Онлайн чтение книги Хаски и его Учитель Белый Кот The Husky And His White Cat Shizun
Глава 150 - Учитель и я меняемся комнатами

На самом деле из-за горного пика Сюйин в прошлом этот маленький городок был довольно знаменит. Но после того, что устроил фальшивый Гоучэнь, все божественное оружие в озере Цзиньчэн было уничтожено, и город очень быстро пришел в упадок. Многие постоялые дворы, что раньше зарабатывали на путешествующих в поисках божественного оружия заклинателях, вынуждены были закрыться или приспособиться зарабатывать на чем-то еще.

Однако та гостиница с горячим источником, в которой в прошлом останавливались учитель с учениками, продолжала упрямо бороться за существование. Близилось бракосочетание молодого господина Наньгун, и большинство направляющихся в орден Жуфэн гостей по пути останавливались на отдых в Дайчэне, благодаря чему у этого постоялого двора вновь появилась надежда вернуть былую славу.

Отодвинув бамбуковую штору на входе, Сюэ Чжэнъюн первым вошел в гостиную:

— Хозяин, мы хотим здесь остановиться!

— Четыре человека?

Сюэ Чжэнъюн не успел ответить, как услышал за спиной низкий и ровный голос:

— Нет, пятеро.

Оказывается, Мо Жань прибежал так быстро, что успел их догнать на пороге гостиницы.

Заметив его, Сюэ Мэн был немного удивлен:

— Оу, так быстро?

Сначала Мо Жань остолбенел, а потом лицо его потемнело от злости. Мысленно он зло фыркнул: «Можно подумать, твой упал бы медленнее? Так посиди со стояком в открытой чайной, читая сутры очищения сердца».

Но Мо Жань, конечно, понимал, что Сюэ Мэн ни о чем таком и не думал, поэтому было несправедливо обижаться на него. Пусть и с трудом, но он все же смог удержать язык за зубами и даже чуть кивнуть головой.

— Похоже, ты проглотил тыквенные семечки вместе с шелухой. И как тебя не вырвало?!

Мо Жань: — …

— Уважаемые гости, на пять человек сколько комнат желаете снять?

Сюэ Чжэнъюн ответил:

— Одну для меня с женой, и еще три самые лучшие из тех, что у вас есть. Итого — четыре.

Мо Жань выслушал предложенный дядей план размещения с совершенно непроницаемым выражением лица, но сердце его от волнения забилось быстрее. В глубине души он надеялся, что сегодня повторится тот же самый разговор, что случился в памятном году: хозяин скажет, что все комнаты заняты, и придется немного потесниться, и тогда он сразу же…

Хватит мечтать! Ведь на самом деле даже так он не сможет ничего сделать. Вот только при одной мысли, что у него может появиться шанс остаться на всю ночь в одной комнате вдвоем с Чу Ваньнином, в сердце вспыхнуло жаркое пламя, и все его существо охватило радостное волнение и предвкушение, лишний раз подтверждающее тот печальный факт, что в его жилах по-прежнему текла кровь хищного зверя.

Однако в жизни редко бывают подобные совпадения, и на этот раз обрадованный хозяин поспешил принять заказ:

— Отлично! Резервирую четыре комнаты!

Он повернулся к шкафчику с ключами и громко объявил своим зычным голосом:

— Дорогие гости, вам на второй этаж! Прошу, поднимайтесь!..

Не проронивший ни слова Мо Жань мрачно взглянул на него.

Про себя же он думал: «Тупой придурок, хули ты так радуешься, что разом сдал все четыре комнаты? Чему тут радоваться?! Что в этом хорошего?! Все сделаешь, лишь бы заработать побольше! О себе только и думаешь, продажная шкура?!»

— Жань-эр, ты зачем так сильно сжимаешь столешницу стойки?

— … — Мо Жань с невозмутимым выражением на лице убрал руку и холодно улыбнулся. Столешница в том месте, где он схватился за нее, потрескалась. Было очевидно, что если бы он приложил чуть больше силы, то просто сломал бы ее. — Да так, просто.

Взяв у Сюэ Чжэнъюна ключ от комнаты, Мо Жань поднялся наверх, но у двери пораженно замер.

Повернув голову, он увидел, что Чу Ваньнин смотрит на него.

— Это твоя комната?

— Э… да! — Мо Жань в нерешительности опустил ресницы, но несколько мгновений спустя все-таки не смог сдержаться и снова поднял взгляд. Его черные блестящие глаза прямо взглянули в лицо Чу Ваньнину.

— Учитель, вы еще помните?

