Онлайн чтение книги Хаски и его Учитель Белый Кот The Husky And His White Cat Shizun
Глава 122 - Отражение Учителя

[1] 倒影 dàoyǐng даоин «перевернутое отражение» — отражение (в воде), обратное изображение.

— Проходите, брат[2] Мо, позвольте мне познакомить вас. Это младшая ученица из моей духовной школы, ее зовут Сун Цютун.

[2] 兄 xiōng сюн — старший брат; старший; уважаемый друг, глубокоуважаемый (вежливое обращение к сверстнику).

В конце концов, Мо Жань, скрепя сердце, все же позволил Наньгун Сы усадить его за стол и представить своей спутнице. Впрочем, Наньгун мог больше ничего и не говорить, ведь он слишком хорошо знал эту женщину, вплоть до того, где у нее находятся родинки на спине и ноге.

Стараясь держать лицо, он сдержанно кивнул:

— Дева Сун.

— Это ученик образцового наставника Чу, Мо Вэйюй с Пика Сышэн. Ты, скорее всего, встречала его раньше в Цайде, но так как там было слишком много людей, вряд ли запомнила.

Сун Цютун благосклонно улыбнулась, и, поднявшись, вежливо поклонилась ему[3]:

[3] 敛衽 liǎnrèn ляньжэнь «подбирать полы платья» — приветствовать сложением рукавов; женское приветствие (поклон) со сложенными и спрятанными в рукава кистями рук.

— Младшая Сун Цютун приветствует государя Мо.

— ... — Мо Жань не смог заставить себя подняться для поклона. Он долго рассматривал ее, прежде чем ответить. — Не нужно церемоний.

К своей жене из прошлой жизни Мо Жань испытывал только ненависть и глубочайшее отвращение. Эта неизгладимая брезгливость появилась задолго до его перерождения, еще в прошлой жизни, подобно яду, она проникла в его костный мозг, став его неотъемлемой частью.

После возрождения Мо Вэйюй ни разу не виделся с ней лицом к лицу, и ощущения от тех встреч были несравнимы с тем отвращением на грани тошноты, что он испытал сейчас.

Сун Цютун выглядела очень хрупкой девушкой, всегда говорила тихим нежным голоском и напоминала незрелый зеленый плод, скрытый по ранней осени за пышной листвой дерева. Не такой ароматный, как цветы, да и цвет совсем неброский, но сочная и нежная мякоть и округлые формы так соблазнительны и свежи, что кажется, стоит только вонзить в него зубы и сможешь сполна насладиться терпким кисло-сладким соком.

И только укусив его, ты почувствуешь распространившийся по всему плоду мерзкий вкус от разлагающегося внутри заплесневелой сердцевины мертвого червя.

На самом деле, по сравнению с ним, даже в прошлой жизни Сун Цютун не совершала чудовищных злодеяний. Вряд ли таковым можно назвать предательство Духовной школы Жуфэн, что когда-то спас ей жизнь. Или то, что после того, как Мо Жань вырезал население целого города, она ради собственной защиты передала ему Е Ванси. Или то, что когда все земли Линьи были залиты кровью, а вместо городов остались лишь горы трупов, она, не скрывая радости, наслаждалась подарками Мо Жаня, рядилась в золото и украшала себя драгоценностями, изо всех сил стараясь угодить новому хозяину.

Когда бойня в городе закончилась, эта женщина, казалось бы, искренне рыдала над трупом Е Ванси, но после, когда этот человек замолчал навек, заявила, что он всегда был жесток с ней, не давая ни дня продыха, и что если бы не Мо Жань, она бы всю жизнь пахала как лошадь и умерла от истощения.

«Что тут добавить?» — про себя подумал Мо Жань. — «Что еще?»

Наньгун Сы был нетерпеливым человеком. Некоторые блюда запаздывали, так что он лично направился на кухню, чтобы поторопить поваров. В комнате остались лишь те двое, что в прошлой жизни были супругами.

— Молодой господин Мо, позвольте этой чашей выразить вам мое почтение, — сказала она, наливая ему вина и из-под рукава можно было разглядеть тонкое запястье, на котором красовался ярко-красный браслет.

