Онлайн чтение книги Хаски и его Учитель Белый Кот The Husky And His White Cat Shizun
Глава 116 - Учитель встречает Жун Цзю

Заметив, что в ладони Четвертого Князя собирается духовная энергия, Чу Ваньнин в тот же миг подтолкнул Мо Жаня и крикнул:

— Бежим скорее!

Мо Жаню не нужно было повторять дважды. Он схватил Чу Ваньнина за руку, и они помчались к воротам дворца, почти не касаясь ногами земли.

Раздраженный Мо Жань ворчал:

— Этот великий мастер Хуайцзуй выглядел таким предусмотрительным и заклятия накладывал так основательно, так как вышло, что он забыл про тень, которая может выдать меня?!

Услышав, как ученик ругает его учителя, Чу Ваньнин почему-то не выказал никакой реакции. Только искоса бросил на Мо Жаня странный взгляд, как будто хотел что-то сказать, но, в конечном итоге, все-таки промолчал.

— Надеетесь сбежать? – Четвертый Князь презрительно фыркнул им вслед. — Думаете, это так легко?

Оба заклинателя в совершенстве владели навыками цингуна: увидев, что дворцовые ворота вот-вот закроются, они со скоростью ветра взобрались на внутреннюю стену и буквально полетели к ним. Тем временем Четвертый Князь собрал в своей руке гром и молнии и одним взмахом с оглушительным грохотом обрушил небеса на землю. В одно мгновение стена высотой метров в пять[1] выросла так, что, казалось, достигла солнца.

[1] 数十尺 несколько десятков чи; 尺 чи ⅓ метра.

Так же невероятно быстро захлопнулись главные ворота, запечатав их внутри дворцовых стен.

Мо Жань выругался и, развернувшись, потащил Чу Ваньнина в противоположную сторону. Пусть они не успели покинуть дворец, не могли же они дать Четвертому Князю схватить их.

В конце концов, сыграв с ними такую злую шутку, судьба все же дала им одно небольшое преимущество[2]. Каждый Призрачный Князь имел свои сильные и слабые стороны[3]. Хотя Четвертый был силен в боевой магии, тысячелетия чревоугодия и распутства изрядно потрепали его телесную оболочку. Так что во всем, что касалось физической выносливости, он значительно уступал любому другому Призрачному Князю, не говоря уж о том, что даже пройти пятьдесят метров на своих ногах для него было настоящим испытанием, после которого он начинал пыхтеть и задыхаться.

[2] 歪打正着 wāidǎ zhèngzháo вайда чжэнчжэ «бить криво, а попасть прямо [в цель]» — обр. в знач.: невзначай попасть в точку, по случайному везению; было бы счастье, да несчастье помогло.

[3] 各有所长 gèyǒusuǒcháng гэюсочан — у каждого свои сильные стороны / достоинства; каждый силен в своей области.

Железно придерживаясь принципа «если можешь сидеть, зачем ходить, а если можешь лежать, зачем сидеть», Четвертый Князь, наслаждаясь праздной жизнью на полную катушку, за тысячи лет совсем обленился и растолстел, превратившись в никчемного хиляка, неспособного пользоваться цингуном.

Когда Чу Ваньнин и Мо Жань вот так запросто сбежали у него из-под носа, он очень разозлился. Но из-за того, что этот лентяй в поисках красоты довольно часто без спросу крал привлекательных людей на территории других Призрачных Князей, остальные восемь правителей Ада его сильно недолюбливали и всерьез не воспринимали. По этой причине Четвертый Князь был не готов рассказать им о подробностях своего провала, хотя это и позволило бы, объединив усилия, устроить большую облаву.

— Думаете, вы хороши только потому, что быстро бегаете, а этот князь слишком упитан?! Но в любом случае вам не уйти из рук моей светлости!

Четвертый Князь погладил свой огромный живот, но чувство обиды продолжало распирать его изнутри. Оглянувшись, он заметил носильщиков. Эти восемь храбрецов, гордо расправив плечи, твердо стояли на земле[4] и выглядели очень мужественно. От одного их вида князь разозлился еще больше:

[4] 岿然不动 kuīrán bùdòng «высокий и величественный во всем» — твердо стоять на земле, быть стойким (непоколебимым).

— Что встали? Ноги этого князя слишком благородны, чтобы бегать за кем-то, но вы-то почему их не преследуете?