— …Помню что?

Мо Жань указал на входную дверь своей комнаты и объявил:

— Когда мы ходили в поход за божественным оружием, Учитель жил именно в этой комнате.

— …

Мо Жань ни на секунду не спускал с него глаз. Хотя он пытался скрыть обуревающие его чувства, в голосе все равно прозвучала слабая надежда:

— Учитель, вы еще помните?

Про себя Чу Ваньнин подумал: «Как я могу не помнить?».

С каждым шагом по старой лестнице, ведущей на второй этаж, он медленно, но верно погружался в прошлое, в котором были те же давно требующие ремонта скрипучие ступеньки и влажный запах гниющего дерева.

Он почти видел юного Мо Жаня, который с циничным выражением лица пинком распахивает дверь и насмешливо улыбается ему. В тот же миг на щеках его появляются совсем неглубокие озорные ямочки, глубоко запавшие в его сердце на долгие годы.

Увидев, что молчание затягивается, Мо Жань, похоже, был немного разочарован. Опустив глаза, он сказал:

— Ладно, может, я неправильно запомнил и все перепутал…

— Все верно.

Мо Жань вскинул голову.

Чу Ваньнин смотрел на него с легкой улыбкой:

— Ты не перепутал, это та комната.

Эти слова, подобно падающей звезде, осветили непроглядную тьму глаз Мо Жаня. Уголки его рта медленно расплылись в медовой улыбке, словно только что ему в рот положили невероятно сладкую конфету. Указав на комнату Чу Ваньнина, он сказал:

— Еще и Учитель будет ночевать в моей прежней комнате.

Он так обрадовался, что не особо задумывался, о чем говорил.

Чу Ваньнин, однако, услышав его слова, почувствовал некую неловкость, и улыбка вмиг исчезла с его губ.

— А этого я не помню, — сердито ответил он и, распахнув дверь, вошел в комнату, а потом захлопнул деревянную створку прямо перед носом Мо Жаня.

— …

Э… и что он опять сделал, чтобы навлечь на себя его недовольство?

Тем вечером Мо Жань так и не осмелился пойти в купальню на горячем источнике. Как говорится, береженого бог бережет[1], тем более, он чувствовал, что его страстная жажда почти достигла предела. Он прекрасно понимал, если Чу Ваньнин снова даст его похотливому подсознанию хотя бы малейший повод, то вряд ли на этот раз ему удастся сдержать своего внутреннего зверя и сохранить чистоту помыслов. Скорее уж, позабыв обо всем, он тут же вприпрыжку помчится срывать девственный цветок, растущий на вершине этой неприступной горы.

[1] 不怕一万就怕万一 bùpà yīwàn jiù pà wànyī «не бойся десять тысяч раз, бойся одного» — китайская поговорка: из 10 тысяч удачных попыток можешь только раз проколоться и все испортить; вариации: лучше перестраховаться, чем сожалеть; соломинка может переломить спину верблюда.

Положив руку под голову, Мо Жань лежал на кровати и изнывал от скуки. Так, от нечего делать, он начал обдумывать, как в будущем лучше всего ужиться с Чу Ваньнином.

Он и правда был не самым умным человеком. Думая о Чу Ваньнине, он представлял его себе большим белым котом. Ему очень хотелось быть ласковым с Чу Ваньнином и хорошо заботиться об этом белоснежном пушистом красавце, но в итоге тот, как самый настоящий кот, постоянно вздыбливал шерсть и выпускал когти, словно ему было неприятно, когда к нему прикасаются.

Мо Жань действительно чувствовал себя виноватым в том, что не знал, в каких местах можно гладить котика, а где лучше не трогать. Он напоминал человека, который только завел котенка и совершенно не представлял, что с ним нужно делать. Все, на что хватило его ума, это положить его на ладонь и мысленно вылизывать его мягкую шерстку.

С яростным ревом Мо Жань отвесил себе очередную оплеуху.

Разозлившись на себя, он в самом дурном расположении духа перевернулся на другой бок и крепко зажмурился.

Внезапно ему пришло в голову, что, исходя из планировки комнат, кровати в этой и соседней комнате разделяет только хлипкая деревянная стена.

Как только эта мысль просочилась в его разум, Мо Жаню стало не до сна. В горле тут же пересохло.

Чу Ваньнин уже пошел в купальню? Или только собирается пойти?