Повинуясь импульсу, Мо Жань поднял руку и крепко схватил ее за запястье.

Она тихо ахнула и подняла на него испуганный взгляд зеленых глаз, прозрачных как поток речной воды.

— Молодой господин Мо, что вы...

Мо Жань на мгновение задержал взгляд на ее лице, а потом посмотрел на тонкие пальцы ее нежной руки.

— Какие прекрасные руки, — после долгой паузы мягко сказал он, но выражение его лица стало еще холоднее, — барышня Сун, вы умеете играть в вэйци?

— Немного, не слишком хорошо...

— Такие прекрасные руки словно созданы для того, чтобы играть в вэйци, — серьезно сказал Мо Жань. Снаружи послышались шаги Наньгуна Сы и лай его ручного волка.

— Прошу прощения за дерзость, — Мо Жань отпустил тонкое запястье Сун Цютун, вытащил носовой платок и тщательно вытер пальцы.

Снаружи красный свет закатного солнца освещал празднично украшенное к Весеннему Фестивалю здание трактира.

Выражение лица Мо Жаня не отражало его истинных чувств, и вел он себя так, будто ничего не произошло. Хотя Сун Цютун без всякого повода столкнулась с презрением с его стороны, но благодаря давней привычке терпеть унижения, она быстро справилась с чувствами, и даже налила Мо Жаню вина.

Тот пить не стал и впоследствии больше не притронулся к чарке.

Наньгун Сы спросил:

— Брат Мо, скоро встреча на горе Линшань. Вы ученик образцового наставника Чу и не можете посрамить его имя. Вы готовы?

— Я не поеду.

— Вы... это серьезно?

— Серьезно, — Мо Жань улыбнулся. — Моего двоюродного брата более чем достаточно. Заклинатели со всего мира соберутся на горе Линшань, а я не слишком люблю шумные сборища и не хочу ехать туда.

Было видно, что Наньгун Сы не поверил. Прищурив свои карие глаза, он пронзил его хищным взглядом ястреба, заметившего добычу.

Но Мо Жань спокойно и прямо смотрел на него, не пытаясь отвести глаза.

Ястреб некоторое время рассматривал скалу, пока не убедился, что это и правда всего лишь скала и за ней нет ни спрятавшегося зайца, ни притаившейся змеи.

Он откинулся на спинку стула, и, повертев в руках палочки для еды, вдруг ухмыльнулся:

— Тогда, выходит, что я не увижу вас на собрании на горе Линшань?

— Вы меня не увидите.

Наньгун Сы поклонился, приложив руки ко лбу[4], и насмешливо добавил:

[4] 以手加额 yǐshǒujiāé прикладывать руки ко лбу —обр. в знач.: радостно приветствовать, поздравлять; полупоклон, когда в знак благодарности сложенные руки подносят к лицу на уровне лба.

— Ученик образцового наставника Чу настолько талантлив, что считает ниже своего достоинства принимать участие в подобных грандиозных собраниях.

— ...

Мо Жань не знал, что тут можно ответить. Как объяснить свое решение? Разве он мог сказать Наньгуну Сы, что был тридцатилетним ожившим трупом, а Наступающему на бессмертных Императору не пристало бороться с детишками или сидеть на трибунах с главами духовных школ, которых он побил или убил в прошлой жизни? И уж тем более было бы странно получать от них оценку своим достижениям на арене.

...Это же бред какой-то!

Прочистив горло, он сказал:

— Дело не в том, что я считаю себя выше других, просто я не очень хорош в классических техниках боя, и у меня нет прочного фундамента. Если буду участвовать в подобном соревновании, то могу поставить учителя в неловкое положение. Молодой мастер Наньгун, находясь в такой отличной форме, вы же не так тщеславны, чтобы желать посмеяться надо мной.

Если бы подобное услышал Сюэ Мэн, эта маленькая тщеславная птица, вероятно, он был бы на седьмом небе от счастья и наверняка согласился с Мо Жанем, на радостях оставив эту скользкую тему, но Наньгун Сы был не так прост. Он рано потерял мать и вырос в полной интриг и подводных течений Духовной школе Жуфэн. На самом деле его жизнь была не так уж проста, так что услышав этот комплимент, он только чуть улыбнулся, но не повелся на лесть.

