит обладает огромной силой. Когда она носила его, то не простужалась целый год, поэтому, когда в нем появился дух, Чу Цзинь Яо хоть и удивилась, но считала это вполне разумным.

До этого она носила нефрит рядом с собой, иначе Су Шэн давно бы уже забрал его. По прибытии в резиденцию маркиза было много требований, включая ношение нескольких слоев одежды. Чу Цзинь Яо больше не могла носить его рядом с собой и могла только учиться у других, завязывать подвеску и вешать ее на одежду.

На самом деле Чу Цзинь Яо не собиралась отдавать нефритовую подвеску, так как просто пугалась ее. Этот нефрит сопровождал ее в течение тринадцати лет. Даже если в нем был дух, Чу Цзинь Яо все равно чувствовала, что этот дух будет на ее стороне. Если она это расскажет, до тех пор, пока существо в нефрите не заговорит, никто не узнает, правдивые ли ее слова. Возможно, люди в резиденции маркиза заподозрили бы, что ее мозг поврежден и она сошла с ума. Тогда у госпожи Чжао появился бы повод отослать ее прочь. В конце концов, Чу Цзинь Яо не была глупой. Резиденция маркиза изначально была ее домом, так почему она должна уходить и позволять чужакам завладеть им? Она должна остаться и жить в достатке.

Видя, что нефритовый дух не испугался, а Шань Ча кричит снаружи, Чу Цзинь Яо могла только повысить голос, чтобы сказать: 

— Я в порядке. Ты можешь уйти.

Видя настойчивость Чу Цзинь Яо, Шань Ча пробормотала еще несколько фраз и ушла. Когда она убедилась, что служанка далеко, Чу Цзинь Яо посмотрела на нефритовую подвеску: 

— Почему ты в моей нефритовой подвеске? У тебя есть имя?

Цинь И тоже хотел знать, почему он оказался в нефритовой подвеске, которую носила молодая барышня из рода маркизов. В тот день он во главе мужчин преследовал группу татарских варваров и, похоже, получил несколько ранений. Когда он пришел в себя, уже находился здесь.

Цинь И догадался, что, скорее всего, его душа оказалась вне тела, как и говорили те даосские жрецы во дворце. Его раны в тот день были нелегкими, и, возможно, из-за серьезных травм его душа оказалась вне тела. На самом деле у Цинь И тоже была такая же нефритовая подвеска, как и у Чу Цзинь Яо. Нефритовая подвеска с текстурой красных пятен, но большего размера. Все эти годы он носил ее, но поскольку в тот день он уходил в спешке, то забыл о ней. После тяжелого ранения он появился в нефритовой подвеске Чу Цзинь Яо. Этот нефрит должен был питать душу человека, и Цинь И чувствовал, что так будет удобнее.

В те годы странствующий даосский священник уговорил его императорскую мать купить нефритовую подвеску по высокой цене, хвастаясь, что она может спасти ему жизнь во время кризиса. Цинь И тогда презрительно усмехнулся, но теперь казалось, что это действительно так.

Он ясно почувствовал, что в белом нефрите стало на одну красную линию меньше, а его душа значительно поправилась.

Что касается последнего вопроса, Цинь И сделал небольшую паузу, прежде чем сказать: 

— Меня зовут Ци Цзэ. Можешь звать меня Ци Цзэ.

— Ци Цзэ…, - вслух сказала Чу Цзинь Яо и похвалила: – Хорошее имя.

—Да, - равнодушно ответил Цинь И. Его поколение звали Шуй, и после его рождения императорский наставник должен был дать имя, а императорский астроном - посмотреть на божественное значение. Императорский наставник сказал, что "И" (沂), представляет великие земли и бескрайние небеса, которые благоволят ко всему. Таким образом, он дал ему вежливое имя "И Цзэ" (以泽). Цинь И взял слово из его вежливого имени и добавил фамилию императорской матери, так что это было действительно хорошее имя, предложенное императорским наставником и составленное Кабинетом министров.

Чу Цзинь Яо кашлянула. Она хотела поладить с Ци Цзэ и поэтому похвалила его имя. Говорили, что нельзя давать пощечину человеку, который улыбается! Но он действительно согласился на это?

Чу Цзинь Яо почувствовала, что этот дух, должно быть, только что стал духом и не понимает, как устроен мир людей. Чу Цзинь Яо задумалась и решила, что ей следует быть более внимательной к нему. Поэтому Чу Цзинь Яо великодушно не стала спорить с Ци Цзэ, а спросила его: 

— Ци Цзэ, когда ты появился в моей нефритовой подвеске?

Впервые за все время Цинь И потерял дар речи. Через некоторое время он неопределенно ответил: 

— Всего несколько дней назад.

— Несколько дней назад… – Чу Цзинь Яо была несколько смущена. 

— Значит, сегодня ты уже все видел?

На самом деле, было нечто большее.

Цинь И был разбужен женским криком. Изначально он хотел накричать на того, кто посмел плакать в его комнате, но, подняв руку, понял, что что-то не так. После первоначального шока он быстро успокоился и стал наблюдать за происходящим. После этого он узнал, что эту женщину звали Чу Цзинь Яо, и ее недавно нашли снаружи. Она просто плакала, потому что услышала, как ее родная мать сказала ей несколько нелицеприятных слов.