— …

Поговаривали, что Четвертый Князь когда-то был стройным красавцем, но из-за того, что, будучи призраком, он долгое время был лишен изысканных лакомств смертного мира, то, как только ему удалось обрести телесную оболочку, он дни напролет только и делал, что пил да обжирался. Этот князь ел, когда сидел, когда лежал, когда шел и даже когда справлял большую нужду[5]. Даже когда он был так завален работой, что не успевал писать доклады Владыке Ада, рядом с ним всегда стояли два человека, один из которых растирал чернила и готовил бумагу, а другой нарезал фрукты и кормил его пирожными.

[5] 蹲着 dūnzhe дуньчжэ — сидеть на корточках (отсылка к 蹲着茅房 dūnzhe máofáng дуньчжэ маофан — сидеть на корточках в отхожем месте).

Вот так этот писаный красавец в расцвете сил, от рождения наделенный прекрасными внешними и духовными данными, превратил себя в заплывшего жиром толстяка[6]. И вроде при такой хорошей духовной основе он не должен был так растолстеть, тем не менее это случилось, и его несравненная красота была утрачена. Тогда Четвертый Князь приказал убрать из его резиденций все зеркала, чтобы они не отражали его истинную внешность, напоминая о том, что он потерял. С того дня появились два слова, которые этот Призрачный Князь ненавидел больше всего на свете: «жирный» и «полный»… Говорят, что некогда у него была прекрасная наложница, которая решила порадовать его песней. И начиналась эта песня с многократного повторения трех слов: «полный месяц изогнулся, полный месяц изогнулся, полный[7]...»

[6] 胖子 pàngzi панцзы — толстяк, жирдяй, полный человек.

[7] Девушка пела 月半弯 yuèbàn wān юэбань вань «полный месяц изогнулся»; но Четвертому Князю могло послышаться юэ бэньван (本王 běn wáng бэньван «этот князь») — «этот полный [как луна] князь».

Она подавилась последним словом, потому что Четвертый Князь лягнул ее ногой в грудь и принялся бранить:

— Полный, полный, полный! Хватило бы спеть про его жирноту дважды, но ты решила повторить и в третий раз. Думаешь, этот князь не понял, что своей песенкой ты хочешь публично унизить его достоинство?! Слишком уж ты дерзкая, наглая тварь!

Хотя демоны-носильщики и выглядели мужественно, но все же никто из них не осмелился погнаться за беглецами. Они стояли, повинно склонив головы перед оскорбленным Четвертым Князем до тех пор, пока самый находчивый и сметливый из них не сказал:

— Наш князь так ловок и силен телом. Если он не смог угнаться за этими людьми, где уж нам их догнать?

Четвертый Призрачный Князь, наконец, справился с одышкой, и, оставив мысли о немедленном преследовании нарушителей, повернулся к своим слугам:

— Хм… а в твоих словах есть смысл… Хорошо, что вы трезво оцениваете свои силы. Ладно, тогда сделаем так, слушайте мой указ и передайте его другим: закрыть все ворота, опечатать барьерными чарами все стены резиденции, чтобы даже муха не вылетела отсюда.

Он сплюнул застрявшую между зубами виноградную косточку и голосом, в котором звучала затаенная обида, сказал:

— Вот и посмотрим, как далеко сможет убежать эта парочка.

Мо Жань и Чу Ваньнин были очень проворны, а внутри княжеской резиденции было очень много галерей и переходов, представлявших собой настоящий лабиринт, поэтому очень скоро преследовавшие их призраки остались далеко позади. Тогда они спрятались в узком темном проулке, чтобы перевести дух. Так как Чу Ваньнин был душой, он не чувствовал усталости после долгого бега, но Мо Жань был человеком из плоти и крови, поэтому, тяжело прислонившись к стене, он попытался отдышаться.

Выглянув из переулка, Чу Ваньнин удрученно сказал:

— Они опечатали всю резиденцию.

Мо Жань сделал глубокий вдох и беспечно помахал рукой:

— Это не важно, Учитель. Как только ваша душа войдет в духовный фонарь, мы сразу же вернемся в мир живых, и этот князь никак не сможет воспрепятствовать этому.

Чу Ваньнин еле заметно кивнул головой, но почему-то морщинка беспокойства между его бровями так и не разгладилась. Однако Мо Жань не обратил на это внимания. Поспешно вытащив фонарь из мешочка цинькунь, он про себя прочитал заклинание. Золотой свет внутри духовного фонаря пару раз вспыхнул и сразу угас, а вторая земная душа Чу Ваньнина так и осталась стоять перед ним.