Наньгун сделал несколько больших глотков вина, отчего его выраженный кадык несколько раз дернулся, затем вытер губы рукавом и сказал:

— Раз уж молодой господин Мо не участвует, а со стороны, говорят, виднее, почему бы вам не угадать, кто будет победителем в этом году?

— …

«Блять, а ты знаешь кого спрашивать» — подумал Мо Жань.

Кто лучше него мог знать результат? Если не считать фальшивого Гоученя, который, скорее всего, тоже переродился, то он был единственным, кто точно знал результаты состязания мечников на горе Линшань в том году.

Победителем стал... Наньгун Сы.

Вдруг жемчужный занавес на двери был отброшен, и в комнату вошел человек, чье спокойное лицо какое-то время частично оставалось в тени. Прежде чем двое мужчин в комнате успели отреагировать, Сун Цютун подскочила, будто ее укололи иглой, и на лице ее отразилось замешательство на грани паники. Склонив голову, она виновато пробормотала:

— Молодой господин... молодой господин Е.

Этот юноша был высок и строен. В подчеркивающей тонкую талию черной походной одежде, расшитой по краю золотой нитью, и сверкающими наручами на тонких запястьях он был на треть изящен и на две трети прекрасен. Кто же еще это мог быть, как не Е Ванси?

— Я говорю не с тобой, — Е Ванси даже не взглянул на нее и, отодвинув занавеску, вошел в комнату. Его взгляд был направлен только на одного человека, и хотя он все еще смотрел холодно, его глаза словно вспыхнули каким-то внутренним светом, похожим на лунные блики на воде. — Наньгун Сы, я обращаюсь к тебе. Посмотри на меня и выслушай наконец!

Но вместо того, чтобы посмотреть на него, Наньгун Сы обратился к Сун Цютун:

— И зачем ты вскочила? Сядь.

— Нет, молодой господин Наньгун, я ниже по положению, и лучше мне стоять перед господином.

Наньгун Сы вдруг разозлился и крикнул:

— Сядь!

Сун Цютун отпрянула назад и схватилась за стол в нерешительности.

Е Ванси, не желая поддерживать эту провокацию, равнодушно сказал:

— Послушай его.

— Благодарю, молодой господин Е…

Е Ванси больше не обращал на нее внимания:

— Наньгун Сы, сколько еще ты будешь создавать проблемы? Глава вне себя от гнева. Вставай и возвращайся со мной.

— Так будет лучше. Пусть он считает, что я умер, а я буду думать, что он сошел с ума! Нам не о чем будет говорить. Пока он не отменит свое решение, ноги моей не будет в Духовной школе Жуфэн, — отчеканил Наньгун Сы. — Молодой господин Е, пожалуйста, возвращайся.

— Ты... — Е Ванси сжал кулаки, его тело задрожало, как натянутая струна. Наблюдающий за этой сценой Мо Жань подумал, что еще немного, и он опрокинет стол и уведет Наньгун Сы силой. Но Е Ванси все же был слишком воспитанным человеком, и смог сдержать клокотавший в нем гнев.

— Наньгун Сы, — помолчав несколько мгновений, он заговорил снова, но голос его звучал хрипло и надтреснуто, и в нем чувствовалась усталость, совершенно не вязавшаяся с написанной на его лице решимостью, — ты действительно хочешь именно этого?

— Да, и что?

Е Ванси закрыл глаза, сделал глубокий вдох, затем медленно открыл их. За все время, что стоял перед столом, он, наконец, повернул голову, чтобы посмотреть на Мо Жаня.

Не зря в народе говорят, не стоит выносить сор из избы. Конечно, вряд ли Е Ванси хотел, чтобы о разногласиях в семье прознали в других духовных школах. Мо Жань решил проявить такт и, поднявшись, поклонился Е Ванси:

— Только что я вспомнил, что у меня осталось незавершенное дело. Ранее я договорился забрать в мастерской пошитую для меня одежду. Не хотелось бы заставлять владельца ждать еще дольше, так что, пожалуй, откланяюсь.