Однако, прислушавшись, он не услышал звуков движения... а что если Чу Ваньнин не планирует идти в купальню и уже лег в постель? В таком случае сейчас они очень близко, и если бы между ними не было этой тонкой деревянной перегородки, то они лежали бы вместе…

Лежали вместе... Эта мысль вмиг распалила молодую кровь. Внутри Мо Жаня словно проснулся вулкан: кипящая магма устремилась вверх, и только толстая порода воли пока еще сдерживала этот огненный фонтан.

Ни о каком сне речи больше не шло. Мо Жань еще плотнее всем телом прильнул к стене. Ведь, в конце концов, глиняные стены совсем похожи на те, что сделаны из дерева, и эти доски на самом деле были очень тонкими, толщиной всего-то в три пальца.

Мо Жань представил, что Чу Ваньнин лежит всего в десятке сантиметров от него, и из одежды на нем только тонкое… Он закрыл глаза и судорожно сглотнул, чувствуя, как жар от сердца растекается по всему телу. Он крепко зажмурил глаза, хотя, если бы сейчас он открыл их, они наверняка были налитыми кровью и красными от возбуждения.

А потом ему вдруг вспомнилось кое-что… еще более возбуждающее. Все его тело напряглось и затрепетало, а кровь стремительно прилила к определенной части внизу.

А ведь однажды он уже дрочил[2] на той самой кровати, где сейчас лежит Чу Ваньнин.

[2] 自渎 zìdú цзыду «самоосквернение» — книжн. онанизм, мастурбация.

Воспоминания о тех годах были такими влажными, греховными и сладкими, что у Мо Жаня даже кожа на голове онемела. Он вспомнил, как в тот год, купаясь в горячем источнике, случайно упал в объятья Чу Ваньнина и после так и не смог избавиться от охватившего его тело сухого жара, поэтому только и мог, что, подперев лбом стену, предаваться греховному самоудовлетворению до тех пор, пока его любовное томление не нашло выход в бурном семяизвержении…

Мо Жань приоткрыл наполненные тьмой иссиня-черные глаза, напоминающие о скальной породе, разъедаемой прорывающейся из недр огненной лавой, и опять уперся лбом в стену.

Его сердце так распирало, что казалось, оно вот-вот лопнет. Как мог он быть таким тупым, ведь его желания и любовь были настолько явными… так почему… он сразу не распознал?..

Он прижал руку к стене, пытаясь сдержаться, но, на самом деле, это было не в его силах.

Думая, что не любит, он мог беззастенчиво хотеть Чу Ваньнина и дрочить на него, но стоило ему полюбить его, как между ними словно выросла неприступная стена. Даже в мечтах Мо Жань больше не мог коснуться любимого человека, не почувствовав себя грязным грешником, осквернившим чистоту Чу Ваньнина.

Для тела мужчины в самом расцвете сил было невероятно трудно сдерживать свое плотское желание. Он прижался кончиком носа к стене, вжался всем горящим телом в хлипкую деревянную переборку, которая сейчас казалась не толще бумажного листа. В мыслях царил полный хаос, страсть затуманила глаза, неутолимая жажда захлестнула его подобно морскому приливу. И в этот миг его захлебывающийся страстью разум вдруг породил очень слабое обманчивое ощущение.

Словно дыхание Чу Ваньнина и исходивший от него неясный аромат цветущей яблони просочились сквозь щели в древесине, проникли в его постель и крепко обвились вокруг тела.

Запах Чу Ваньнина соблазнял и утешал его.

Возбуждал в нем звериную похоть и взывал к его человечности.

Разжигал в нем страстный огонь и стремление к недостижимому.

Раздираемый искушением и сожалением, измученный Мо Жань болезненно нахмурился, от напряжения на упирающихся в стену руках вздулись вены.

Вопреки свирепому выражению лица, с губ его сорвался больше похожий на всхлип умоляющий шепот:

— Чу Ваньнин… Ваньнин…

Он и предположить не мог, что по другую сторону стены, терзаемый теми же мыслями Чу Ваньнин также не осмелился пойти в купальню и пораньше лег в постель. В то же самое время он тоже думал о нем и страстно желал его. Длинные пальцы гладили ту же холодную и бездушную деревянную стену, горячий лоб точно так же упирался в нее.

Эти две сильные личности... В прошлой жизни недоразумение пролегло между ними глубокой пропастью, недопонимание и ошибки привели к тому, что они стали совершенно чужими людьми. В этой жизни им оставалось только заполнить эту бездну морем пролитой ими крови, чтобы у них появился шанс когда-нибудь доплыть друг до друга. Но из-за разделяющей их преграды им все еще было сложно разглядеть бурные эмоции и чувства человека на той стороне, поэтому приходилось полностью довериться переполнявшим их сердца любви и страсти.