— В чем дело? — испугался Мо Жань. — Почему ничего не случилось?

Чу Ваньнин еще сильнее нахмурился. Печально вздохнув, он сказал:

— Я так и думал. Внутри магического барьера дворца заклинания перемещения не действуют. Боюсь, только покинув стены этой резиденции, мы сможем вернуться в мир живых.

Выслушав его слова, Мо Жань прикусил губу. В его взгляде горела все та же решимость и упрямство. Помолчав немного, он хрипло сказал:

— В любом случае я вытащу вас отсюда.

Чу Ваньнин взглянул на него:

— Не стоит слишком спешить. Территория резиденции огромна, призрачной страже нелегко будет найти нас, но здесь нет ни еды, ни воды. Мне это без надобности, но тебе так долго не продержаться.

Улыбнувшись, Мо Жань сказал:

— Я могу и поголодать, с детства привык.

Спустя время, дождавшись, пока в окрестностях все утихнет, они вышли из переулка и пошли по пустынной дороге из серо-голубого известняка. Погрузившись в холодный свет луны, словно два утопленника в прохладную воду, они шли плечом к плечу: у одного была тень, у другого — нет.

Мо Жань вдруг сказал:

— Учитель.

— …

— Только что там, у ворот, я был оскорбительно груб. Простите меня!

Чу Ваньнин на секунду застыл, словно громом пораженный, а затем, быстро спрятав холодный блеск в глазах за ресницами, безучастно ответил:

— Ничего страшного.

— Сложившаяся ситуация вынудила меня говорить непочтительно… я преступил границы допустимого. Простите меня!

Чу Ваньнин: — …

— Еще неправильнее было утверждать, что мы женатая пара. И все же, надеюсь, вы простите меня!

Чу Ваньнин вдруг остановился и голосом, что был холоднее льда, сказал:

— Сколько еще ты собираешься извиняться? Неужели твоего хваленого красноречия не хватает ни на что другое?

— Другое? – сердце Мо Жань забилось чаще, он серьезно задумался и через какое-то время, осторожно подбирая слова, сказал. — Тогда… я правда очень сожалею?

— …

Раздраженно взмахнув рукавом[8], Чу Ваньнин пошел вперед.

[8] 拂袖而去 [fúxiù érqù фусю эрцюй] «взмахнуть рукавом, уходя» — уйти раздраженным (разъяренным); уйти, хлопнув дверью; идиома базируется на том, что в древности рукава одежды были длинными и подобный жест был выражением крайней степени досады.

Бедный Мо Жань так и не понял, чем опять мог навлечь на себя его гнев, однако не стал настаивать на продолжении разговора, боясь разозлить Учителя еще больше. В недоумении почесав затылок, он просто послушно пошел следом.

— Учитель.

— Хм?

Мо Жань не смог долго молчать и не удержался от вопроса:

— А в прошлом вы… не переживали предопределенной судьбой встречи[9]?

[9] 因缘际遇 yīnyuán jìyù иньюань цзиюй «судьбоносная встреча/событие», где 因缘 судьба, что-то предопределенное судьбой, нидана — звено причинно-следственной зависимости в цепи перерождений;

际遇 — удобный случай; встреча.

Чу Ваньнин остановился и повернул голову:

— Почему ты спрашиваешь?

— Здесь, в Призрачном Царстве, я нашел еще одну вашу земную душу. Я хочу сказать, что у вас на одну душу больше, чем у других людей… До этого в Шатре Шуньфэн я лично встретился с Чу Сюнем и спросил, как это возможно. Он ответил, что если у человека более, чем три души, возможно, одна из душ ему не принадлежит, — немного поколебавшись, Мо Жань все же нерешительно продолжил. — Но все четыре души, что я видел, внешне выглядели как Учитель, так что я думаю… Возможно, ранее в жизни Учителя случилось что-то, изменившее его судьбу…

Чу Ваньнин какое-то время молчал, задумавшись о чем-то. В какой-то момент, казалось, в его глазах вспыхнула догадка, но он тут же отвел взгляд и ответил:

— Нет, ничего такого не припомню.

Казалось, внутренние сомнения все же не оставили его. Поразмыслив, он все же спросил:

— У меня правда четыре души?

— Да.

— …

Чу Ваньнин видимо тоже не знал, почему так получилось, поэтому вздохнул:

— Так или иначе сейчас найти ответ на этот вопрос мне не по силам, кроме того, это ни на что не влияет, так что оставим данный вопрос на потом.