Е Ванси посмотрел на него и чуть кивнул:

— Большое спасибо, молодой господин Мо.

— Не надо меня благодарить, вы уж поговорите как следует.

Когда Мо Жань проходил мимо Е Ванси, то почти бессознательно зацепился за него взглядом. Только подойдя поближе, он понял, что хотя Е Ванси выглядел гордым как сосна, вел себя спокойно и был сдержан в словах, уголки его глаз слегка покраснели, как будто перед приходом сюда он плакал.

Мо Жаню вдруг показалось, что в этом своем молчаливом терпении[5] Е Ванси был чем-то похож на Чу Ваньнина.

[5] 隐忍 yǐnrěn иньжэнь «таиться и терпеть» — скрывая свои мысли (чувства), терпеть несправедливость; молча терпеть.

Не удержавшись, он обернулся и обратился к Наньгун Сы:

— Молодой господин Наньгун, хотя я и не знаю, какие у вас претензии к молодому господину Е, но считаю, что он очень расположен к вам. Просто будьте откровенны, не нужно уходить от разговора, поговорите без обиняков.

Наньгун Сы не оценил его добрых намерений. Он был слишком зол и, не заботясь о приличиях, холодно сказал:

— Не лезьте в наши дела!

— !..

«Вот же дохляк[6]!»

[6] 短命鬼 duǎnmìngguǐ дуаньмингуй «недолговечное привидение» — бран. дохляк, доходяга; о человеке, которому суждено умереть рано.

Мо Жань пошел прочь, но прежде чем он успел спуститься по лестнице, до его ушей донесся яростный крик Наньгуна. Этот молодой человек, похожий на гибрид волка и собаки, своими острыми зубами рвал душу Е Ванси, устроив ему настоящий допрос с пристрастием...

— Е Ванси! Что за зелье ты подлил моему отцу в суп, раз теперь он считает тебя лучше меня? Вернуться с тобой? Зачем мне возвращаться с тобой? С самого детства, что я мог решать сам? А? Е Ванси, я спрашиваю тебя… черт возьми, да за кого ты меня принимаешь?

От удара ноги перевернулся стол, чашки и тарелки посыпались на пол.

Слуга в коридоре испуганно замер, гости начали высовывать головы из своих комнат.

— Что происходит?

— Эй, у кого такой дурной нрав? Не наливайте ему больше, а то разгромит весь трактир.

Поджав губы, Мо Жань снова оглянулся в ту сторону, откуда раздался шум, и услышал голос Е Ванси, сухой и безжизненный, как шорох увядших осенних листьев.

— Наньгун, если из-за меня тебе дома невмоготу, я уйду из Жуфэн и никогда больше не покажусь тебе на глаза.

— ...

— Возвращайся, — повторил Е Ванси. — Я умоляю тебя.

Если бы Мо Жань не слышал это собственными ушами, то никогда бы не поверил, что такой гордый человек, как Е Ванси, может так униженно и жалко произнести это слово «умоляю».

Е Ванси смог произвести на него впечатление, и он искренне считал его не подверженным влиянию извне[7] благородным человеком и непобедимым богом войны. Мо Жань мог представить его истекающим кровью, но никак не плачущим, мог представить, как он примет смерть, но не как опустится на колени.

[7] 八风 bāfēng бафэн «восемь ветров» — роза ветров (ветры восьми направлений); обр. восемь сил (ветров), которые влияют на людей и движут ими: похвала, насмешка, честь, позор, выгода, потеря, удовольствие и страдание.

Но сегодня посреди трактира, на глазах Сун Цютун, обращаясь к этому мужчине, он сказал «умоляю».

Мо Жань закрыл глаза.

Век живи, век учись, как много вещей скрывает каждый человек?