Цинь И подумал, что девочку очень жалко, но вмешиваться не собирался. То, как душа живого человека покинула тело и восстанавливалась в нефритовой подвеске молодой барышни из семьи маркизов для него считалось фантастической историей. Более того, Цинь И не хотел, чтобы семья Чу узнала о его существовании. Поэтому последние несколько дней он ничего не говорил и молча находился в нефритовой подвеске Чу Цзинь Яо, ожидая, пока его рана восстановится и он бесследно исчезнет.

Ничего не понимая, Чу Цзинь Яо носила нефритовую подвеску, приветствовала всех и тайком плакала, обнимая его ночью. Цинь И был несколько смущен. В этом смущении было и чувство вины.

Связано было это с такой близостью с женщиной. Жить и спать вместе. Даже муж и жена не смогли бы этого сделать.

Цинь И планировал оставить это дело гнить у себя в животе, но когда Чу Цзинь Яо прислонилась к раме кровати, чтобы заплакать, и это было даже тихо и незаметно, когда слезы просто стекали, Цинь И больше не мог этого выносить. Он мог только утешить ее, сказав: 

— Не плачь.

К вашему сведению, в жизни Цинь И это была редкая доброта, которую он когда-либо проявлял.

В итоге Чу Цзинь Яо не получила утешения. Напротив, она была ужасно напугана и даже посмела проявить неуважение к нему. Цинь И решил, что, принимая во внимание, что ее нефритовая подвеска спасла его, он запишет это и пока что не будет ее преследовать. Однако, если она снова совершит проступок...

Чу Цзинь Яо не знала, что за такое короткое время она уже успела попасть в список особого внимания Цзинь И Вэя*. Она все еще размышляла над тем, что произошло только что. 

– Так ты видела, как я испортила парчу?

*(锦衣卫 – стража в парчовых одеяниях. Цзинь И Вэй — тайная служба правителей империи Мин, основанная в 1382 году императором Чжу Юаньчжаном.) 

— Всего лишь рулон из парчи. 

Цинь И презрительно фыркнул. Императорская семья каждый год получала горы парчи. Во дворце парча была обычным делом, просто вид ткани для пошива одежды. Он просто не мог понять, почему Чу Цзинь Яо плачет из-за рулона парчи. Он подумал про себя, что если ей так нравится, то он  после выздоровления поручит кому-нибудь прислать ей карету из этой ткани, лишь бы она не плакала в будущем.

Чу Цзинь Яо вздохнула: 

— Это не из-за парчи...

Она просто села на подставку для ног и подперла подбородок, чтобы поговорить с нефритовой подвеской прямо, лицом к лицу: 

— Какой бы редкой ни была парча, в конце концов, это всего лишь ткань. Ее существование ничего не меняет. Как можно плакать из-за этого? Я не могла удержаться от слез, потому что чувствовала себя беспомощной. Я действительно очень старалась приспособиться к жизни здесь, но я никогда раньше не видела больших семей, так откуда же знать об особенностях этих благородных семей? Даже если бы я училась на все сто, разве они не должны дать мне срок для обучения? Но они этого не сделали. Они все втайне смеялись надо мной. Моя мать знает, что я только что приехала и ничего не знаю, но она даже не договорилась с кем-нибудь, чтобы меня научили этикету.

С первой частью сказанного Чу Цзинь Яо, Цинь И был полностью согласен. Она была права. Независимо от того, насколько ценной была парча, она не более чем мертвая вещь. Стоит ли она страдания живых? Однако когда он дослушал до конца, даже неразумный Цинь И почувствовал душевную боль.

Дочь только-только нашли. В обычных семьях матери всегда проявляли усердие, уделяли внимание и лично учили детей, ненавидя, что не могут восполнить недостающую материнскую любовь. Однако в случае с Чу Цзинь Яо госпожа Чжао даже не прислала способную маму*. Цинь И не думал, что она не хотела, ведь маркиза не была бы такой скупой. Скорее всего, госпожа Чжао просто забыла об этом, так как не придавала этому значения.

*(嬷嬷 Mā mā. Старшая служанка, кормилица.)

Чу Цзинь Яо было всего тринадцать лет, и она вдруг оказалась в совершенно незнакомой обстановке, какой беспомощной она бы себя чувствовала? Но госпожу Чжао, мать, это не интересовало, старая фужен Чу, сидя высоко, не могла видеть страдания мира, а маркиз Чан Син редко возвращался во внутренний двор и давно забыл о недавно найденной дочери. В конце концов, только Цинь И, совершенно посторонний человек, больше не мог этого выносить.

— У меня есть знания об этикете. Я научу тебя.

_____________

Переводчику есть что сказать:

Мне нравится главная героиня - Чу Цзинь Яо. Она не слишком умная и даже не глупая. На ситуации реагирует естественно соответственно с ее возрастом. Чу Цзинь Яо очень понимающая и смышленая девочка, и умеет рассуждать объективно. 

Мать Чу Цзинь Яо, госпожа Чжао, также можно понять: ведь она воспитывала и опекала Чу Цзинь Мяо как свою родную дочь 13 лет. Конечно, она не поверит, если в один день муж приведет «уродливую и невежественную» девочку домой и скажет, что вообще-то она ее родная дочь, вышедшая из ее утроба. Вдруг она вообще незаконнорожденная?  В случае с госпожой Чжао, для нее имеет больший вес эмоциональная связь, чем кровная. Но я ее не оправдываю, ведь она всем видом показывала свою неприязнь и не уделяла никакого внимания. А ведь Цзинь Яо ни приемная, ни родная семья не принимают как свою.