Сохраняя меры предосторожности и постоянно оглядываясь, они шли вдоль стены резиденции, пытаясь найти лазейку в чарах, наложенных Четвертым Призрачным Князем.

— Все без исключения магические барьеры обязательно имеют свое слабое место, — сказал Чу Ваньнин. Он вплотную подошел к стене и погладил пальцами грубую каменную кладку. Отливающие синевой полупрозрачные барьерные чары покрывали стену, как водная гладь. Закрыв глаза, Чу Ваньнин гладил камни стены, по которым тек магический поток, но лишенный своей духовной силы, так и не смог ничего почувствовать. В конце концов он расстроенно опустил руки, признавая поражение, и покачал головой:

— Моя душа не полна. Из-за того, что мне не хватает духовных сил, я не уверен, что мы успеем найти брешь в этом барьере за такое короткое время.

— Учитель, может, вы скажете мне, что нужно делать, и я попробую?

— Не получится. Техника работы с магическими барьерами довольно сложна, так что потребуется не день и не два, чтобы обучиться ей.

Мо Жань настаивал:

— В таком случае может объясните, как найти слабость в барьерных чарах? Тогда, проверив все стены, одну за другой, мы сможем найти уязвимое место.

— ...У каждого магического барьера слабое место выглядит по своему, поэтому определить его, не изучив всю поверхность, невозможно. Но если мы будем, как ты предлагаешь, проверять все стены одну за другой, то просто потратим время впустую.

— Дайте мне хотя бы попробовать, — рассмеялся Мо Жань, — а вдруг мне повезет?

Чу Ваньнин уже открыл рот, собираясь что-то ответить, когда краем глаза заметил белую тень, быстро скрывшуюся за углом. Нахмурив брови, он по привычке вытянул руку, собираясь призвать Тяньвэнь, но, естественно, божественное оружие не откликнулось на его зов. Переменившись в лице, он раздраженно крикнул:

— Кто там?!

Белая тень тут же пустилась в бега.

Но разве мог Мо Жань позволить этой душе сбежать? Одним прыжком он преодолел разделяющее их пространство, и быстро скрутил призрака: зажал ему рот рукой, чтобы тот не мог их выдать, и, заломив руки за спину, ударом ноги под колени заставил рухнуть на землю. Присмотревшись к пленнику, он вмиг воспылал диким гневом[10].

[10] 怒火中烧 nù huǒ zhōng shāo «пламя ярости душу обожгло» — пламя гнева жжет изнутри, кипеть от ярости.

— Жун Цзю!..

Перед ним на коленях стоял хрупкий белокожий юноша, который сейчас был похож на гибкую иву, согнутую ураганным ветром. Во влажных глазах было упрямство и нежелание покориться, с губ не сорвалось ни единого звука.

Мо Жань сердито спросил:

— Снова хочешь донести на меня? Ты правда думаешь, что я не убью тебя?!

Чу Ваньнин подошел к ним. Он никогда раньше не видел Жун Цзю и, взглянув на него сверху вниз, спросил Мо Жаня:

— Ты знаешь его?

Мо Жань не знал, что сказать. Он прекрасно помнил, что оба совершенных им в прошлом году преступления, грабеж и разврат, были связаны с Жун Цзю. За них Чу Ваньнин публично осудил и наказал его на Платформе Шаньэ на глазах всех учеников Пика Сышэн. Тогда он искренне считал Учителя жестоким и безжалостным человеком и затаил на него глубокую обиду, а сейчас, столкнувшись со старым неоплаченным долгом, просто не находил себе места от стыда.

Но Чу Ваньнин не почувствовал ничего странного. Решив, что этот юноша просто старый знакомый Мо Жаня, он сказал:

— Раз уж он последовал за нами, тогда не будем оставлять его здесь. Когда найдем выход, возьмем с собой, — бросив на Жун Цзю еще один внимательный взгляд, он добавил. — Для человека, ставшего призраком, правильнее всего как можно скорее вернуться в круг перевоплощений.

Мо Жань молчал.

Жун Цзю поначалу пришел в смятение от слов Чу Ваньнина, но шокированное выражение на его лице быстро сменилось обворожительной улыбкой. Чуть склонив голову набок, он заговорщически подмигнул Мо Жаню:

— Это и есть Учитель?