Никто не покажется на людях обнаженным. Люди используют одежду, чтобы скрыть свое тело, и слова — чтобы скрыть свои чувства. Они похожи на начинку для пельменей, завернутую в тесто, а из нее торчат похожие на цветочные ветви шеи с головами, на которые нанесен густой слой театрального грима. Выбирая одно из театральных амплуа[8], люди поют положенные им по роли песни, вот скромная девушка-служанка в темных одеждах, вот прилежный младший ученик. Весь мир как большая сцена для их выступления, с прекрасным чистым началом и отвратительным финалом, где людей можно отличить лишь по выбранным ими маскам.

[8] 生旦净末丑 shēng dàn jìng mò chǒu шэн дань цзин мо чоу — пять основных действующих лиц (масок-амплуа) в пекинской опере: «шэн» юный герой, «дань» девица; «цзин» военный (второй герой); «мо» старик; «чоу» уродец и шут.

Играя так долго, способны ли они сохранить себя, могут ли еще импровизировать[9] и выходить за рамки принятой роли?

[9] 水袖 shuǐxiù «водяной рукав» — кит. театр струящиеся рукава (удлиненные рукава, манипулируя которыми актер дополняет создаваемый им образ). Рукава традиционных оперных костюмов сделаны из белого шелка. При встряхивании они создают волну, напоминающую водную рябь, которая увеличивает красоту танца и позволяет выразить характер или эмоции персонажей в игре.

Но наступит ночь, стихнут кимвалы, замолкнут цитры, свет погаснет, и в тишине и одиночестве люди смоют густой масляный грим. Вода унесет яркие краски, открыв взгляду незнакомые лица. Девочка-кокетка окажется великим героем, а бравый воин — нежным и ранимым возлюбленным.

Когда Мо Жань вернулся в свое временное пристанище, он подумал, что прожил две жизни, но разве этого хватило, чтобы научиться понимать людей? А смог ли он научиться понимать себя?

Только Чу Ваньнин смог зародить чувства в его сердце и уничтожить их без следа мог только он. Только Чу Ваньнину было под силу возродить его сердце...

Он снова вспомнил сегодняшнее забавное недоразумение, когда Наньгун Сы принял его за Чу Ваньнина. Смешно, как можно их перепутать?

Но когда он умылся, то поднял глаза и увидел отражение в бронзовом зеркале. Этот человек был одет в простые белые одежды, и его волосы были аккуратно собраны в высокий строгий хвост.

Эту прическу он сам сделал утром, а одежда была такой потому, что старая стала ему тесна, и утром он пошел в магазин, чтобы купить что-то более подходящее по размеру. Рассматривая предлагаемые в лавке товары, Мо Жань заметил красивую белую ткань платья и подумал, что она выглядит очень красиво, поэтому просто купил и сразу же надел.

Хватило одного взгляда в зеркало, чтобы все стало ясно и понятно.

Эти белые одежды были очень похожи на те, что носил Чу Ваньнин.

Отражение в бронзовом зеркале было тускло-желтым, как сон из прошлой жизни. Мо Жань взглянул на человека в зеркале, и ему показалось, что за ним проступает призрак Чу Ваньнина.

Вода для умывания еще не высохла и стекала по его упрямому подбородку.

Стоя перед зеркалом, Мо Жань постепенно осознавал, что случилось. Как его Ночной Страж был жалкой подделкой творений Чу Ваньнина, так и он сам, в неуклюжих попытках подражать ему, стал грубой копией Учителя.

Все это время Мо Жань подсознательно искал Чу Ваньнина в мире смертных, и, не найдя его, постепенно сам стал им.

«Время летит, но угрызения совести становятся только сильнее.

Я не могу видеть тебя, но все время думаю, как бы ты поступил на моем месте? Что бы вызвало твою улыбку, а что разозлило?

Прежде, чем что-то сделать, я думаю о тебе, и стараюсь поступать так, чтобы порадовать тебя.

Я думаю: а если бы ты был здесь, и я сделал это, ты бы одобрительно кивнул мне? Похвалил бы меня, гордился бы мной, сказал, что я не ошибся?

Я думал так каждый день, пока эта привычка не вросла в мои кости и незаметно стала частью меня, а я и не понял.

Оказывается, со временем, я стал таким, каким ты остался в моей памяти».