Однако сейчас они оказались так близко друг к другу.

Так близко, что Мо Жаню казалось, что он слышит, как сильно бьется сердце Чу Ваньнина, а Чу Ваньнину почудилось, что он слышит сбивчивое дыхание Мо Жаня.

Тук-тук-тук!

Испуганный Мо Жань зло окликнул:

— Кто?!

От этого громкого окрика Чу Ваньнин тоже испуганно вздрогнул. И в тот же миг к нему пришло осознание, что Мо Жань в самом деле лежал, прижавшись к стене, и его низкий хриплый голос прозвучал так близко, словно сейчас он находился на подушке рядом с ним.

— …

Чу Ваньнин неосознанно сжал пальцы в кулак и широко распахнул свои черные, как смоль, глаза.

— Это я, Сюэ Мэн, — послышался голос из-за двери. — Мама сказала, что положила мои вещи в твой багаж. Открывай быстрее! Сколько можно ждать, я помыться хочу!

Подслушивать, конечно, нехорошо, но Чу Ваньнин резонно решил, что на самом деле он ведь и не подслушивает, просто стена слишком тонкая, звукоизоляция отсутствует, а Сюэ Мэн слишком громко орет.

В общем, конечно, он не хотел подслушивать.

Рассудив таким образом, Чу Ваньнин завернулся в одеяло и еще ближе придвинулся к стене.

Из соседней комнаты донесся скрип кровати, а немного погодя звук открывшейся двери и голос Сюэ Мэна:

— Эй, ты что, уже спишь? В такую рань?

— Я устал, — кажется, Мо Жань даже немного поперхнулся. – Я уже спал, а ты меня разбудил. Бери свою одежду и проваливай.

— А чего это ты меня так торопишь? — Сюэ Мэнмэн сделал многозначительную паузу, с каждым словом голос его звучал все более подозрительно. — В такую рань спрятался в комнате, закрылся на защелку и сидишь в такой духоте. Я сказал тебе пару слов, а ты уже пылишь. Неужели ты тут…

Что он там делал?

От пришедшей в его голову мысли глаза Чу Ваньнина широко распахнулись. Ему невольно припомнилось то ощущение от прикосновения к телу Мо Жаня после драки у пруда с лотосами. Кровь этого молодого человека была так горяча, что он слишком легко возбуждался, и его убийственных размеров орудие тут же приходило в полную боеготовность.

«Если едва перешагнувший двадцатилетний рубеж молодой заклинатель не следует «пути воздержания», то сколько, должно быть, в его теле клокочущей магмы? Как часто ему нужно давать ей выход?»

Ранее Чу Ваньнин никогда не задумывался об этом. Он так давно шел по пути очищения сердца и усмирения желаний, что просто не мог знать ответы на эти вопросы.

Теперь ему хотелось узнать об этом побольше, но он так привык в первую очередь заботиться о сохранении лица, что просто не мог поступиться своим достоинством.

Такой гордый человек, кому он мог задать такие вопросы? В самом деле, не мог же старейшина Юйхэн поймать какого-нибудь ученика и спросить: «Прошу прощения, извините за беспокойство, я хотел бы спросить, как часто должен дрочить половозрелый молодой заклинатель?»

…только подумав об этом, он почувствовал себя конченным извращенцем.

Естественно, в библиотеке Пика Сышэн можно было найти книги по двойному совершенствованию и даже любовные романы, но, чтобы взять конкретную книгу из библиотеки, нужно было зарегистрировать факт изъятия. Чу Ваньнин просто не мог себе представить, что в регистрационном журнале появится следующая запись:

«Жизнеописание героя-любовника» или «Воспоминания о плавании в бурном море страстей».

Одолжил для прочтения: Старейшина Юйхэн, Чу Ваньнин.

…Лучше сразу убейте!

Автору есть что сказать:

Маленький спектакль

«Для всех ожидающих продолжения! Эрха-«трансвеститы» дают обратную связь о свиданиях вслепую с милашкой Сюэ Мэнмэном».

Милая девушка Мо Вэйюй:

— Погоди, я думаю, что у свахи вообще с головой не в порядке. Как можно организовывать свидание вслепую, не выяснив, в каких родственных отношениях состоит пара? Я пила кофе, когда в кафе зашел мой младший двоюродный брат. Твою мать! Сваха, это и есть твой «высокий, богатый и красивый идеальный мужчина»? Пф! Ха-ха-ха-ха-ха! Простите, но я так прыснула, что все лицо ему кофе залила.