— Какой он тебе Учитель? С чего ты вдруг решил, что можешь так к нему обращаться? – тут же вспылил Мо Жань. — Это мой Учитель!

Обуреваемый завистью и ненавистью Жун Цзю не мог не использовать эту возможность, чтобы еще больше разозлить Мо Жаня. Растягивая слова, он протянул:

— Ммм, мой учитель.

— Ты…

Наконец и Чу Ваньнин понял, что что-то тут не так и решил вмешаться:

— Мо Жань, у вас с ним какие-то старые счеты?

— Мы…

Жун Цзю рассмеялся:

— Да ладно, Учитель, не будьте так строги к нему. На самом деле у нас не старые счеты[11], а скорее старая дружба[12], только и всего!

[11] 过节 guòjié гоцзе «отложенное дело» — перен.: размолвка, вражда, старые счеты.

[12] 交情 jiāoqíng цзяоцин «связаны чувствами» — дружба/ приятельские отношения/ любовные путы.

Слова его звучали довольно двусмысленно, не говоря уже о тоне, каким они были произнесены. Чу Ваньнин не сказал ни слова. Хотя со стороны весь его облик выражал безразличие, но чуть прищуренные глаза, неодобрительно поджатые губы и нахмуренные брови выдавали его истинные чувства. Полжизни проработавший в борделе Жун Цзю давно научился улавливать мельчайшие изменения мимики людей. Читая по чистому лицу Чу Ваньнина, как по открытой книге, разве мог он не заметить обуревающие его чувства?

В своем сердце он был по-настоящему поражен. Уж кому, как не ему было знать, что от природы Мо Жань довольно любвеобильный и дерзкий настолько, чтобы с легкостью мог бросить вызов всему миру, возжелав собственного учителя. Но кто мог предположить, что и этот праведник[13] совсем не собирался отвергать Мо Жаня, так что эти отношения точно нельзя было назвать эгоистичной[14] неразделенной любовью[15].

[13] 真人 zhēnrén чжэньжэнь «настоящий человек» — даос. совершенный человек, постигший совершенную мудрость; будд. поистине прозревший.

[14] 一厢情愿 yī xiāng qíng yuàn и сян цин юань «предпочтение судить однобоко»— эгоистичный подход; заботиться только о своих желаниях, не учитывая мнения других людей; принятие желаемого за действительное; любить без взаимности.

[15] 单恋 dānliàn даньлянь «непарная любовь» — неразделенная любовь, безответная любовь.

… Этот Пик Сышэн настоящая клоака.

Даже в такой критической ситуации Жун Цзю не мог не сокрушаться по поводу того, что казалось даже такому развратному человеку как он, не только омерзительным, но и удивительным. Парное совершенствование двух мужчин в мире людей не было чем-то необычным, но все же не поддерживалось обществом. Если бы достоянием общественности стала новость о том, что молодой господин Пика Сышэн Мо Вэйюй вместо обучения у своего наставника предается с ним разврату, глава ордена Сюэ Чжэнъюн от стыда боялся бы показаться на глаза порядочным людям.

Жун Цзю поднял свои обворожительные персиковые глаза и, глядя снизу вверх, внимательно изучил Чу Ваньнина. Он уже собрался открыть рот, чтобы еще больше подлить масла в огонь, но тот опередил его:

— Мертвые уже мертвы, о какой старой дружбе может идти речь? Не стоит ворошить прошлое.

— Господин даос, вы же сами меня спросили о наших отношениях? – рассмеялся Жун Цзю. — А я просто сказал вам правду.

— Вас кто-то спрашивал? – холодно отрезал Чу Ваньнин. — С самого начала я разговаривал только с ним.

Про кого шла речь было понятно без слов по тону и по темным искрам, промелькнувшим в глазах Учителя, когда он так четко и безапелляционно провел разграничительную линию между Мо Жанем и Жун Цзю, чтобы впредь ни у кого из них даже мысли не возникло о продолжении «старой дружбы». Слушая, как Чу Ваньнин отчитывает его, Мо Жань почувствовал, как в груди его вспыхнул огонь, а сердце распирает от сильных чувств. Он уже собирался подойти и ответить ему хоть что-нибудь, как вдруг разозленный донельзя Чу Ваньнин отвернулся:

— А впрочем, разбирайся сам. Делай, что хочешь!

Вот только Мо Жань понятия не имел, что ему теперь делать. Если отпустить Жун Цзю, то, скорее всего, этот человек тут же донесет на них. А взять с собой — все равно, что бочку с порохом таскать. Стоит Жун Цзю сказать чуть больше, и Чу Ваньнин точно задушит Мо Жаня голыми руками. Он совсем запутался. Увидев, что Чу Ваньнин отошел в сторону, чтобы еще раз проверить на прочность магический барьер Четвертого Князя, Мо Жань схватил Жун Цзю за грудки и тихо спросил:

— В конце концов, чего ты хочешь?

— Мое сердце никак не успокоится, – длинные ресницы Жун Цзю слегка дрожали, но в глазах мерцали злые искорки. — Я не могу смириться, что такой порочный человек получил шанс начать все сначала.

Мо Жань прекрасно знал, что Жун Цзю не из тех, кто будет вредить кому-то без причины. Этот скот[16] если и делал вещи, которые причиняли боль другим, то только если они несли выгоду лично для него. Как бы он не злился на Мо Жаня, но собственная комфортная жизнь заботила его куда больше, поэтому вряд ли он, рискуя своей душой, вдруг побежал за ними только чтобы напакостить.

[16] 家伙 jiāhuo цзяхо «дворовый подручный» / «живущий за харчи» — разг. парень, малый, тип, приживала, животное (скот); жарг. половой член (хуй).

Его изучающий взгляд скользнул по одежде Жун Цзю и остановился на его ногах.

Из двух миниатюрных белых ступней обута оказалась только одна, вторая же была перемазана в земле и глине. Совершенно очевидно, что их обладатель в спешке от кого-то убегал.

Мо Жань с интересом прищурился:

— Говори правду.

— Разве я уже не сказал? Правда в том, что моему сердцу сложно принять…

— Если ты продолжишь мне врать, я завяжу твои лживые глаза и заткну рот, свяжу и брошу на дно высохшего колодца. Так как ты призрак, от жажды и голода точно не умрешь, но и сбежать не сможешь. И если тебе очень повезет, может, тебя найдут дней через пять, а если не повезет, то так и просидишь там все десять лет, — Мо Жань сделал многозначительную паузу и шепотом добавил. — Сам решай, как мы поступим.

Как он и думал, Жун Цзю побледнел от страха и через некоторое время сказал:

— Я передумал. Не хочу больше оставаться тут. Выведите меня.

— Да, а что так? Неужели хочешь бросить своего призрачного муженька?

— … — Жун Цзю покусал губы и вдруг вскинул голову, с возмущением уставившись на него. — Я тоже хочу жить нормальной жизнью и тоже имею право на второй шанс! — он глубоко вздохнул и закончил. — Я хочу войти в цикл перерождений.

— Хорошо. Тогда я снова спрошу тебя: это ты донес патрулю и пустил их по моему следу?

— …

— Если не ответишь, у меня есть способ развязать тебе язык, — рука Мо Жаня засветилась алым. — Говори!

— Да! Да, это я донес! А что мне оставалось делать? – Жун Цзю вздернул подбородок, сверкнув глазами, в которых читалась затаенная обида. — Если бы я не отвлек их внимание, разве смог бы сбежать, воспользовавшись суматохой?

Рука Мо Жаня, сжимающая ворот одежд Жун Цзю, разжалась.

— Умеешь же ты выбрать момент, чтобы подгадить[17]. Пошел бы ты на хуй[18]! — зло рассмеялся он.

[17] 落井下石 luò jǐng xià shí ло цзин ся ши — бросать камни на упавшего в колодец обр. в знач.: добивать поверженного; бить лежачего/беспомощного.

[18] 你大爷 nǐ dàye ни дае «твоего дядюшку» — разг. твою мать!, иди ты!, пошел ты (на хуй)!

— Я все еще могу очернить вас[19], – Жун Цзю не спеша привел в порядок свою одежду и бросил многозначительный взгляд на стоявшего неподалеку Чу Ваньнина. — Милостивый государь Мо, для вас ведь это особый человек? Если я в деталях поведаю ему, как прежде вы развлекались со мной, а что-то и приукрашу для красного словца[20], думаете, как он к этому отнесется?

[19] 含血喷人 hánxuèpēnrén ханьсюэпэньжэнь «плевать на людей кровью» — обр. в знач.: обливать людей грязью, клеветать.

[20] 添油加醋 tiānyóu jiācù тянью цзяцу «добавлять масло и уксус» — обр. приукрашивать факты, прибавлять для красного словца, искажать действительность, преувеличивать.