Милая девушка Ши Минцзин:

— ...Я дала ему свой контакт в WeChat из вежливости, однако не думаю, что у меня когда-нибудь появится желание снова с ним поболтать. На самом деле, обычно я не обращаю внимание на рост мужчины, но он пришел в ботинках на высокой платформе, очевидно, для того, чтобы казаться выше, а потом, глядя в глаза, заливал мне, что его рост сто восемьдесят сантиметров. Честно говоря, я почувствовала себя немного не в своей тарелке… Нет, правда, если бы он с самого начала был честен, я не стала бы смеяться над ним. Ах, на самом деле, низкий рост не проблема, но можно же быть хотя бы честным.

Госпожа Наньгун Сы:

— Эта сваха лоханулась[3]! Я сдерживалась целый день и сейчас, наконец-то, могу словесно проблеваться! Блять, что это за свидание вслепую, черт ее дери? Я просто вкратце обрисовала свое семейное положение: рассказала ему, что мой отец губернатор Наньгун, так он посоветовал поостеречься и не попасться на коррупции, сказала, что моя семья открыла фабрику, а он заявил, что нужно быть ответственнее и держать дела в порядке... В конце концов, я не знала о чем с ним вообще можно разговаривать, ну не сидеть же нам было в неловком молчании, поэтому я заговорила с ним о моей собаке. В результате он ткнул в сторону моего самоеда и заявил: «Твой чихуахуа такой милый, это самка?» Чихуахуа у тебя в башке! Если не разбираешься в животных, просто заткни пасть! Чтобы побыстрее покончить с этим свиданием, я добавила его контакт в WeChat и забыла о нем. И угадайте, какой итог? Я отправила в круг друзей фото, где я загораю на своей яхте в океане, а он пишет мне, что я должна больше думать об экономии энергоресурсов, потому как защитницы окружающей среды красивее всех! Еб твою мать! И это я еще не запостила нашу семейную плавающую крепость[4] в Вэйхай! Тогда что бы он написал?.. «Девушка с пушкой[5] самая красивая?» В черный список, тупой склочник!

[3] 日了狗了 rì le gǒu le жи лэ гоу лэ букв.: «выеб собаку» — ложануться, лохануться, дать маху;

[4] 炮台 pàotái паотай — плавучий форт: о броненосце береговой обороны.

[5] 打炮 dǎpào дапао — вести огонь/стрельбу, стрелять из пушки; дебютировать; заявить о себе; произвести хорошее впечатление; жарг. перепихнуться; трахаться.

Милая девушка Е Ванси:

— Выглядит бедновато, но главное, чтобы человек был хороший, остальное не важно. Я была не против поесть с ним остренького в той забегаловке, где комплексный обед за 16 юаней. В любом случае, если бы мы не наелись, я могла бы попросить папу открыть в нашей гостинице шведский стол и записать все на мой счет. На самом деле, когда два человека вместе, неважно, кто больше тратит.

...Но я не могла стерпеть его несправедливых обвинений в адрес дочери нашего босса.

В бан его!

Милая девушка Чу Ваньнин:

— Если бы не недоеденный десерт на столе, я бы ушла еще когда он сказал: «Моей маме не нравятся приподнятые к уголкам раскосые глаза». С другой стороны, на дураков внимание не обращают, поэтому, прежде чем уйти, я все-таки доела тот кусочек бисквитного торта из свежего молока с клубникой...

Барышня Мэй Ханьсюэ:

— Эммм, этот милый мальчик, кажется, мне немного знаком. Я спала с ним?

Неважно, с кем только я не спала. Те, кто не смог запомниться с первого раза, не достойны второго. Жизнь слишком коротка, чтобы размениваться! Если ты не смог сразу удовлетворить мой аппетит, иди в бан. Что? Говоришь, я слишком распутная? Точно! А как узнал? Мои друзья в WeChat разделены на несколько групп: «10 см: забавные безделушки», «15 см: так себе игрушки», «20 см: игрушки для жесткого траха». Ах, да, еще есть группа «впечатляюще незаурядный, достойный восхищения», но пока там никого нет. Если когда-нибудь я встречу такой экземпляр, то сразу же дам согласие на брак.

Сюэ Мэн: — Ладно, плевать, что там говорят другие, но, барышня Мэй, член длиной в 20 сантиметров сложно представить, 15 сантиметров — это уже очень достойный размер, а уж больше 20… это что-то из области твоих влажных фантазий?

Двоюродный брат Мо Жань: — ..Кхе! На самом деле все-таки встречаются и такие, например, у меня...

Сюэ Мэн: — ?!..